(В/ч 461-13 "бис", полуостров Рыбачий, сентябрь 1998 года)
День в воинской части 461-13"бис" начался, как и всегда, с утреннего построения и развода дежурных нарядов – в караул на "периметр", на кухню и хозработы. Лукашевич и Беленков заступили на охрану воздушных рубежей, засев с пачкой свежих газет в комнате под "вышкой".
Майор Громов обосновался в своём кабинете с видом на полосу и взялся наконец за написание годового отчёта, разбирая накопившиеся рапорты, представления к поощрениям и взысканиям. Дежурным по части в этот день был назначен капитан Никита Усачёв, а в домике контрольно-пропускного пункта расположились со всеми удобствами Женя Яровенко и рядовой второго года службы Митя Фатюхин. В общем, жизнь в воинской части 461-13"бис" протекала медленно и умиротворённо, и недавнее брожение, связанное с продолжительными невыплатами, вспоминалось как нечто нереальное, словно случившееся с кем-то другим, и даже смешное.
Митя и Женя играли в карты. Карты были старые, засаленные, изображённые на них картинки смутили бы и самого бывалого "жигало", но игра шла азартная, "на интерес", и на особенности колоды никто из участников не обращал внимания.
Женя побил туза, подсунутого Митей, козырной "шестёркой" и жизнерадостно захохотал:
– С тебя ещё полбанки, салага!
Митя, как мы помним, был рядовым второго года службы и на "салагу" обиделся. К тому же и проигрыш.
– Ты говори, да не заговаривайся, сержант, – предупредил он довольно агрессивно. – За базар и ответить можно.
– Можно, – легко согласился Яровенко. – Только стоит ли? Я раздаю.
Он собрал колоду и принялся её тасовать.
– Я тебе не салага, – продолжал заводиться Митя. – Я не сегодня-завтра дедом стану.
– У нас в части дедовщины нет! – заметил Женя. – Или ты считаешь иначе? – он вдруг бросил колоду и пристально посмотрел на Митю.
Митя осёкся. Он вспомнил, что Яровенко – детдомовец и шестой год в армии, что Громова он боготворит и всячески проводит политику майора на выдавление и строжайший запрет каких-либо "неуставных взаимоотношений". И проводит яростно, не считаясь ни с количеством назначенных внеочередных нарядов, ни с количеством выбитых зубов. Сам же по себе Женя был парень неплохой, вон недавно угощал настоящим виски на полную шару, и угощал всех, не выделяя ни "салаг", ни "черпаков", ни "дедов". Для него они (как и для майора Громова) были все равны – военнослужащие части 461-13"бис". Митя вспомнил всё это, подумал и притух.
– Дедовщины нет, – согласился он. – Но традицию соблюдать надо!
– Я тебе покажу традицию, – Яровенко показал Мите кулак и снова принялся тасовать карты.
Но раздать их он не успел. За воротами воинской части взвизгнули тормоза.
– Кто это там? – озадачился Яровенко; он посмотрел на окно, затем на радиостанцию. – Никто вроде не собирался…
Митя с готовностью взялся за отставленный к стене автомат.
– Погодь, – осадил Женя. – Успеешь ещё пострелять.
Он вышли из домика КПП: впереди – Яровенко, за ним – Фатюхин. Яровенко почти сразу остановился, перегородив проход, и Митя вежливо подтолкнул его в спину. Но сержант стоял твёрдо.
– Митя, – сказал он тихо-тихо, но Фатюхин услышал. – Митя, наза-а…
В ту же секунду Женю отбросило от двери, он повернулся при падении, и новая пуля ударила его в спину. Тёмная, почти чёрная кровь забрызгала пол. В дощатой стене контрольно-пропускного пункта появилось несколько отверстий. Вылетевшей щепкой Мите Фатюхину оцарапало лоб. Всё это происходило в тишине, нарушаемой только быстрыми тихими хлопками.
"С глушаками работают!" – сообразил Митя.
Он свалился на пол и в нескольких сантиметрах от своего лица увидел побелевшее лицо сержанта.
