* * *
Профессор Крид являлся бухгалтером и работал на Ивана Хасановича Боголюбова, но предпочитал, чтобы его называли советником по экономическим вопросам - так звучало солиднее. А именовать второго человека в империи по статусу и первого по значимости бухгалтером было по меньшей мере нетактично. Профессор Крид не любил, когда его значимость принижали. К тому же он был злопамятен и отличался крутым норовом, неуживчивым характером и плохим настроением изо дня в день. Даже Ивану Хасановичу доставалось, когда он попадался этому мизантропу под горячую руку.
Профессору Криду прощалось всё. Он был незаменимым человеком, знавшим такие тайны семьи Боголюбовых, что его охраняли денно и нощно два десятка морских десантников в отставке.
Профессор Крид вел все экономические вопросы Боголюбова. Через него проходили все операции как законного, так и незаконного свойства. Он ведал казной семьи, а также осуществлял контроль над всеми законными фирмами, которые управлялись через подставных лиц.
Профессор Крид, маленький сухонький человечишка ростом полтора метра, лысый, с красным лицом, покрытым светлыми пятнами, отчего напоминал мухомор, покидал резиденцию Боголюбова редко, но регулярно. Каждый второй вторник месяца он выезжал в город в сопровождении телохранителей, направлялся на Васильевский остров, возле залива покидал автомобиль и шел к скромной обшарпанной пятиэтажке, где проводил два с половиной часа. Телохранители знали, что он посещает третий этаж, сороковую квартиру. Кто жил в этой квартире? Версии разнились. От любовницы до матери и престарелого отца. Но никто ничего точно сказать не мог. А профессор, когда его спрашивали, хмурился и молчал, словно партизан на допросе у инквизиции, только желваки вздувались от сдерживаемой ярости. Дальше одного вопроса никто не рисковал заходить.
Иван Хасанович знал о поездках своего бухгалтера, но не запрещал их, хотя понимал, чем он в итоге рискует, если профессор окажется в чужих руках. Но бунта на корабле Боголюбов не желал. Что будет, если у профессора Крида упадет настроение и он перестанет исполнять свои обязанности, Боголюбов даже представить себе не мог. Поэтому распорядился, чтобы помимо охраны, сопровождавшей профессора ежедневно, дом, который он посещал, за несколько часов до приезда дорогого гостя оцеплялся, местность прочесывалась и все неблагоприятные личности удалялись.
Так было заведено. И этому порядку следовали из месяца в месяц, из сезона в сезон, из года в год.
Профессор Крид в этот день задержался - уйма навалившейся работы, появившейся внезапно, когда ее никто не ждал. Всю ночь он не разгибаясь сидел над бумагами, ответил на две сотни писем, которые поступили со всех концов земного шара, подготовил месячные отчеты по всем фирмам Боголюбова для налоговой инспекции и отодвинулся от стола лишь на рассвете. Он завалился спать прямо в кабинете на диване и проспал бы до следующего вечера, если бы его не разбудили в полдень. В кабинет заглянул Боголюбов, крякнул, обнаружив бухгалтера на диване и, растормошив, осведомился, намерен ли он покидать сегодня особняк.
Профессор долго пытался понять, чего от него хотят, а когда понял, спросил о времени. Узнав же, что он уже два часа как должен был выехать в город, всполошился, запричитал:
- Она же переживать будет! У нее же давление. Как же так?! Нехорошо. Ой, как плохо получается! - И засобирался.
Кортеж из трех машин покинул резиденцию Боголюбова в час дня. Первая и последняя машины - черные "БМВ" - были набиты охранниками. В центре следовала черная "рено", которую очень любил профессор. На Васильевский остров Крид ездил только на наземном транспорте, не потому, что презирал флаеры, просто это было личное распоряжение Ивана Хасановича. Обеспечить колесной машине безопасность куда проще, чем кораблю. Его из "Стингера" поджег с километрового расстояния - и все дела. Никакая охрана и зачистка территории не помогут. Тут целый город зачищать нужно.
Кортеж неспешно втянулся в город, нарастил скорость и устремился к Васильевскому острову.
