24 апреля, пятница
По мне, нелюбовь замкнутых пространств вполне понятна и объяснима, в случае если это самое "замкнутое пространство" лишь немногим превышает размеры гроба. И хоть сам я клаустрофобией отродясь не страдал, но, когда лязгнул люк и послышался скрежет запоров, не сумел удержаться от нервного матерка.
Мигнул и погас свет, зашипела нагнетаемая в камеру воздушная смесь. Мышцы напряглись, ремни каталки врезались в кожу.
Спокойно!
Это всего лишь очередной осмотр. Очередной осмотр, и не более того.
Засияли кристаллы горного хрусталя, в такт их мерцанию кожу закололи легкие уколы магической энергии. И чем ярче разгоралось свечение, тем сильнее становился зуд. Стало холодно, дыхание вырывалось изо рта белесым паром, расползся по внутренней поверхности трубы серебристый иней.
На миг стужа стала почти невыносимой, а воздух заискрил из-за переполнившей его магии, но вскоре вновь загудели вентиляторы, и холод пошел на убыль. Пронзительный аромат утренней свежести, чрезвычайно сильный и от этого невыносимо резкий, ослаб, следом начала рассеиваться закачанная в трубу энергия. Точнее - ее начали вытягивать наружу и перерабатывать установленные на выходе фильтры.
Пару минут спустя распахнулся люк, немолодая медсестра выкатила меня из камеры в просторную светлую комнату, сноровисто расстегнула ремни и сняла датчики. Когда она покинула кабинет, я так и остался лежать на каталке, только повернул голову и посмотрел на долговязого худощавого дядьку с татуировкой "Хирург" на левой кисти, который увлеченно изучал переплетения цветных нитей на мониторе допотопного по меркам нормального мира компьютера.
- Ну? - спросил, когда унялось сердцебиение.
Заведующий отделением патологий внутренней энергетики только отмахнулся, продолжая рассматривать сложный график. Тогда я уселся на каталке, и голова немедленно закружилась, пришлось зажать виски в ладонях.
- Не торопитесь, - посоветовал врач.
- Жить буду…
- Это вопрос или утверждение?
- И то, и другое, - усмехнулся я, осторожно спускаясь с каталки на холодный кафельный пол.
- Ответ вам известен, Вячеслав Владимирович, - ответил Хирург, продолжая изучать графики. - Жить вы будете.
- Но не обязательно долго и хорошо?
- А это исключительно от вас зависит.
- Ох, если бы…
Снятые перед сканированием вещи по-прежнему лежали на подоконнике; первым делом я нацепил на шею серебряную цепочку с крестиком и отводящим пули амулетом и только после этого через голову стянул белую сорочку до колен, в которую меня нарядили перед процедурой. Потом влез в штаны, накинул рубаху и опустился на одно колено зашнуровать ботинки.
- Так что аппарат показал? - повторил свой вопрос.
- Аппарат показал, что внутренняя энергетика медленно, но верно приходит в норму. И это просто удивительно.
- Слишком медленно? - пошутил я.
- Слишком верно. Этот ваш кудесник…
- Давайте не будем, - поморщился я, предвосхищая расспросы о фармацевте, который поставлял мне чудодейственные таблетки.
С Виктором Бородулиным мы продолжали работать по прежней схеме: химик варил таблетки, Платон тащил медикаменты в нормальный мир и там их распространял. Торговля теперь шла сразу по двум каналам: нашему и отжатому у Игоря Фомина. Впрочем, кондуктора не обижали и комиссионные на счет в банке переводили в полном объеме и без задержек. Как ни странно, от случившихся изменений все только выиграли. Даже Бородулин. Мы хоть и стали его единственными покупателями, пересматривать условия сотрудничества не стали, затребовав вместо этого привилегию нематериальную: химик специально для меня и Клондайка делал часть таблеток по индивидуальному рецепту.
Свои ежедневные семь пилюль по утрам я не пил больше месяца, полностью перейдя на новый препарат, и пока это сказывалось на энергетике исключительно положительным образом.