Две пули, выпущенные из автоматов с навёрнутыми на стволы глушителями, разорвали левое лёгкое Жени Яровенко, одна засела в животе, ещё одна – в миллиметре от позвоночного столба, но, несмотря на эти тяжелейшие раны, Женя был жив.
– Митя, – с трудом выговорил он, – это нападение, Митя, – кровь пузырилась у него губах. – Беги, Митя…
Рядовой второго года службы Фатюхин не заставил себя долго уговаривать. Когда пули и щепки перестали лететь, а частые хлопки затихли, он вскочил и споро рванул к окну с видом на "бочки" жилого городка. Митя с разгона выбил своим телом окно вместе со стеклом и рамой, упал на дорожку, вскочил и, петляя, как заяц, быстро побежал к городку. Он забыл и об оставленном на КПП автомате, и об истекающем кровью сослуживце, и не замечал даже, что его собственные штаны мокры от мочи.
Женя Яровенко остался один. Он знал, что люди в чёрных, натянутых на лицо лыжных шапках с прорезями для глаз и в камуфляже, которых он увидел у ворот части, придут сюда, к нему, чтобы закончить свою кровавую работу. Женя мог бы попытаться доползти до автомата, прислонённого к стене, и встретить противника очередью свинца, но он поступил иначе. Превозмогая боль и слабость, сержант Яровенко приподнялся на руках, встал на колени. После чего, на коленях же, двинулся к столу с телефоном. Глаза заливал пот, в голове шумело, любое движение отзывалось нестерпимой болью в простреленном теле. С каждым пройденным метром сил оставалось всё меньше, но Женя настойчиво продвигался вперёд до тех пор, пока его окровавленные пальцы не вцепились в край столешницы.
Ничего уже не видя перед собой, Яровенко нащупал нужный тумблер, перекинул его в положение "ВКЛ" и выплюнул в трубку:
– Старший, в ружьё!..
На всё это у него ушло не более пяти секунд. Это были последние секунды в жизни сержанта Яровенко, но их оказалось достаточно, чтобы исключить фактор внезапности, на который так рассчитывали люди в чёрных масках и камуфляже. Вбежавший в домик КПП Мурат понял, что опоздал.
– Герой, – сказал он, разглядывая стоящего на коленях Женю. – Настоящий герой.
Мурат высоко оценил мужество Яровенко. Что не помешало ему поднять пистолет и сделать два выстрела в упор: один – смертельный, другой – контрольный.
(В/ч 461-13 "бис", полуостров Рыбачий, сентябрь 1998 года)
Последний звонок Жени принял дежурный по роте.
– Кто говорит?! – страшно закричал он в трубку. – Кто говорит?..
На том конце линии связи не ответили. Был лишь слышен слабый треск. Дежурный швырнул трубку и бросился в офицерскую.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться?
– Обращайтесь, товарищ рядовой, – разрешил Никита устало. – Что там у вас? Опять суп пересолили?
– Товарищ капитан, только что был странный звонок. Кажется, с КПП…
– Там сейчас кто?
– Сержант Яровенко и рядовой Фатюхин!
– Ну и что они там?
– Докладывают, будто бы… э-э-э… "в ружьё"…
Усачёв нахмурился:
– Ничего не понял. Товарищ рядовой, вы конкретнее не можете изъясняться?
– Звонили с контрольно-пропускного пункта. Кто звонил, не знаю. Передали вроде бы тревожный сигнал…
– Идиот! – загрохотал Усачёв, вскочив со стула. – Тревога – значит тревога!
– Есть! – До дежурного наконец дошла серьёзность ситуации; он выскочил из офицерской и заорал что было мочи: – Рота, в ружьё!
Усачёв схватился за аппарат внутренней связи:
– Товарищ майор, тревога.
– Что случилось?
– Кажется, нападение на КПП.
– Что значит "кажется"?
– Информация не проверена, но…
– Открывай оружейную комнату, Никита, – распорядился решительный Громов. – Весь личный состав снять с дежурств, на выдачу оружия посадишь дежурного по роте. Сам возьми ребят посмышлёнее и проверь, что творится у КПП. В заваруху не суйтесь – туда и обратно, понял?
