– Это изобретение князя Кошхара, – ответил мне Иллари. – Старик додумался расположить самые тяжелые пушки корабля во вращающихся броневых барбетах. Точнее говоря, барбет вращается на небольшие углы, но пушки внутри него скользят по стальным рельсам, как тележки в шахтах – видел? Перед выстрелом пушки опускаются для зарядки, а потом опять поднимаются вверх. Кошхар придумал все это давно, но осуществить смог только тогда, когда появились мощные паровики. Вся эта штуковина, она знаешь сколько весит? Ее и пятьдесят человек не повернут, какие редукторы ни ставь.
Да, эти пушки были огромны. Наверное, они смогли бы достать противника и за горизонтом…
Над краем цилиндра появилась голова Эйно. Он что-то сказал, потом исчез снова. Иллари приложился к переговорной трубе:
– По-моему, ты уже можешь стрелять. До них осталось мили четыре, не больше.
– Сейчас начнут стрелять они, – загудел в ответ Эйно. – Пускай… где ты видел, чтобы у пиратов были хорошие канониры?
– Ты боишься начинать первым?
– Я не думаю, что главный евнух бургасского сатрапа станет жаловаться, что я потопил его пиратов, но я не желаю оказываться в состоянии нападавшей стороны. Может, нам еще не раз придется бывать в Бургасе – зачем же лишние толки? Пеллийский вымпел они видят, хотят стрелять – пусть стреляют. Сейчас мы перетопим их, как котят.
– Как бы и они не почесали нам перышки, – качая головой, проговорил Тило.
Бахнула металлическая дверь рубки, и в полумрак помещения буквально ворвались Рокас и Бэрд.
– Что происходит? – завопил Бэрд. – Что это за корабли, там, справа по борту? Что это за чертовщина посреди палубы, а?
От него сильно несло ромом.
– Эта чертовщина – главный калибр корабельной артиллерии, – спокойно ответил Иллари. – Вас ведь предупреждали о сюрпризах? Садитесь вот там вот, в кресла, и не мешайте.
Я повернулся к щели, выходившей на правый борт. Пиратские корабли приближались к нам с весьма впечатляющей скоростью. Десятки орудий, торчащие из открытых бортовых портов, я видел уже без всякого бинокля. Они подходили к "Брину" под острым углом; рулевые наверняка уже готовились к маневру, который развернет их бортами.
"Интересно, а у нас порты открыты или нет? – подумал я. – Если нет, то они, наверное, подумают, что мы вообще безоружны. Кто их, идиотов, знает? Из трубы валит дым – возможно, их командир решил, что мы уже и так горим? Но с другой стороны, не могут же они не видеть пеллийский вымпел!"
– Еще пара минут – и они смогут стрелять, – сообщил Рокас, подходя к смотровой щели.
– Я знаю, – кивнул Иллари.
– Но почему не стреляем мы?
– Князь не хочет начинать первым.
Рокас раздраженно передернул плечами и полез в карман за трубкой. Раскурив ее, он поднес к глазам бинокль и вдруг взволнованно выкрикнул:
– Они уже заряжают, смотрите!
Иллари отпихнул его от щели и всунулся в нее с мощной оптикой. Мгновение спустя он был уже у переговорной трубы:
– Эйно, сейчас они откроют огонь!
– Я готов, – утробно буркнул в ответ Лоттвиц.
"Наверное, – успел подумать я, – мне следует находиться в операционной. – Получу потом по шее…"
Я уже собрался уходить, как вдруг справа по борту тяжко грохнуло. Пару мгновений в мои уши ввинчивался зудящий гул…
Грохот, треск чего-то ломающегося, барабанный гром осколков, бьющих в броневое покрытие рубки, чей-то крик – все это смешалось в моем сознании в единый взрыв адского шума, – но не успел он стихнуть, как совсем рядом с нами раздался удар такой силы, что я, оглушенный, присел на корточки. И, тотчас же – еще один, уже чуть дальше, то выстрелила носовая башня. С раскрытым ртом, шатающийся, я поднялся к щели и успел увидеть, как перед самым носом уже разворачивающегося пиратского барка оседают два огромных фонтана воды. Но ни единого повреждения он еще не получил! А у нас… Насколько мне позволяла узкая щель, я оглядел палубу и увидел, что над полубаком висят на канатах две обломанные реи, а измочаленный грот повис черными от копоти лохмотьями. И тут грянул второй неприятельский залп! Снова гул – я уже успел прикрыть уши ладонями, но на сей раз нас ждало кое-что похуже – град ядер разорвался прямо на палубе, и, переколотив стекла, через щели в рубку влетел целый рой страшных жалящих осколков. Упал, схватившись за плечо, Иллари, запоздало присел, – не выпуская штурвала – Перт, что-то заорал Рокас – ЗАЛП!!!
