Бессмысленная и кровавая схватка. Бессмысленная потому, что исход боя был уже предрешен. Добрых две трети войска бунтовщиков перестали существовать, как способная сопротивляться сила, после вероломной атаки Брицелла. А кровавой она стала после того, как часть егерей пришла на помощь "своим" талунам.
Не увидел Брохан, как чья-то колесница косой подрубила ноги спасшему ему жизнь возничему, а упавшего переехало колесо.
Не увидел, как щитоносец и возница Витека, сбросив неподвижное тело вражеского предводителя, пытались вытащить своего, основательно придушенного, из мешанины людских, конских тел и скрипящих повозок.
Двух шагов не успели они сделать, как щитоносец зашатался, попытался вытащить вонзившийся пониже левой ключицы бельт, а вздыбившийся, словно из ниоткуда, всадник ударом меча раскроил ему голову.
– Нашли! – радостно заорал конный егерь и взмахнул в воздухе окровавленным клинком. – Туточки он, командир!
На его зов подъехали еще пятеро в бело-зеленых накидках. В отличие от арданов, предпочитавших колесничный бой, эти сидели в седлах как влитые. Полуоткрытые круглые шлемы, прежде начищенные до блеска, а сейчас матовые от осевших капелек тумана, не скрывали светлых коротко подстриженных бород. Главный отличался от остальных бойцов только украшавшим шлем комбом в виде разинувшей рот острозубой ящерицы. Рядом с ним несли штандарт Экхарда – украшенное сверху посеребренными оленьими рогами древко и узкое полотнище, где белые полосы чередовались с зелеными. Белый олень Ард’э’Клуэна.
Командир конных егерей пристально глянул на поддерживаемого возницей Витека:
– Он! Добить!
– Не сметь!!! – срывая голос на фальцет, взвизгнул паренек.
Стремительным горностаем вывернулся из-под руки Витека и прыгнул на егерей со своим коротким клинком. Один против всех.
– Пшел вон, щенок!
Гнушаясь марать сталь кровью ребенка, Брицелл ударил храброго защитника кулаком в лицо, а один из его телохранителей добавил тяжелым противовесом сделанного по южному образцу меча по темени. Мальчишка осел кулем, не подавая признаков жизни.
Витек шагнул вперед на подгибающихся ногах, с рычанием поднимая могучие руки. Точнее, левую руку. Правая, с развороченным Броханом плечом, висела плетью.
– Ты глянь на него! – искренне изумился егерь с нашивками десятника на рукаве. – Живучий! Еще дрыгается!
Второй десятник, повыше и поплечистее, ударил копьем. Прицельно. За ворот кольчужной рубахи. В ямку за левой ключицей.
Витек Железный Кулак медленно, неохотно отпуская душу в Верхний Мир, на поля вечной и богатой охоты с Пастырем Оленей, упал на колени, а когда десятник вырвал копье, завалился на бок.
Рядовой егерь, которому первому было поручено добить вождя противника, незамедлительно спешился. Сноровисто и умело обезглавил тело. Отер клинок об одежду лежащего рядом ардана. Кинул голову в мешок.
– Дело сделано! – усмехнулся Брицелл. – За мной!
Вдруг что-то привлекло его внимание.
– Эге! А это кто у нас?
Белая эмаль на выкованном крыле... Сомнений быть не могло.
– Вот ты где, речной ястреб. Проверь, живой ли?
Высокий десятник потыкал в распростертое тело концом оскепища.
– Никак нет. Помер.
– Слава Сущему! – Командир егерей возвел очи к небесам.
Покосился по сторонам. Бой ушел уже далеко вправо. Ихэренцев прижали к топи, где колесницы оказались совершенно беспомощны, и методично добивали одного талуна за другим. Речники, сохраняя строй, охватывали завязшие в топях колесницы полукругом. Егеря частыми атаками терзали их с другой стороны.
– Убрать эту падаль, – отрывисто бросил Брицелл.
Брохану Крыло Чайки накинули на ноги веревки с петлями. Гикнув, двое егерей потащили тело прочь с поля боя, за рощу, где сидел раньше в засаде их отряд.
