Она медлит мгновение, распрямляется, кивает хирургу и Тесс. А потом уходит.
Я закрываю глаза и делаю прерывистый вдох, глядя на приближающегося врача. С моего угла зрения Тесс не видно вовсе. Не знаю уж, что мне предстоит вынести, но вряд ли будет больнее, чем при выстреле в ногу.
Врач прикрывает мне рот влажной тряпочкой, и я соскальзываю в длинный темный туннель.
Искорки. Воспоминания о чем-то далеком-далеком.
В свете трех мигающих свечей мы с Джоном сидим за нашим маленьким столом в гостиной. Мне девять. Ему четырнадцать. Столик такой хилый, даже представить себе трудно - одна ножка подгнила, и мы каждый месяц, а то и чаще пытаемся продлить ей жизнь, забивая в нее все больше и больше отрезков картона. Перед Джоном лежит раскрытой толстая книга. Брови его сосредоточенно сведены. Он читает очередную строчку, спотыкается на двух словах, потом терпеливо переходит к дальнейшему тексту.
- У тебя усталый вид, - говорю я. - Ложился бы лучше спать. Мама будет недовольна, если увидит, что ты еще не спишь.
- Давай закончим страницу, - бормочет Джон, слушая меня вполуха. - Если, конечно, тебе не надо ложиться.
От его слов я только сажусь прямее:
- Я не устал.
Мы снова склоняемся над книгой, и Джон зачитывает следующую строку.
- В Денвере, - медленно произносит он, - после… завершения северной стены… Президент… официально… официально…
- Оценил, - помогаю ему я.
- Оценил случившееся… как преступление… - Джон замолкает на несколько секунд, потом трясет головой и вздыхает.
- Против, - подсказываю я.
Джон хмурится, глядя на страницу.
- Ты уверен? Тут нужно другое слово. Ну да ладно. "Против государства войти в…" - Джон замолкает, откидывается на спинку стула и трет глаза. - Ты прав, Дэнни. Пожалуй, мне пора спать.
- А что такое?
- Буквы расплываются по странице. - Джон вздыхает и постукивает пальцами по бумаге. - У меня голова кружится.
- Да ладно. Закончим строчку - и все.
Я показываю, где он остановился, нахожу слово, которое вызвало у него затруднения.
- В столицу, - читаю я. - Преступление против государства войти в столицу без предварительной военной зачистки.
Джон чуть улыбается, слыша, как я без запинки читаю предложение.
- Ты пройдешь Испытание без сучка без задоринки, - говорит он, когда я заканчиваю. - И Иден тоже. Если я еле протиснулся, то ты пройдешь на ура. У тебя есть голова на плечах, малыш.
Я отмахиваюсь от его похвалы:
- Средняя школа у меня не вызывает особых эмоций.
- А хорошо бы вызывала. По крайней мере, у тебя будет шанс сделать карьеру. Если покажешь хорошие результаты, Республика даже может отправить тебя в военный колледж. Разве такая перспектива не вызывает эмоций?
Вдруг раздается стук во входную дверь. Я вскакиваю. Джон усаживает меня на место.
- Кто там? - кричит он.
Стук становится громче, я даже закрываю уши руками, чтобы не слышать его. Из гостиной выходит мама со спящим Иденом на руках и спрашивает, что происходит. Джон делает шаг вперед, видимо собираясь открыть, но не успевает - она распахивается и внутрь врывается спецотряд вооруженных полицейских. Впереди стоит девушка с длинными темными волосами, схваченными сзади в хвостик, и золотым блеском в глазах. Ее зовут Джун.
- Вы арестованы за убийство нашего блистательного Президента, - говорит она.
Она поднимает пистолет и стреляет в Джона. Потом в маму. Я кричу во весь голос. Кричу так громко, что лопаются голосовые связки. Затем все погружается в черноту.
Меня пронзает боль. Теперь мне десять. Я в лаборатории Центральной лос-анджелесской больницы, заперт вместе с другими. Сколько нас здесь, и не сосчитать. Все мы пристегнуты к каталкам, ослеплены ярким светом. Надо мной склоняются доктора в респираторах. Я прищуриваюсь. Почему они не дают мне уснуть? Свет такой яркий - я ощущаю… разум медленно влечет меня по затянутому туманом морю.
