История вторая
ПОДВИГ РАЗВЕДЧИКА
Флаг; переполненный огнем.
Цветущий, как заря.
И тонким золотом на нем
Три доблести горят:
То молот вольного труда,
Серпа изгиб литой,
Пятиконечная звезда
С каймою золотой.
Н. Тихонов
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
Н. Тихонов
Глава 7
ПОИСК
Несмотря на заверения ученых, что все, дескать, будет хорошо, Урванцев нервничал, что вполне естественно. В какой-то мере Кирилл понимал теперь – что называется, на собственной шкуре испытал, – что должен был чувствовать капитан Кулаков, когда в далеком пятьдесят пятом вознесся к границам Вселенной на допотопном, самом первом "Октябре". Ну что ж все верно. Кулаков не мог ведь заранее знать, чем там дело кончится и приведется ли ему носить на груди свою собственную Звезду Героя, но задание партии выполнил, а разведчики в этом смысле ничем не хуже летчиков. И во всех прочих смыслах, между прочим, тоже. Вероятно, разведчики даже лучше летчиков подготовлены к преодолению стресса. Специфика службы, так сказать. Однако ничего экстремального с Урванцевым не случилось. Не было ни перегрузок, ни боли. Вообще ничего не было. Был только шаг вперед, и все.
Как и предполагалось, он вышел там же, где и вошел, – в восьми километрах к западу от Виченцы. И со временем, как тут же выяснилось, паучники почти угадали. Обещали ночь – между полуночью и двумя – а получился вечер, но тоже неплохо. Уже смеркалось, и его появление никто, похоже, не заметил. Впрочем, "похоже", "может быть" и прочие "возможно" – это не наш метод. Поэтому Урванцев тут же двинулся в путь. Не побежал, естественно, хотя и хотелось, ведь ничто человеческое ему было не чуждо, а пошел. Бегущий человек бросается в глаза, идущий – просто идет.
Часа полтора, держась в тени рощ и садов, стараясь не выходить на открытые пространства и, естественно, избегая встреч с людьми, Урванцев огибал город по плавной дуге с запада на юг и, в конце концов, уже действительно ночью, вышел к автостраде, имевшей все признаки нормального междугороднего шоссе. К этому времени он успел уже многое увидеть и, что важнее всего, рассмотрел в свете придорожных фонарей нескольких аборигенов, пересекшихся с ним в пути. Получалось, что переодеваться ему пока не надо. Во всяком случае, спешить с этим было некуда. Серые брюки Урванцева, его светло-коричневые туфли и голубая рубашка в глаза бросаться не должны, и, следовательно, с переходом на аутентичную "форму одежды" можно было повременить. Актуальным сейчас было не наследить и убраться из окрестностей Виченцы как можно быстрее и как можно дальше.
Вообще-то могло быть и хуже. Во всяком случае, Урванцев, исходя из личного опыта и принципа "готовься к худшему" предполагал, что его ожидает более увлекательное приключение. Однако, по первым впечатлениям, мир этот оказался вполне себе вегетарианским – ни тебе патрулей с собаками, ни барражирующих в небе геликоптеров с оптикой и электроникой, выщупывающей во тьме беглеца, ни блокпостов. Он, естественно, иллюзий не питал и понимал, что, скорее всего, переход его уже замечен и, если не сию секунду именно, то уж в ближайшие часы точно, начнется гон. Тем не менее пока все шло штатно, и это внушало некоторый, пусть и очень осторожный, оптимизм. Все-таки бывали у Урванцева в жизни ситуации и позабористей. Такие, когда действительно было не до смеха. И не до жиру тоже. Из Буэнос-Айреса, например, лет уже пятнадцать тому назад, он едва ноги унес. В буквальном смысле. Так бежал, что незаметно оказался в Лиме, и сам потом толком вспомнить не мог, как это у него вышло. А уж настрелялся тогда, что называется, на всю оставшуюся жизнь. Так много стрелять Урванцеву не приходилось со второй пуштунской компании, но тогда, в Табакакаре и у Кветты, он был молодым строевым командиром и любил это дело, чего уж там! Особенно из пулемета… Но на этот раз стрельбы не будет. Таков приказ, а приказы, как говорится, не обсуждают.
