А что, ребята, может, оно того стоило? Репа видит нас. Репа слышит нас. Репа идет сюда, чтобы убить нас, и наблюдает перед собой идеальный ориентир. У него почти тридцать бойцов. Вряд ли мы уйдем отсюда живыми.
- Куда глядишь, раззява?! - кидается ко мне Осипенко. - Фигли клювом клацаешь?! Проспишь бандюков!
И я с сожалением поворачиваю голову, чтобы заняться, наконец, своим сектором… поворачиваю… пово…
Ничего я не успел повернуть. Я хотел как следует рассмотреть туманный дом над холмом. И увидел другое "чудо" Зоны, не имеющее никакого отношения к науке. Капитан вздрогнул, и прямо из переносицы у него выстрелил маленький черный фонтанчик.
Это не я проморгал бандюков.
Это был тот парень, которого воспитывала Жанна Афанасьевна Жилко, ефрейтор Енов. Та сторона холма, где он залег с автоматом, вскипела от пуль. Ничего он не успел - ни выстрелить, ни крикнуть. Я видел, как дергается его тело, пробитое в нескольких местах, дергается и принимает свинец, еще, еще и еще…
Слышу, как бьет "Вихрь" Малышева. Даю очередь в три патрона по вспышкам. Перекатываюсь. Еще очередь. То место, где я только что лежал, вспенивает густая пулеметная очередь.
Мимо меня пробегает военсталкер, только что игравший роль часового, плюхается наземь… "Таг! - глухо взлаивает "драгуновка" в его руках. - Таг!"
- Жанна Афанасьевна! Жанна Афанасьевна! Где же вы? - доносится из туманища голос Гетьманова.
С той стороны, где лежал ефрейтор Енов, холм связан был с берегом узким перешейком. Перешеек, покрытый лужами почти полностью, отменно простреливался.
Пара кустов, а дальше - метров пятьдесят открытой местности, до самой кромки елового леса, откуда били автоматчики Репы. Короткими перебежками к перешейку подбирался десяток бандитов. Их прикрывали огнем остальные. Если мы сейчас же не уберемся отсюда, нам хана. Полный мандец, ребята.
Даю еще одну очередь на два патрона. "Др-р-р-р!" - откликается автомат Малышева. "Таг!" - упрямо долбит "драгуновка".
Залегли, суки.
И вдруг - даг! - грохочет из ельника гаусс-пушка. Снаряд ее разрывается внутри облака, накрывшего всю верхушку холма. Кто-то вскрикивает.
Бросаюсь в "парную". Натыкаюсь на Гетьманова. Он катается по земле, зажав уши ладонями.
- Жа… на… - пищит он едва различимо, пытается подняться и падает на колени.
- Жанна Афанасьевна!
Да где она? Тут пространства с гулькин хер, негде спрятаться.
Вот же расклад!
Вдруг вижу: Жанна Афанасьевна Жилко с окровавленным лицом карабкается прочь из канавы, но не может вылезти. Подскакиваю к ней. Она удерживается на краю, над жижей, перегнувшись и уперев локти в землю.
- Н-на… держи-и, - протягивает она мне что-то. - Озёрскому отдай. Он будет… счастлив…
Каждое слово дается ей с большим усилием. Ранена?
Протягиваю руки, чтобы вытащить ее из канавы, но она отталкивает меня.
- Спасибо… Это уже ни к чему… Ее вот спаси…
В ладонь мою ложится обычная флешка. Старая штуковина. На некоторых компах уже и разъёмов под нее не делают. Ну да это не беда.
Прячу флешку в карман и все-таки тащу тело Жилко из канавы, а она упирается…
"Только… обу… за… её-о-о… её-о-о… спа…" - бормочет.
Вытягиваю обрубок - одной ноги нет по щиколотку, другой - выше колена.
- Ду-би-на… Погиб… нешь… со мной… зазря… брось… Её… Озёр… ско…
"Даг!"
Снаряд гаусс-пушки взрывается в двух шагах. Что-то толкает меня в бок.
Мы с Жилко в обнимку летим к основанию холма, а когда приземляемся, ее голова мертвой тяжестью падает мне на подбородок. Из шеи женщины-мальчика хлещет кровь. Позвоночник перебит осколком. Всё. Я сжимаю в объятиях труп.
Самого-то меня куда ударило? Ранен? Или нет?
Вот же падаль! "Альпиец" обезображен осколком до полной утраты боеготовности. Везет же мне с оружием.
- Жанна Афанасьевна! Жан-на… Сержант! Куда вы меня… Я приказываю…
Малышев тащит мимо меня в камыши, в болото, обмякшего Гетьманова.
- Давай, Тим, за мной, млять! - и еще кому-то за спину: - Не отставать!
Военсталкер со снайперкой, пригнувшись, палит в сторону перешейка.
Отпускаю стремительно холодеющее тело. Кричу Гетьманову:
- Жанну Афанасьевну убили!
Электрошкаф на холме разлетается в щепы от прямого попадания из гаусс-пушки.