Я вижу скальпели в их руках. Они вполголоса обмениваются кучей непонятных слов. Потом что-то холодное и металлическое впивается в мое колено, я чувствую, как выгибается моя спина, и пытаюсь закричать. Но не могу издать ни звука. Я хочу сказать, чтобы прекратили кромсать мне колено, но тут что-то пронзает затылок, и боль разгоняет все мысли. Поле зрения сужается до туннеля ослепительной белизны.
Потом я открываю глаза и понимаю, что лежу в подвале. Здесь слишком жарко. Я жив по какой-то странной случайности. От боли в коленке я чуть не вою, но знаю: надо молчать. Вижу вокруг темные фигуры, большинство из них лежит бездвижно, а взрослые в больничных халатах ходят вокруг и осматривают их. Я тихо лежу с закрытыми глазами, оставив только узкие щелочки. Наконец люди выходят из помещения, и тогда я рывком вскакиваю на ноги, отрываю штанину, чтобы перетянуть кровоточащую ногу. Я бреду в темноте на ощупь, наконец добираюсь до двери, ковыляю по темной улочке. Потом выхожу на свет и вижу Джун - собранная и бесстрашная, она протягивает мне руку помощи.
- Идем, - шепчет она, обнимая меня за талию.
Я прижимаю ее к себе.
- Ведь мы вместе? Ты и я?
Мы выходим на дорогу, и госпиталь остается позади.
У всех людей на улице светлые кудряшки Идена, сквозь которые просвечивают окровавленные прядки. Посреди каждой двери, мимо которой мы проходим, намалеван красный крест с черточкой. Это означает, что все местные жители поражены чумой, вызванной штаммом-мутантом. Мы идем и идем по улицам. Идем, кажется, уже несколько дней. Воздух плотный, как патока. Я ищу дом моей матери. Вдали виднеются сверкающие города Колоний, они манят меня, обещают лучший мир, лучшую жизнь. Я возьму туда с собой Джона, маму, Идена, и мы вырвемся из цепкой хватки Республики.
Наконец мы подходим к дому моей матери, но, распахнув дверь, я вижу пустую гостиную. Мамы нет. Джон мертв. Его застрелили солдаты, вдруг вспоминаю я. Оглядываюсь, но Джун исчезла, я стою в дверях один. Нет, еще остался Иден. Он лежит в кровати. Когда я подхожу, он открывает глаза на звук моих шагов и протягивает ко мне руки.
Но глаза у него не голубые. Они черные, потому что радужки кровоточат.
Я медленно, очень медленно возвращаюсь из темноты. Основание шеи пульсирует - так случается, когда я отхожу от приступа головной боли. Я знаю, что видел сны, но запомнилось мне только не прошедшее еще до конца чувство страха, чего-то ужасного, прячущегося за запертой дверью. Под головой подушка. От руки тянется трубка, стелется по полу. Все передо мной как в тумане. Я пытаюсь его прогнать, но вижу лишь край кровати и ковер на полу. На нем сидит девушка. Ее голова покоится на постели. По крайней мере, мне кажется, что передо мной девушка. На миг в голову приходит мысль: Иден - Патриоты каким-то образом спасли его и доставили сюда.
Фигура шевелится, и теперь я вижу: это Тесс.
- Эй, - бормочу я; язык едва ворочается во рту. - Что происходит? Где Джун?
Тесс хватает меня за руку и встает, в волнении забывая ответить.
- Ты очнулся, - говорит она. - Ты… как ты?
- Потихоньку.
Я хочу прикоснуться к ее лицу - я все еще не уверен, снится она мне или нет.
Тесс оглядывается, чтобы убедиться, что в комнате больше никого нет. Она подносит палец к губам:
- Не волнуйся. "Потихоньку" продлится недолго. Врач сказала, что все прошло успешно. Скоро будешь как новенький, и мы сможем отправиться на фронт и убить Президента.
Я вздрагиваю: слово "убить" так легко срывается с ее губ. Еще мгновение - и я понимаю, что нога не болит, совершенно не болит. Я пытаюсь приподняться и посмотреть, и Тесс подсовывает подушки мне под спину, чтобы я мог сесть. Преодолевая страх, я кидаю взгляд на свою ногу.
