Экран потух, потом вспыхнул снова, и все увидели свой дом со стороны – огромный, утюгообразный звездолет, отсвечивающий в сиянии солнца. Изображение быстро приближалось, стремительно росло, делалось детальным и наконец застыло – сублинкор вышел на дистанцию атаки. Теперь если жахнет парализующим лучом, то все, финита, кайки – будешь ни жив ни мертв. Не помогут ни броня, ни экранирование, ни жесткий, защищающий от радиации гермоскафандр. Да, впечатляющая это штука бета-парализатор. А у Алалу их три и настроены в унисон. Вот так…
– Ты мне главный двигатель запустить сможешь? – повернулся Ан к бортинженеру, пожилому оберорлу. – По-простому, без наворотов. Хрен с ними, с управляющими контурами, главное, чтоб тянул. Ну?
– Будем думать, генерал, – вытянулся тот, вздохнул и с виноватым видом улыбнулся. – И вспоминать матчасть. Ведь столько лет прошло…
Да, сколько уже тысяч лет не запускали этот чертов двигатель…
– Давай, давай, если хочешь жить, – подбодрил его Ан, глянул на часы и посмотрел на Тота. – Ну, многоуважаемый коллега, и какие мысли?
– Полные движения и оптимизма, дорогой учитель, – усмехнулся Тот. – Уверен, что необратимых изменений в управляющих контурах нет. То есть если оттащить транссредство из зоны действия блокирующего луча, то оно возьмет старт в лучшем виде. Вот у нашего друга Исимуда, например, есть отличный вместительный хронобот. Быстроходный, маневренный и мощный. Весь вопрос только в том, как выпихнуть его за борт. Да так, чтобы пушки сублинкора не превратили его в кашу.
– Что, мой новый хронобот в кашу? – совсем уже расстроился Исимуд, вздохнул и, вытащив из кармана гиперфон, нажал активизирующую клавишу. – Алло, Хурдонай? Азохенвей, але? Черт, дьявол, связи нет, – он выругался матом, убрал свой бесполезный аппарат и горестно посмотрел на Ана, сурового, решительного и невозмутимого. – Генерал, вы только подумайте – нет гудка. Эти гниды на линкоре вырубили нам линию. А я ведь так хотел иметь слово к своему новому шеф-пилоту. Ас. Золотая голова, умелые руки. И очень длинные. Раньше был пилотом наркомафии. Этот-то уж точно своим лицом в грязь не ударит, не опростоволосится, не даст маху. Что-нибудь придумает. Дельное. Ну, я пойду.
И Исимуд отчалил вниз, в трюм, на швартовочную палубу, где в отдельном боксе покоился его личный хронобот. Объемистый, шикарный, эксклюзивного дизайна, стремительный, но увесистый. И как тягать его за борт звездолета, один бог знает. Без силового-то узконаправленного поля. Да под жерла излучателя линкора. Да, вот задача так задача. Цена ее решения – жизнь.
– Ну ладно, время, – глянул снова на хронометр Ан, коротко вздохнул и негромким голосом, в котором слышался булат, властно приказал: – Главного механика к кормовому штурмолюку. Бегом. Всем не дергаться, сидеть на жопе ровно, без кипежа, эксцессов тихо ждать меня. Красноглаз, то есть я хотел сказать, Обер Наставник – за старшего. Все, я сказал. Пошли.
И, сопровождаемый Тотом и своими телохранителями, он подался в дебри необъятного звездолета – ножками, ножками, ножками. Не работали ни транспортная дорожка, ни "бегущая волна", ни грузовые лифты, ни гидроэскалаторы. Грустно мерцали аварийные огни, корабль напоминал агонизирующее, но все еще живое существо. Хотелось или дать ему спасительное лекарство, или убить, так, чтобы наповал. Мгновенно, без мучительства, без жути издыхания. Вот так, жизнь или смерть. Третьего не дано.
Наконец пришли в заднюю часть исполинского утюга. Здесь, у шлюзокамеры кормового люка, их уже ждал главмех со своими подручными, при виде Ана они замерли, вытянулись и сделали респект-салют:
– Хурр, генерал!
