Земля за Туманом - Руслан Мельников 5 стр.


Правой скрюченной рукой - вероятно, тоже пораненной - старик старался не шевелить. Палец левой ткнул в сторону Лукьяныча. Чуть шевельнулись сухие губы.

- Хэн? - услышал Лукьяныч. Кажется, его о чем-то спрашивали. - Хэн чи?

Здоровый глаз старого калеки смотрел не мигая. В узкой щелочке на разрубленном лице отражался свет костра.

Изо рта Лукьяныча вырвали кляп. Рук, правда, не развязали. Болезненный толчок в спину был как недвусмысленный приказ: отвечай, мол.

- Чиний нэр хэнбэ?! - прозвучал новый вопрос. Похоже, старик начинал злиться.

Лукьяныч и рад был бы ему ответить. Вот только бы понять, что от него хотят услышать.

- Чи ую хийдэг вэ? - брызнул слюной старый китаец.

Опять ударили в спину. На этот раз сильнее. Лукьяныч аж охнул от боли. Покосившись, заметил: бьют-то не абы чем - копейным древком. Пока что тупым концом. Но этак и обычной палкой до смерти забить можно.

Он тряхнул головой:

- Мужики, вы вообще кто, а?

Старик у огня переглянулся с молодым китайцем, что сидел рядом. Тоже, видать, какой-то местный авторитет, даром что сопляк еще совсем.

Бить снова Лукьяныча не стали, и он приободрился:

- Не понимаю я вас ни хрена. Какого лешего вам вообще от меня надо-то? Объясните по-человечески вперед того, как палкой махать! Если из-за кукурузы весь сыр-бор - ну так и скажите. Договоримся уж как-нибудь. Хотите - отработаю, хотите - мотоцикл забирайте.

Молодой и здоровый азиат недобро оскалился, показав крепкие желтые зубы. Пожилой калека - видимо, он тут был за старшего - бросил несколько слов на своем гортанном наречии. Говорил он быстро, негромко и сердито. Лукьяныч так ничего и не разобрал.

- Не-е, мужики, как хотите, а не столкуемся мы с вами таким макаром, - замотал головой Лукьяныч и, заметив, как хмурится калека, протарахтел спешной скороговоркой - пока не забили на фиг: - Не, я-то че, я ни че, я просто того, в вашем китайском не силен, так что звиняйте.

* * *

- "…ком-не-силен-так-что-звиняйте".

- Что ты бормочешь, сын паршивой собаки?! - вспылил Джебе, порываясь вскочить.

- Сиди, Джебе! - тяжелая рука Субудэя легла на плечо горячего нойона. Легла - как припечатала. - Не поддавайся гневу и не пугай пленника, который может принести пользу!

Скрипучий голос старого военачальника прозвучал властно и уверенно.

Некоторое время в шатре царило молчание. Даже хэбтэгулы, несшие ночную стражу, не смели звякнуть доспехом, опасаясь помешать размышлениям Субудэй-богатура. А между тем он сам сейчас едва сдерживал гнев.

Еще бы не гневаться! Пленник из-за туманных земель был. Проку от пленника не было. Ни монгольского, ни кипчакского наречия он не понимал. А уж на каком языке разговаривал сам - то ведомо лишь одному Тэнгри.

Субудэй сверлил полонянина недобрым взглядом. Полонянин ежился и озирался по сторонам.

На выходца из кочевых степных племен пленник походил мало. Кожа светлая, глаза хоть и карие, но широкие. Нет, не степняк - это точно. И не хорезмиец, не алан, не грузин. Скорее уж словен из северных или западных земель. Урус, к примеру. До их земель отсюда недалеко.

Именно к урусам уводили свои роды разгромленные кипчаки. Именно у урусских князей искали помощи и защиты давние враги монголов. Хотя, насколько было известно Субудэю, урусы не носили столь странных одежд, какие были на пленнике. И все же…

Урус? Что если все-таки урус?

- Бродника Плоскиню сюда, - приказал Субудэй.

И подбросил в очаг дров.

Далаан, стоявший позади полонянина, сразу смекнул, что задумал Субудэй. Все верно. Пойманный за Туманом чужак обликом походил на вольных бродников, примкнувших к монгольским туменам еще на подходе к Тану-реке, чтобы сообща громить общего врага - кипчаков.

Немногочисленные, но умелые и отважные в бою бродники в большинстве своем были родом из уруских княжеств и помимо степных языков знали немало наречий северных и западных земель. Плоскиня же стоял над бродниками воеводой и понимал их всех, так что лучшего переводчика-тайлбарлагча или толмача, как говорили сами урусы, сейчас в лагере не сыскать.