Тесс садится рядом и разбинтовывает рану. Под бинтами гладкие стальные пластины - механическое колено на месте моего простреленного. Я смотрю, разинув рот. Там, где металл встречается с плотью на бедре и голени, все, кажется, подогнано плотно, только по краям немного припухло и покраснело. Комната перед глазами идет кругом.
Тесс нервно барабанит пальцами по одеялу, закусывает округлую верхнюю губу:
- Ну, как ощущения?
- Ощущений… никаких. Боли нет.
Я осторожно провожу пальцем по холодному металлу, пытаясь привыкнуть к постороннему в своем теле.
- Она сделала все это? И когда я снова смогу ходить? Неужели так быстро зажило?
Тесс чуть надувается от гордости.
- Я помогала врачу. Тебе нельзя много двигаться еще двенадцать часов. Чтобы целебный бальзам впитался в мышцы и сделал свое дело. - Тесс усмехается, и ее улыбка так знакомо складывается в морщинки в уголках глаз. - Стандартная операция для раненых солдат. Классно, правда? Будешь жить как с обычной ногой, а может, даже лучше. Доктор, которой я ассистировала, настоящая знаменитость во фронтовых госпиталях, но она еще подрабатывает на черном рынке, что для нас очень кстати. Кроме того, она мне показала, как вправить сломанную руку Каэдэ, чтобы та побыстрее залечилась.
Интересно, сколько Патриоты заплатили за операцию. Я и прежде видел солдат с металлическими вставками, иногда маленькими, каким-нибудь квадратиком в руке, а иногда с полным металлическим протезом ноги. Такая операция должна стоить дорого, а судя по тому, как выглядит моя нога, врач использовал целебный бальзам военного назначения. Я уже чувствую, какой сильной будет моя нога, когда заживет, насколько быстрее я смогу двигаться. Насколько быстрее найду Идена.
- Да, - говорю я Тесс. - Удивительно.
Я чуть выгибаю шею, чтобы видеть дверь в спальню, но от этого кружится голова. Сквозь бушующую в ней бурю я слышу приглушенные голоса.
- Что они там делают?
Тесс бросает взгляд через плечо, потом снова на меня:
- Обсуждают первый этап плана. Я не участвую, потому и не обсуждаю.
Она помогает мне лечь. Наступает неловкая пауза. Я все еще не могу привыкнуть к тому, что Тесс изменилась. Она замечает мой восхищенный взгляд, не знает, что ей делать, потом смущенно улыбается.
- Когда все это закончится, - говорю я, - ты вместе со мной уедешь в Колонии. Хорошо?
Тесс снова улыбается, потом нервно одной рукой разглаживает мое одеяло, а я продолжаю:
- Если все пойдет по плану Патриотов и Республика в самом деле падет, я не хочу, чтобы на нас обрушился хаос. На Идена, Джун, тебя и меня. Слышишь, сестренка?
Вспышка радости на лице Тесс гаснет. Она не знает, что сказать, наконец выдавливает:
- Я не знаю, Дэй.
- Почему? Ты боишься Патриотов? Или чего-то еще?
Она снова оглядывается через плечо на дверь:
- Нет… они ко мне пока хорошо относились.
- Тогда почему ты сомневаешься? - тихо спрашиваю я.
Меня снова одолевает слабость, я с трудом прогоняю наползающий туман.
- В Лейке мы всегда говорили, что если удастся, то убежим в Колонии вместе. Отец рассказывал, что Колонии - страна…
- …Свободы и возможностей. Я знаю. - Тесс отрицательно качает головой - Просто я…
- Что?
Рука Тесс проскальзывает в мою. Я снова представляю ее маленькой девочкой, какой впервые увидел, когда она рылась в мусорном баке в секторе Нима. Неужели это та же девочка? Руки у нее теперь не такие маленькие, как прежде, хотя все еще умещаются в моих. Она смотрит на меня.
- Дэй, я волнуюсь за тебя.
Я моргаю.
- Ты о чем? Об операции?
- Нет, - нетерпеливо трясет головой Тесс. - Я волнуюсь за тебя из-за Джун.