Вот и расчищен путь к заветной должности коннетабля, командующего всеми войсками Ард’э’Клуэна. Мальчишка-король просто не сможет обойтись без его, Брицелла, помощи. Сведущий в тактике и стратегии военачальник. Последний из числа сохраняющих верность престолу. Оставшийся в живых.
Брицелл снова улыбнулся. Только ртом. Глаза оставались настороженными и хмурыми. По-иному он не умел.
Тал Ихэрен, пойма Ауд Мора, златолист, день третий, сумерки.
Вейте с трудом приходила в себя. Виски ломило, затылок, как свинцом налитый. Глаза и вовсе открываться не хотели. Все-таки удар достался нешуточный. Если бы не толстый подшлемник, обгладывали бы ее уже вороны.
Девушка села, сжала ладонями виски, стремясь прогнать замелькавшие черные точки. Медленно огляделась.
День склонился к закату. Скрытое низкими облаками солнце большей частью заползло за линию окоема. Оттого тени стали длинными, тянулись по взбитой копытами и колесами земле, как чудовищные змеи из легенд. Шел дождь. Даже не дождь, а так, мелкая морось. Похолодало.
Бой давно закончился. Не приходилось сомневаться, кто же одержал победу. Вероломный, предательский удар конницы Брицелла спутал все планы ихэренцев и положил конец их надеждам на свободу и независимость.
На поле брани валялись окоченевшие тела коней и людей. Смотрели колесами в небо опрокинутые повозки. Неподалеку скалился в предсмертной муке возничий Брохана.
Брицелл – подлец, не гнушающийся ради победы ничем, но командир толковый и наверняка по горячим следам повел свое войско в глубь тала – захватывать оставшиеся без надлежащей защиты замки, утверждать королевскую власть.
Вейте поискала глазами и нашла труп отца. Обезглавленный, в окровавленной изодранной броне. Наверное, нужно заплакать, забиться в рыданиях. Но дочь ихэренского талуна не может позволить себе такой слабости. Что толку в печали? Она отомстит. И Брицеллу, и Экхарду, и этой пригорянской шалаве, примеривающей под толстый зад подушку трона...
В отдалении завыл волк. Ему отозвался другой, потом еще один.
Ночные падальщики собирались на обильную трапезу.
Нужно уходить.
Вейте пошарила вокруг и нашла оброненный, втоптанный в грязь меч. Отец учил ее обращаться с любым видом оружия, кроме рогатого копья, конечно, – силенок маловато. Сейчас бы она предпочла арбалет. Или рогатину. Зверя лучше не подпускать вплотную. Но оплетенная кожаными ремнями рукоять меча, умостившись привычно в ладони, придала уверенности.
Так, что там слева? Роща? Значит, нужно добраться туда. Спрятаться. Выжить. Мертвый не может отомстить.
Спотыкаясь, девушка побрела к деревьям, едва различимым в скрадывающей очертания предметов темноте. Смятый ударом егеря шлем давил на и так больную голову. Она сняла его и отбросила, оставшись в подшлемнике.
У одной из колесниц, заваленной набок, Вейте остановилась отдохнуть. Из-за грязи, обильно облепившей борта, цвета повозки почти не различались. Да и тьма мало помогала в этом деле.
Как же Витек не хотел брать ее в этот бой! Да еще возницей на собственной колеснице. Будто чувствовал, что не вернется! Вот тут-то слезы и навернулись на глаза, едва не хлынули. Вейте сцепила зубы и выдержала. Дочь талуна должна быть сильной. Слезы – посадским девкам, стряпухам и прибиральщицам, которых конные егеря уже, наверное, валяют по сенникам.
А она не имеет права плакать!
В роще дождь докучал не так сильно. Широколистые ясени принимали влагу на себя – пока она еще до земли докатится капелька за капелькой! Пахло прелью и гниющей ряской. Значит, Ауд Мор совсем рядом. Не приведи Пастырь Оленей на водяного деда нарваться.
Впрочем, лучшего укрытия от дождя и от хищников все равно нет. До ближайшего селения полночи топать, и еще неизвестно, как ее там примут.
Только теперь Вейте почувствовала жажду. Еще бы! После боя пролежать с раннего утра до заката без сознания!
Сходить бы к реке, но боязно. Когда всякая зубастая, когтистая зараза собирается на запах крови и смерти, к воде лучше не соваться без двух-трех оруженосцев.