Уж если Плоскиня не сможет понять пленника из-за Тумана, значит, этого не сможет никто.

* * *

Лукьяныч с любопытством уставился на нового человека, вошедшего в шатер. Незнакомец был немалого росточка: перешагивая порог, ему пришлось низко наклониться под пологом. Но самое приятное заключалось в том, что на чертовых китайцев он походил не больше, чем на негра.

На вид - обычный русский мужик из глубинки. Широченные плечи, кулачища как у боксера-тяжеловеса. Лицо простое как валенок, волос русый, борода лопатой, нос картошкой, глаза полные небесной лазури. Ватник такому на плечи, шапку-ушанку на голову, кирзу на ноги и - привет деревня! Типичный механизатор, скотник, пастух или еще какой колхозник.

Вот только одежда… Рубашка из проволочных колец. Железные пластины на груди и руках. К поясу прицеплен куполообразный шлем. И с азиатами "колхозник" держится как свой.

Одноглазый что-то долго говорил русоволосому здоровяку, кивая на Лукьяныча. Незнакомец выслушал, не перебивая, поклонился старику и подошел к пленнику.

- Эй, слышь, братишка, - в отчаянии воззвал Лукьяныч. - Ты-то хоть объясни, что у вас тут за дела такие творятся-то?

- Отнюдуже ты еси? - пробасил здоровяк.

- Че? - Лукьяныч растерянно потряс головой. - А?

- Откулешный еси, гарип?

Лукьяныч захлопал глазами. Объявившаяся среди узкоглазых китаезов рязанская морда, по всей видимости, выполнял роль переводчика, но этот типчик тоже оказался не силен в русском. По крайней мере, в том русском, на котором привык общаться Лукьяныч.

Говорил здоровяк как-то совсем уж чудно - будто богатырь из старинных былин. Странный язык: вроде что-то и проскальзывает понятное - а хрен разберешь, об чем разговор.

"Болгарин? Серб? Молдаванин?" - гадал Лукьяныч, вслушиваясь в диковинную речь. Здоровяка бородача он понимал в лучшем случае через четыре слова на пятое. Чтобы уловить не общий смысл сказанного даже, а хотя бы малую толику смысла, напрягаться приходилось неимоверно.

И все же речь казалась знакомой. Почему? Откуда?

Осенило внезапно. Прозрение пришло - как обухом по голове. Такое прозрение, что Лукьянычу вдруг сделалось не по себе.

В далекой-предалекой молодости ему довелось проучиться пару-тройку лет на филфаке. Заочно. Пока не выперли в шею. Однако курс древнерусского языка пройти он успел. Ох и намучился же тогда на сессиях. Думал, забылось все, ан нет: память выковыривала откуда-то из темных закутков значение позабытых слов. Но ведь древнерусский - он же, мать его налево, того… "древне"… Кто ж на нем теперь-то разговаривать станет?!

Тот, кто в кольчугу обрядился, тот и станет, - сам себе ответил Лукьяныч.

В голове царил полный бардак. Словно дрянной бормотухи обпился. А вопросы все сыпались и сыпались.

Переводчик был усерден и терпелив. Старался изо всех сил, помогая себе руками, яростно жестикулируя, рисуя палочкой на земле то, о чем спрашивал.

Китайцы тоже умели ждать. Они не мешали и не торопили. Только одноглазый калека порой задавал вопросы, которые с грехом пополам втолковывал Лукьянычу переводчик.

Молодой азиат с реденькими усиками нетерпеливо ворошил угли в костре.

Лукьяныч как мог отвечал на вопросы. Допрос длился долго и был утомителен. Обессиленного Лукьяныча выволокли из шатра уже под утро.

Глава 7

- С пленника глаз не спускать, - велел Субудэй. - Далаан, пусть его стерегут твои воины. Сам останься. Я хочу, чтобы ты тоже знал, что творится за Туманом. Возможно, тебе придется там побывать снова. Так что садись и слушай.

Далаан кивнул, отступил в сторону и назад. Опустился на землю у входного полога. Замер, стараясь не мешать. Обратился в слух.

Субудэй повернулся к Плоскине:

- Говори, что удалось выяснить. К какому народу принадлежит пленник? Он урус?

Бродник поскреб в затылке:

- Нет, он не русич, это я могу сказать точно. Русского языка не разумеет. То есть вроде бы и понимает, но едва-едва. Лучше бы уж не понимал вовсе, а то намучился я с ним шибко. Однако земли, на которых живет, именует Русией. Да и имя у него похоже на наше. Лука зовется. Лука Ныч.

- Русия, значит? - задумался Субудэй. - А он, выходит, русин.

- Выходит так, воевода, - согласился Плоскиня.