- С-суки, - бормочет снайпер. - Двоих я точно положил…
- Где они?
- Да уже на той стороне холма. Перешеек уже их.
- Тогда будет им сюрприз… гранаты есть?
- Есть. А на хрена тебе? Не добросишь.
- Дай!
Он дает. Такая же РГД-5, как и у меня.
- Давай, браток, в камыши. Чуть подале, - говорю ему.
Мы делаем несколько шагов. Метрах в двадцати впереди нас слышится голос Гетьманова:
- Поставьте меня на ноги, сержант! Немедленно! Я могу передвигаться, я не ранен, я всего лишь слегка контужен…
Хватаю снайпера за локоть.
- В самый раз. Идея есть одна…
- А? - и на лице у него написан вопрос: "Что за идея?". А в глазах - мучительное желание сбежать.
- Погодь, - говорю. - Задержим их тут как следует. Ты только помоги мне.
Ну, он военный, понты, туда-сюда, не хочется ему показывать, что зассал. Это ж ясно.
- Смотри.
Я размахнулся и отправил одну гранату за холм.
Рвануло. Оттуда донеслись такие вопли! Такой истошный, отчаянный крик!
Очень хорошо. Ну получите, твари, вторую. Хорошо легла! Опять взрыв - чуть левее - и опять адские крики..
Вот вам еще сюрприз, дармоеды! Я в беге и прыжках не силен, вот только дар у меня один есть - далеко метать тяжелые штуки. А если понадобится, то и очень далеко. И вам, чмошникам, даже представить себе трудно, откуда я могу заметнуть эргэшку прямо вам под ноги!
- А теперь, давай, братишка, глянь в прицел. Сейчас те, кто там жив остался, нас своими гранатами забросать попробуют. Прямо с вершины холма. Ты уж не подведи, херакни им в самый что ни на есть момент!
- Да понял, не дурак…
Приник парень к своей металлической ляльке, водит ею вправо-влево… Бабах!
И орет мне в самое ухо:
- Пригнись!
На самой вершине холма опять рвануло. И рвануло - мое почтение!
Осколками возле нас все камыши в мелкое крошево посекло.
Понятно мне: отважные твари - эти бандюки. К несчастью для них, вместо того, чтобы накупить старых добрых простецких эргэдэшек, они набрали дорогих и лукавых эргаошек. А меж тем учиться надо с такими штуками работать, мать вашу, раздолбай! После того как снайпер их гранатчика пристрелил, трехсотграммовая рифленая дура брякнулась у него из руки на землю, и какой-то долбонавт двинул по ней ногой, хотел отправить ее подальше.
Не знал он, что эргаошка срабатывает от удара. И теперь там у них очень думственно стало. Разлет осколков от этой дряни такой, что мало не покажется. И какие осколочки! Эх…
- Уходим, пока передышка!
Прав мужик. Потому что если нам в спину метнут такую дуру, то все эти осколочки будут наши…
В общем, побежали - страх придавал нам прыти. Догнали Малышева с Гетьмановым в два счета.
- Точно ли погибла Жанна Афанасьевна? Вы это видели? Вы пощупали пульс? - вцепился в меня Гетьманов.
- Труп. Без вопросов. Она мне оставила… - тянусь в карман за флешкой, и тут метрах в сорока от нас взрывается граната.
Другая. Третья. Все с недолетом, понятно, но все - эргаошки.
- У-у-у-у! - стонет Гетьманов, схватившись за щеку.
- Вот гнида! - ругается снайпер. Из продырявленного осколком вещмешка Малышева сыплется барахло.
Вот зачем мы тут задержались? Осколок от РГО наверняка убьет с пятнадцати метров, скорее всего с двадцати пяти. До нас и того дальше. Но не настолько, чтобы оставаться тут было безопасно. Оказалось еще у Гетьманова ранение - через всю щеку до уха, а снайперу левую ладонь посекло… Инвалидная команда!
- Всё, уматываем! Профессор, веди, мать твою, - разворачиваю Гетьманова в ту сторону, куда он двигался с Малышевым, пинком придаю ему ускорения.
Гетьманов бежит сквозь заросли осоки, зажимая щеку ладонью. Сквозь пальцы просачиваются струйки крови. Все мы несемся за ним.
С вражьей стороны никто не суется в воду - желающих преследовать нас нет. И только пулемет захлебывается лаем, рассеивая пули наобум. Две или три из них чмокают рядышком. Говорю снайперу:
- Можешь достать гада?
- Может, и могу, - отвечает он на ходу. - Но лучше бы нам не задерживаться.
- Поясни?
- Пулеметчик нас не видит. А вот когда их снайпер до холма доберется, тогда… тогда нам хана. Он - увидит.
Киваю - прав он. Светать начало. Уже не былая темень кругом, а мутноватая предрассветная серь. Хороший стрелок с хорошим стволом положит нас тут как нечего делать.
А снайпер, резво швыряя мослы, спрашивает:
- Ты чего гранаты в белый свет кидал? Чё, ты так уверен был, ну… что бандюки именно там стоят? Мог же напрасно истратить!