За час наблюдения из придорожных кустов за большой бензоколонкой, на которую Урванцев наткнулся всего в паре километров от того места, где вышел на автостраду, он узнал еще больше нового и поучительного как об этом мире в целом, так и о людях, его населяющих. Но главное, он присмотрел себе подходящую фуру и спустя еще минут десять уехал на ее крыше в никуда, которое на рассвете обернулось просыпающимся к трудовым будням Миланом. Вот это было удачно, потому что Милан и здесь оказался большим промышленным городом. К тому же он был битком набит – вероятно, в связи с летними вакациями – праздношатающимися толпами туристов со всех концов земного шара. Во всяком случае, Кирилл видел несомненных негров, японцев и корейцев, слышал английскую, немецкую и арабскую речь. В общем, Вавилон или Интернационал, кому что нравится, но одно было ясно, продержаться в таком городе сутки, пусть даже без денег и документов, задача не то чтобы уж совсем простая, но для человека с квалификацией Урванцева и не слишком сложная.
Немного побродив по городу, то неторопливо фланируя в медлительной толпе, то поспешая с умеренной прытью, как бы по делу, там, где идти медленно означало привлечь к себе внимание, он окончательно успокоился по поводу того, не выбивается ли из привычного для окружающих людей фона. Выделяться ему было нельзя, но здесь вроде бы все – тьфу-тьфу-тьфу – обстояло нормально. Костюм его – спасибо экспертам – от принятого здесь стиля действительно практически не отличался, удобно расположившись, не выпирая, в широком диапазоне национальных, возрастных и социальных подстилей, представленных на улицах, что называется, в ассортименте. Итальянский, на котором говорил Кирилл, тоже оказался вполне приемлем, учитывая тот факт, что, судя по акценту, Урванцев был то ли русским, то ли немцем – в зависимости от того, кем он сейчас хотел быть, а рыжеватые блондины с серо-зелеными глазами были не редкостью практически по всей Европе, не исключая, естественно, и Северную Италию. Впрочем, его прогулка имела и другие цели. Таскаясь туда-сюда по городу, Кирилл был предельно внимателен ко всему, что попадало в поле зрения, а видел он, несмотря на праздный, "рассеянный" взгляд из-под полуопущенных век, много больше, чем мог бы увидеть обычный человек. Ни одна мелочь не ускользала от него, ни одна деталь не могла остаться вне сферы его профессионального интереса. Кирилл изучал этот новый для себя мир. Учил, так сказать, уроки. Учился.
Наконец, оглядевшись и придя к выводу, что готов к активным действиям, Урванцев виртуозно, как делал большинство подобного рода дел, сыграл в профессионального карманника и к середине дня был уже вполне финансово состоятелен, позаимствовав приличную сумму наличных из портмоне, которые "нечувствительно" изъял из карманов и сумок незадачливых туристов. Впрочем, тут тоже имелась свои тонкости. Держать при себе украденные вещи долго он не хотел, но и выбросить сразу не мог тоже. Во-первых, было любопытно взглянуть на местные документы и кредитные карточки, которые, оказывается, использовались здесь точно так же, как и дома. А во-вторых, со всего этого следовало стереть свои отпечатки пальцев. Но и уединиться в городе, переполненном людьми, не так-то просто. Так что Урванцеву пришлось изрядно попотеть, но дело того стоило, так как в результате он не только стал обладателем необходимой суммы денег, но и разобрался вчерне с системой идентификации личности, принятой в этом мире, и с кредитно-финансовыми инструментами, имевшимися в распоряжении его обитателей.
Теперь Урванцев смог наконец поесть, попутно выяснив, что доллары США, которые он встретил, можно сказать, как старых друзей на чужбине, хождения в Италии не имели, но зато легко могли быть обменены на местную валюту – евро – в любом банке или обменном пункте, которых оказалось вокруг великое множество. Судя по всему, евро являлось единой валютой для всех или, во всяком случае, для большей части европейских стран, граждане которых пользовались и единым европейским паспортом, образец которого Урванцеву уже привелось подержать сегодня в руках. Ну что ж, вполне разумное решение, если подумать. Ведь и в странах Социалистического Содружества уже лет двадцать как были введены общие деньги, хотя на родине Урванцева все-таки ограничились лишь этим, не став заодно уничтожать национальные валюты. Лучше это или хуже, Кирилл не знал, но ему было и не до того, чтобы размышлять о подобных материях. Не здесь и не сейчас, как говорится.
Он съел какой-то сандвич в крошечной закусочной на тихой улице, выпил кофе в шумном, полном иностранцев кафе, обменял сотню долларов на евро в обменном пункте, приобрел на кипящем жизнью городском рынке солнцезащитные очки и ближе к вечеру осмелел настолько, что, купив в нескольких разных магазинах рубашку, джинсы, которые ничем принципиально не отличались от известных ему американских рабочих штанов, и спортивные туфли – "бегунки", переоделся в уличном туалете и уже в новой одежде отправился на замеченную им часом раньше автобусную станцию.