– Вольно. – Ан махнул рукой, дружески оскалился, заглянул главмеху в глаза. – Мне надо в автономнике через двадцать минут за борт. Сделаешь, орел? Организуешь?
Когда ему было надо, он разговаривал ласково, добро, в отеческой манере. Сейчас был тот самый случай.
– Стоит вам только приказать, Мастер Наставник, – выпятил грудь главмех. – Эй, Бирмур, Шивай, Эншак, Вэйвел…
Подручные его, одноперые орланы, встрепенулись, закрыли клювы и, перестав жрать начальство глазами, взялись с энтузиазмом за дело. Одни облачали Ана в мобильный управляемый скафандр, другие подсоединяли технику к резервной субподстанции звездолета – по-простому, без выкрутасов, без всяких там управляющих цепей. Была бы только кнопка под рукой, а кому ее нажать, всегда найдется…
Наконец орлята угомонились, Тот с удовлетворением кивнул – все было готово на сто процентов. Собственно, как на сто – оставалось лишь одеть бронешлем и войти в тесный закут шлюзовой камеры.
– А как же я назад? – поинтересовался Ан. – Ведь ни связи, ни хрена. Только абсолютный ноль…
– А вы, Ваше Достоинство, постучите в борт. Мы услышим, – успокоил его главмех. – Главное, сильнее стучите. Ну, с богом. Бернур, подсоби Его Достоинству.
Ловкий в движениях подорлан посодействовал с надеванием шлема, главмеханик надавил на рубильник, и створки шлюза камеры разошлись. Закрылись они уже у Ана за спиной, прощально свистнул откачиваемый воздух, и на мгновение настала тишина, томительная, почти что гробовая. Затем главмех, как видно, опять замкнул контакт, лениво заурчали могучие сервомоторы, и в шлюзовую камеру ворвался яркий свет – крышка штормолюка открылась.
– Ну, господи, благослови, – умел бы, перекрестился бы Ан, глубоко вдохнул и перевел рычаг ранцевого двигателя на самый малый ход. – Поехали…
Словно невидимая рука мягко подтолкнула его вперед, бережно дала начальный импульс и плавно повлекла среди мириадов звезд, сияющих, похожих на бриллианты. Зрелище это было настолько завораживающим, что Ан не сразу заметил адмиральский линейный супербот – тот надвинулся гигантским фаллосом со стороны вульвообразного линкора. Вспыхнули сигнальные огни, дали реверс двигатели, вызолотились в солнечных лучах опознавательные знаки Федерации. Мгновение – и поляризованное силовое поле мягко затянуло Ана внутрь, в просторную шлюзовую камеру для погрузочно-разгрузочных работ. Густо заклубился желтый дым унитарного дезактиватора, каплями осев на шлеме, он моментом рассеялся, ожили, выравнивая давление, циклотронные насосы. Двери шлюза открылись, наступила тишина, и опять, словно щенка на шлейке, силовой рукав повлек Ана куда-то вглубь, наверх, в неизведанное чрево супербота. Вояж закончился в четырехугольном, ярко освещенном закуте, на низеньком теллуровом табурете, крепко присобаченном к полу.
"Ну вот, приехали", – подумал Ан, вздохнул, хотел было подняться на ноги, однако же не смог – все тело его пребывало в плену невидимых энергетических оков. Сил хватило только чтобы шевельнуть рукой и поднять бронезабрало шлема, естественно, предварительно бросив взгляд на маркер портативного анализатора – условия обитания в закуте соответствовали норме. А вот выживание…
"М-да, – глянул Ан на столик, стоящий по соседству, – хорошо гостей встречает, сволочь. Мягко усадил, ладно стол накрыл. Посмотрим, как развлекать будет".
На столе, на сверкающем хирургическом подносе, лежали разнообразнейшие инструменты. Строго по ранжиру, по порядку, разложенные с любовью и со знанием дела. Ан сразу же узнал многошаговый разрыватель ануса, импульсный деструктор мозжечка, поэтапный механический кастратор и еще какую-то штуку для печени и почек. Незначительную толику инструментария, отсвечивающего леденящим блеском. Да, похоже, палаческая наука развивалась параллельно с демократией.
– Что, нравится? – из открывшегося прохода показался Алалу, дружелюбно подмигнул и устроился в кресле. – Подожди немного, потерпи, дойдет очередь и до них.
