- А потом… - Капитан вздохнул. - Потом 16 человек умерли… Некоторые почувствовали себя плохо еще по дороге на корабль. Только я и Глеб не пострадали. Если меня и упрекали после - лишь только за то, что не загнал их в шлюпку сразу. Люди чернели, орали от боли, сохли, покрывались язвами. Нуль-циклон не давал нам улететь или позвать на помощь. Ребята умирали один за другим, а мы с Глебом, покрыв тела флагом Союза и прочитав положенные строки из корабельного устава, отправляли их в камеру дезинтегратора. Мы пробовали отойти от планеты… - Эндфилд снова вздохнул и продолжил: - Два человека слишком мало, чтобы управлять школярской посудиной. Нужно, по меньшей мере, четверо: в навигационную рубку, на центральный пост, в реакторный отсек, к двигателям.
Мы с Быковым прокляли все на свете, пытаясь заставить эту допотопную электронику работать совместно. Таскали кабели, программировали трансляторы для перевода с одного машинного языка на другой. Как назло, все четыре процессора имели разные системы команд. Когда, наконец, мы все наладили, главный компьютер не справился с потоком информации…
То, что потом воспринималось как само собой разумеющееся: централизованное управление, простое и удобное, позволяющее пилотировать корабль в одиночку, аппаратура приема телепатических команд, системы оружейной наводки, расчета гиперперехода и прокладки маршрута в обычном пространстве имело длинную и мучительную историю, опираясь на века научных и технических изысканий, объемы памяти, мощность процессоров, изюминки прикладных программ. Насущную необходимость всего этого мы поняли тогда на своем горьком опыте.
Все, что у нас получилось, - это выйти на сильно вытянутую эллиптическую орбиту, в афелии которой больные чувствовали себя лучше, даже переставали пользоваться анальгетиками, зато в перигелии теряли сознание от боли. Крики умирающих не могли заглушить хлипкие перегородки звездолета.
Это корыто не могло даже набрать скорости убегания. Стоило пустить тягу, как начинали глохнуть реакторы, а если мы с Глебом становились на энергетическую и ходовые, то навигационная система не справлялась со стабилизацией, и корабль чудовищно рыскал по курсу, вызывая перегрузки до 3 g, грозя врезаться в атмосферу или вообще столкнуться с планетой.
Когда Анне стало совсем плохо, я решился на бомбардировку Самоцветных гор. Когда я сказал об этом Быкову, он странно загорелся, завизжал о том, что давно пора. Я, правда, понимал, чем это грозит мне по прибытии домой…
В общем, из зондов получились хорошие ракеты. Весь материал о кристаллической форме жизни был составлен по кратким наблюдениям нашего экипажа. Я хорошо постарался, распахав горы до базальтового основания.
Климовой это уже не помогло. Единственная девушка нашего экипажа умерла страшной и мучительной смертью. Все просила у меня прощения и запрещала смотреть на себя, чтобы я не видел, что сделала с ней болезнь. Глеб, группа крови которого подходила для переливания, выкачал из себя половину, пытаясь спасти ее, пока сам не слег. Из тех, кто заболел, в живых остались Смит, Аарон, Карпов и Джонсон, которые после кризиса валялись без сознания в медотсеке. Глеб не слишком от них отличался. Единственным здоровым остался я, исполняя роль няньки, бессменного вахтенного и сиделки. Когда нуль-циклон закончился, вызвал помощь по квику. Потом всех нас перевели на военный факультет.
Комиссия работала три месяца, мои действия были признаны правильными, но… Помню, меня вызвал декан. Долго рассказывал о самопожертвовании древних и современных ученых, которые ради науки прививали себе страшные болезни, пробовали действие излучений, не считаясь ни с чем, исследовали артефакты, при этом слепли, глохли, заболевали, сходили с ума.
- Вы хотите отправить меня в школу Черного Патруля? - спросил я. - И еще хотите сказать, что наши жизни ничто по сравнению с перспективами изучения этих каменных монстров.