Ничего, дочь Витека потерпит до утра. Отец бы потерпел. Хотя он не побоялся бы и в одиночку, с Триланном, по плавням пошастать. Ему случалось и кикимору брать на рогатину, и вепря...
Слабый стон из-за ближайшего створа заставил ее вздрогнуть и обернуться.
Слишком резво. Быстрое движение вызвало предательскую слабость и рой точек перед глазами. На этот раз не черных, а слепяще-белых.
С трудом устояв на ногах, Вейте выставила перед собой меч:
– Кто здесь?!
Стонавший не ответил. Затаился.
Хороший знак. Он ее боится. Более сильный, уверенный в своем преимуществе вел бы себя иначе.
– Кто здесь, спрашиваю?
Тишина. И тяжелое, с присвистом, дыхание в пяти шагах правее.
Раненый?
Скорее всего.
Осторожно ступая, чтобы не перецепиться через корень, а заодно и опасаясь засады, девушка пошла вперед.
Шаг, второй... Четвертый...
– Опусти меч, кто бы ты ни был...
Мужской голос. Низкий, хриплый. Чувствуется, что человеку не в диковинку перекричать толпу, превзойти шум и лязг сражения. Только голос надтреснут болью.
– Это с какой радости?
– Опусти. Я уже никому не причиню вреда.
Тьма стояла почти кромешная. Ни лица, ни рук не разглядишь. Вейте, на всякий случай, меча не опустила. Так и держала клинок перед собой, когда подошла к мужчине.
– Ты кто? – спросил он.
Хороший вопрос. Главное, отвечай, что хочешь. Кто тебя проверит?
– А ты кто? – в тон ответила девушка.
Человек помолчал. Наконец проговорил:
– Назовись ты первый. Ты хотя бы можешь убежать.
– От кого я должна бегать на своей земле?!
– Значит, ты из ихэренцев?
– Да. Я – Вейте, дочь Витека Железный Кулак. – Она с вызовом задрала подбородок, не подумав, что в темноте ее горделивая поза останется незамеченной.
– Вона как... – протянул человек. – Тогда у тебя нет причин помогать мне. Я – Брохан Крыло Чайки.
Девушка опешила:
– Как Брохан?! Почему ты здесь?.. – Ненависть и желание мести всколыхнулись в ней с прежней силой. – Готовься к смерти, подлец!
– К смерти я давно готов. Я даже зову ее к себе, – ровно проговорил Брохан. – Полежи денек в грязи со сломанной хребтиной, без надежды на спасение, и смерть от доброго железа покажется тебе счастьем. Бей!
Вейте замахнулась, но в последний миг промедлила.
– Почему ты здесь? – повторила она.
– Почему здесь? Не того спрашиваешь, девочка...
– Не зови меня девочкой!
– Но ведь не мальчик же? Постой, это ведь ты была возничим у Витека?
– Я.
– Молодец. С лошадьми отлично управляешься.
– Не нуждаюсь в твоих похвалах!
– А вот в спину мне зря метилась ударить.
– Не нуждаюсь в твоих поучениях!
– А в чем ты нуждаешься? В том, чтоб пырнуть меня мечом? Ну давай. Не бойся. Я теперь безногий калека.
Вейте припомнила, как хрустела спина Брохана под древком Триланна. Еще бы! Витек, случалось, коня приподнимал, на потеху прочим талунам.
– Не зови смерть раньше срока. – Она опустила меч и присела на корточки. Но не ближе вытянутой руки. Мало ли! Калека не калека. Впрочем, пнуть Брохана, как раньше, ей уже не хотелось.
– С такими ранами не выживают. Да будь вокруг меня толпа лекарей, и то... – Речник попытался пошевелить ногой, но скривился от острой боли и замолчал.
– Эй, Брохан, ты живой? – Вейте подалась вперед.
– Пока еще. Ты спрашивала, как я здесь очутился?
– Да. Как?
– Не знаю, – просто ответил Крыло Чайки.
– Как так – не знаешь?
– А вот так. Бился с Витеком. Помню, как бело-зеленые выскочили из засады раньше срока. Да. Наплевал Брицелл на приказ командира. Видать, решил – победителей не судят. А теперь и некому с него спросить... Так что, хочешь знать, как я здесь очутился?
