- Значит, оба считали, - ухмыльнулся Сергеев. - Из моих - тридцать процентов. Каждый третий. В 2005-м нас было в два раза больше. А у тебя?
- Я чуть старше, - сказал Истомин. - У меня в живых осталось четверо из двадцати.
- Нас давно можно не принимать в расчет. У Александра Александровича есть свои люди. Зачем ему доверять чужим? У него своя Контора, свои советники, свой круг. А прокормить тех из нас, кто все-таки выжил, стоит недорого. Россия - страна богатая.
Они замолчали.
Время катилось к полуночи. Новый Арбат был, как обычно, полон народа. Роскошные машины замерли у обочин, ожидая своих хозяев, нырнувших в казино, ночные клубы и ресторации. Свет тысячеваттных фонарей и цветных реклам превращал ночь в день.
Лимузин Истомина плыл в редеющем потоке автомобилей по направлению к Тверской. Сергеев опять почувствовал острый приступ мизантропии. Выбирая между сытостью и демократией - Россия выбрала сытость. Раньше бы Сергеев пренебрежительно фыркнул, а теперь имел возможность поразмыслить о правильности выбора.
В "Камелоте" было еще тихо. Настоящее веселье начнется чуть позже, часа в три, когда в ресторан подъедет подкрепиться уставшая от плясок и игрищ публика. В кабинках туалетов будут блевать с перепоя, заниматься сексом и выяснять семейные отношения. Официанты, одетые в костюмы средневековой прислуги, забегают по залу, как тараканы по кухне, разнося изысканные блюда, шампанское и коньяки по тысяче долларов за бутылку.
На столешницах в умывальных комнатах появятся разводы кокаиновой пыли - и это несмотря на то, что государь издал указ, карающий смертью за употребление, хранение и продажу наркотиков. Но даже государевым опричникам из жандармерии понятно, что применить его в Люберцах - это одно, а в центре Москвы - совсем другое. Поэтому к утру повиснет в воздухе явственный запах травки, а состоящие на довольстве во втором управлении секьюрити будут делать вид, что их это не касается.
Стилизованный под Темные века "Камелот" уже пережил пик своей популярности и готовился к забвению через полгода-год. Но кухня была по-прежнему хороша, к тому же тут подавали лучшую в Москве баранину в гранатовом соусе, перед которой склонный к чревоугодию Истомин просто не мог устоять.
Али-Баба сидел в одной из кабинок на невысоком подиуме, в конце зала. Грамотно сидел, как отметил Сергеев: неподалеку от входа в кухню, в мало освещенной зоне, лицом к дверям.
- Вот он, - сказал Истомин тихо, двигаясь через зал. - Ждет. Не удивляйся. Он весьма светский человек, когда общается со светскими людьми. Прихлебывает вино, ест свинину. В конце концов, он, по слухам, убил столько неверных, что после смерти будет пить с Аллахом чай в любом случае.
Гроза неверных оказался хрупким и моложавым человеком, с козлиной бородкой и в дорогущем на вид летнем костюме.
"Если он албанец, то я якут, - подумал Сергеев, пожимая протянутую руку. - Араб. Средиземноморский араб. Забавно. Зачем Истомину врать? Это же так бросается в глаза!"
Али-Баба был смуглокож, тонок в кости, с живыми, похожими на черных, лоснящихся жуков, глазами и гладкими, зачесанными назад волосами, в которых посверкивали паутинки седины. И профиль у него был вполне семитский. Он не производил впечатления опасного человека, а значит, учитывая характеристику, которую ему дал Истомин, был по-настоящему опасен.
"Так вот он, Константин Олегович, твой страховой полис, - подумал Сергеев, устраиваясь за столом поудобнее, - твой кошелек, твой основной капитал. На Карлоса Санчеса мало похож, разве что цветом волос. Все-то ты понял, господин Истомин, гораздо раньше, чем я рассмотрел со своего болота. И теперь не Контора меня знакомит с агентом, а лично ты. И не Контора будет иметь от этого выгоду, а лично ты. И не Али-Баба - твой агент, а, как мне ни печально это признавать, ты - его".
