Кравченко откинул полог, и мы вошли в офицерскую столовую. Здесь были те же демократичные правила харчевания. Люди занимали свободные столики, ели и уходили. Как только мы сели за стол, солдаты сразу же принесли нам первое. После недавней "экскурсии" есть не хотелось. Но желудок нещадно урчал, и волей-неволей приходилось работать ложкой и челюстями. Разговор не клеился. Поминутно в столовую заглядывали офицеры и громко спрашивали, кто командовал таким-то подразделением или экипажем. Из-за столиков иногда откликались.
На мой вопросительный взгляд Сергей ответил:
- Тут все больше сборные команды воевали. Подразделения комплектовали наспех. Экипажи танков зачастую знакомились перед самым выходом в Грозный. Мы, офицеры, еще более-менее друг друга знаем, а солдаты - вообще никого. Так вот, если кто и успевал познакомиться перед этой бойней, теперь методом тыка выясняем личность погибших. Сам видел, сколько их тут - неопознанных.
Зашел очередной офицер:
- Кто-нибудь помнит, кто был в экипаже девятой машины?
Из-за соседнего столика откликнулся другой офицер:
- Я на восьмой шел. С девятой все погибли. Там наш прапорщик рулил. Кого ему дали - не знаю. Спроси у моих солдат. Они ведь одним этапом сюда прибыли. Может, подскажут?
Мы доели и пошли в свой вагон.
Водка еще оставалась, и наша вечеринка плавно перетекла за полночь. Мы болтали о разных отвлеченных вещах. И тут в вагон вломился солдат:
- Товарищ капитан! Там, в темноте, кто-то идет по полю!
Мы выскочили из вагончика и побежали к пулеметному гнезду. Обложенная мешками огневая точка на пригорке как бы нависала над полем. На другой стороне - темная стена леса. Там боевики.
Явственный скрип снега. Кто-то крался. Кромешная тьма.
- Здесь капитан российской армии! - гаркнул офицер в сторону поля. - Кто идет?
- Рядовой третьей роты! - донеслось из темноты.
- Рядовой, ко мне! - по-уставному скомандовал капитан.
Быстрые шаги заскрипели в нашу сторону. Безвестный рядовой подошел к пулеметному гнезду и уставился вверх. Впотьмах мы еле различали его фигуру.
- Ты чо там, боец, офонарел?! Ты куда прешься?
- Нам приказали!
- Кто?!
- Лейтенант, командир взвода.
- Чего-о-о?! Так ты там еще не один, что ли?
- Никак нет! Товарищ лейтенант приказал нашему взводу прочесать этот лесок, - рядовой указал варежкой на противоположную сторону поляны.
- Вы там совсем остекленели, уроды снежные! - вскипел капитан. - Бегом к своим! Приказываю всем немедленно отойти назад, в расположение части! Подохнуть захотели? Там боевики! Немедленно назад!
Рядовой козырнул и побежал во тьму. Офицеры возбужденно переговаривались, выясняя фамилию идиота-лейтенанта.
Над полем взлетела осветительная ракета. Боец за пулеметом машинально передернул затвор. По полю, утопая в снегу, медленно двигалась в сторону леса цепочка солдат. Тотчас из-за стволов деревьев по ним ударили автоматные и пулеметные очереди.
- Огонь! - заорал капитан.
Наш пулемет зашелся длинными очередями. Стараясь заткнуть боевиков. Мгновенно ощерились огнем соседние огневые точки. Еще минуту назад местность выглядела холодной и безлюдной. Теперь же все вокруг стреляло и ухало из сотен стволов. Люди попадали и начали отползать. Над полем, в обе стороны, вперемешку с матом, летали многочисленные ниточки трассеров.
Почти вся боевая линия федералов уже полыхала огнем, но боевики не собирались так просто упускать шедшие к ним жертвы.
- БМП сюда! Быстро! - скомандовал капитан.
Наша огневая точка стояла к лесу ближе всех. Поэтому огонь отсюда получался наиболее прицельный. С грохотом подкатили машины.
- К бою!
БМП выехали на позиции.
- Огонь!