– Хочу!
– Спроси у Брицелла.
– Спрошу, – упрямо сжала губы Вейте.
– Э, девочка, ты что? Я же пошутил... Брицелл тебя и на стрелище не подпустит.
– А я его предупреждать не буду.
– Сгинешь без толку.
– Там поглядим.
Брохан опять замолчал. Вейте уж было подумала, в беспамятство впал.
Нет. Не впал.
– Ближе подсядь. Да не бойся, не кусаюсь я. Уже. Зубы выбили, как кобелю бешеному.
Девушка подумала и, решив и вправду, чего бояться, пододвинулась поближе.
– Костер бы развести, занемел весь...
– Чем же его разожжешь? Да и сыро – хворост мокрый.
– Кремень, огниво у меня с собой. И трут найдется. Вот с хворостом ты права... А может, попробуем?
– А! – Вейте, тоже порядком иззябшая в мокрой одежке, махнула рукой. – Сейчас насобираю.
На ощупь валяющийся под деревьями сушняк казался не таким мокрым, как пропитанные водой штаны и чавкающие сапоги.
– У меня из-под спины вытащи. – Кривясь от боли, Брохан чуть приподнял правое плечо. – Листья да мох. Они посуше должны быть. А огниво – вот оно. Держи.
Трут затлел сразу. Добрый трут, хорошо высушенный. А вот сложенные "шалашиком" веточки загораться не хотели. Ясеневые листья воняли, забивая дымом крошечные язычки пламени. Вейте накрыла огонек ладонями, легонько подула, давая труту разгореться чуть больше.
– Ничего. Теперь пойдет. – Брохан тоже протянул одну руку к огню. – Хорошо-то как... Мужчина должен умирать с оружием в руках, а коль не выйдет, хотя бы у очага. А тут сгниваешь заживо, как топляк. Садись с той стороны. Так мы его и от ветра закроем, и самим теплее будет.
Вейте послушно уселась. Ненависть ненавистью, месть местью, а все же Брохан хороший вояка. Так и отец говорил. И похоже, немного ему осталось. Готовый мертвец уже. И нос, как клюв у ястреба.
– Слушай меня, девочка...
– Не называй!..
– Хорошо-хорошо. Прости.
– Ладно. Чего там.
– Слушай меня, Вейте. Я с твоим талом войны не начинал. Витек за гордость непомерную поплатился...
Девушка фыркнула.
– Не фыркай. А то ты отца своего хуже, чем я, знаешь. Ведь горд Витек... был?
– Горд.
– Обид не спускал?
– Не спускал.
– Даже королям?
– Так.
– Вот за то и поплатился. Понятно. Талун. Да не из последних. И королевскому роду знатностью не уступит. И честен до одури. Нет бы сперва с Витгольдом договориться.
– Под трейгов идти?!
– Да не идти. И не под трейгов. А заручиться поддержкой Витгольда. Пускай даже видимостью поддержки. Потянуть время. А там, глядишь, листопад, порошник – не сильно-то войну затевать захочешь. Нет, попер Витек на рожон, как медведь остромордый. Вот и затравили. А какой славный воин был!
– Не ты ль его затравил, а?
– И я тоже. Я человек подневольный. Служу не за страх, не за жалованье. Служил, – поправился Брохан. – Со мной четыре сотни "речных ястребов". А ты хотела, чтоб я Хардвара послал к стрыгаевой бабушке, сам в подземелье сел, на хлеб и воду, а моих парней какой-нибудь сучий выкормыш, навроде Брицелла, на убой бросил? Егеря с талунами что? Тьфу, и растереть. Не люблю я их. Вот сопляком был, от горшка два вершка, а уже не любил. Но своих "ястребов" не дам в обиду.
– Складно говоришь. Весь такой из себя невиноватый, честный и справедливый, как герои бардовские. Песни писать не пробовал?
– Смейся, смейся. Мне уже все едино. Я одной ногой в Верхнем Мире, мне сейчас, может, место за столом Пастыря Оленей расчищают. Все стерплю. А хотел и взаправду малой кровью отделаться. Потому и поединок отцу твоему предложил. Кто ж знал, что Брицелл по-своему дело выкрутит, как ему удобно?