- Этот Лука-аныч шаман? - сверкнул глазом Субудэй. - Колдун?

- Говорит, что нет.

Старый монгол удовлетворенно кивнул:

- Бэлэг тоже утверждает, что не чувствуют в нем колдовства. К тому же русин слишком боится умереть, а по-настоящему сильному илбэчину неведом страх смерти. Смерть для сильного колдуна - лишь начало новой жизни, которая таит в себе еще больше возможностей, чем прежняя.

- Но как же самобеглая колесница, с которой русина сдернули арканом? - вмешался Джебе. - Что это, как не порождение демонической силы?

- Хороший вопрос. - Субудэй снова взглянул на переводчика-тайлбарлагча. - Правильный вопрос.

Бродник пожал плечами:

- Русин говорит, будто за Туманом много таких телег. И будто им не нужны лошади, потому что сила лошадей кроется в самих колесницах.

- Значит, все-таки колдовство?! - прищурился Джебе.

- Если верить пленнику, лошадиная сила заключена в повозки не колдовством, а мастерством.

- Чьим мастерством? - уточнил Субудэй.

- Ремесленных людей, - не очень уверенно ответил бродник.

- Разве есть на свете такие умельцы? - вновь вскинулся Джебе. - Пленный русин лжет. Священный Джасак велит карать лжецов смертью.

Плоскиня развел руками, обращаясь поочередно к Субудэю и Джебе:

- Прости, мудрый воевода, прости, пресветлый князь. Я говорю, что услышал и что понял из услышанного. И как понял. Пленник утверждает, что железную колесницу приводит в действие огонь, горящий внутри.

- Так не бывает! - Джебе вскочил на ноги и ударил кулаком по воздуху. - Такого не может быть! Это невозможно!

- Маловероятно, я бы сказал так. - Субудэй задумчиво смотрел в багровые угли. - Но вспомни, Джебе, цзиньские пороховые стрелы-хоцзян. Они летят дальше пущенной из лука стрелы, потому что их тоже толкает сила огня и дыма. Вспомни, как поначалу мы принимали эти огненные стрелы за плевки демонов, а позже сами использовали гремучий порошок, которым снаряжают хоцзян, для разрушения цзиньских стен.

Джебе умолк и вновь сел к огню. Субудэй продолжил:

- Что Лука-аныч делал среди ночи в полях высокой пшеницы? Охранял ее?

- Нет, он ее крал, - ответил бродник.

Субудэй неодобрительно покачал головой:

- Этот старик вор? Беглый раб? Недостойный изгой достойного рода?

- Нет, он свободен, и его никто никуда не изгонял.

- Тогда почему он тайком крадет не принадлежащее ему зерно? В Джасаке нашего Великого хана сказано, что воровство должно жестоко караться. Здесь другие законы?

- Пленник сказал, что ему не хватает пищи.

- Вот как? - Субудэй свел брови. - Русины, владеющие бескрайними полями высокой пшеницы, не способны накормить стариков? Или их ханы вовсе не заботятся о благополучии своих людей? Или они настолько жадны и неразумны, что не довольствуются причитающейся им частью урожая, а забирают все и изобилие затуманных земель обращают лишь себе на пользу?

- Этого я не знаю, воевода, - пожал плечами бродник. - Этого я не смог понять.

- Ладно, это беда русинов - не наша беда. Скажи лучше, не прячутся ли в землях за Туманом кипчаки? Что говорит об этом пленник?

- Он никогда не слышал о таком народе, хотя в Русии живет много разных племен.

- И кто же управляет русинскими племенами?

- Лука называет своего правителя… - бродник наморщил лоб, вспоминая и силясь выговорить незнакомое слово, - Пе-рез-ден-том - так он его называет.

- Странное имя, - нахмурился Субудэй. - Сколько войск у здешнего Пэрэздент-хана?

- Пленник не знает. Говорит, что не знает. Говорит, что много. Говорит, у русинского Пе-рез-ден-та очень сильная дружина.

- Все так говорят, - криво усмехнулся Джебе. - До тех пор пока не сталкиваются в бою с нашими туменами и не бегут, поджав хвосты, подобно трусливым шакалам.

* * *

Субудэй вздохнул и грузно повернулся к нойону всем телом.

- Твоя храбрость похвальна, но излишняя самонадеянность вредна, Джебе, - сухо и строго произнес старый монгол.

- Храбрость способна искупить многое! - вызывающе воскликнул Джебе.

- Однако не все, - проворчал Субудэй. - Далеко не все. Иначе Великий хан не ломал бы хребты тем горячим тысячникам, которые рвутся в бой впереди своих нукеров, вместо того чтобы умело командовать воинами и тем добиваться победы.