Ударили башенные пушки. Со всех сторон над полем то и дело вылетали осветительные ракеты и освещали отползающих в спешке бойцов.
- Что тут, мля, происходит! - вылетел откуда-то из темноты разгневанный полковник.
- Пытаемся подавить огневые точки боевиков, - отрапортовал кто-то.
- Кто приказал наступать?!
- Лейтенант какой-то. Наверное, из новеньких.
- Козел! Я этого лейтенанта удушу на его же ре-ринке от трусов! Собственными руками!
Рядом притормозил командирский уазик. Полковник обернулся на ходу:
- Сейчас артнаводчика пришлю, пульнем по ним артиллерией.
Уазик мигнул красными огнями и пропал вместе с полковником.
Бой продолжался. Потихоньку, мелкими рывками, но пехотинцы все же выползали из-под огня. Но и бой вокруг них разыгрался нешуточный. Прибежал запыхавшийся артнаводчик.
- Ну?! Где?! - просипел он простуженным голосом.
Все вытаращили пальцы в сторону леса.
- Ага! - сказал он хищно. - Сейчас, мля, погоди, ты у меня наешься металла!
Он затараторил в рацию цифры. Где-то позади нас ухнули орудия. Потом еще и еще. На лес обрушился шквал огня. Стрельба со стороны боевиков мгновенно прекратилась.
- Ну, все. Пошли. Дальше уже неинтересно, - сказал Сергей.
Мы снова поддали водки. Офицеры увлеченно гадали, что это за лейтенант-идиот? Перебирали фамилии новоприбывших. Орудия продолжали долбить по лесу. Тут в вагон заглянул тот же полковник:
- Нашли его! Слава богу, никто не убит и не ранен. Я ему такой зазвиздон вставил! Повоевать захотел. Урод!
Полковник махнул предложенную стопку водки и добавил уже в дверях:
- Вот так вот, журналисты! Вы только про этого дурака не пишите. Я его уже и так наказал.
Мы снова разлили по кругу. Разбавили водку женьшенем из ампул. Получилось опять неплохо.
- Слушай, а ты когда домой? - спросил я Сергея.
- Скоро. Вот еще трупы своих дособираем. Потом домой… - Он сладко потянулся. - Так надоело уже все. Эта война, эта грязь. Хочется в ванную, одеколончик, надеть костюм.
- Насчет ванной не обещаю, но одеколон или там лосьон для бритья - запросто! - сказал я.
- Откуда?
- В Моздок прокатимся. Нам материал все равно надо сдавать. А потом вернемся с товаром.
- Что-то не верится, что вы сюда еще вернетесь.
Глава 22
Утром, когда разведчики уехали в Грозный сопровождать какого-то генерала, в вагон заглянул незнакомый офицер:
- Ты журналист?
Я кивнул.
- Из Москвы?
Я снова кивнул.
- Там твои коллеги из Москвы на аэродром прилетели. Если поспешишь, успеешь с ними поговорить.
До взлетной полосы - километров пять. Я бежал что есть сил. В душе слабенькая надежда - вдруг прилетел Сашка Колчин? Я обязательно заберу его к разведчикам.
Весь в мыле, выскочил на взлетку и увидел уходящий в сторону Моздока чистенький и опрятный вертолет. По его виду даже дурак определил бы, что именно на нем прилетало высокое армейское начальство в сопровождении журналистов.
- А ну стой!
Я обернулся.
Ко мне шли трое патрульных:
- Кто?
Я достал документы:
- Журналист.
Они переглянулись. И наставили на меня автоматы:
- Откуда взялся?
Меня достал этот глупый вопрос. На километры вокруг все военные уже давно знают, что у разведчиков сидят двое журналистов из Москвы!
- Мы у разведчиков стоим.
- А ну-ка! - Старший патруля шевельнул автоматом. Хотел еще что-то жестко добавить, но не успел.
Из-за его спины неожиданно выглянул человек в форме, но без знаков различия. Впрочем, и различать особенно ничего не надо. У этого типа вдоль всего лба тянулась незримая надпись "военная контрразведка".
- Алексей Николаевич? - осведомилось лицо официальным тоном.