Я делаю глубокий вдох, жду продолжения и боюсь того, что она может сказать.
Голос Тесс теперь звучит как-то странно, я его почти не узнаю:
- Понимаешь… если Джун едет с нами… Я знаю, как ты к ней привязан, но всего несколько недель назад она была солдатом Республики. Ты не замечаешь, какое у нее время от времени появляется выражение лица? Она словно тоскует по Республике: или хочет вернуться, или еще что. А если она попытается саботировать наш план? Или нападет на нас, когда мы будем пробираться в Колонии? Патриоты уже принимают меры…
- Постой.
Я удивлен громкостью и раздраженностью собственного голоса. Никогда прежде не повышал я голоса на Тесс и теперь тут же корю себя. В каждом слове Тесс я слышу ревность - в том, как она выплевывает имя Джун, словно хочет поскорее отделаться от него.
- Прошло всего несколько недель с тех пор, как все это произошло. Конечно, у нее случаются минуты неуверенности. Но она больше не солдат Республики, и даже если мы решим пробираться в Колонии без нее, опасностей будет не меньше. И потом, у Джун есть навыки, которых нет у нас. Да ты сама подумай: она ведь вытащила меня из Баталла-Холла. Она сама может нас защитить.
Тесс сжимает губы.
- А как ты относишься к заданию, которое Патриоты хотят ей поручить? Как насчет ее отношений с Президентом?
- Каких отношений? - Я с трудом вскидываю руки, пытаясь сделать вид, что это не имеет никакого значения. - Их отношения всего лишь часть игры. Она его даже не знает.
Тесс пожимает плечами и шепчет:
- Скоро узнает. Когда подберется поближе, чтобы им манипулировать. - Она снова опускает глаза. - Я поеду с тобой, Дэй. Я поеду с тобой куда угодно. Я просто хотела напомнить тебе о… ней. На случай, если тебе такие мысли не приходили в голову.
- Все будет в порядке, - заверяю я. - Можешь мне верить.
Наконец напряжение уходит. Лицо Тесс смягчается, появляется ее обычное приветливое выражение, и мое раздражение рассеивается так же быстро, как возникло.
- Ты всегда меня опекаешь, - улыбаюсь я. - Спасибо, сестренка.
Тесс усмехается:
- Ну кто-то ведь должен тебя опекать. - Она показывает на мои закатанные рукава. - Да, кстати, я рада, что форма тебе по размеру. В сложенном виде она показалась мне великоватой, но, кажется, подошла.
Неожиданно Тесс наклоняется и стремительно целует меня в щеку, чтобы мгновенно отпрянуть. Лицо ее пунцовеет. Тесс и прежде целовала меня в щеку, но теперь я впервые чувствую в этом нечто большее, чем жест привязанности. Я пытаюсь понять, каким образом Тесс меньше чем за месяц вышла из детского возраста и стала взрослой. Я неловко откашливаюсь. Странные новые отношения.
Она встает и вытаскивает руку из моей. Смотрит не на меня, а на дверь.
- Извини. Тебе нужно отдыхать. Загляну попозже. Постарайся уснуть.
И только теперь я понимаю, что, вероятнее всего, Тесс и положила нам форму в ванную. Она видела, как я целую Джун. Борясь с туманом в голове, я пытаюсь придумать, что бы сказать перед ее уходом, но она успевает исчезнуть за дверью.
Джун
05:45. "Венеция". Первый день в роли официального члена организации Патриотов
Я решила не присутствовать при операции. Тесс, конечно, осталась и помогала врачу. Вид Дэя, лежащего без сознания на столе с бледным и пустым лицом, слишком напоминал бы мне о том вечере, когда я склонилась над телом Метиаса на заднем дворе больницы. Предпочитаю не демонстрировать Патриотам свои слабости. Потому остаюсь в стороне, сижу на одном из диванов в большой комнате.
Я держусь от всех подальше, чтобы обдумать план Рейзора в той части, которая касается меня.
Меня арестуют солдаты Республики.
Моя задача - добиться аудиенции у Президента, а потом втереться к нему в доверие.
Я должна раскрыть ему липовый план убийства, чтобы заслужить прощение всех моих преступлений против Республики.