Следующие два дня он двигался "небольшими переходами" от города к городу, но границу Италии пока нигде не пересекал и спать предпочитал в ночных автобусах и поездах, но не в гостиницах или, не дай бог, в общественных местах. Он только менял время от времени панамки и кепки, солнечные очки, рубашки и штаны, чтобы не примелькаться в камерах систем безопасности вокзалов и прочих общественных учреждений и в объективах уличных веб-камер, которые Урванцев легко находил тренированным взглядом разведчика. Этих трех дней, проведенных в чужом мире, Кириллу с лихвой хватило для того, чтобы вполне в нем сориентироваться, пусть и в первом приближении. Особенно ему помогло то, что на второй уже день своего вынужденного путешествия по Италии, которую он и так знал совсем неплохо, Урванцев практически случайно наткнулся на интернет-кафе. Вот это была настоящая удача, и он даже поругал себя за то, что забыл за злобой дня, довлеющей над ним, совет одного из экспертов – искать легальный и безопасный доступ к Сетям. А местный Интернет и оказался, что, впрочем, неудивительно, аналогом Интеграционной Сети, существовавшей в Социалистическом Содружестве, и Паутины, которой пользовались на Западе.
Границу с Австрией Урванцев пересек ночью, пешком, просто обогнув (впрочем, не удаляясь слишком далеко) пограничный пост на автостраде, который вообще-то по общему впечатлению спал, но проверять бдительность которого – особенно на первых порах и не имея на руках никаких документов – Кирилл не хотел. Зато, миновав границу и снова выйдя на дорогу, Кирилл совершил приятную во всех отношениях прогулку до ближайшего города и уже ранним утром сел на поезд, идущий в Вену. В полупустом вагоне он удобно устроился в мягком кресле и немного поспал. Чутко, поверхностно, однако все же это был сон, а сон, как говорится, лучше бессонницы. В любом случае отдых оказался не лишним, тем более что, когда ему приведется спать в следующий раз, Урванцев пока не знал.
Венский вокзал оказался гораздо более оживленным, чем можно было ожидать, но это было как раз хорошо, потому что настало время сделать себе "настоящие" документы, и Кириллу нужны были образцы. Два общеевропейских темно-красных паспорта – один для изучения, а другой для работы – он добыл в стремительном рейде по помещениям вокзала и, не задерживаясь на месте преступления, так же быстро, но без бросающейся в глаза поспешности, вышел в город, затесавшись в большую группу немецких туристов. Немецкие мужики и тетки совершенно, к удивлению Урванцева, неорганизованные, но зато медлительные и нелюбопытные, великолепно прикрыли его и от камер наружного наблюдения.
Вторая часть плана на этот день предусматривала поиск надежного пристанища. С этим оказалось сложнее. Однако после семи часов утомительных поисков удача все же улыбнулась Урванцеву, если и показав ему все свои тридцать два превосходных зуба, то, во всяком случае, скорее поощрительно, чем нет. Кирилл засек момент, когда молодые мужчина и женщина выносили чемоданы из своей квартиры и складывали их в машину, припаркованную прямо напротив входа в дом. Они совершенно очевидным образом собирались в путешествие. Но везение Урванцева оказалось даже больше, чем он мог надеяться. Остановившись неподалеку от их БМВ, который не был похож на автомобили Народного предприятия Баварские Моторы, но все же был помечен точно таким же логотипом, и закуривая сигарету, Урванцев услышал разговор мужчины по мобильному телефону. Парочка направлялась в аэропорт, чтобы лететь куда-то в Марокко, и, следовательно, их квартира оставалась пустой как минимум на несколько дней. А Кириллу всего-то и надо было, что пересидеть в тихом неприметном месте сутки-двое, и чтобы никто ему в это время не мешал.