Патрульные притихли.
- Да.
- Вас куда определили?
Тут патрульные опустили оружие и в почтительном молчании куда-то тихо исчезли.
- К разведчикам.
- Вот и шкандыбай туда, Леша, не хрен по аэродрому шляться! - отбросил контрразведчик всякую официальность. - Еще раз увижу - арестую и посажу в зиндан.
Ага, зиндан. Это такая глубокая яма для содержания пленных и арестованных подозрительных типов. И оказывается, меня тут прекрасно знают! Просто я налетел на тупоголовых патрульных. То есть спроси я контрразведчика про Николь Кидман или Шона Коннери - он бы хрен вспомнил, кто это. А меня увидел - и сразу: "Алексей Николаич! Добро пожаловать в боевые войска!"
Вот она, слава и популярность! Ведь этот контрразведчик даже в документы мои не смотрел, а уже издалека определил, кто я и откуда. Есть чем гордиться! Мне.
- А кто прилетал на вертолете? - спросил я.
Контрик (именно так их называют в войсках) скорчил мину, почесал нос и нехотя ответил:
- Журналисты с генералами.
- А был там такой - Александр Колчин?
- Нет. Такой фамилии не значилось.
Я вздохнул.
- Дуй домой, Леша! - ласково посоветовал контрик.
На этой доброй ноте мы и расстались.
Забавно, он сказал "домой". Надеется, что я в этом вагоне пропишусь, что ли?
Однако оказалось, он не только контрразведчик, но и пророк. Все последующие годы я приезжал в Москву, как в командировку. Чуток отдыхал, писал материалы, брал деньги и снова ехал в Грозный. Порой казалось, что я родился в этой республике. И с детства ничего кроме войны не видел. И была у меня только одна забота все это время - выжить.
Вот так мимолетная встреча с контрразведкой ломает людям жизнь.
На следующий день мы с Шаховым решили вернуться в Моздок. Пора передавать материал в газету. Самый быстрый способ попасть к телефону - это сесть на вертолет. Благо они сновали тут десятками. И почти все по маршруту Моздок - Северный.
Каждый день на военный аэродром прибывали все новые подразделения войск.. Обратно шли вертушки с ранеными. На аэродроме в Моздоке их перегружали на самолеты и отправляли по городам: Москву, Питер, Ростов, Волгоград и далее везде.
В сопровождении майкопцев мы прикатили на аэродром. (Пусть теперь попробует какой-нибудь патруль подойти - замочим сразу.) Как ни парадоксально, нам повстречался все тот же генерал! Опять под шофе! Обрадовался, как старым друзьям:
- Ну что?! Посмотрели смерти в глаза?
- Да уж!
- Вот и славно! - Он обнял нас по-отечески. - Пишите там правду.
Вертушку на Моздок штурмовала толпа военных. Летчики в проходе буквально ногами отбивались от настойчивых пассажиров.
Мы остановились в недоумении. Куда лезть? Если они военных вышибают, то с гражданскими вообще церемониться не станут.
Но и тут генерал нам подсобил. Всех растолкал нашими телами, крича: "Генерала пропустите!" - подтащил нас к двери и гаркнул пилотам:
- Приказываю этих людей взять с собой!
Летчики козырнули.
- Это люди смотрели смерти в глаза! - добавил генерал свою любимую присказку.
Бьюсь об заклад, летчики только-только прилетели в зону боев. Как только генерал ввернул свое козырное "смерти в глаза", на лицах пилотов выразился ужас и почтение одновременно. Кажется, они решили, что мы не совсем обычные гражданские и натворили тут массу подвигов, раз о нас заботится сам генерал-лейтенант.
Вертушка все-таки домахалась своими винтами, и ее засосало в небо. Через полчаса мы очутились в Моздоке.
На военной базе все по-прежнему куда-то спешили, бежали, ехали. Мы с трудом нашли пресс-центр. Для журналистов там поставили прямой московский телефон.
Я набрал редакцию. На том конце провода телефонистки обрадовались, услышав нас, и принялись записывать под диктовку. Уловив несколько фраз из моего репортажа, какой-то офицер по работе с прессой бросился к столу и нажал рычаг телефона, обрывая связь.
