Звезды моё назначение.(Тигр! Тигр!) - Альфред Бестер 3 стр.


Потом он вновь очнулся. Его извлекли из скафандра. Он был в астероидной оранжерее, где выращивались растения для очистки воздуха. Зал был сделан из стоярдового корпуса старого рудовоза и одна стена была полностью застеклена иллюминаторами... круглые иллюминаторы, квадратные иллюминаторы, алмазные, гексагональные... Здесь можно было увидеть иллюминаторы любой формы и века и казалось, что стену сотворил безумный ткач из лоскутков стекла и света.

Сверкало далёкое солнце, воздух был горяч и влажен. Фойл обвёл помещение затуманенным взглядом. Прямо перед ним скалилась дьявольская рожа. Щёки, подбородок, нос и веки были чудовищно размалёваны, наподобие древней маски Маори. На лбу виднелась татуировка: "ДЖ♂ЗЕФ". "О" в "Джозефе" перечёркивала крошечная стрела, превращая его в символ Марса, который используют учёные для обозначения мужского пола.

- Мы - Учёный Люд, - сказал Джозеф. - Я - Джозеф. Это мои братья. - обвёл он собравшихся рукой. Фойл вглядывался в обступившую носилки толпу. На всех лицах были вытатуированы дьявольские маски, у всех лбы были заклеймены именами.

- Сколько тебя носило? - спросил Джозеф.

- Ворга, - прохрипел Фойл.

- Ты первый, кто явился сюда живым за последние пятьдесят лет. Ты могучий человек. Крайне. Прибытие сильнейших - доктрина Святого Дарвина. В высшей степени научно.

- Достат кол! - взревела толпа.

Джозеф схватил Фойла за локоть подобно врачу, меряющему пульс. Его дьявольский рот торжественно сосчитал до девяноста восьми.

- Твой пульс. Девяносто восемь и шесть, - объявил Джозеф, извлекая термометр и благоговейно им встряхивая. - В высшей степени научно.

- Достат кол! - подхватил хор.

Джозеф протянул ему колбу Эрленмейера. Та была подписана "Lung Cat, с.с., гематоксилин и эозин." - Витамины? - предложил он.

Когда Фойл не ответил, Джозеф вытряхнул большую таблетку из колбы, сунул её в чашу курительной трубки и зажёг её. Он затянулся один раз и махнул рукой. Перед Фойлом появились три девушки с чудовищно разукрашенными лицами. Их лбы пересекали имена: "ДЖ♀АН", "М♀ЙРА", "П♀ЛЛИ". В основании "О" каждого имени имелся крошечный крест.

- Выбирай! - велел Джозеф. - Учёный Люд следует Естественному Отбору. Будь научным в своём выборе. Будь генетичным.

Фойл в очередной раз потерял сознание. Его рука упала с носилок и указала на Мойру.

- Достат кол!

Он снова пришёл в себя в круглом зале с крышей-куполом. Зал был заполнен древним ржавым оборудованием: центрифуга, операционный стол, поломанный рентгеновский аппарат, автоклавы, боксы с ржавыми хирургическими инструментами.

Фойла, бредящего и что-то бессвязно выкрикивающего, привязали к операционному столу. Его накормили, вымыли и побрили. Двое мужчин раскрутили вручную древнюю центрифугу. Она ритмично лязгала, напоминая бой военного барабана. Собравшиеся, притоптывая, затянули песню.

Они включили старый автоклав. Тот закипел и забурлил, наполняя зал шипящим паром. Включили древний рентгеновский аппарат. Ослепительные молнии короткого замыкания с треском раскололи наполненный горячим паром зал.

Над столом нависла трёхметровая фигура. Это оказался Джозеф на ходулях - в хирургической шапочке, маске и халате. Халат был тщательно вышит алыми и чёрными нитями, изображавшими анатомические разрезы тела. Джозеф был похож на аляповатую иллюстрацию к учебнику хирургии.

- Нарекаю тебя Номадом! - провозгласил он.