Тот долго мялся, потом говорил о моих способностях, о том, что ему жаль терять перспективного курсанта. Вторую часть моего высказывания он просто проигнорировал. Потом перестал тянуть резину и предложил мне писать заявление о переводе. Может быть, если я стал бы просить его, каяться, обещать пересмотреть отношение и все такое прочее, кричать, что все понял и осознал, то, может быть, вышел бы из меня дипломированный планетолог. Я же просто нащелкал рапорт.
- Вы отдаете себе отчет, молодой человек, что в наше время это верная смерть? - декан был ошарашен. - Дешевая романтика древности. Теперь до конца пятилетнего, кстати, минимального срока службы, доживает лишь один из двадцати. А десять лет выдерживает один из сотни. Неужели вам этого никто не говорил? Что скажут ваши родители?
- Отец был "драконом" и погиб, когда я еще не родился, мать пропала без вести совсем недавно. Как видите…
- Поверьте мне, старику, что жизнь дается не для того, чтобы умереть в 25 лет, узнав только, как сеять смерть и разрушение.
- Мой отец и дед были пилотами, - ответил я и тут внезапно понял, что не только они, целая вереница предков, уходящая к временам основания Патруля, сражались в Космосе, задолго до рождения определив мою судьбу - быть боевым пилотом, накрепко привязав меня своими жизнями к дикому железу крейсеров, атакам, штурмовкам. - Отцы ели виноград, а у детей оскомина. Черный Патруль ждет меня.
Так я попал на войну. Сейчас я не сделал бы такой глупости, но что взять с юноши.
Ника вздохнула, потерлась носом о его щеку.
- Ты хотел бы прожить по-другому? - спросила княжна.
- Мы тогда не встретились бы. Кому интересен заурядный планетолог.
Джеку понравилось, что девушка не стала его жалеть, лишь подбодрила, мимолетно и ненавязчиво.
- Скажи, у тебя было много женщин? - Она посмотрела на Капитана долгим испытывающим взглядом. В глазах за ласковой лукавостью прятались смущение и напряженное ожидание.
- Достаточно… - Джек усмехнулся. - Но если б я знал, что у меня будешь ты, то предпочел бы остаться девственником.
- Гадкий мальчишка. Вонючка. Кобель. - Ника уселась на него, шутливо тряся его за плечи. - Развлекался со всякими коровами. Я придушу тебя.
- Если силенок хватит. - Эндфилд сжал ее руки в запястьях, уложил на спину и навалился сверху.
- Герой, справился со слабой девушкой, - сказала она, забрасывая ему ноги на талию. - Я докажу, что до меня ты понятия не имел о сексе.
Вымотав Джека и еще больше устав сама, Ника уснула, положив голову ему на плечо. Капитан еще долго лежал без сна, чувствуя ее легкое дыхание и свежесть ее тела.
Потом пришло забытье, в котором Эндфилд видел всех, кого потерял на Самоцветной планете: молодых, веселых, счастливых, какими он их запомнил тогда.
Ребята беспечно смеялись, уходя по берегу в сияние кристаллической горы. А Джек стоял облаченный в броню скафандра, опустив нелепый и ненужный бластер. Он кричал им, что во Вселенной много мест, где не следует быть человеку, но слова тонули в шуме прибоя.
Курсанты шли счастливые и радостные, твердо уверенные в своем праве полоскать свои задницы в теплых водах морей любых планет, а он, пораженный странным столбняком, смотрел им вслед и никак не мог помешать им идти навстречу своей смерти.
Эндфилд проснулся. Бледный рассвет заглядывал в окна. Ника спала, улыбаясь чему-то во сне. Она недовольно заворочалась, когда Джек снял ее руки с себя и поднялся. Тело было тяжелым. Капитану отчаянно не хотелось покидать теплую постель, где так сладко спала девушка.
Она казалась такой нежной и беззащитной, что Джек чуть было не передумал уходить. Стараясь не шуметь и не брякать, он оделся, взял меч и пистолет, спустился вниз к машине, отправляясь на свою обычную утреннюю тренировку.