- В чем дело? - раздраженно спросил я.
- Вы кто? По какому праву звоните? - Он вырвал трубку из моих рук.
- Мы журналисты, - я показал удостоверение.
- Откуда? Почему я вас не видел раньше?
- Был бы в Грозном - увидел бы! - вскипел я.
- А кто вам разрешил посещать Грозный? Это запрещено.
- Дайте телефон!
- Не дам! - Военный заграбастал со стола аппарат и прижал к груди. - Вы не имели права ездить в Грозный! Это строжайше запрещено!
Вокруг собралась толпа любопытствующих журналистов. Но в спор никто не вмешивался.
- Дайте телефон. Мне надо позвонить!
- Не дам! Это мой телефон.
Я развернулся и пошел к выходу.
Военный из пресс-службы догнал меня уже в коридоре:
- Что там в Грозном? Как вы там оказались? Кто вас пропустил?
Вот сучара! Хочет узнать о нашей лазейке и прикрыть ее.
- Пошел ты на х…й, военный! - сказал я, не оборачиваясь.
Мы долго плутали по Моздоку в поисках телефона. Нашли какой-то дом, где располагались офисы и конторы. Потом ходили по коридорам, дергая двери. Везде закрыто. Поднялись на следующий этаж. Наконец одна из дверей подалась, и мы попали в просторный кабинет. На нас удивленно уставились две пары глаз. Осетин и русский. Вид у нас был ужасный. Грязные, заросшие щетиной, воспаленные глаза. Я извинился за вторжение и попросил позвонить в Москву. Они на всякий случай разрешили.
- Я дам вам денег, - сказал я. - Серега, засеки, сколько я буду разговаривать. Потом подсчитаем.
Они согласно кивнули.
Первым делом я начитал приготовленный текст. Потом трубку взял Павлов:
- Леша! Как у тебя там?
- Нормально. Вот материал надиктовал.
- Да, я уже успел почитать. Тут есть некоторые сомнения.
- Чего-чего? Какие сомнения?
- В достоверности…
Владельцы кабинета внимательно слушали разговор, потом о чем-то тихонько переговорили, и один исчез.
- Мы только что из Грозного, - напомнил я Павлову. - Все видели своими глазами. Либо разговаривали с очевидцами, которые сидят на передовой. Я им верю. То, что здесь творится, это не война. Это массовое убийство при отягчающих.
- Ладно, - Павлов замялся, - потом поговорим… По нашим данным, боевики покидают Грозный.
Вернулся один из хозяев кабинета, с огромными пакетами в руках.
- Надеюсь, вы не хотите и это на меня свалить?
- Не в том дело, - не понял шутки Иван Тимофеевич. - Надо перебраться к ним. Пойти с ними в горы. Можно потом классный материал написать. Где они живут? Что делают?
Мне стало не по себе от такого задания. Я огляделся. На столике уже стояли бутылки с водкой и хорошая закуска. Хозяева кабинета даже шашлык где-то раздобыли.
- Постараюсь, - сказал я Павлову.
Тут трубку взял Колчин:
- Леха! Привет! Ну, как там?! Все нормально? Ты в Грозном был?
- Да. Только что оттуда.
- Тут хреновое дело такое, Леха… Твои материалы вообще не хотят публиковать.
- Как это? - У меня все опустилось внутри.
- Главный говорит: ты пьешь водку в Моздоке, возле штаба, и сочиняешь всякую чернуху.
- Он что, сдурел?
- Понятия не имею. Похоже, он тебя после того случая с "огнями" невзлюбил. Ты когда возвращаешься?
- Как можно скорее, - ответил я упавшим голосом. - Спасибо, Саш. Кстати об "огнях". Никто не знает о них. Их здесь нет. До встречи в Москве.
- Не натвори там глупостей. Жду тебя.
Я пью водку. Да, правда. И никогда этого не скрывал. Тем более от родной редакции. Но пью я с одним "но"… Возле штаба действительно сидело в те дни множество журналистов. Они, как и полагается, пили водку. Сочиняли со слов раненых и со слов солдатских матерей статьи. Но только нас с Серегой среди этих журналистов не было! Мы пили в Грозном.