Рёв стал оглушительным. Джозеф перевернул над телом Фойла ржавую канистру. Запахло эфиром. Фойл утратил последние крохи сознания и его поглотила тьма. Из тьмы снова и снова медленно выплывал "Ворга-Т:1339", разгоняясь курсом к Солнцу что выжигался в крови и мозгу Фойла пока он безостановочно неслышно кричал о мщении...

Он смутно осознавал, как его мыли и кормили, плясали вокруг него и пели. Через некоторое время Фойл очнулся окончательно. Стояла тишина. Он лежал в постели. Та девушка - Мойра - лежала рядом с ним.

- Ты... кто? - прохрипел Фойл.

- Твоя жена, Номад.

- Что?

- Твоя жена. Ты выбрал меня, Номад. Мы гаметы.

- Что?

- Научно спарены, - гордо объяснила Мойра. - Она задрала рукав своей ночной рубашки и показала ему руку. Та была обезображена четырьмя грубыми надрезами. Я была привита чем-то старым чем то новым чем то одолженным и чем-то синим.

Фойл с трудом вылез из постели.

- Где мы?

- В нашем доме.

- В чьём доме?

- В твоём. Ты один из нас, Номад. Ты должен жениться каждый месяц и зачать много детей. Это будет научно. Но я первая.

Фойл не слушал её, он осматривался. Он находился в главной рубке маленькой ракеты постройки начала 2300-х годов... некогда личной яхты. Салон переделали в спальню.

Он выглянул в иллюминатор. Судёнышко было вмуровано в тело астероида и соединено с ним переходами. Он прошёл на корму. В двух малых каютах выращивались растения, обеспечивающие свежий воздух. Моторный отсек превратили в кухню. В баках оставалось топливо, но оно питало горелки маленькой плиты поставленной на камеру сгорания. Фойл метнулся на нос. Командная рубка теперь была переделана в гостиную, но приборы всё ещё работали.

Он думал.

Он вернулся в корму и разобрал плиту. Он вновь соединил топливные баки с камерами сгорания. За ним хвостом ходила Мойра, с любопытством наблюдая за его действиями.

- Что ты делаешь, Номад?

- Мне нужно отсюда выбраться, девочка. - пробормотал Фойл. - Дело с кораблём по имени Ворга. Понимаешь, да, ты? Рвану назад на этой шлюпке, и всё.

Мойра испуганно попятилась. Фойл увидел выражение её глаз и прыгнул. Он был так слаб, что она легко увернулась, потом открыла рот и испустила пронзительный крик. В этот момент кабину наполнил грохот. Джозеф и его размалёванная братия колотили снаружи по корпусу, исполняя научный концерт для новобрачных.

Мойра визжала и вырывалась, когда Фойл гонялся за ней. Фойл загнал Мойру в угол, сорвал ночную рубашку и связал свою наречённую, засунув ей в рот кляп. Она визжала так, что могла бы расколоть астероид, однако научный концерт оказался громче.

Фойл наскоро подлатал моторный отсек; он в этом стал почти что экспертом. Потом схватил извивающуюся девушку и выволок её в шлюзовую камеру.

- Ухожу, - прокричал он на ухо Мойре. - Взлёт. Прямо из астероида. Может быть, сдохнем, ты. Всё разлетится. Сама сообрази что будет. Нет больше воздуха. Нет больше астероида. Предупреди их. Скажи.

Он вышвырнул Мойру, захлопнул и задраил люк. Концерт сразу прекратился.

На пульте управления Фойл включил зажигание. Автоматически взревела взлётная сирена, зазвучавшая впервые за многие десятилетия. С глухим ударом пробудился двигатель. Фойл ждал, пока повысится температура в камере сгорания. Ждал и страдал. Ракета была вцементирована в астероид. Её окружали камни и металл. Её дюзы упирались в корпус другого корабля. Фойл не знал, что случится, когда заработают двигатели. Его толкал на риск "Ворга".

Он запустил двигатели на полную мощность. Из кормы вырвалась первая порция раскалённых газов. Раздался гулкий взрыв. Корпус задрожал, застонал, нагрелся. Пронзительно заскрипела сталь. Затем яхта со скрежетом пошла вперёд. Камень, стекло, железо разлетелись в разные стороны. Корабль вырвался из астероида в открытый космос.