– Понял, товарищ майор!
– Действуй.
Во всех помещениях воинской части 461-13"бис": в "бочках-диогенах" жилого городка, на "вышке", в ангарах, в ремонтных мастерских, в лаборатории гироскопов и в лаборатории кислородного оборудования, в капонирах – везде, где находились или могли находиться военнослужащие, зазвучали пронзительно и нервно сирены оповещения. В "дежурке" под КДП забили колокола громкого боя, и через динамик громкой связи ответственный за выпуск дежурной пары объявил:
– Готовность номер один! Готовность номер один!
Лукашевич отшвырнул газету и, обгоняя Беленкова, устремился к выходу. Через три минуты он уже сидел за штурвалом "МиГа", стоящего на дежурной стоянке. Включил рацию и запросил у КДП разрешение на запуск.
– Двести тридцать второму ждать, – ответили ему.
Капитан-инженер Никита Усачёв не мог до конца поверить в серьёзность доведённой до него информации. Он так привык к спокойно-размеренной жизни в части 461-13"бис", к личной безопасности, которую, без сомнения, предоставляет служба в удалённом от центров цивилизации воинском подразделении в мирное время, что даже мысль, будто здесь может случиться самая настоящая тревога с выдачей оружия личному составу, с занятием круговой обороны, со стрельбой и прочими "удовольствиями", представлялась ему абсурдной.
"Или дежурный по КПП чего-то напутал, – думал Усачёв, – и сейчас недоразумение разрешится, или это учебная тревога, спланированная Громовым".
Поверил Никита, только когда в офицерскую комнату ворвался Митя Фатюхин – мокрый и грязный, пахнущий мочой и с круглыми, как два блюдца, глазами.
– Там!.. Там!.. Там Женю убивают!.. – выкрикнул он с порога.
Усачёву сделалось нехорошо: прежде всего он был инженером, а уже потом – капитаном военно-воздушных сил.
– Кто убивает? – спросил он глупо.
Фатюхин опустился без сил на стул.
– Я не знаю, – сказал он сдавленно и вдруг разрыдался.
Целую минуту Усачёв пребывал в состоянии ступора. С того момента, как будущий капитан принял решение стать кадровым офицером, ему бесчисленное количество раз приходилось подниматься по тревоге или самому поднимать, но никогда за эти годы к нему в кабинет не врывался мокрый и плачущий боец со страшной новостью, что кого-то прямо сейчас по-настоящему, взаправду убивают.
В это время процедура выдачи оружия шла своим чередом. Вовремя озвученная команда раскрутила маховик, остановить который могла теперь только другая команда – отмены тревоги. Были сорваны печати с оружейной комнаты, дежурный по роте засел над раскрытой "Книгой выдачи оружия", заполняя её по мере появления всё новых военнослужащих, спешащих занять свои места согласно "тревожному" расписанию.
Усачёв крякнул, почесал в затылке. Нужно было действовать. И действовать по приказу. Командир велел провести разведку – значит, нужно проводить разведку.
– Сиди здесь, – сказал капитан Мите и вышел из офицерской.
Встав у "тумбочки" дежурного по роте, Усачёв осмотрелся.
– Смирнов, Рублёв, Прозоров, Бельтюков, ко мне! – распорядился он.
Четыре бойца, вооружённые автоматами и в бронежилетах, подошли к нему, доложились по всей форме.
– Ставлю боевую задачу, – объявил им Усачёв. – Контрольно-пропускной пункт нашей части подвергся нападению. Кто осуществил нападение, нам неизвестно, но кто бы он ни был, это враг, и его необходимо уничтожить. Сейчас мы отправляемся на разведку к КПП. Продвигаемся скрытно. Оружие держать наизготовку, но без приказа не стрелять. Если представится возможность, попробуем взять "языка". Задача понятна?
– Так точно…
– Пошли.