Хирург отвернулся от компьютера, откинулся на спинку офисного стула и скрестил на груди руки.
- Вячеслав Владимирович, вы хоть понимаете, какой это прорыв? Подобным лекарством можно полностью исцелить треть больных из "Черного квадрата", а у остальных добиться стабильной ремиссии!
"Черным квадратом" именовалось гетто для уродов - людей, чей организм оказался не в состоянии приспособиться к магическому излучению Приграничья. И, надо сказать, целью этого учреждения было вовсе не излечение больных, а изоляция их от общества.
Поэтому я только покачал головой.
- Вы же врач! - проникновенно улыбнулся, решив перевести давно надоевший спор в новое русло. - Вы же знаете, как делаются дела! Расценивайте мое лечение в качестве апробации новых лекарств на подопытном кролике. Вдруг я завтра в страшных муках скончаюсь, а вы этими таблетками половину гетто накормите?
Но кем Хирург не был - это простаком.
- Не раскроете фармацевта? - прямо спросил он.
- Не раскрою, - подтвердил я и поморщился. - Хоть представляете, во сколько мне обходится лечение? На уродов тратить такие деньги никто не станет!
- Не на уродов. На измененных.
- Сделаю вид, будто ничего не слышал.
"Уроды" - это диагноз; "измененные" - это политика. От политики я старался держаться подальше.
Врач остро глянул на меня и кивнул.
- Хорошо, вернемся к этому разговору позже.
- Вернемся, - согласился я, желая поскорее закрыть неприятную тему.
Затрещал матричный принтер, Хирург оторвал вылезший из него лист и протянул мне:
- Рекомендации на следующий месяц.
- Отлично! - Я сложил бумагу вдвое и спрятал в карман штанов, потом снял с вешалки куртку. - А что насчет выездов из Форта?
- Вперед и с песней! - рассмеялся врач. - Нет, серьезно. Чрезвычайно интересно будет оценить устойчивость энергетики к внешнему воздействию. Поэтому сразу после возвращения жду на повторное обследование.
- Договорились.
- Решили Ирину Сергеевну проведать?
- Увы, не получится, - покачал я головой.
Ирина второй месяц стажировалась в Северореченске, но хоть я и успел уже по ней изрядно соскучиться, бросить все дела и сорваться в другой город позволить себе просто не мог.
- Ну и не беда. Скоро вернется, - утешил меня заведующий отделением.
- В июне.
- Май пролетит, даже не заметите.
- Тоже верно.
В мае у нас скучать просто некогда. Днем все тает, ночью - подмерзает, и чем меньше остается снега, тем больше кругом грязи. Грузоперевозки встают до лета, людей отправляют в отпуска, и начинаются горячие деньки. В мае пиво просто нарасхват.
Я попрощался с Хирургом, но, когда уже взялся за дверную ручку, заведующий отделением неожиданно меня остановил.
- Вячеслав Владимирович! - встрепенулся он. - А товарищ ваш когда на осмотр подойти сможет?
- Гордеев? - задумался я. - Он таблетки принимать еще не начал. Как начнет - отправлю к вам.
В Форте Николай никаких проблем со здоровьем не испытывал, но из-за полученного при заброске в Приграничье ранения перейти обратно уже не мог. Точнее, перейти он как раз мог, с этим брался помочь Платон, но вот шансы умереть в первые же сутки после возвращения в нормальный мир в этом случае превышали все разумные пределы. Избежать осложнений должны были помочь сваренные Бородулином таблетки; они уже были у нас на руках, оставалось только проверить пилюли на практике.
- Непременно отправьте. Осмотр проведу, заодно и рецепт скорректирую, - попросил врач и напомнил: - И сами заходите!
- Непременно.
Я кивнул и направился к ближайшей лестнице. Спустился на первый этаж, вышел на крыльцо и привычно глянул вверх. Но нет - сбитые дворником сосульки валялись в соседнем сугробе, а новые на месте неровных сколов намерзнуть еще не успели, лишь весело звенели о бетон, срываясь с козырька, крупные капли. От этого ступени покрывала корочка льда, тоненькая и чрезвычайно скользкая.