- Но Субудэй-гуай!

- Недооценивать врага неразумно и опасно, - назидательно произнес Субудэй, поднимая перед лицом нойона грязный крючковатый палец. - Тем более такого врага, о котором почти ничего не известно. Мы одерживаем победы лишь потому, что заранее готовимся к встрече с сильным противником. Даже с еще более сильным, чем он является на самом деле. Не следует делать исключений и в этот раз. Особенно в этот.

- Мы одерживаем победы благодаря отваге и воинской доблести, - вспыхнул Джебе. - И в этой войне…

- Не горячись, Джебе-нойон, - сурово оборвал Субудэй. - Не спеши оказаться без коня впереди кибитки, иначе будешь раздавлен. О войне за Туманом речи пока не идет. Наших врагов-кипчаков, если верить полонянину, там нет. С русинами же нам воевать ни к чему. Быть может, удастся заключить с ними выгодный мир.

- Великий хан не одобрил бы такого решения, - покачал головой Джебе.

- А я считаю иначе. Великий хан не одобрил бы слепого безрассудства. Великий хан не одобрил бы бессмысленной гибели своих туменов в чужих землях.

- Великому хану нужны слава и победы!

- Это нужно тебе, Джебе, - сказал, усмехнувшись, Субудэй. - Ты бредишь славой и победами. А Великому хану непозволительно мечтать только о воинской доблести. Великий хан должен быть мудр и осмотрителен. Великому хану не нужны неоправданные потери.

- Великому хану нужны покоренные народы и новые земли! А для этого придется воевать.

- Да, если от войны больше пользы, чем вреда. Войну легко начать, но трудно прекратить, когда она становится невыгодной. А ведь войны не всегда бывают победоносными. Иногда они приводят и к поражениям, Джебе-нойон.

- Наши воины непобедимы!

- Потому что до сих пор они сражались с врагом, которого знают и умеют побеждать. Сейчас все по-другому. Мы не знаем затуманных земель. Мы не знаем, что за люди или демоны живут на них. А воевать в незнакомых землях с неведомым врагом - опасно и неразумно.

Далаан слушал, опустив глаза. Неловко было присутствовать при споре двух прославленных темников. Хотя секрета из таких споров давно не делал никто. О пререканиях, возникающих порой между старым Субудэем и молодым горячим Джебе, по тумену ходили легенды. Так уж устроен мир, что прозорливая мудрость не всегда способна ехать в одном седле со слепой яростью.

Как правило, конем управляла мудрость. Великий хан больше доверял опыту Субудэя, чем отчаянному безрассудству Джебе, а потому и поставил в этом походе первого над вторым. Но уж если случалось так, что мудрость и ярость сливались воедино, то они многократно приумножали силу друг друга.

И горе тогда любому врагу!

* * *

Субудэй снова повернулся к Плоскине:

- Ты узнал, как отправить послов к русинскому Пэрэздент-хану?

- Да, воевода, - кивнул бродник. - Если ехать на запад - будет большая дорога, на которой много железных колесниц. Если двигаться по этой дороге на север, она выведет к реке. К Дону.

- Постой, - удивился Субудэй. - Так в русинских землях тоже течет Тан-река?

- Да, воевода, и на берегах русинского Дона стоит большой город. Пленник утверждает, что в этом городе можно встретиться с наместником Пе-рез-ден-та.

- Большой город, значит. - Субудэй задумался. - А насколько он велик?

Плоскиня замялся. Субудэй заметил замешательство бродника.

- Говори, что слышал, и не бойся обмануть, ибо это будет не твой обман, - велел военачальник.

Плоскиня вздохнул:

- Если верить пленнику и если я правильно понял его слова, в городе живет народу больше, чем наберется воинов в ста туменах.

- Ложь! - снова подскочил Джебе. - Таких городов не бывает. Я сражался во многих землях, но даже в многолюдном царстве Цзинь и процветающем Хорезме не видел таких городов!

- Но ты никогда прежде не бывал за Туманом, Джебе-нойон, - спокойно заметил Субудэй. - Плоскиня, сказал ли тебе пленник, как долго добираться до большого города?

- Он утверждает, что на своей колеснице доехал бы туда к рассвету.

- Вот как? - Субудэй удивленно поднял брови. - А ведь рассветет уже совсем скоро. Либо русинский город находится недалеко от Тумана, либо железные колесницы ездят быстрее, чем скачут самые легконогие кони. Что еще тебе поведал пленник?

Бродник пожал плечами.

- Я рассказал все, что услышал и что понял из услышанного, воевода, - склонил голову Плоскиня. - Трудно было говорить. Трудно было понимать. Тяжелый язык. Не русский…

Назад Дальше