Оба барбета ударили почти одновременно, задержка составила менее секунды. И вслед за ними часто забарабанили выстрелы бортовых пушек. Я подскочил к Иллари, принялся рвать на нем сорочку – он отпихивал меня, крича что-то, но я был глух, как столетний старик. Кто-то все-таки оторвал меня от него, Иллари вскочил на ноги, я увидел, что он только лишь поцарапан, я оглянулся – меня держал Бэрд с раскрытым в крике ртом. Вырвавшись из его рук, я подскочил к щели… Неприятельский барк, едва не разорванный попаданием нескольких чудовищных снарядов, тонул, глубоко накренясь на правый борт. Из четырех его мачт уцелела лишь одна бизань, на палубе было сплошное месиво из горящего рангоута; я видел, как его тяжелые пушки, разламывая порты, валятся в воду. Гром не прекращался – бортовая артиллерия "Бринлеефа" вела частый огонь по фрегатам.
Третий залп! Я чуть не свалился с ног.
Один из фрегатов едва не выбросило из воды. Снаряды ударили его в ватерлинию, точно между фок– и грот-мачтами. В ужасную пробоину – наверное, в нее легко въехали бы два всадника, – тотчас же хлынули потоки воды, корабль накренился, с его палубы посыпались люди. По нам уже никто не стрелял: видя ужасную гибель флагмана, уцелевшие пираты бросились наутек, но я сомневался, что Эйно даст им уйти. Глянув на палубу, я увидел, что ближайший к нам кормовой барбет опустил пушки для перезарядки.
– Я к себе! – прокричал я, тронув Иллари за руку. – Наверное, у нас полно раненых!
Он согласно кивнул и вновь приник к смотровой щели правого борта.
В лазарет ломился коренастый мужчина с кирасой на груди. В ногах у него стоял здоровенный баул из толстой серой кожи.
– Вы ранены? – накинулся на него я.
– Ранен?! Я врач! Где тебя носит? Где ты должен быть во время боя?
– А… – немного сконфузившись, я узнал в незнакомце господина Доула, врача наших наемников. – Заходите. Видите ли, я являюсь одним из старших офицеров корабля и должен выполнять приказания командира… а командир распорядился, чтобы мы все заняли места в рубке. А потом, когда начался обстрел, выйти я уже не мог…
Господин Доул быстро выпустил пар.
– Разжигай кипятильник, – распорядился он. – Не знаю, сколько у нас пострадавших, но на орудийной палубе, кажется, кто-то здорово орал. Хорошо же мы их разделали, верно? Никогда еще не видел таких жутких пушек. Наверное, какое-то новое изобретение… Где у тебя спирт?
Раненых, хвала небесам, оказалось немного. Первым к нам приковылял матрос, которому осколком срезало половину пальца на левой руке. Пока я зашивал ему культю, появилась и Ута. От нее пахло порохом.
– Я была на орудийной, – объяснила она.
– Что там? – вскинулся я.
– Пока трое. Один погиб сразу, но остальные только поцарапаны. Я их перевязала, скоро они придут сюда. Осколки там летали, как мухи! Три прицела – в куски. А вообще…
Договорить она не успела. С грохотом раскрыв дверь, двое матросов внесли носилки, на которых лежал молодой парень, палубный офицер. На груди у него расплывалось большое кровавое пятно.
– Что с ним? – подпрыгнул Доул.