Как ни жаль, но всегда было так, что женщина губила своей любовью мужчину в этом зверином мире, размягчив и разнежив его. Тут уж ничего нельзя сделать, таковы правила жизни.
Когда Джек вернулся, Ника уже успела залезть в бассейн, лениво плавая в бирюзовой воде.
- А, пропащий, - сказала она вылезая. - Я подумала, что ты уже отбыл в неизвестном направлении.
- И вещички упер, - в тон ей добавил Эндфилд. Он обнял ее, несмотря на сопротивление.
- От тебя тиной пахнет, - засмеялась она. - Ты ездил купаться на реку. Тебе мало бассейна?
- Ну не тиной, а речной свежестью, туманом и лесом.
- Понятно, - Ника уложила руки ему на шею. - Что будет потом, если ты с первых же дней убегаешь от меня по утрам?
- А ты предпочитаешь выгнать меня сама?
- Это почему?
- Когда я стану полным ничтожеством, разнеженный роскошью, ты выставишь меня пинком под зад.
- Не говори так, - девушка обняла его. - Делай, как считаешь нужным, и помни, что я люблю тебя.
Для Джека наступило прекрасное и тревожное время, когда рука об руку идут радость и предчувствие разлуки, усиливая остроту каждого прожитого мгновения. Он поражался сам себе, открывая, какие невостребованные запасы любви подспудно жили в нем.
Ника отвечала ему такой же безоглядной любовью и нежностью со всей нерастраченной силой молодости. Ласковые прикосновения, поцелуи, нежные прозвища, милые любовные шалости возникали без участия сознания и воли, как само собой разумеющееся, наполняясь особым, тайным, только им понятным смыслом.
Часто Эндфилд ловил себя на мысли, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Утром они забирались в грав и летели на Жемчужину или куда-нибудь еще купаться и жариться на солнце, бегали наперегонки по кромке воды.
Капитан подружился с Малышом, который позволял ему, чесать себя за ушами, гладить по спине. Однажды Джек уселся на него верхом, к неописуемому ужасу и восторгу девушки, которая сказала по этому поводу: "Хищник верхом на хищнике".
Эндфилд и Ника подолгу плавали, плескались на мелководье, возились на пляже.
Когда жара становилась невыносимой, они уходили под защиту толстых стен и мощных кондиционеров Никиного дома, ели, занимались любовью и спали в обнимку, как ленивые кошки. Если погода хмурилась, влюбленные оставались дома и развлекались как могли.
Полуодетая Ника с хохотом и визгом бегала от Джека, бросалась в него подушками, устраивала потасовки, которые часто тут же переходили в страстные и неожиданные любовные акты.
Девушка-пела под гитару старинные песни, рассказывала Эндфилду о временах, когда космолеты Князя Князей летали к Марсу, а на Старой Земле мятежные поселяне ходили с косами и вилами против закованной в броню конницы джихана, его джаггернаутов и штурмовиков.
Вечерами они в обнимку бродили по парку, жгли костер, наслаждаясь его светом, теплом и собственной близостью.
Даже Капитан Электронная Отмычка, нечеловеческая часть Джека, находил забавным столь гармоничное сочетание энергий двух жизненных единиц. Ему нравилась девушка, правда, со своей, особой точки зрения, как особо надежная и совершенная система, результат усилий почти двухсот поколений по совершенствованию тела и духа.
В будни Эндфилд уезжал по делам на три-четыре часа, занимаясь обналичиванием своего кредита. Объединенный банк за небольшие комиссионные согласился выдать всю сумму сразу, и теперь он собирал справки, наносил визиты чиновникам, получал визы и поражался, насколько можно усложнить такое простое дело, как получение относительно небольшой суммы денег.
Если не требовалось бывать в учреждениях, Джек забирался в комнату, которую выбрал себе под кабинет, занимался расчетами, часто задействуя суперкомпьютеры орбитальных станций. Когда ему надоедала физика и математика, он рылся в фамильных архивах или разбирал и собирал оружие в оружейном зале, занимая положенное время.