Пришел он не один, с компанией, с двумя крепкими, одетыми во все белое мордоворотами. Молча, безо всяких признаков эмоций они застыли неподвижно у стены, сразу-то и не понять – то ли ануннаки, то ли биокиберы, то ли мутанты, то ли еще кто. Да, чувствуется, далеко шагнула вперед вседорбийская наука.
– А ты отлично смотришься, – резко сменил тему Ан. – Гораздо лучше, чем тогда, в шахте. Что, не забыл небось гной, норму, повышенную влажность, пониженную жирность, а, корешок?
Действительно, выглядел Алалу молодцом – обергенеральский, в золоте, мундир, обергенеральский же рогатый капюшон, узкие, посеребренные штаны с лампасами, краги, дивные, из кожи осетранов, пимы на резиновом ходу. А драгоценные, переливающиеся перстни, толстые браслеты на руках, внушительная, на заслоне груди высшая вседорбийская отмеченность – орден "За рьяность"? Да, всем хорош был негрянин Алалу, вот только рожа его, похожая на жопу, подкачала – толстые щеки, вывороченные губы, а главное – глаза. Маленькие, бегающие, налившиеся кровью. Лживые, хищные, отливающие злобой. Какие и должны быть у негрянина-рукогрева, поднявшегося из шахты в Наставники Безопасности.
– На память, друг мой, я никогда не жаловался, – на удивление достойно отозвался Алалу. – Только не хочу сейчас ворошить былое. В больших делах эмоции вредны, а я намерен предложить тебе нечто весьма существенное. Итак, ты готов общаться конструктивно?
Ого, как заговорил-то. Ни гонора, ни фени, ни понтов. Одна лишь сплошная стопроцентная конструктивность.
– Ну давай, давай, излагай, – не то чтобы удивился – развеселился Ан. – Только вот развязал бы ты меня, а? А то все члены затекли, да и по нужде бы мне, по малой. Ну же, развяжи. Будь ануннаком…
– Развязать? Тебя? – тоже распотешился Алалу, отчего его розовые вывернутые губы сразу же напомнили о женской вульве. – Нет уж, уволь. А в плане малой нужды… Может, я тебе и помогу… Если не получится у нас разговора, то вырву с корнем мочевой пузырь. Ты ведь не знаком еще вплотную с этой милой хреновиной. Хе-хе-хе. – Он расхохотался, встал и чем-то забренчал на подносе. – Действует безотказно, проверено неоднократно. Не ты, брат, будешь первым, не ты последним, хе-хе-хе. Так вот, – он резко оборвал веселье, выдержал паузу, и в голосе его послышался металл, – наше общение с тобой может закончиться трояко, бог ведь не фраер и любит цифру "три". Первый, самый скучный вариант заключается в том, что я шарахну сейчас из парализатора по твоей сраной посудине, возьму всех теплыми за жопу с ворохом улик, за что и получу очередное звание, респект от родины и еще одну висюльку на грудь. Какая пошлость, ты не находишь? Второй вариант будет интересней, но куда болезненней. Для тебя, мой друг, для твоих подручных и для хербейчика этого твоего. Все, все расскажете на вивисекторском-то столе. И координаты банка, и субномер счета, и псимегамодуль шифра, и галапароль. А потом все одно загнетесь – медленно, в страшных муках, заживо, постепенно разлагаясь, задыхаясь от криков, исходя на фекалии, кровь, слезы, сопли, слюни и мочу. Как тебе такая перспективка, а? – Алалу резко замолчал, глянул испытующе на Ана, не заметил страха в его глазах и недовольно выпятил губу. – Понимаю, не впечатляет. Жизнь хороша здесь, в этом грешном теле, а не где-то там, на небесах. А потому, наверное, стоит нам поговорить о третьем варианте. Ты, наверное, слышал, мой друг, об ассурах? Ну, об этих потрясателях вселенной, неизвестно, как и почему канувших в Лету, с концами?
– Об ассурах? – изумился Ан, внутренне напрягся, однако тут же справился с собой. – Да, что-то такое слышал. Эпосы, сказания, байки. Свежо предание, да верится с трудом…
Сердце его взволнованно забилось, вот, блин, оказывается, откуда дует ветер. Значит, не все еще потеряно, не все. Значит, еще повоюем.