Али-Баба выглядел гостем на чужом празднике. Сергеев не сомневался, что при желании араб может слиться с пейзажем и сделаться, как хамелеон, совершенно незаметным - что здесь, что в толпе футбольных фанатов, что в главном зале Московской синагоги. Но сейчас необходимости в этом не было. И за столиком в мрачновато оформленном зале "Камелота" сидел типичный "ботаник", забредший сюда, в клевое тусовочное место, по ошибке.
- Ну, - сказал Истомин, - давайте приступать. Со своей стороны, при переговорах я могу ручаться за обоих. За обе стороны, то есть...
- Если вы позволите, - выговорил Али-Баба по-русски, старательно, но с жутким акцентом, - я буду говорить на английском.
- Как угодно, на ваше усмотрение, - откликнулся Сергеев, автоматически переходя на язык бывшего стратегического противника. - It’s up to you!*
- Вот и хорошо, - обрадовался Али-Баба и заговорил бегло и грамотно на превосходном British. - В принципе, у меня вопросов несколько. Первое. Господин Истомин сказал мне, что вы хорошо знаете территорию Ничьей Земли.
- Наверное, да, - откликнулся Михаил. - Хотя говорить так было бы неразумно с моей стороны. Самонадеянно, я бы сказал. Никто не знает территорию Зоны достаточно хорошо. Я не исключение. Возможно, что знаю ее чуть лучше, чем другие.
Истомин хмыкнул и щелкнул зажигалкой, прикуривая.
- Костя сказал мне, что вы живете там с самого начала? - спросил Али-Баба.
- Да. Почти.
- Вы ввозите через границу медикаменты, оборудование?
- Да.
- Чем платите?
- Деньгами. - Сергеев пожал плечами. - А чем еще можно платить?
- Если я спрошу вас, откуда деньги?
- Я вам отвечу - в Зоне их много. Надо только знать, где они лежат, и уметь взять.
Али-Баба кивнул.
- Вы переправляете товар контрабандой?
- Нет! Официально ввожу! Вы, вообще, представляете, о чем говорите? Ничья Земля - это тысячи километров границ, колючей проволоки, контрольно-следовых полос, десятки тысяч датчиков движения и температуры, автоматические пулеметы, пограничники, регулярные войска, миротворцы, бандитские формирования. И с каждым годом граница охраняется все лучше, возить грузы все труднее и труднее.
- Но вы же везете? Значит, есть окно?
- Постоянных окон нет, - вмешался Истомин. Из них троих он говорил по-английски хуже всех, явно "растеряв" язык во время сидения за начальственным столом. - Конечно, для Сергеева граница, что решето, но если кто сунется не зная броду, по чьим-то старым следам - костей не соберет.
Постоянные окна были. Но разубеждать коллегу, разыгрывающего перед гостем роль хозяина Сергеева, Михаил не стал. Нету, значит, нету...
- Сколько надо медикаментов? Например, на год?
- Я не знаю. Много. Смотря как считать, конечно, но очень много.
- Как бы вы отнеслись к тому, что я предложу вам сделку?
- Какую?
- Поменять кое-что на несколько транспортных самолетов с лекарствами и оборудованием? На то, что вы легко можете вынести из Ничьей Земли? Ведь несколько транспортников с препаратами легко закроют проблемы на пару лет?
- Там нельзя закрыть проблемы, - сказал Сергеев. - Там можно частично закрыть некоторые проблемы на короткое время. И то - если крупно повезет. Что вам надо вынести? Деньги? Документы? Атомных бомб там нет, это я вам точно говорю!
Али-Баба усмехнулся и смешно потряс бен-ладеновской бородкой.
- Зачем нам атомная бомба? Что вы?! Мы люди абсолютно мирные, разве самую малость злимся, когда нас обижают. Нет, нет... Не бомбу. Я вам потом объясню. Совершенно другое. Это другое спокойно лежит в центре Киева.
- Ах, в центре Киева? Ну, уважаемый Али-Баба, это тоже не "Сезам, откройся!", уж будьте уверены! Вы знаете, что такое Киев сейчас? - спросил Михаил, внимательно рассматривая точеное лицо араба, сохраняющее нейтральное выражение. - Вам Костя хоть что-то рассказал? Для общего представления, так сказать...