Ника, которая обижалась поначалу, приняла это как должное. Любовь любовью, но и о делах надо помнить. Она никогда не спрашивала, чем занимается Эндфилд, с уверенностью патрицианки в том, что ее мужчина занят полезными и нужными вещами.
Княжна уходила в зал заниматься гимнастикой и танцами, чего не могла делать при Джеке. Его присутствие превращало это в эротический спектакль, заканчивавшийся сексом прямо на матах гимнастического зала. Остаток времени девушка посвящала хозяйству или чтению книг на веранде или в библиотеке.
Они безумно скучали друг без друга эти долгие часы, но это лишь усиливало их привязанность друг к другу и не позволяло привычке взять верх над страстью.
Сутки Деметры позволяли хорошенько выспаться днем и оставляли время ночью, не только чтобы выспаться, но и для долгих любовных баталий.
Вечерами Ника, приказав роботам развести огонь в камине, гасила свет и, глядя на пламя, рассказывала Джеку истории из своей жизни, о своем детстве, о веселых праздниках в их доме, на которые собиралось множество детворы. Капитан узнал, каким сорванцом была она в детстве, как лазила по заборам и деревьям и как из мальчишки в юбке стала мечтательной и чувственной девушкой.
Частенько Ника доставала проектор и показывала Эндфилду картинки ушедшей в невозвратимое прошлое жизни, где, навечно запечатленные в памяти видеочипов, остались ее молодые родители и маленькая девочка, подраставшая от кадра к кадру.
Однажды Ника уговорила Эндфилда показать его фотографии. Джек долго мялся и отнекивался, но все же зарядил в аппарат свои немногочисленные и разрозненные снимки. На экране замелькала черная форма.
- Это мой дед, окончил Академию, правда, после нее уже не летал и любил заглядывать в бутылку, но дожил до глубокой старости…
Мой отец - здесь он курсант-первогодок, вскоре после присяги.
Вот он выпускник - молодой второй лейтенант с большими надеждами.
Свадебные… Посмотри, какое у моей матери глупое выражение.
- Джек, дурачок, она же просто счастлива.
- Вот-вот, будто знает, что ей этого счастья осталось четыре месяца.
Девушка что-то хотела сказать, но промолчала и только вздохнула.
- Последняя фотография отца. Здесь он с матерью, видишь, у нее уже живот виден…
Вот я маленький…
Я с бабкой…
Глупые парадные снимки в ателье, когда фотограф мучил меня минут двадцать, пока не получил этого выражения полупридушенного зверька…
Вот меня случайно заснял один из поклонников матери. Лет семь на этом снимке…
- Такой злой волчонок, - Ника улыбнулась.
- Да, - сухо сказал Эндфилд.
- Здесь мне двенадцать лет…
Вся секция единоборств спортивной школы…
Мастер Ли ломает бревно.
Эта куча снимков - приятель по секции учился фотографировать моим аппаратом. Спер его и втихаря запечатлел меня за выполнением упражнений…
- А ты уже тогда был красив, - заметила девушка, окинув его влажным и томным взглядом.
Джек проигнорировал это замечание.
- Я за компьютером… Комната, где я жил…
- Боже мой, конура какая-то.
- Угу, - почти сердито подтвердил Капитан. - Это уже курсантские снимки. На этом Аня Климова. Первый ряд в центре. Слева от нее Быков.
Ника улыбнулась, но промолчала.
- Я принимаю присягу…
Перед выпуском…
Глеб, его "барбосы"…
Выпуск…
Последний день перед службой на Дельте… Куча горелых бревен на заднем плане - все, что осталось от моего дома. Пока я учился, его сожгли. Как ни старался, но все равно попал в кадр…
Мой первый экипаж…
Больше нет. После Крона, когда Чен и Медисон погибли, я перестал фотографировать.
Ника вдруг расстроилась. Она прижалась к Джеку сзади, и перебирая волосы на затылке:
- Как же так можно жить?