Вейте молчала. Что ответить? Крыло Чайки и впрямь не так плох был. И отец его хвалил частенько. За то, что из простолюдинов в военачальники выбился. За то, что мзды от контрабандистов и пиратов не брал. За то, что в глаза королю мог возразить, когда из того самодурство перло.
– Слушай меня, де... Прости, Вейте. Мне все едино помирать. Сама ты за отца и за тал разоренный не отомстишь, не надейся. Протяни руку. Да не так. Ладошкой вверх.
Девушка повиновалась. Брохан с усилием сдернул с пальца шипастый перстень и вложил ей в руку.
– Это что еще за?..
– Когда совсем туго станет, иди в Фан-Белл, к причалу, где мои "ястребы" швартуются. Найдешь Гурана Щербатого или Гуню... Как же имя-то его? А, запамятовал! Покажешь кольцо...
– Ага! А они мне камень на шею – и в воду.
– Не перебивай! Вот бабье племя! Чтоб не подумали, будто с трупа моего сняла, спросишь Щербатого, не этот ли перстенек его щербатым сделал? И прибавишь: дело в корчме было. "Два окорока" называется. А Гуне скажешь, что больше всех на свете боится он матери своей, как она клюкой его промеж лопаток охаживает. Поверят и помогут. Обскажешь им, как я помер, все речники поднимутся...
– Да погоди помирать-то. Рассветет, я тебя к селянам вытащу. Глядишь, и поживешь еще. – Вейте уже забыла, как совсем недавно собиралась пырнуть сухопарого усатого воина мечом.
– Не вытащишь. Лезь на дерево бегом.
– Зачем это?
– Вот дурочка! Не слышишь ничего? Кикимора по зарослям очерета шастает. Нас почуяла...
Девушка прислушалась. От реки и вправду доносилось негромкое горловое бульканье. Словно огромная лягушка квакнуть норовит, но боится или стесняется и пасть закрытой держит.
С кикиморой ей не совладать. Хищник быстрый, сильный. Когти – в ладонь длиной. Зубы – что шило сапожное. Ее на рогатину взять еще можно попытаться, а с мечом – гиблое дело.
– Лезь на дерево, кому говорю!
– А ты?
– А что я? Я уже мертвец. Меч мне оставишь. Утром заберешь.
– Я тебя не брошу!
– Вот дура баба! Бегом на дерево! – Не то бульканье, не то кваканье доносилось уже из-за ближних стволов. – Отец из-за меня погиб, так хоть дочку сберечь...
– Брохан, я...
– Ты отомстить хочешь, Вейте, дочь Витека Железный Кулак?
– Хочу!
– Тогда лезь! Давай ногу!
Крыло Чайки подставил сложенные "лодочкой" ладони.
– Ну? Ждать долго?
Вейте решилась. Положила меч на мокрые листья. Так, чтоб сразу калека рукоятку нашарил. Поклонилась Брохану, да не как равный равному и даже не как талун королю, а как самый бедный поселянин повелителю кланяется. Потом осторожно поставила сапожок на ладони воина.
– Давай. – Сильные руки толкнули ее вверх.
Усилие вызвало такой приступ боли, что Брохан завыл, зарычал голодным клыканом.
Кикимора забулькала в ответ уже в полный голос, но Вейте успела вцепиться непослушными пальцами в нижнюю ветку – локтей семь до земли, сама в жизни не допрыгнула бы. Подтянулась, забросила одну ногу, вторую. Уселась. Глянула вниз.
Кикимора вышла на поляну и теперь кралась к костерку. Короткое, толстое тело, паучьи лапы с перепонками между пальцами. Когти. Зубы.
– И-и-и-эх! – воскликнул Брохан, и в его голосе звучала почти что радость. – Меч в руках! Ну, Пастырь Оленей, готовь пир горой!
Хищник присел на задние лапы и зашипел, раздувая горловой мешок. Гребень жестких, бурых с прозеленью волос от загривка до темени то поднимался, то опускался.
– Ну давай, тварь! Я жду! – Брохан выставил перед собой меч.
Кикимора прыгнула.
Скрежет когтей по кольчуге.
Визг подраненного зверя.
Глухой вскрик речника.
Бульканье.
Хруст.
Удовлетворенное урчание.