- Да. Я знаю, - сказал араб. - Мне рассказывали. Я даже видел фильм... То есть любительскую съемку. Впечатляет.
Видимо, Сергеева перекосило. Больно уж приятно было услышать слово "впечатляет" в таком контексте.
Али-Баба замялся. Не смутился, а именно замялся, так может замяться студент, сморозивший на зачете абсолютную чушь. Это так здорово подходило к образу "ботаника", что Михаил готов был бы восхититься, но больно уж не "ботанической" была тема их беседы.
- Возможно, что я не все знаю о тамошних сложностях, но все-таки я о них знаю, - продолжил Али-Баба. - Если бы это было легко исполнить, я бы вас не просил. Есть масса способов десантироваться на закрытые территории... Вы и сами знаете.
- Знаю, - согласился Сергеев, - я знаю тысячу и один способ попасть на Ничью Землю. Но вот способов выбраться оттуда знаю гораздо меньше. Вы мне верьте на слово, пожалуйста. Я не склонен преувеличивать своей значимости. Потому что давеча, буквально дней десять назад, я хоронил то, что осталось от двух таких вот туристов. Осталось мало. Для опознания во всяком случае.
Али-Баба помолчал, внимательно рассматривая Сергеева, а потом сказал, доставая сигареты из кармана своего модно пожеванного пиджака:
- Хороший английский. Я давно не слышал такого в этой стране. Знаете, Майкл, это достаточно трудно, передать иронию на чужом языке.
Он закурил и прибавил:
- А у вас получилось. Я оценил. Я не буду рассказывать сказки о том, что справлюсь без вас. Мне нужно, чтобы вы выполнили работу, и я готов платить хорошую цену. Структуру груза медикаментов можете формировать вы сами. Вам виднее, что надо для тех, кто там остался. Не будет никаких дополнительных условий. Простой обмен. Сначала - и как можно быстрее - образец материала. Потом два варианта. Первый мы сейчас обсудим. Итак, сколько груза, достаточно опасного, вы можете вынести на себе?
- Для начала скажите, что надо нести? И куда? На север? На юг? Я надеюсь, что Константин Олегович нам не помеха?
- Ну что вы, - сказал Али-Баба, качая головой, - Константин при этом разговоре совсем не лишний. Он практически все знает.
- Я бы не привел тебя сюда... - подтвердил Истомин. - Если бы сомневался в чем-нибудь... Естественно.
"Врешь, - подумал Сергеев беззлобно, - врешь ведь, как сивый мерин! Ох, Костя, Костя... Я-то по привычке думал, что мы с тобой волки, а ты давно уже овца, хоть при кресле и погонах. Неужели не чувствуешь, что сидишь сейчас между двумя волками, страшными, воняющими зверем и лесом, такой тонкорунный и доверчивый, что даже оторопь берет? А ведь был ты страшен когда-то...
Не так, как Мангуст, конечно, тот не имел себе равных, но более матерый, чем я, Кучерявый или Дайвер... Однозначно. Чем же он тебя так окучил? Не верю я, что тебя можно испугать, не верю! Но если тебя не испугать, то остается одно - купить. Есть, конечно, призрачный третий вариант: что ты делаешь эту встречу по заданию Конторы, но кажется мне, милый друг, что думать так - это придумывать тебе оправдание".
Подошедший официант, одетый как придворный при французском дворе в шестнадцатом веке, но с люминесцентной китайской ручкой и откидным блокнотом в руках, принял заказы и удалился. Истомин таки заказал свою любимую баранину в гранатовом соусе. Сергеев подумал и сделал то же. Али-Баба остановился на медальонах из телятины под соусом "рокфор".
- Раньше, - сказал Константин Олегович, глядя ему вслед, - тут работал такой орел - запоминал заказ на весь стол без единой записи. Представляете? Человек на пять принесет и ни разу не ошибется! Больше он здесь не работает, а жаль... Посмотрели бы, как обслуживает настоящий профи...