* * *

Военный корабль В.П. подобрал его в девяноста тысячах миль от орбиты Марса. После семи месяцев горячей войны патрули были настороже, но всё ещё безрассудны. Когда с яхтой не удалось связаться и получить опознавательные коды, её должны были разнести выстрелом и уже потом начинать задавать вопросы обломкам. Но яхта была маленькой а экипаж крейсера жаждал призовых денег. Они приблизились и взяли её на абордаж.

Внутри они нашли Фойла, корчившегося, как обезглавленный червяк, среди обломков и домашней утвари, окровавленного, гангренозного, с наполовину гниющей головой. Его поместили в лазарет патрульного крейсера и старательно занавесили бак, в котором он лежал. Даже лужёные желудки матросов с нижних палуб не могли вынести подобное зрелище.

Они подлатали его бесчувственное тело в амниотическом баке за оставшееся время своего дежурства. По пути к Земле Фойл обрёл сознание и бормотал слова, начинающиеся на "В". Он знал, что спасён и теперь только время стоит между ним и мщением. Санитар услышал как он радуется в своём баке и отдёрнул шторку. Мутные глаза Фойла уставились на него. Санитар не мог сдержать любопытства.

- Ты слышишь меня, паря? - прошептал тот.

Фойл замычал. Санитар наклонился ниже.

- Что случилось? Кто, чёрт возьми, это с тобой сделал?

- Что? - прохрипел Фойл.

- Ты не знаешь?

- Что? Что такое, ты?

- Подожди минутку, вот что. - Санитар исчез, джантировав в подсобное помещение, и появился у бака пятью секундами позже. Фойл попытался подняться из жижи. Его глаза пылали.

- Я вспоминаю, паря... Что-то... Джантировать... не мог джантировать на "Номаде", нет.

- Что?

- Что-то было с головой, у меня.

- У тебя слева головы, считай что не было, ты.

- Не мог джантировать. Забыл как, вот всё. Забыл всё, я. Не помню. Я... -

Он в ужасе отпрянул, когда санитар протянул ему изображение чудовищно изуродованного татуировкой лица, похожего на маску Маори. Щёки, подбородок, нос, веки были разрисованы тигриными полосами. На лбу - надпись "Н♂МАД". Фойл широко раскрыл глаза и страшно закричал. Это изображение было зеркалом. Лицо - его собственным.

Глава 3

- Браво, мистер Харрис! Отлично. Р - В - О, джентльмены. Не забывайте. Расположение. Высота. Окружение. Это единственный способ запомнить джант-координаты. "Этре, энтре, ле марти эт ль'энкуме. Французский." Не джантируйте пока, мистер Питерс. Подождите своей очереди. Наберитесь терпения, и все скоро будете джантировать по классу "С". Никто не видел мистера Фойла? Куда он запропастился? "Смотри-ка, коричневый пересмешник. Только послушай..." О, боже, опять я думаю открыто... или я говорила, джентльмены?

- Половина наполовину, мэм.

- "Право же, это нечестно. Односторонняя телепатия - ужасное неудобство." Поверьте, я вовсе не специально бомбардирую вас своими мыслями.

- У вас приятные мысли, мэм. Нам нравится.

- "Как это мило с вашей стороны, мистер Горгас." Ну, хорошо, класс. Все возвращаемся в школу и начинаем сначала. "Фойл уже джантировал туда? Вечно я его теряю."

Робин Уэднесбери сопровождала класс повторного обучения джантированию в его путешествии по Нью-Йорк Сити, и это было таким же волнующим занятием для её контуженных подопечных, как и для детей из её основного класса. Она обращалась со взрослыми, как с детьми и их это, скорее, радовало. Весь последний месяц они запоминали джант-площадки на перекрёстках улиц Нью-Йорка, хором выводя:

- Р-В-О, мэм. Расположение. Высота. Окружение.