Я надеялся, что, попав на фронт, мы получим полный эксклюзив. Оценим обстановку и возьмем информацию из первых рук. Так оно и вышло. Мы сработали лучше всех. Мы были не просто корреспонденты, мы были супер! Мы прошли туда, куда никого из гражданских не пускали. Мы общались с офицерами и солдатами, которых генералы из Министерства обороны никогда даже близко не подпустят к микрофонам. Мы все видели своими глазами, знали обстановку в войсках, знали, что делается в городе и куда все катится. У нас уникальные, страшные фотокадры, а на пленке - масса интервью. Мы легко могли доказать, что обстановка в Грозном совершенно отличается от официальной пропаганды. Это настоящий журналистский успех! И - такой пинок от собственного главного редактора! Это чересчур. Это нечестно, в конце концов.
Опять же, забегая вперед, скажу: когда я прощался с редакцией, заместитель главного редактора, подписывая мое заявление об уходе, сказал: "Ну, что? Дописался?" - "Я писал правду!" - "И кому нужна твоя правда?" Тут-то я и понял - правда главным редакторам из старой плеяды абсолютно не нужна.
А теперь представьте. Идет война. Посылает командир дивизии разведчиков выяснить: что за противник им противостоит? Приходят они и честно докладывают: столько-то танков, столько-то пехоты. Стоят тут и там. Видели своими глазами, подсчитали. Языка взяли и допросили. Противник перед нами - мощный и сильный. А командир дивизии выгоняет их из кабинета со словами "не верю!". Типа нет перед нами никакого противника. Пили где-то, а теперь мне сказки рассказываете!.. А начальник штаба дивизии добавляет ошарашенным разведчикам: "Кому нужна эта ваша правда? Командир не хочет ее знать!"
Эх! В любом деле, в любом месте - незнание ситуации ведет к катастрофе.
Более того, Сашка Колчин сказал мне при разговоре, что прилетавший на пять минут на аэродром "Северный" журналист уже все описал. Как он ездил с генералами по Грозному. Как пули свистели у него над головой. Как он прорывался с подразделениями к своим. И все в таком духе. Даже эксклюзивное интервью с генералами опубликовал. (Они потом долго плевались и открещивались: ни о чем подобном с этим журналистом не говорили!.. Тому, понятно, ничего потом за это не было. И сегодня он работает в Администрации президента. Там, видимо, тоже не хотят знать правду.)
Повесив трубку, я закурил и уставился в окно. Пытаясь поскорее совладать с гневом и успокоиться.
Все молчаливо ждали.
Наконец я пришел в себя, повернулся и как можно более спокойным голосом представился. Но на лице все равно было написано, что все хреново.
- Вы из Грозного, да? - спросил меня хозяин кабинета (Батик - так он назвался).
Я кивнул.
- Ладно, говори, что случилось, - сказал Серега.
Я выложил все подчистую.
Мой напарник пригорюнился. Наши новые знакомые слушали, выпучив глаза.
- Слушай, - не выдержал Батик. - У вас там, в Москве, одни подонки живут, да? Солдат бросают в чистом поле зимой, не кормят. Мы тут им пожрать готовили. Сегодня одна улица варит, завтра другая. Так их и снабжали. Дрова привозили, чтобы они в палатках не позамерзали. Медикаменты давали, в баню водили. Белье давали, теплые вещи. О чем эти в Москве думают? Я вот тебя слушал - мороз по коже. Солдат посылают на убой! Что творится, а? Теперь ты мне говоришь, что тебя кинули! Плюй ты на этих скотов. Езжай домой и увольняйся. Оно тебе надо - помирать неизвестно за что? Не хотят ничего знать - хрен с ними!
От такого живого участия у меня даже на душе полегчало. И я окончательно утвердился в мысли, что я прав. Интересно, как они мне в Москве в глаза смотреть будут? Заранее, что называется, обосрали, но у меня есть доказательства, что я был на фронте.