Сегодняшняя погода на весеннюю по меркам нормального мира походила мало - было холодно и ветрено. Но брошенный за оградой госпиталя пикап толком остыть еще не успел, и двигатель завелся с пол-оборота. Я осторожно тронулся с места, выехал на дорогу, и колесо немедленно угодило в яму.
Машина легко выбралась из колеи, но до самого Красного проспекта пришлось тащиться с черепашьей скоростью; да и дальше старался не лихачить. Пусть бригады дорожных рабочих уже прошлись по одной из основных магистралей Форта, с того времени снег успел не только нападать, но еще и подтаять, а потом замерзнуть. К тому же разбитое асфальтовое покрытие полностью очистить от наледи не представлялось возможным, и повсеместно встречались заледенелые лужи, ямы и выбоины. Хоть по весне улицы обильно посыпали дресвой, особо это ситуацию не спасало, только шуршали о защиту крыльев и днище летящие из-под колес камушки.
Лужа, наледь, яма, немного потрескавшегося асфальта - и все по новой. Летом будет еще хуже, и все же никто вкладываться в дорожный ремонт не станет. Какой смысл, если восемь месяцев в году снег лежит? Выпадет, укатают - вот и ехать можно.
Я откровенно порадовался, что взял пикап. Нет, "буханка" по такой дороге пройдет без проблем, да только и трясет не так сильно, и сиденья удобней. К хорошему быстро привыкаешь.
К бару поворачивать не стал; вместо этого проехал перекресток и покатил к Южному бульвару, точнее - к Лукову. Как ни удивительно, но в поселке дороги оказались едва ли не лучше городских. Где-то колеса еще не успели разбить зимнюю наледь, где-то пустили бульдозер и счистили снег, заодно разровняв грунтовку.
Подъехав к особняку Бородулина, я задом сдал к высоким воротам, выбрался из кабины и откинул борт кузова. Пока возился с задвижками, распахнулась калитка, и на улицу вышел крепкого сложения мужичок в неизменных собачьих унтах, тулупе и меховой шапке.
- Не будешь заезжать? - спросил Лымарь, поправляя закинутый на плечо ремень "сайги".
- Нет, - мотнул я головой. - С вас пара коробок сосисок. Яйцо и колбаса есть пока, в следующий раз возьму.
Семен выволок из кузова увесистый мешок с "дробниной" - дробленым и уже использованным для приготовления пива солодом, который шел на корм скоту; я не стал ему помогать и прошел во двор.
Хозяин особняка стоял у сеней и дымил папиросой. Со своей рыжевато-сизой бородой химик выглядел загулявшим дворником, но на это несоответствие я давно уже научился не обращать внимания. Таблетки получались отменными, остальное меня не касалось.
- Все готово? - спросил я, пожимая протянутую руку.
- Все, - подтвердил Виктор Петрович и распахнул дверь сеней. - Заходи.
Я шагнул через порог и, расстегнув куртку, снял с пояса сумочку-кошелек. Тот звякнул серебром.
Химик принял его и высыпал на широкий подоконник трехрублевки с Георгием Победоносцем, ладонью развел монеты по доскам, взглянул на меня.
- Здесь слишком много, Слава, - удивился он, оправляя прокуренную бороду.
Я подтвердил:
- Аванс за следующую партию.
Особой нужды в авансе не было, просто мне не хотелось держать при себе дольше необходимого собственноручно изготовленные монеты. Пусть серебро и было в них самое настоящее, если об этом прознает Торговый Союз, у меня возникнут серьезные проблемы. Именно поэтому все монеты до единой я сдавал Бородулину, не решаясь связываться с другими каналами сбыта.
- Хорошо, Слава. Зачту, - кивнул химик, сгреб монеты обратно и завязал мешочек. После достал из кармана шубы три пластиковых пузырька с некрупными пилюлями, желтыми, синими, красными. Красных было меньше всего.