Легко сказать "продвигаемся скрытно", гораздо труднее это сделать – на ровном, как стол, и продуваемом всеми ветрами плато Рыбачьего полуострова. Случись подобное в средней полосе, естественным укрытием могли бы послужить деревья и другая-прочая растительность, а здесь ничего подобного нет – только олений мох ягель и мелкие гранитные валуны. Потому вместо скрытной разведки группа, возглавляемая Усачёвым, столкнулась с нападавшими лицом к лицу.
Едва покинув "бочку", капитан увидел два "джипа", которые двигались по грунтовке в направлении городка. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто сидит за рулём этих "джипов". Противник тоже заметил группу Усачёва. Передний "джип" притормозил.
– Ложись! – крикнул капитан.
Засвистели пули. Лёжа на холодной земле, капитан ждал звука выстрелов, но так и не дождался.
"Серьёзные ребята, – с отстранённым удивлением подумал Усачёв. – Диверсанты. "Вал" на толкучке не купишь. Да что у нас, война началась, что ли?"
Кошмар обретал плоть и кровь. Всё должно быть совсем не так, всё должно быть совсем по-другому. Очередная пуля попала в валун в двух шагах от Усачёва, и капитана с ног до головы осыпало гранитной крошкой. Он выругался. "Джипы" тем временем приближались.
"Да они же у нас на ладони, – сообразил Усачёв. – Мы же их сделаем".
– Отряд! – крикнул он. – Слушай мою команду! По диверсантам – огонь!
Вот тут началась настоящая стрельба. От грохота выстрелов у капитана заложило уши. К сожалению, стрелковая подготовка рядовых воинской части 461-13"бис" была не самого высокого уровня: сказывалось ухудшение снабжения, экономили каждый патрон, а потому до сих пор большинство из этих ребят стреляли из автомата два-три раза в жизни – перед принятием присяги и на плановых, но редких учениях. Да и зачем им уметь стрелять? – рассуждало высокое начальство. – У них другие задачи. Этот – механик, этот – на тепловой машине сидит, этот – в бане кочегарит, этот – в лаборатории гироскопов на подхвате. Зачем им стрелять? Потому, когда четверо бойцов Усачёва высадили в приближающиеся "джипы" по полному рожку, в цель не попал ни один.
Тем не менее даже эта бесславная контратака возымела действие. Противник был не из пугливых, но когда по тебе стреляют очередями, а ты находишься на открытой местности, благоразумнее прекратить наступление и подумать об укрытии. "Джипы" остановились, дверцы распахнулись, и неизвестные в камуфляже и масках разбежались в стороны от машин и залегли.
– Вот блин! – ругнулся Усачёв. – Теперь их фиг выкуришь.
Он понимал, что противнику, кем бы он ни был, невыгодно долго отлёживаться в сторонке. Преимущество внезапности утеряно, и теперь дело решают считанные секунды. Ползком-ползком они наверняка попытаются взять малочисленный отряд в клещи и расстрелять его из нескольких точек. Капитан уже хотел дать команду на отступление, но отступать его бойцам не пришлось.
Позади натужно ухнул миномёт. Выпущенный снаряд с воем пролетел над головой Усачёва и взорвался в нескольких метрах от переднего "джипа". Гранитное крошево разлетелось широкой волной. Усачёв оглянулся. У "бочки-диогена" наблюдалась активная деятельность. Один миномёт (так называемый "ротный", калибр – 60 миллиметров, дальность стрельбы – 1200 метров) был уже установлен, второй разворачивали. Эти миномёты хранились в оружейной комнате воинской части 461-13"бис" с незапамятных времён; Усачёв считал их старым ненужным хламом, а они вишь как пригодились-то. Командовал доморощенными миномётчиками самолично майор Громов. Усачёв посмотрел на своих ребят. Те заметно повеселели. Со стороны городка доносились чёткие громкие команды – майор действовал.
Вторая мина легла гораздо ближе к "джипу", чем первая.
"Сейчас побегут", – подумал Усачёв и приказал своим бойцам:
– Мужики, смените магазины! По любому, кто из этих козлов попытается сбежать, открывайте огонь.
– Есть, – ответили "мужики" с энтузиазмом.