А потом - заманить его туда, где и произойдет настоящее покушение.
Вот к чему сводится моя роль. Думать о плане одно, а вот осуществить его - совсем другое. Я смотрю на свои руки и спрашиваю себя: готова ли я запятнать их кровью, готова ли убить кого-то? Что мне все время говорил Метиас? "Лишь немногие убивают по справедливости, Джун". Но я помню и то, что сказал в душевой Дэй: "Жизнь человека, отвечающего за всю их треклятую систему… мне такое представляется невеликой ценой за начало революции. Ты так не думаешь?"
Республика отняла у меня Метиаса. Я размышляю об Испытаниях, о лжи, которой государство окутало смерть моих родителей. Об искусственной чуме. Из этой роскошной высотки я вижу сияющий вдалеке за небоскребами Вегаса стадион для Испытаний. Лишь немногие убивают по справедливости, но если справедливая причина и есть, то вот она. Разве нет?
Руки немного трясутся, я стараюсь унять дрожь.
Воцарилась тишина. Рейзор снова ушел (вышел в 03:32 в полной выкладке). Урони я здесь иголку на мраморный пол, у меня бы барабанные перепонки лопнули от грохота. Немного спустя я обращаю внимание на небольшой экран на стене. Звук выключен, но показывают стандартный набор новостей. Предупреждения о наводнениях, грозах. Время прилета и отправления воздухолетов. Победы над Колониями по всему фронту. Иногда я спрашиваю себя, не выдумывает ли Республика победы и как на самом деле обстоят дела: выигрываем мы войну или проигрываем? По экрану катятся заголовки. Я вижу сообщение о том, что любой гражданин, замеченный с красной прядью в волосах, будет арестован на месте.
Программа резко обрывается. Я выпрямляюсь, когда появляется следующее сообщение. Новый Президент произнесет первую публичную речь.
Я в нерешительности. Кидаю взгляд на Каэдэ. Она вроде бы крепко спит. Я встаю, на цыпочках пересекаю комнату и провожу пальцем по экрану, чтобы включить звук.
Негромко, но вполне достаточно. Я смотрю, как Анден (или уже точнее, Президент) грациозно поднимается на трибуну. Он кивает привычной стене назначенных правительством репортеров. Выглядит он точно так, каким я его запомнила: молодая версия отца, в аккуратных очках, с царственно вздернутым подбородком. Одет в безукоризненно скроенную черную форму с золотой оторочкой и двумя рядами сверкающих пуговиц.
- Настало время великих перемен. Наша решимость более, чем всегда, подвергается испытаниям, а война с противником достигла пика, - говорит он; говорит так, будто его отец и не умер вовсе, а сам он всегда был Президентом. - Мы выиграли три последних сражения и захватили три южных города Колоний. До победы один шаг, вскоре Республика выйдет к берегу Атлантического океана. Таково наше предначертание.
Дальше он заверяет народ в нашей военной мощи и обещает в скором будущем перемены, о которых еще объявит. Кто знает, какая часть его слов - правда? Я снова изучаю его лицо. Голос не похож на отцовский, я ловлю себя на том, что замечаю в интонациях искренние нотки. Двадцать лет. Может, он и в самом деле верит в то, что говорит, а может, умело скрывает сомнения. Я спрашиваю себя, какие чувства вызвала у него смерть отца и как ему удается на такой пресс-конференции собраться и играть свою роль? Конгресс явно намерен манипулировать столь молодым Президентом, умело дергать за ниточки и передвигать его по политической доске, как шахматную пешку. Если верить Рейзору, столкновения у них происходят ежедневно. Вероятно, Анден жаждет власти не меньше, чем его отец, если вообще отказывается прислушиваться к Сенату.
В чем разница между Анденом и его отцом? Какой представляет себе Республику Анден и, если уж об этом зашла речь, какой, по моему мнению, она должна стать?
Я выключаю звук и отхожу от экрана. Не нужно слишком уж вдаваться в размышления об Андене. Нельзя думать о нем как о реальном человеке, если я должна его убить.
Наконец, когда в комнату уже проникают первые лучи рассвета, из спальни появляется Тесс и сообщает, что Дэй пришел в себя.