– Осколок, ваша милость, – простонал раненый. – Большой, наверное… рому бы мне. Очень уж больно, ваша милость…
Доул потянулся за спиртом, но я оттолкнул его в сторону и протянул офицеру склянку с резко пахнущим настоем. Ута тем временем принялась разрезать на нем одежду. Пока мы возились со швами, пришли еще двое. Оставив офицера на Доула и Уту, я вновь взялся за иголку.
На раненых ушло больше часа. По-настоящему тяжелых среди них не оказалось, даже молодого офицера, промыв настоями и зашив его распоротую грудь, мы отправили восвояси, наказав явиться завтра на перевязку. Доул добрался до моего рома, выпил пару рюмок и засобирался к себе. Сейчас только я услышал, что машина уже не работает… барк, кажется, стоял на месте.
– Ута, – позвал я. – Ты не видела, что там с Иллари?
– Я его перевязала, – отозвалась девушка. – Его даже штопать не надо.
"Слишком хорошо, чтобы быть правдой, – подумал я, смывая с рук чужую кровь. – Как бы нам не получить свое там, в Рашеро…"
Первое, что я увидел, поднявшись наверх, – это наполовину сгоревший остов большой торговой каракки, качавшийся на волне в полумиле от нас. Возле него виднелась шлюпка с "Бринлеефа". Подняв к глазам бинокль, я разглядел Рокаса, который помогал выбраться из воды какому-то человеку. Еще двое мокрых сидели на носовой банке.
На палубе шла возня. Ужасные барбеты были вновь тщательно зашнурованы подальше от воды и посторонних глаз, и матросы во главе с Жиро рубили канаты, державшие сбитые в бою реи. Как это ни удивительно, но всего лишь несколько вражеских залпов изрядно потрепали рангоут "Брина". Мы потеряли здоровый кусок фока-рея и что-то там еще запуталось среди канатов грот-мачты – я не мог разглядеть, что именно. Также была повреждена стеньга второй бизани, над моей головой висели черные обожженные лохмотья гаф-топселя.
"Святые и грешники, – подумал я, – чем это стреляли?"
Потоптавшись наверху – кроме меня, там никого не было, – я спустился на палубу. Эйно и морщившийся Иллари с бутылкой рома в руке стояли на баке, задрав головы, и разглядывали нанесенные нам раны.
– Брандкугели, точно, – говорил Эйно. – Надо сказать матросам, чтобы поискали на палубе цепи: может, не все в море попадали…
– Бранд… что? – переспросил я.
– Это ядра такие, – вздохнул Иллари. – Два ядра, соединенные цепью. Летят, сволочи, и рангоут рвут. Но как они стреляли, а? Прям как королевский канонир!
– Да, работа хорошая, – согласился с ним Эйно. – Я вот теперь думаю: а мы в море-то сможем отремонтироваться?
– Сможем, – опять вздохнул Иллари. – У старого Жиро полтрюма всяких запчастей. Что там у тебя, парень?
– Раненых немного, покойник, кажется, только один, я еще точно не знаю. А кого это Рокас везет?
– По-видимому, это люди с последнего "купца". Пока мы разбирались с остальными, шхуны успели спалить все каракки. Странные какие-то пираты, честное слово.
– Я тоже так подумал, – кивнул я. – Может, это месть?
– Сейчас узнаем…
Шлюпка Рокаса подошла к борту корабля. Первым по трапу вскарабкался крупный седобородый мужчина в дорогих темных одеждах. По его глазам, по осанке я сразу понял, что перед нами не заурядный купец. Скорее, он напоминал вельможу – едва оказавшись на палубе, спасенный подошел к нам и склонился в глубоком поклоне.
– Я ваш должник, – произнес он на хорошем пеллийском.
– Мы соотечественники? – изумился Эйно, отвечая на его поклон.
– Не совсем так, – улыбнулся нежданный гость, – я лавеллер, мое имя Атту. Я… имею некоторое отношение ко двору царя бургасского, но основное мое занятие – торговля. Негодяй Миллой все же смог достать меня… вы позволили ему уйти?
– Вы говорите о флагмане эскадры? – ухмыльнулся Эйно. – По-моему, там потонули все, и ваш Миллой в том числе.