- Это по второму рецепту? - уточнил я.
- По второму. Шестьдесят рублей за все.
- В счет аванса, - попросил я и передал ему полученную от Хирурга бумажку. - По моим таблеткам надо рецепт немного изменить.
- Тьфу на тебя, Слава! - выругался Бородулин. - Одна морока с тобой!
- Морока, - согласился я. - Но и деньги тоже.
За последние три месяца доходы химика выросли почти на двадцать процентов - и это без какого-либо увеличения объемов производства, исключительно благодаря снижению накладных расходов. Серега Платонов тащил таблетки сам, поэтому в оплате услуг посредников пропала нужда.
- Не в деньгах счастье, - легко срезал меня Виктор Петрович.
- Неужели неинтересно что-то новое сделать?
- Интересно, Слава. Очень даже интересно. Неинтересно за перерасход препаратов отвечать.
В этот момент распахнулась дверь, и к нам заглянул Лымарь.
- Я закончил, - сообщил он.
Виктор Петрович наскоро объяснил, как и когда следует принимать новые таблетки, потом заставил повторить. Я легко справился с экзаменом, рассовал пузырьки по карманам и отправился домой, желая не столько обрадовать соседа, сколько избавиться от таблеток. Это уже второй натурой стало: взял товар - сдал товар, у себя ничего не держишь. Во избежание, так сказать…
Николай Гордеев перехватил меня на заднем дворе. Я только загнал пикап в каретный сарай, и вот уже сосед нарисовался. Посидели, выпили, о делах парой слов перекинулись. Заодно таблетки ему отдал.
Когда Клондайк ушел к себе, я поменял куртку на старую фуфайку, взял санки с лопатой для снега и вышел на улицу.
Зимой чистили задний двор, сбрасывая снег к забору, теперь пришло время от этих сугробов избавиться, иначе они растают и превратят в болото все кругом.
При взгляде на высоченные отвалы мой энтузиазм пошел на убыль, но я взял себя в руки и приступил к работе.
Раз-два! - широкая лопата обрезает снег с боков. Три! - подцепляет аккуратный куб снизу и перекладывает его на санки.
Второй уместился рядом, еще два - сверху. После этого потащил их со двора, благо далеко идти не пришлось, просто перевез снег через дорогу и вывалил на противоположную обочину. Работа сродни боданию с ветряными мельницами, но вместо зарядки - почему бы и нет? Спорт наш друг, и все такое.
Через полчаса я самым натуральным образом взмок, поэтому, когда на задний двор выглянул Иван Грачев, был только рад отвлечься и перевести дух. Но не все причины для перекура одинаково полезны. Уж лучше бы дальше работал…
Как оказалось, звонил товарищ Ханин, который умудрялся совмещать две мало совместимые на первый взгляд друг с другом должности: работая начальником отдела собственной безопасности Дружины, он курировал деятельность клуба "Западный полюс". Но на самом деле у нас такое сплошь и рядом.
- Чего ему надо? - поморщился я.
- Не сказал, - развел руками Иван. - Попросить перезвонить?
- Нет, поговорю, - решил я, всадил лопату в снег и прошел в бар. Вытер лицо полотенцем, поднял с прилавка трубку и произнес: - Хмелев у телефона.
- Вячеслав Владимирович! - обрадовался Ханин мне как родному. - У меня хорошие новости!
- В самом деле?
- Заходи прямо сейчас, сам все увидишь.
- Я тут как бы немного занят.
- Поверьте, Вячеслав Владимирович, - продолжил настаивать на своем дружинник, - не пожалеете.
- Ладно, Владимир Михайлович, сейчас буду. - Я бросил трубку и озадаченно взглянул на помощника. - Вань, он датый, что ли, был? Тебе не показалось?
- Показалось, - подтвердил Грачев.
- Схожу узнаю, с какой радости с утра накачался.
- Может, Гамлету позвонить? - предложил Иван.
- Забей, - отмахнулся я, решив не тревожить лишний раз своих вторых основных покупателей.