– Да нет, друг мой, не байки, и ты, я уверен, это знаешь, – с улыбочкой не поверил Алалу. – А впрочем, ладно, нравится тебе валять дурака – валяй, только не стоит держать других за дураков. Тем паче, у меня работают прекрасные аналитики. Мы проанализировали информацию, перелопатили все данные и пришли к выводу, что тебя занесло в самый эпицентр суперкультуры ассуров. А эта планетка, из которой ты вовсю качаешь налево куги и кубаббару, и есть их колыбель, альма-матер, легендарное Вместилище Разума и Силы. Со всеми вытекающими важными последствиями, – Алалу встал, вздохнул, сделал круг по закуту, с удовольствием побренчал инструментами на подносе. – Что же ты не спрашиваешь, друг мой, какими именно последствиями? Или для тебя это уже не вопрос? Ну естественно, вопрос теперь только в том, как воспользоваться этим наследием ассуров. Ведь как пить дать, к гадалке не ходи, что-то осталось – храмы, летописи, предметы культа. Всегда что-то есть. Главное, чтобы было за что зацепиться. И понять, друг мой, в чем же все-таки состоял секрет этого ассурского могущества. Мы вот двигаем науку, развиваем матбазу, отлаживаем технологии. Лиши нас всего этого, отключи энергию – и все, финита, аллес, финиш, мы полное дерьмо. То есть техногенное направление развития цивилизации напоминает тупик. Нет бы нам пойти путем ассуров. Те, используя психические силы, корректировали время, путешествовали в пространстве, побеждали смерть, гасили пульсары и зажигали звезды. И держали всю галактику во как, такую мать! – Выругавшись, Алалу показал мощный татуированный кулак, сплюнул и гадостно оскалился. – Да уж, на них, небось, эти гниды с Веги не поднимали хвосты. Равно как и эти твари с Альфа Дзеты. А сволота с Кассиопеи была, уж верно, тише воды и ниже травы, не то что, блин, сейчас… Ну да ничего, так твою растак, еще не вечер. – Он по новой выругался, выпрямился в кресле и уставился на Ана, как удав на кролика. – В общем, ладно, буду краток. У тебя на этой планетке есть власть, авторитет, сила, возможности и развитая инфраструктура. А мне нужно на этой планете кое-что найти. Так что живи, но дышать будешь, как я скажу. А слово мое таково: бабки пополам, хербея этого твоего на протоплазму, вывоз радания, куги и кубаббары обеспечу лично и в полном объеме. И само собой, мои дела – это мои дела, в них твой интерес нулевой, а номер шестнадцатый. Ну что, друг мой, какие вопросы?
Как все-таки переменился Алалу, жутко облагородился, набрался манер, бросил пальцовки и уркаганскую феню. Хотя нет, если глянуть в корень, повнимательнее и поглубже, то ничего, по сути дела, в нем не изменилось – все та же наглая, самоуверенная, донельзя алчная сволочь. Сволочь, которой хорошо бы пересчитать все кости, а потом отправить на протоплазму в конвертер. Эх, и почему же он не окочурился в шахте, не сгинул от радания, не задохнулся под обвалом. Выжил, выкарабкался, забрался наверх, да так высоко, что стал Куратором Безопасности. И теперь опять за свое. Мало ему денег, почета и власти, еще могущества ассуров подавай. Этот не дрогнет, наворотит делов, напорет косяков, повыпускает кровушки. По щиколотки, по лодыжки, до колен, до горла, выше крыши. Во славу Вседорбийской идеи демократии. Тьфу! А скорее всего, во славу своих личных амбиций. Амбиций ануннака без сердца и души.
– Вопросов нет. Все ясно и понятно, – не сразу отозвался Ан, брезгливо усмехнулся, с достоинством кивнул. – Ну что, будем разбегаться? Пойду-ка я помаленьку к себе, охвачу инструктажем народ.