Сомелье, парень лет тридцати, с острым, как мордочка ласки, личиком и короткими, словно съеденными, ногтями на короткопалых кистях, материализовался у столика с винной картой в кожаном переплете и, оценив костюмы по достоинству, вручил ее прямиком Али-Бабе.
"Бинго", - подумал Сергеев не без злорадства.
Али-Баба слегка поднял бровь, отчего заумный "ботаник" мгновенно исчез, уступив место едкому, как уксус, щеголеватому прожигателю жизни. Сомелье весь обратился во внимание, зашуршали загримированные под старый пергамент страницы карты вин - и выбор был сделан - Medoc 1994 года - неплохо, хотя самым подходящим его и не назовешь.
Пока официанты накрывали стол, Сергеев, Истомин и Али-Баба сидели молча, окутанные дымом сигарет и полумраком, в котором мерцал свет свечи, горящей в горлышке бутылки, залитой цветным парафином до неузнаваемости. И лишь когда официанты удалились, оставив закуски и бокалы с шипящим пузырьками всегдашним "Святым Источником" (любимым напитком россиян, если верить рекламе), Сергеев обратился к Али-Бабе, не повышая голоса:
- Вернемся к нашим баранам...
Истомин улыбнулся и чуть прищурился, сразу став лет на пять моложе.
- Известно все: цена, местонахождение и даже трудности... Неизвестно, что искать. И куда нести. Без этого я никогда не отвечу на ваш вопрос - сколько груза я смогу вынести.
- Другими словами, вы хотите знать что?
- Не то чтобы хочу, - сказал Сергеев, - но ведь просто за красивые глаза вы мне самолеты с медикаментами дарить не будете?
- Не буду.
- Ну что ж... Тогда... Мне повторить вопрос?
- Зачем же? Я понимаю с первого раза. Мне нужен бериллий.
Сергеев действительно удивился. А вот Истомин - нет.
- Откуда в Киеве бериллий? - спросил Михаил скорее у Константина Олеговича, чем у Али-Бабы, и ответил ему Истомин, а Али-Баба замолчал, попивая минералку из бокала тонкого стекла и загадочно прикрыв глаза, словно в дремоте.
- Есть там бериллий. Давно. Еще с начала девяностых. Был там филиал одной питерской военной лавки - назывался он "Запад". Делали там кое-что такое, чего больше нигде не делали, химичили для оборонки детали - для космоса, для моря, для земли. Уникальное производство и прочее... Знаешь... Надбавки за вредность, техника безопасности, год за три, пенсии, как у генералов... Потом, в один прекрасный день, все умерло.
Сергеев прекрасно помнил тот день, когда все умерло, хотя встретил его под чужим небом. Не самый лучший, надо сказать, случился день. Контора, на их счастье, обладала повышенным запасом живучести, иначе они бы тоже хлебнули горя, а вот работникам киевского "ящика" повезло меньше.
Он поймал себя на том, что слушает Истомина невнимательно, вполуха. Почему-то вспомнились огромные очереди в молочные магазины, стоящие в утренней заснеженной тьме. Коммерческие ларьки, возле которых ночью горели костры в железных бочках.
Он тогда приехал в Москву после долгого отсутствия и смотрел на все, что творилось, глазами пришельца. Да, точно, ноябрь 1991 года. Все уже рухнуло, но никто в это еще не верил. Страна соскальзывала в хаос, империя разлеталась на куски, каждый из которых мнил себя ее наследником. Удельные князьки вползали на местечковые престолы, и их своры, жадно урча, рвали на части доставшуюся при разделе добычу. Разве кому-нибудь было дело до какой-то там конторы, тихо загибавшейся в далеком Киеве? Умирали заводы и шахты, кормившие не три десятка ученых очкариков, а целые города. Так до того ли было, чтобы думать о филиале ленинградского института, оказавшемся в чужом и, как выяснилось, не очень дружественном государстве?
- Денег хватило только на то, чтобы расфасовать сырье по контейнерам. Потом, спустя пару лет, деньги выделила новая держава. На них строили спецсклад, такой, как по требованиям положено, с охраной и сигнализацией, но финансирование прекратили и хранилище так и недоделали. И все это говно в результате осталось в подвалах здания института в самом центре Киева, опасное до жути, только теперь аккуратно разложенное и без охраны... - закончил рассказ Истомин.