– Вот как? О небо! – и Атту вдруг разразился басовитым хохотом, который слышали, пожалуй, даже кочегары. – Прошу простить, – извинился он, отсмеявшись, – но это просто замечательно! Если вы найдете для меня какие-нибудь сухие лохмотья, я расскажу вам всю эту историю от начала и до конца.
– Одежду сейчас принесут, – ответил Эйно, коротко кивнул Иллари. – Но не нужен ли вам врач?
– Нет, со мной все в порядке. Матросы, кажется, тоже целы. Вы не будете так милостивы разместить их в кубрике? Я виноват перед этими людьми..
– Разумеется… Мат, распорядись насчет обеда и присоединяйся к нам.
Я нырнул в камбуз и передал приказ засуетившемуся Джиксу. К тому моменту, когда я добрался до кают-компании, господин Атту уже успел переодеться в сухое и отогревался ромом, а Эйно отдавал какие-то распоряжения хмурящемуся Тило.
– Мы шли в Лауду, – начал Атту, когда Тило, выслушав капитана, удалился, – и мне, по совести говоря, и в голову не могло прийти, что мерзавец Миллой подкараулит нас в такой близости от столицы. Он здорово рисковал, подонок! И все же если бы не ваше появление, я был бы сейчас на дне морском, как и все остальные.
– Чем же вы так насолили этому пирату? – улыбнулся Эйно.
– Я живу в Бургасе не первый год. В последнее время мне удалось добиться некоторого влияния при дворе, и я поставил перед собой цель – очистить бургасские воды от таких, как он. Сделать это было трудно, так как большинство пиратских королей платили дань царским чиновникам. Поэтому я начал именно с покровителей. Путем интриг мне удалось отправить на плаху полдюжины самых рьяных, а также заручиться дружбой крупнейших негоциантов, которые страдали от пиратов так же, как и я. Под Миллоем – а он, знаете ли, был фигурой незаурядной, – начала тлеть палуба. Вот он и поклялся изловить меня в море. На суше я для него недоступен. Морское братство не слишком популярно на берегу.
– Почему же вы, зная об опасностях морского путешествия, не поехали по суше? – удивленно спросил Иллари.
Атту усмехнулся и налил себе новую порцию рома.
– Путь по суше – через перевалы – занял бы месяц. К тому же я должен был привести в столицу свои суда: я собирался в очередную торговую миссию. Теперь придется строить новые… это не значит, что я банкрот, но приятного, согласитесь, тоже немного. Я негоциант, мое дело – торговля, а не война. Вряд ли кого-либо способны обрадовать такие убытки.
– Но вы, хвала небесам, живы, – вставил Эйно. – А ваш враг пошел на корм рыбам. Хороший повод для того, чтобы поднять кубок!
В каюту вошли несколько матросов с подносами, возглавляемые самим Джиксом в желтом поварском колпаке и белых перчатках. Я увлеченно зашевелил носом: после боя и работы в лазарете и у меня прорезался совершенно зверский аппетит. Похоже, в этом я был не одинок. Едва Джикс закончил сервировку, Эйно сделал нетерпеливый приглашающий жест:
– Прошу, дорогой Атту. После всего пережитого вам просто необходимо подкрепить свои силы.
Господин Атту оказался весьма разговорчивым собеседником. Во время затянувшегося на два часа обеда он рассказал нам добрую половину своей удивительной истории. Он родился в семье богатого купца-лавеллера. Безоблачное детство закончилось рано: родители вместе со старшими братьями погибли в кораблекрушении, и ему, тогда еще мальчишке, пришлось выживать в одиночку. Компаньоны отца предъявили векселя на огромную сумму – распродав все, что только можно, Атту бежал на последней шхуне, которой командовал старый, преданный его семье моряк, в южную Пеллию. Там все пришлось начинать заново. Он служил учеником в крупном торговом доме, ездил по всей стране, потом сумел выгодно жениться. Вместе с женой к нему пришел достаток, но длилась идиллия недолго. Однажды его тесть без всяких объяснений показал ему на дверь: наведя справки, Атту узнал, что на его юную жену положил глаз какой-то родовитый аристократ, и тесть решил, что настало время сделать своей дочери куда более выгодную партию. Атту подался в столицу, за несколько лет разбогател, а потом попал по торговым делам в Бургас, где и осел. Незаурядный ум, жизненный опыт и откровенная дерзость помогли ему добиться прочного положения при дворе.