Робин была высокой привлекательной негритянкой, умной и блестяще образованной, однако ей сильно мешал один недостаток: она была телесендом, односторонним телепатом. Она передавала свои мысли всему свету, но ничего не могла принимать. Хотя этот недостаток закрыл для неё более многообещающие карьеры, он всё же был полезен ей в учительстве. Несмотря на взбалмошный характер и горячий темперамент, Робин Уэднесбери была методичным и внимательным инструктором джантации.

Класс привезли из Объединённого Военного Госпиталя класс в школу джантации, целиком занимавшую целое здание в Гудзонском Мосту на 42-й улице. Они стартовали от школы, проследовали гуськом к необъятной джант-площадке на Таймс-сквер и старательно её запомнили. Потом все джантировали в школу и обратно на Таймс-сквер. Затем также гуськом прошли к Площади Колумба и запомнили её координаты. Все джантировали в школу через Таймс-сквер и вернулись тем же путём на Площадь Колумба. Процессия выстроилась ещё раз и они отправились к Гранд Арми-Плаза, чтобы повторить запоминание и джантацию.

Робин восстанавливала в памяти пациентов (травмы головы, потеря способности джантировать) "экспресс-остановки", как называли общественные джант-площадки. Позже они будут запоминать площадки на пересечениях улиц. По мере того, как их горизонты будут раздвигаться (и по мере того, как к ним будут возвращаться силы) они буду запоминать джант-площадки во всё более расширяющемся радиусе, ограниченные при этом как своими способностями, так и финансами. Ибо одно было непреложным: ты должен вживую посетить место, чтобы запомнить его; что значило - сначала ты должен заплатить за проезд, чтобы попасть туда. Даже 3-D фотографии не могли помочь. Гранд-Тур приобрёл новое значение для состоятельных людей.

- Расположение. Высота. Окружение, - диктовала Робин Уэднесбери, и класс джантировал по экспресс-площадкам от Вашингтонских Высот до Гудзонского моста и обратно прыжками начинающих - по четверти мили за раз, послушно следуя за их обожаемой учительницей-негритянкой.

Маленький сержант-техник с тускло-серым черепом внезапно спросил на уличном арго:

- Так ведь высоты нет, мэм. На земле, мы.

- "'Мы на земле', сержант Логан." Простите. Наставления легко входят в привычку, а я сегодня никак не могу совладать со своими мыслями. "Такие тревожные военные новости..." Мы займёмся Высотой, когда станем запоминать площадки на небоскрёбах, сержант Логан.

Человек с протезированным черепом обдумал сказанное, затем спросил:

- Мы слышим когда вы думаете, так?

- Именно.

- Но вы нас не слышите?

- Никогда. Я односторонний телепат.

- А мы все вас слышим, или только я и всё?

- "Зависит от ситуации, сержант Логан. Когда сосредоточена - только тот, о ком думаю; когда отвлекаюсь - то все и каждый... бедняги. Простите." - Робин обернулась. - Не тушуйтесь, Харрис, смелее. Колебания рождают сомнения, а сомнение означает конец джантации. Сосредоточьтесь - и вперёд!

- Я порой побаиваюсь, мэм, - сказал старшина с туго забинтованной головой. Он явственно колебался, стоя на краю джант-площадки.

- Боитесь? Чего?

- А вдруг там уже есть кто-нибудь, и я прямо в него? И будет чёртов "бах". Мэм. Простите.

- Ну, я же объясняла много раз. Каждая площадка рассчитана специалистами на нагрузку в часы пик. Вот почему личные джант-площадки такие маленькие, а площадка на Таймс-сквер в две сотни ярдов шириной. Всё тщательно рассчитано и вероятность одновременного появления там меньше одного шанса на десять миллионов. Это меньше, чем шанс попасть под машину на улице!

Забинтованный старшина нерешительно кивнул и шагнул на чуть приподнятую площадку. Та была круглой, залитой белым бетоном, и разукрашенной ярким чёрно-белым узором для лучшего запоминания. В центре была подсвеченная табличка с названием и джант-координатами - долгота, широта, возвышение.