Профессор всю дорогу дремал, облокотившись на плечо охранника, который боялся шелохнуться, опасаясь волны возмущения, в которой можно было захлебнуться. Кортеж остановился неожиданно на середине Дворцового моста. От того, что машина резко затормозила и прекратила движение, профессор проснулся, высказался по поводу умственных способностей водителя и его профессиональных качествах и огляделся по сторонам. Ничего не увидев, Крид выглянул в окно.
Дорогу преграждали автомобили, из-за которых ничего было не разобрать.
- Узнайте, какого там хрена! - приказал профессор. Охранник, сидевший справа от Крида, вышел на связь с первой машиной и, внимательно выслушав собеседника, сообщил:
- Там пожарная машина с легковушкой перехлестнулась. Говорят, полная гармошка. К тому же очень много огня.
- Едить те…. - ругнулся профессор. - Долго еще ждать-то?
- Там ничего не понятно. Но, похоже, застряли, - тихо произнес охранник и втянул голову в плечи, опасаясь вспышки гнева со стороны профессора.
В заднее окно автомобиля постучались. Охранник приспустил стекло и выглянул из машины. Остальные вытащили оружие и сидели, изготовившись защищать своего подопечного до последней капли крови, желательно чужой.
- Чего надо? - рявкнул охранник.
- Помощь требуется, - прозвучал уверенный жесткий голос, и появилось лицо сотрудника МЧС.
- Иди ты со своей помощью! - незамедлительно отозвался охранник.
- Тогда, братки, запасайтесь терпением: часа два минимум стоять, - сообщил голос за окном.
Новость профессора не порадовала. Он взвился до потолка, грозя пробить крышу авто, и заорал:
- Бегом помогать людям!
- Не положено, - отозвался охранник.
- Я тебе сейчас положу! - вскричал Крид, выпихивая охранника наружу силком.
Бодигард не знал, как ему поступить. С одной стороны, инструкция Ивана Хасановича. А с другой - разъяренный профессор. Профессор был ближе и выглядел страшнее.
В помощь первому охраннику выбрался второй. За ним потянулся третий. В бронированном "рено" остались только Крид и водитель. Профессор не закрыл дверцу. Он выбрался из салона и нервно прохаживался вдоль автомобиля, наблюдая за горящими впереди машинами и суетящимися возле них людьми.
Люди в черных костюмах появились из ниоткуда. Крид оглянулся на шум, который они произвели, но увидел лишь троих мужчин, вооруженных автоматами. В его голове мелькнула мысль, что в салоне машины можно спастись, но перевести мысль в действие он не успел. Люди в черном направили на него автоматы, и затрещали выстрелы. Пули заклевали тело профессора, который задергался, словно впал в эпилептический припадок. Из машины высунулся шофер и тут же получил пулю в голову, сполз на асфальт и уснул навеки.
Стрельба прекратилась. Профессор рухнул на землю и затих неподвижно.
Когда охранники, помогавшие полиции, вернулись, они застали лишь труп профессора Крида и мертвого водителя.
* * *
Последнее время Иван Хасанович Боголюбов перестал спать по ночам. Он стал бояться сна. Несколько часов медведем бродил по кабинету, венчавшему четвертый, последний этаж его скромной резиденции, окруженной тройным периметром защиты, наполненной кучей охранников и снабженной системой видеослежения, детекторами движения и даже спутниковой трансляцией картинки территории особняка. Когда же ноги уставали, Боголюбов опускался на диван, но и на диване ему всегда было неуютно. Мягкая кожа обивки казалась шкурой бегемота, на которой он вздумал поспать как на перине. Воздух, казалось, был наполнен свинцовыми парами, вдыхался тяжело и выходил с присвистом. Провалявшись без сна на диване с четверть часа, Иван Хасанович с трудом поднимался и ковылял в свою спальню, но каждый раз, приближаясь к ней, он чувствовал, как окунается в панический страх. Спальня внушала ему ужас. Почему-то (как ему это взбрело в голову?) он был уверен, что умрет именно там и смерть его будет насильственной. Когда он подходил к своей спальне, с одной стороны, вспоминалась мягкая перина, на которой можно разнежиться, как на солнечном пляже, но с другой - ему мерещились по углам призраки Павла I, Петра II, Джо Сталина и других одиозных деятелей истории. Они грозили ему пальцами и убеждали оставаться в постели, дабы не накликать беду.