- И откуда он об этом знает? - спросил Сергеев на русском и, поймав брошенный искоса взгляд Али-Бабы, сообразил, что русский тот понимает лучше, чем хочет показать. - Ты сказал, что ли?
- Я от него узнал. - Костя покачал головой. - Нет, Миша, я до недавнего времени и понятия об этом не имел. У него свои источники, он их, как понимаешь, не оглашает.
- Ищут бесхозный материал, - сказал Михаил. - Такой, чтобы потом концов не найти днем с огнем. Эта дрянь токсична настолько, что и представить себе трудно. А уж в смеси с изотопами и кило пластида - просто кошмар для всего живого. Бериллия полно в мире, Костя, есть рудники, есть обогатительные фабрики, есть специальные производства. А он ищет бесхозный... Для чего он нашему другу, как ты думаешь?
Истомин достал из пачки очередную сигарету и прикурил, не сводя взгляда с Сергеева. Али-Баба по-прежнему сидел напротив, спокойный и загадочно ухмыляющийся, как египетский сфинкс.
- И знать не хочу, - ответил Константин Олегович. - Не мое собачье дело. Тебе-то какая разница? Главное, что у тебя уже все случилось, Миша, хуже уже не будет. В твоем зверинце появятся лекарства и оборудование, а то, что где-то, за тысячи километров от места, где ты живешь, что-то рванет - так и хер с ним. Когда у тебя долбануло - сильно помогли? Ах, какое несчастье! Ах, бедные люди! Ах, какой кошмар! И все... Сколько времени понадобилось, чтобы вас забыли? Полгода не прошло, так?
Сергеев не ответил. Отвечать было нечего и волноваться было нечего, но противный металлический вкус во рту почему-то появился. Он всегда появлялся на языке у Михаила, когда он попадал в критическую ситуацию, противный такой вкус, с омерзительной кислинкой, словно попробовал на язык батарейку, как в детстве. Только батарейка на этот раз была очень большая - вкус получился чрезвычайно насыщенный.
- Удивительно, до чего ты человеколюбив, Сергеев! Просто наперекор всему. Ты приехал сюда искать контакты с Конторой? Зачем? Чтобы спасать людей? Вывозить кого-то из этой вашей резервации с нашей помощью? Таскать туда лекарства? Ты же был готов нам душу продать! Так получи все это скопом, а душу оставь себе... Чего ты добиваешься? К лику святых тебя все равно не причислят, можешь не суетиться. А вот шлепнуть при переходе границы могут, и не сомневайся. Так что тебе за понт расспрашивать меня или его о том, что и куда пойдет? Зачем ему бериллиевый порошок и с чем он его собирается смешать? Тебе что нужно - лекарства или расспросить?
Лицо у Истомина было самое что ни на есть спокойное, но вот глаза... Глаза выдавали целую бурю эмоций. Был Константин Олегович замешан в игры Али-Бабы по самые помидоры. Имел Константин Олегович от этих игр целую тучу денег. И в борьбе за эти денежные знаки не было у Константина Олеговича ни врагов, ни друзей - только соперники.
- Не надо ссориться, - сказал Али-Баба, перестав дурачиться, на неплохом русском, с мягким, совершенно не мешающим восприятию акцентом и тут же опять перешел на английский. - Хочу вас заверить, Михаил, что нужный мне материал не будет использован на вашей территории. И на вашей тоже, Костя. А где он будет использован вам, простите, знать и не полагается. Сначала я хотел бы получить образцы... В отдельной герметичной упаковке, я вам ее предоставлю - что-то вроде термоса, небольшая металлическая трубка, закрывающаяся наглухо. Вес триста пятьдесят граммов. После заполнения - не более пятнадцати килограммов. Но я полный засыпать не рекомендую - и нести тяжело, и мне столько и не надо.
- Я еще ни на что не соглашался, - мрачно сказал Сергеев.
- Да? - осведомился Али-Баба со сдержанной иронией. - Честно? А я и не заметил... Вам нужна гуманитарная помощь?
- Это не гуманитарная помощь. За гуманитарную помощь не платят.