В тот самый момент, когда забинтованный набрался храбрости для джантирования, площадка замерцала внезапным мельтешением появлений и исчезновений. Фигуры неожиданно появлялись, джантируя на площадку, чуть задерживались, проверяя их окружение и устанавливая новые координаты, а затем исчезали, прыгая дальше. Каждое исчезновение сопровождалось негромким "хлоп", когда воздух устремлялся на место, только что занятое телом.

- Внимание, класс, - предупредила Робин. - Начался пик. Пожалуйста, сойдите с площадки.

Рабочие в тёплой одежде, ещё осыпанной снегом, направлялись на юг к своим домам после смены в северных лесах. Пятьдесят белохалатных клерков с молокозавода спешили в Сент-Луис. Они следовали за утром, из Восточной временной зоны в Тихоокеанскую. А из восточной Гренландии, где уже был полдень, ринулись на обед в Нью-Йорк толпы "белых воротничков".

Наплыв кончился так же неожиданно, как и начался.

- Так, класс, - сказала Робин. - Продолжим. "О господи, ну где же мистер Фойл?! Вечно он пропадает!"

- С таким лицом, как у него, нельзя его винить, мэм. В мозгоправном госпитале его прозвали "Пугало".

- Он выглядит кошмарно, не правда ли, сержант Логан? Неужели нельзя вывести эти отметины?

- Они пытаются, мисс Робин, но пока не знают как. Это называется "татуировка", и это вроде как забыто, и всё.

- Тогда где же ему её сделали?

- Никто не знает, мисс Робин. Он у нас, в мозгоправном, потому что без памяти, вот. Мозги напрочь отшибло. По мне, если б у меня было лицо, вроде этого, так я бы тоже не хотел ничего помнить.

- Какая жалость. "Он жутко выглядит." Сержант Логан, как вы думаете, не могла у меня случайно сорваться мысль и задеть чувства мистера Фойла?

Маленький человек с тускло-серым черепом задумался.

- Нет, мэм, вряд ли. Вашим мыслям и мухи не обидеть. А у Фойла чего задевать. Он здоровое тупое бревно и всё.

- Мне нужно быть осторожнее, сержант Логан. Понимаете, вряд ли кому нравится знать, что о нём думает ближний. Мы думаем, что знаем это, но не знаем на самом деле. "И моя телесендия делает меня отвратительной. И одинокой. Пожалуйста, не слушайте. Не могу справиться..." Ага, вот и вы, мистер Фойл! Где вы пропадали?

Фойл возник на джант-площадке и тихо ступил в сторону; плечи сгорблены, ужасное лицо опущено вниз.

- Практиковался, я. - пробормотал он.

Робин подавила дрожь отвращения и, подойдя к нему, ласково взяла за руку.

- Вам следует больше бывать с нами. Мы же ваши друзья. Не уединяйтесь.

Фойл упорно не смотрел ей в глаза. Когда он угрюмо высвободил руку, Робин заметила, что его рукав вымок. Вся его госпитальная одежда была насквозь мокрой.

"Мокрый? Он попал где-то под дождь. Но я слышала сводку погоды утром. Везде до Сент-Луиса сухо. Значит, он джантировал дальше. Как же так, ведь он не в состоянии... потерял память и способность к джантации. Он симулирует..."

Фойл яростно рванулся к ней.

- Заткнись, ты! - Его кошмарное лицо судорожно исказилось.

"Значит, вы симулируете."

- Что ещё тебе известно?

"Что вы дурак. Прекратите истерику."

- Они слышат тебя?

-"Не знаю. Пустите!" - Робин повернулась в сторону. - Хорошо, класс. На сегодня достаточно. Все назад в школу и на госпитальный автобус. Первым джантирует сержант Логан. Помните: Р-В-О. Расположение. Высота. Окружение...

- Чего тебе надо, ты? - прорычал Фойл. - Денег, ты?

- "Тише. Успокойтесь." Не надо колебаться, чиф Харрис. Джантируйте.

- Я хочу потолковать с тобой.

- "Разумеется, нет." Подождите своей очереди, мистер Питерс. Не спешите.

- Ты продашь меня в госпитале?

"Конечно."

- Я хочу потолковать с тобой.

"Нет."

- Все уже ушли. У нас есть время. Я жду в твоей квартире.

Назад Дальше