Третья выпущенная мина попала в "джип". Зрелище получилось впечатляющее. Мина пробила ветровое стекло, в салоне автомобиля ярко полыхнуло, и "джип" буквально развалился: вылетели стекла и двери, осколками раскурочило крышу, остов искалеченной машины охватило жаркое и жадное пламя.
Нервы у неизвестных в камуфляже сдали. Сначала одна, затем другая, затем третья фигуры отрывались от земли и, подставив спины, бежали прочь от городка, в сторону КПП – туда, откуда они пришли.
– Огонь! – скомандовал Усачёв и, вытащив табельный "макаров", сам принялся азартно палить в белый свет.
Один из бегущих споткнулся на ровном месте, зашатался и упал.
– Ага! – закричал капитан. – Не нравится, суки? Мы вам покажем…
Бегущие снова залегли, и в перестрелке наступила пауза.
Вдруг один из неизвестных приподнялся и замахал белой тряпицей. Сигнал, понятный и в Африке.
– Не стрелять, – распорядился Усачёв.
– Не стрелять, – распорядился Громов.
Человек с белой тряпицей встал и, продолжая помахивать ею, пошёл к городку.
"Отчаянный малый, – подумал о нём капитан. – Рискует. И осознанно рискует".
Парламентёр – а теперь этот человек с белой тряпкой получил статус парламентёра – приближался. Усачёв снова посмотрел на Громова. Тот сделал рукой жест, истолкованный капитаном как приказ пропустить парламентёра.
Парламёнтёр шёл в полной тишине, мелкие камешки вылетали из-под его высоких шнурованных ботинок. На фоне серого, пасмурного неба он в своём камуфляжном костюме и чёрной маске с узкими прорезями для глаз казался выходцем из иного мира, параллельной вселенной, где миллион лет идёт война всех со всеми, где нет никаких законов, кроме закона силы, а носитель униформы и чёрной маски – один из блюстителей его.
Парламентёр прошагал мимо бойцов Усачёва, и капитан проводил его долгим взглядом.
"Ну что, доигрались, козлы? – подумал Никита злорадно. – Пощады идём просить?"
Громов дожидался парламентёра, стоя у готового к стрельбе миномёта в полный рост – судя по всему, он не боялся провокации и внезапной пули. Он догадывался, что это за люди, почему они пришли сюда и зачем им понадобилось атаковать воинскую часть. Но всё равно не боялся. Наоборот, все сомнения, вызванные тем, что от крайней нужды приходится заниматься пиратством на воздушных линиях, после этого нападения улетучились. Точки над i наконец расставлены: война объявлена, враг наступает, необходимо дать ему достойный отпор. Громов был даже рад такому исходу и чувствовал уверенность в себе, в своих силах и в силах подчинённых ему людей.
Парламентёр остановился в трёх шагах и сунул белую тряпицу в один из многочисленных карманов, нашитых на камуфляжной куртке. Маску парламентёр не снял.
– Как тебя зовут, майор? – спросил он; голос его звучал глухо.
Громов изобразил непонимание:
– Мне кажется, первым должны представиться вы. И снимите маску. Невозможно разговаривать с человеком, если он изображает из себя Фантомаса. Мы не в детском саду.
Помедлив, парламентёр поднял руку и сдёрнул с головы вязаную шапку с проделанными в ней отверстиями для глаз. Его лицо Громову было, разумеется, незнакомо, однако он отметил и смуглость, и характерный разрез глаз, и острые скулы, и лёгкую небритость – типичное "лицо кавказской национальности".
– Меня зовут Мурат, – представился парламентёр; он испытующе смотрел на Громова своими чёрными яркими глазами.
– А меня – майор Громов, – в свою очередь назвался Константин. – Командир воинской части 461-13"бис", на которую вы только что совершили вооружённое нападение.
– Мы не собирались нападать на твою воинскую часть, майор, – сказал Мурат. – Это недоразумение. Мы хотели только поговорить с тобой.
Парламентёр упорно продолжал "тыкать", и Громову это очень не понравилось. Пора поставить наглеца на место!