Старики не любят спать на перинах. Им нужна твердая постель, чтобы потом не болели кости. Но Иван Хасанович предпочитал перину. Она для него являлась таким же лакомством, как для кота валерьянка. Поэтому спорам с духами убиенных в дворцовых переворотах он предпочитал перины и переступал порог спальни. Страх не покидал его, но удалялся на заднюю линию диспозиции и не казал оттуда носа.
Иван Хасанович раздевался медленно: каждое движение давалось с трудом. Ему приходилось переступать через глухую ноющую боль, чтобы поднять руку и стянуть с себя рубашку, но вскоре раздевание оставалось позади и он забирался на кровать, втягивая сухое дряблое тело под одеяло. Откинувшись на подушку, он зажмуривал глаза и прислушивался к себе, проверяя, всё ли он успел сделать, ничего не забыл. Не запамятовал ли он попить родниковой воды перед сном, сходить в туалет или заправиться таблетками, которые прописывал ему личный врач. Доктору Иван Хасанович не доверял, но таблетки пил, предварительно прочитав об этих лекарствах всё, что было доступно, а иногда даже собирая домашние сочинения от светил петербуржской медицины на тему: "Пирамикладон - полезные действия, побочные эффекты и критические случаи, закончившиеся смертью".
Чаще всего после походного совещания с организмом Иван Хасанович вспоминал-таки о незаконченном деле и, скрипя телом и сдерживая зачастившее сердце, поднимался с кровати. Разобравшись с долгами за ушедший день, он возвращался в кровать и закрывал глаза. Он ожидал сон, старательно приманивая его, точно шаман - дождь, но в голове пробуждалось радио, принимавшее передачи тысячи разных мыслей, устраивавших разноголосицу. Самая четкая и сильная мысль принимала образ серой фигуры, которая осторожно, боясь разбудить хозяина спальни, проникала внутрь, чуть отворив дверь, подкрадывалась к кровати и поднимала руку с пистолетом, удлиненным глушителем. Лишь этот образ появлялся в дремлющем сознании Ивана Хасановича, он вздрагивал, вскакивал на постели, открывал глаза и озирался по сторонам. Но в спальне никого не было, только черные тени от деревьев скользили по стенам да шуршал тюль на окнах. Выстрела с дерева Боголюбов не боялся: стекла в оконных рамах были пуленепробиваемые. Убедившись, что в комнате никого нет, Иван Хасанович откидывался на подушку и закрывал глаза, возвращаясь в дремотное озеро, из которого одна и та же мысль выдергивала его раз по двадцать за ночь.
Он никогда не спал по-настоящему, никогда не растворялся во сне без остатка. Когда-то у него это получалось - в пору далекой юности, но это было столько лет назад, что, если каждый прожитый день перевести в солдата, набиралась приличная армия даже для такого немаленького государства типа Франции. Боголюбов дремал, но сознание сканировало окружающее пространство, вслушиваясь в каждый шорох, в изменение движения воздуха в комнате, в дыхание дома.
Сон - непозволительная роскошь для императора.
Иван Хасанович пробовал спать каждый раз в другой комнате, избегая какой-либо упорядоченности, чтобы потенциальному киллеру было труднее осуществить свою миссию, но это оказалось невыносимым для его старого тела. Он привык к своей спальне, к своей кровати и не мог изменить себе.
Старые люди верны своим привычкам.