– Не спеши, мой друг, не гони волну, мы ведь так давно не виделись, – улыбнулся Алалу. – Ты знаешь, как бы там ни было, а ведь ты часть моей жизни. Именно мысли о тебе придавали мне силы, заставляли подниматься из дерьма, наполняли значением все мое существование. Там, на нижнем уровне шахты, в раданиевой пыли, в облаках рудного газа. О, как мне хотелось встретиться с тобой, заглянуть тебе в глаза, услышать твой знакомый голос. Так что не спеши, позволь мне напоследок развлечь тебя, впечатления, уверяю, будут неповторимыми.
С этими словами он поднялся, взял медъемкость со стола, не спеша открыл и, вытащив оранжевый, с фасолину контейнер, без всякой интонации позвал:
– Номер сорок восемь, ко мне.
– Внимание и повиновение, начальник, – ближний из мордоворотов ожил, бодро отделился от стены и статуей командора в белом вытянулся перед Алалу. – Повелитель номер сорок восемь. Внимание и повиновение.
– На, жри, – ткнул ему фасолину Алалу. – Жуй.
Мордоворот послушно взял, сунул, не раздумывая, в рот и тут же тяжело упал, забился, скорчился эмбрионом на полу. Всхлипнул судорожно, застонал, дернулся и навсегда затих. По подбородку его, клубясь, текла обильная желтая пена.
– Ну, как шоу? Впечатляет? – воодушевился Алалу, подмигнул и резко повернулся к стенке, где скучал второй мордоворот. – Эй, номер двадцать три. Тело сорок восьмого в конвертер.
– Да, начальник. Внимание и повиновение, – встрепенулся тот, почтительно кивнул и, с легкостью подхватив почившего коллегу, моментом отчалил из закута. Обыденность происходящего убивала – ни сожалений, ни вопросов, ни сомнений. Ничего ануннакского.
– Что, хороши? – хмыкнул ему в спину Алалу. – Наша новая секретная разработка под названием Патентованный Боец. Ануннаки, но без ануннакских слабостей. Выращиваются в пробирке, воспитываются в строгости, умны и инициативны, не то что биокиборги. Но полностью управляемы, предсказуемы, лишены привязок и знают единственный закон – приказ начальника. К тому же психически продвинуты, подвергнуты нейропрограммированию и знают пару оккультных фокусов на уровне магистра магии. Не ассуры, конечно, но и то хорошо. М-да, очень хорошо. Впрочем, как ты мог бы заметить, у меня все отличного качества. И отрава в том числе, – Алалу снова взялся за свою емкость с ядом, медленно священнодействуя, открыл и, вытащив зелено-черную фасолину-контейнер, демонстративно зарядил ее в инъектор-пистолет. – Сейчас, друг мой, ты узнаешь это на своей шкуре. Точнее, мозге. Очень хорошо узнаешь.
Тут же длинное, являющееся по сути дела зондом дуло вонзилось Ану глубоко в ноздрю – с хрустом раскололся мир, боль на время погасила его краски, а из мрака, из липкой темноты доносился громкий смех Алалу:
– Ну что, друг мой, как ощущения? Я же предупреждал, что это шоу запомнится надолго. О, ты будешь помнить о нем все время, каждую минуту, каждый миг. В башке у тебя сидит контейнер с ядом, с тем самым, очень качественным, действие которого ты только что видел. Только концентрация его подобрана так, что действует он не сразу, медленно и печально. Однако каждые четыре часа необходимо принимать противоядие. Иначе – масса впечатлений и страшная, жуткая, пролонгированная смерть. Так что давай, друг мой, иди общайся с народом, а потом возвращайся – с банковской матрицей и с планом на перспективу. Подробным, обстоятельным, разработанным до мелочей. И если он меня, друг мой, устроит, то, так и быть, я дам тебе противоядие. Ну а если нет, – Алалу вдруг выругался, затрясся от бешенства и, уже не владея собой, хотел было ударить Ана в лицо крепким, похожим на кувалду мосластым кулаком, – сдохнешь, сука, загнешься, окочуришься.
Однако Ан уже пришел в себя и инстинктивно уклонился, так что Алалу снова подал голос, еще свирепее и еще активнее:
– Ну, сука, ну, бля!
Не мудрено, было с чего. Кулак его со всего маха попал в бронированную макушку шлема, тут не захочешь, а закричишь.