До темноты он еще немного погулял, купил в большом продуктовом магазине, почему-то именовавшемся здесь "супермаркет", немного еды, чтобы не выходить из-под крыши до тех пор, пока не закончит работу, и несколько иллюстрированных журналов, чтобы просмотреть их "на досуге", и в 11 вечера вернулся к облюбованной квартире. Еще около двадцати минут он выжидал и изучал обстановку, сидя на скамейке в сквере напротив и неторопливо покуривая, как уставший за день турист, присевший передохнуть перед возвращением в гостиницу. Затем, убедившись, что все тихо, и уловив момент, когда на улице никого не оказалось – ни прохожих, ни машин, – быстро ее пересек, вошел в дом, поднялся на второй этаж и занялся дверью. Сигнализации на ней не было, а замок был хоть и не прост, но до настоящих высот искусства недотягивал. Он продержался ровно две минуты, и Урванцев бесшумно проник в оставленную жильцами квартиру. Окна ее, как он уже знал, были плотно зашторены, и, значит, Кирилл не должен был сидеть в темноте. Но все-таки для начала он ограничился светом карманного фонарика. Ну что ж, все оказалось даже лучше, чем он предполагал. Мало того, что в квартире было тихо и "уютно" и у него был теперь даже диван, на котором можно нормально поспать, так здесь еще оказалась и ЭВМ, подключенная к этому их Интернету, что вообще было верхом всех желаний. Ну почти всех, но все-таки на такое Урванцев даже надеяться не мог. Но вот ведь случилось. Однако пока ему было не до поисков в Сети, его ждала серьезная и ответственная работа. Урванцев собирался "легализоваться".
Кирилл заглянул в ванную, ополоснул там прохладной водой лицо, потом еще раз прошелся вдоль окон, проверяя портьеры, и, наконец, отправился на кухню, единственное помещение в квартире, где окно было прикрыто лишь декоративными бамбуковыми жалюзи. Не включая свет, едва ли не на ощупь, он нашел маленькую металлическую кастрюльку, в которой и сварил себе, стараясь, впрочем, не маячить в окне, крепкий кофе. Пахнул кофе замечательно, и Урванцев даже почувствовал, как при воспоминании о дивной кофейной горечи наполняет его рот густая слюна. Прихватив с кухни чашку и кастрюльку, он вернулся в комнату с ЭВМ, сел за письменный стол и принялся за работу. Его невнятного дизайна дорожная сумка была битком набита очень интересными, а главное, полезными вещами. Все они – и телекамера, и фотоаппарат, и радиоприемник, и даже электробритва и туристский бинокль – несли на себе логотипы американских фирм. Расчет тут был прост. Даже если в этом мире таких фирм и не существовало, все-таки при беглом осмотре они не должны были привлечь к себе повышенного внимания. Но самое главное было в другом: точно так же, как и разнообразная мужская косметика, сложенная в дорожный несессер вместе с расческой и зубной щеткой, они являлись предметами двойного назначения. Вот реализацией этого второго назначения Урванцев сейчас и занялся. Работа была относительно простая, но кропотливая, требующая внимания и тщательности. Однако не прошло и часа, как на столе перед Урванцевым возникла из небытия маленькая, но чрезвычайно удобная и эффективная полевая лаборатория по подделке документов.
Оглядев плоды трудов своих, он удовлетворенно усмехнулся и отправился варить вторую порцию кофе. Есть он пока не хотел, хотя и заставил себя сжевать пару небольших шоколадок, но вот кофе хотелось зверски. Начинала сказываться усталость, и организм сам сигнализировал о своих потребностях, а ведь Урванцеву еще надо было работать, почитай, всю ночь.
Конечно, можно было пустить в ход НЗ, но стимулятор "Эльбрус" Кирилл решил принять в предутренние часы, когда станет действительно невмоготу. Пока же он мог обойтись одним лишь кофе и никотином.
Подделка документов – кропотливая работа, требующая к тому же высокой квалификации и, пожалуй, даже таланта. И то и другое у Урванцева имелось в изобилии. Уж таким он родился, и таким сделала его жизнь. И хотя изготовлением фальшивых документов он занимался нечасто, но если уж приходилось, делал это на ять. Однажды сработанное им вот так, в полевых условиях – можно сказать, на колене, – изделие выдержало даже проверку самой профессиональной в мире – после ГПУ, разумеется, – британской Ми5. Сейчас, однако, ему предстояло превзойти самого себя. Ведь Урванцеву были совершенно неизвестны ни способы зашиты документов, принятые в этом мире, ни состав туши, которой они заполнялись. Да мало ли тайн и секретов существует в таком "хитром" деле, как изготовление "настоящих" документов?
Около девяти утра он почувствовал, что силы его на исходе, и, хотя дело закончено еще не было, в том состоянии, в котором находился сейчас Кирилл, продолжать работу означало запороть все до сих пор сделанное. Урванцев бросил последний, полный сожаления взгляд на почти готовое изделие и, как ни протестовало сердце, отправился спать. Внутренняя дисциплина в очередной раз взяла верх над нетерпением, которое было сродни вдохновению. Вот только вдохновение, которое было отнюдь не лишним при создании по-настоящему хорошей липы, все-таки временами бывало избыточно и даже вредно там, где требовались филигранная точность и бухгалтерская педантичность.