- Ты о чем?
- Ты, мой герой, как перекати-поле, без роду без племени.
Капитан резко повернулся и посмотрел на нее. В глазах у Ники стояли слезы.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Где твои корни, где место, которое ты мог бы считать своим? Что было хорошего в твоей жизни? Где твои друзья? Где твои учителя и наставники? Кто утешал тебя в горе? Давал ли тебе кто-нибудь добрый совет? Любил ли тебя кто-то?
Эндфилд нахмурился и отстранился.
- А ты знаешь, наверное, ты права. Разумеется, со своей точки зрения. Дед меня навестил, когда я был маленьким, всего один раз. Спросил, кем я хочу быть, и когда я ответил: "Драконом", расчувствовался, подарил мне игрушечный пистолетик и шоколадку…
Потом прислал открытку, поздравлял с окончанием учебы в школе Дальней Разведки. Написал: "Теперь ты один из нас…"
Поздравлял, впрочем, как и я его, на "День дракона" - это у пилотов такой неофициальный праздник - годовщина основания Черного Патруля, еще с наградами и званиями…
Когда мне дали первый Алмазный крест, я получил от него письмо, в котором он писал, что гордится тем, что его внук родной не только по телу, но и по духу…
А наставники у меня были, даже если они просто хотели от меня избавиться. Ты знаешь, стоило мне сказать мастеру Ли о своих проблемах, он устраивал мне такую тренировку, что я много дней после этого был в полной прострации, которую он называл "пустота сознания". Разумеется, исчезало и то, что меня мучило.
Джек остановился. Княжна молчала тоже, поэтому он продолжил:
- Я знаю, что был обузой для матери. Женщины, с которыми я спал, девушка досадливо поморщилась, - любили во мне, наверное, лишь крепкое тело и, если и говорили о любви, обманывали меня и себя. Или обманывались сами, принимая удовольствие за любовь.
Эндфилд опять остановился и вопросительно поглядел на Нику. Она смотрела в сторону, и в глазах были досада и злость.
- А места, которые я могу считать своими, - сказав это, Джек улыбнулся, - База и рубка боевого крейсера. Мои товарищи - "драконы"-мастера. Знаешь, когда меня подбили в последний раз, конвой встал в круг и отбивал атаки до тех пор, пока 311-й не снял с грозящего взрывом звездолета меня и мой экипаж. Тогда мы потеряли две машины. Шесть человек…
- Ну ладно, достаточно. - Она аккуратно встала, обошла ноги Эндфилда. Капитан, сегодня не надо ко мне приходить.
Ника быстро пошла к двери. Ее губы дрожали. В коридоре княжна побежала, роняя на ходу слезы, влетела к себе и тут, не таясь, разрыдалась.
Джек остался, размышляя над тем, что заставило его бравировать пустотой и холодом, который он носил внутри себя.
Ведь он прекрасно чувствовал, какую боль причиняет девушке, но все его застарелые обиды растаяли от ее любви и тепла, выплеснувшись ядовитой грязью наружу.
Рано утром Джек взял компьютер на тот случай, если сюда не придется вернуться, оружие и отправился по делам с твердым намерением получить деньги из Объединенного банка.
Уже стемнело, когда Эндфилд закончил дела. По старой привычке, он отправился к Нике.
На подлете Джек увидел, что в доме и на участке нет никаких огней. Раньше хозяйка зажигала свет в Парке, когда он задерживался, даже повесила на деревья сотню гирлянд, которые весело мигали, приглашая его на посадку.
Теперь там было темно. Защитное поле выключилось по кодовому сигналу, и глайдер Джека влетел вовнутрь защитного периметра, прошел по суживающейся спирали, отыскивая хоть намек на присутствие девушки. Подлетел к дому, который мрачной громадой стоял посреди деревьев.
Он приземлился. Вошел… Где-то в глубине дома плакала скрипка. Не включая света, Эндфилд пошел на звуки музыки, пока не вышел к парадному залу. Издали Джек почувствовал присутствие множества людей.