Эйно слушал спасенного с огромным интересом. Такая дружба не валялась на дороге: крепкие связи при дворе бургасского царя были бы полезны при любом развитии событий.
– А вы, если позволено мне будет узнать, направляетесь в Рашеро по делам торговли? – осведомился Атту, раскуривая длинную трубку с изогнутым янтарным мундштуком, которую он долго сушил неподалеку от печки. – Желаете предложить там какой-либо товар?
– Не совсем, – отозвался Эйно. – Я желаю кое-что прикупить.
– О, – удивился негоциант, – и что же может предложить Рашеро блистательной Пеллии? Старые свитки?
Эйно кашлянул и поглядел куда-то в сторону. По его задумчивому лицу было видно, что он размышляет о том, стоит ли довериться незнакомому человеку.
– Нечто вроде, – решился он. – Меня интересует некая реликвия, которая может находиться в руках у секты кхуманов. Есть у них там такое религиозное течение… Эта реликвия представляет собой огромную ценность, поэтому я и решился пересечь океан с командой друзей и единомышленников.
– Вы мало похожи на искателя сокровищ, – произнес Атту каким-то новым, незнакомым для нас голосом. – Еще меньше вы похожи на скучающего авантюриста… да! Мне кажется, я мог бы вам помочь, отдав таким образом малую толику своего долга.
– Вот как? – поднял брови Эйно. – Каким же образом?
– Для начала я расскажу вам одну историю. Около года назад мне случилось сыграть в кости с парой негодяев-работорговцев. При всяких других обстоятельствах я никогда не сел бы с ними за игру, но они предложили мне чрезвычайно выгодную сделку, потом мы изрядно выпили, и они настояли на том, чтобы сыграть. На кон ставили всякую чепуху, ничего серьезного, однако удача в тот день была на моей стороне, и я обыграл их до нитки. В конце концов один из них предложил поставить одного раба, презанятнейшего, по его словам, типа. Сам не знаю почему, но я согласился. И, как вы, наверное, догадались, выиграл снова. Делать им было нечего, и утром ко мне привели мое новое приобретение. Я сразу понял, что боги благоволили ко мне в ту ночь. Этот человек умирал от ран: по словам торговцев, его захватили на крайнем западе страны, приняв сперва за дикаря. Он вышел из джунглей и сразу же попал в лапы работорговцев, уже израненный и больной. Особой ценности такой раб не представлял, но алчность возобладала, и его привязали к общей шеренге. В общем, я выходил его, и еще ни единого дня об этом не жалел. Он оказался рашером, весьма образованным и сообразительным человеком. Вскоре я сделал его своим доверенным помощником – сейчас он ведет все мои дела в Буэне, где я обычно проживаю. Но главное не это. Этот человек – он назвался Даласси, но я не знаю, действительно ли таково его имя – редко говорил о своем прошлом, однако мне все же удалось узнать, что раньше он был не последним лицом в той самой секте кхуманов, о которой вы упомянули. Почему, при каких обстоятельствах он оказался на западной границе Бургаса, я не знаю. Как только мы прибудем в Буэну, я тотчас же представлю его вам. Возможно, Даласси окажется хорошим помощником в ваших делах.
– То есть вы хотите сказать, что отпустите своего раба?
– Он давно перестал быть рабом. Вопрос лишь в его согласии: но почему-то мне кажется, что он не станет отказываться. По его намекам – знаете, я не имею привычки лезть в душу к другому человеку, – так вот по его намекам я понял, что у него очень серьезные счеты с кхуманами. Даласси человек довольно замкнутый; и все же я уверен, что он был бы рад вернуться на родину.
– Почему же тогда он этого не сделает? – хмыкнул Эйно. – Ведь теперь он свободный?
– Для меня это загадка, – ответил ему Атту. – Я плачу ему вполне достаточно для того, чтобы он мог скопить на небольшой корабль. Наверное, есть причины, которые не пускают его домой.