Иван Хасанович был трижды женат и от каждого брака имел по сыну. Это ему казалось чересчур много. К тому же осложняло процесс наследования империи. Похоже, после того как труба смерти позовет его в последний путь, империя развалится на три части, а затем будет проглочена конкурентами, которые не станут церемониться с ослабевшим противником. Боголюбова часто посещала идея оставить всё целиком, не деля, одному из сыновей, но тут же вставал вопрос "какому?", и он терялся в размышлениях. Старший, Карим, был сыном Далии, маленькой юркой татарочки с ослепительной улыбкой и задорным смехом. Они познакомились на третьем курсе института. Иван Хасанович учился на экономическом, а она - на театральном. Роман разгорелся бурный, плавно сменился свадьбой, вослед которой появился Карим… И всё закончилось. Далия однажды заявила Ивану, что больше не сможет с ним жить, поскольку улетает на съемки в Голливуд и у нее появился любовник, с которым она намерена связать жизнь. На первом она акцентировала внимание. Второе же сказала так, как бы невзначай, как новость, не имеющую значения. В Голливуде Далия снялась в пяти фильмах: "Сердце розы", "Убить пересмешника", "Драйвер-прима", сиквел "Драйвера-прима" - "Драйвер-секунда" и "Канатоходец". За роль в последнем фильме она номинировалась на "Оскара" как лучшая актриса второго плана, но премию не получила. Заветная статуэтка уплыла к коренной американке, блестяще сыгравшей в римейке фильма тридцатых годов XX века "Унесенные ветром". Потом о Далии ничего не было слышно. Иван Хасанович даже успел позабыть о ее существовании. Новые увлечения, первые камни в фундамент будущей империи, которая медленно вырастала на невских берегах. Только изредка пробивала ностальгия и сожаление об утраченном. Затем - как ножом гильотины по шее среди мирного дня новость, облетевшая все каналы: смерть Далии Хейстриндж - самоубийство? передозировка наркотиков? или преднамеренное убийство? Расследование так и не нашло ничего значимого в этом деле. Вывели официальную версию - передозировка. На том и успокоились. Иван Хасанович напряг все свои связи и выдернул из Америки сына Карима, который к тому времени был уже гражданином США и жил с последним мужем Далии. Поменять гражданство сыну на российское труда не составило. Кариму было шестнадцать лет, родился он в России, так что все бюрократические проволочки удалось ликвидировать в течение месяца, безусловно влив в решение вопроса не одну тысячу американских президентов.
Вторая жена Боголюбова, Софья, оказалась чудесным хамелеоном. Две разные стороны одного характера. До свадьбы она светилась счастьем, носилась с Иваном Хасановичем, как с малым ребенком, но после окольцовывания превратилась в жуткую мегеру, чей характер на первые три года смягчило появление Ивана-младшего.
Но как только Ваня перешел под полный и всепроникающий контроль нянек и воспитателей, Софья окончательно дала волю своему характеру, превратив жизнь Ивана Хасановича в ад. Терпеть ее долго Боголюбов не стал. Он потребовал развод и добился того, что Ваня остался с ним. Куда подевалась Софья в дальнейшем, Иван Хасанович не знал. Он потерял ее из виду и никогда не интересовался ее дальнейшей судьбой, как, впрочем, и она никогда не пыталась встретиться с сыном.
Третья жена, которая подарила ему сына Марка, Лилия, оказалась самым удачным приобретением в жизни Ивана Хасановича. Прожил он с ней тридцать лет и похоронил на Волковом кладбище в фамильном склепе. Лилия была чудесной женщиной: тихой, скромной, любящей и беспредельно преданной. Она ради Ивана была готова на всё. Он отвечал ей взаимностью. Когда Боголюбов встретился с Лилией, Кариму исполнилось двадцати три года и в материнской опеке он уже не нуждался, а Ванечке было всего семь, и он с радостью принял Лилию, признав в ней маму. Она воспитывала Ваню-младшего и Марка, не делая никаких различий. Только Карим сторонился новой жены отца, не разговаривал с ней и всячески выказывал свое презрение.
Марк и Ваня росли шебутными, но честными мальчиками. Они всегда были под присмотром, и предательства с их стороны Иван Хасанович даже не предполагал. Марк приближался к тридцатилетию. Ваня дорастал до сорока. Оба рьяно участвовали в бизнесе отца, имели свою долю в управлении фирмами Боголюбовых, но также находились наравне со всеми под контролем профессора Крида. Другое дело - Карим. Ему в ближайшие годы должно было стукнуть шестьдесят. Он с завистью смотрел на своих младших братьев, которым наследство само плыло в руки, когда они еще оставались молодыми и полными сил. Эту зависть отец читал в его взглядах и печалился, но ничего поделать не мог. Карим всегда жил отдельно. Он мало контактировал с братьями, держался от них на расстоянии. Предательства со стороны Карима, который мог попытаться завладеть всей империей Боголюбовых, Иван Хасанович ожидал постоянно.