Повесив фуфайку в кладовку, я надел куртку, переложил револьвер из кобуры в сумочку, отсалютовал помощнику и вышел за дверь. Пикап брать не стал. Идти было минут пятнадцать от силы, а поскольку Ханин алкоголем обычно не злоупотреблял, не исключалось, что сегодня за компанию придется выпить и мне. У нас по-другому дела не делаются.
На улице было холодно и как-то особенно противно и промозгло; я накинул на голову капюшон и усилил шаг. Дальше будет только хуже. Дальше - это в смысле до середины мая как минимум. Грязь, вытаявший из-под снега мусор, гололед и перепады дневных и ночных температур вскорости достанут так, что волей-неволей начнешь жалеть о студеном постоянстве зимы.
Несколько раз я поскальзывался, а на одной особо коварной луже, подернутой легким снежком, не удержался и бухнулся на колено. Остаток пути шел, поминая нехорошими словами товарища Ханина, которому невесть с чего загорелось выдернуть меня из дома. Но отказаться и никуда не ходить - не выход. Мало ли что стряслось. Нас с Владимиром Михайловичем не только рабочие отношения связывают, разные схемы крутили и крутить будем. Потому как с волками жить - по-волчьи выть, и никак иначе. Сожрут.
Спуск в Кишку, как называли сеть подвалов и бомбоубежищ, превращенную в подземный торговый центр, оказался самым натуральным аттракционом: ноги так и разъезжались на обледенелых ступеньках, не помогал даже насыпанный тут и там песок. В непривычно грязном коридоре орудовали лентяйками вусмерть замотанные уборщицы. Еще одна примета понемногу набирающей обороты весны. Обычное дело.
А вот что было необычно - так это столпотворение перед уродливой дверью "Западного полюса" с рельефной фигурой мерзкой одноглазой гадины. Там собралось на удивление много посетителей с какими-то непонятными квитками в руках, и что уж совсем из ряда вон - на входе их тщательно сверяли с журналом регистрации. Такого здесь не бывало отродясь.
Впрочем, мне попасть в клуб проблемой не стало: знакомый охранник срисовал еще на подходе и велел пропустить без очереди.
Внутри оказалось странно. Нет, в "Западном полюсе" всегда было странно - чего стоили одни только искривленные стены, светящиеся точки в прозрачной толще пола и дверь посреди зала, которая никуда не вела! Но сегодня обстановка и вовсе напомнила безумное чаепитие из частенько поминаемых Денисом Селиным "Приключений Алисы в Стране чудес". Такой… конкретный налет абсурда, плавно переходящий в полный бред.
Алхимические светильники, раньше неподвижно закрепленные на стенах, подрагивали и рассыпались разноцветными лучами света. Гремела музыка, от сцены расползались клубы белого пара. Повсеместно кучковались излишне многочисленные для столь раннего времени посетители. Все места оказались зарезервированы, и это при том, что столами заставили даже обычно свободную площадку перед сценой. Еще и официантов словно со всего Форта согнали.
Что именно разносили разной степени привлекательности девицы, я не понял, да не стал и разбираться, а сразу зашагал к барной стойке, стену за которой завесили белой тканью.
Что еще за ерунда?
Ханин стоял в компании солидных мужчин средних лет, и я решил не навязываться, но Владимир Михайлович жестом попросил подойти. Ведущий на сцене начал что-то бубнить в микрофон, и дружиннику пришлось повысить голос.
- Слава! Ты должен был это увидеть!
- Да ну? - хмыкнул я, косясь на занавесь. На душе было неспокойно.
- Смотри!
Кто-то потянул полотнище за край, и под аплодисменты зала оно сползло на пол, явив нам медь пузатых баков и хром стальных труб.
Я на миг опешил, потом выдохнул:
- Ох ты блин…
- Так и знал, что ты оценишь! - рассмеялся Ханин, хлопая меня по спине.
- А я должен?
- Ну конечно! Для тебя всегда такая проблема выделить нам лишний кег пива, теперь в этом больше нет нужды!