- Не мог. Я точно помню, где у вас контейнеры с хабаром лежали. Ну, значит, и эти туда в первую очередь пошли… Такой был расчет.
- А откуда ты узнал, что они нас в ответ забрасывать гранатами станут?
- Так ведь мудачьё. Бандюки, отбросы. У них всегда рефлекс срабатывает: зеркалить, то есть сделать то же, что им сделали. Они вначале зеркалят, а уж потом у них соображалка включается… Если вообще включается…
- Егором меня зовут, - добавляет снайпер и сует мне руку.
Торопливо жму ее.
- Тим.
- А?
- Ну, Тимофей.
- А.
Шпарим по Затону на пятой скорости. То на сушу выбираемся, то опять в холодную черную жижу ныряем. Где-то ее по колено, а где-то и по пояс…
Сколько минут мы сапогами тину глотали, по кочкам лазали и брызги во все стороны разбрасывали!
А за нашими спинами, где-то в отдалении, уже и хлюпать начало в болотной-то жиже. Стало быть, охотники за нами чапают.
- Пришли, - хрипло выдыхает Гетьманов.
Достает свою сигнальную свиристелку и начинает сигнал подавать. Как только отзвучал его сигнал, из-за растительности болотной слышатся ответные трели. Идем на звук.
Посреди всей этой бесконечной тины стоит старая посудина на вечном приколе. У нее там надстройка, как у порядочной, а ближе к носу - кран. То ли строительный, то ли грузовой. И там еще наворочены какие-то железные сходни, понтоны, чуть ли не причал в полный рост, хотя ни одной лодки не видно.
Ржавые трубы, будка, наскоряк сваренная из стальных листов… Рядом с краном, да еще на ржавой лесенке при надстройке стоят пять мужиков с автоматами, а рядом еще двое, как бы главных - по всему видно - и у этих главных пистолеты. Из автоматчиков трое, судя по нашивкам, "долговцы", а остальные двое - какого-то лощеного не нашего вида с крутыми рюкзаками, экзоброней и бельгийскими автоматами FN F2000, которые каждый дурак узнает по охрененно дорогой компьютерной оптике.
- Кто такие?! - орет один из "долговцев".
- Буи большие! - глумливо отвечает ему Малышев. - Барсук, ты чё, урод, не признал?
- Ё… Ты, что ли? На чертей стали похожи…
Ну да. Еще бы! У Гетьманова рожа в крови, а остальные просто в болотной грязи по уши.
Павел Готлибович первым вылезает на железные сходни. Дышит он тяжело, разве собственные лёгкие не выхаркивает. Его встречает какой-то восторженный идиот с косичкой, в косухе, а лет тридцать. Рокер, мать его, переросток. В самый раз оделся - для Зоны-то!
- Павел Готлибович! Нашли! Мы нашли приз! Только что! Две минуты назад! Вот! Вот! Второй транш сувенирного гранта - наш! А у вас что? Какая-то стрельба?
Гетьманов устало садится прямо на трубу.
- Юрий Петрович. Нападение Репы. Капитан Осипенко мертв. Доцент Жилко мертва. Ефрейтор Енов тоже…
- А? Что? Жанна? Жанночка? Этого просто не может быть…
- К сожалению, может… Нам следует сейчас сохранять спокойствие и…
- Жанна! Господи! Как вы могли! Почему допустили?! Она ведь у нас… единственная…
- Доцент Заяц! - пробует на нем свой недокомандирский голос Павел Готлибович.
Куда там! Доцент Заяц пинает ногами крупные железяки, бьется балдой о стену надстройки, долбит кулаками по всему, что найдет вокруг себя твердого… Пистолет бросил.
- Жанна! Жанночка! Жанна! Ну как же ты?!
Гетьманов смотрит на него растерянно. Он выглядит удрученно и даже пристыженно, типа косвенно признает свою вину…
Я поворачиваюсь к Малышеву:
- Сержант, время же! Надо как-то образумить мудака. Что у вас в таких случаях делают?
Сержант смотрит на меня хоть и мрачно, но с полным пониманием.
- Что и со всеми.
Он подходит к Зайцу, сгребает в кулак косуху у него на спине и три раза таранит доцентским рылом ржавую будку. Отпускает.
- Что? Да как вы… Что вы себе… - бормочет тот, растирая по лицу кровь.
Ну, хоть реветь перестал.
Затем Гетьманов молча дает Зайцу пощечину.
- Юрий Петрович! Прекратите истерику. Банда Репы в шаге от нас. Нам надо немедленно уходить отсюда. Точка встречи с вертолетом…
В эту секунду верхняя часть надстройки взрывается, как курятник, в который бросили гранату. Парня в форме клана "Долг" снесло с лесенки, которая вела на верхний этаж надстройки, и ударило о палубу. Другой "долговец" склонился над…
В будку ударил свинец, продырявил насквозь. Еще одна очередь пришлась по крану, выбила искорку, пули с визгом разлетелись в стороны.
- Калибр двенадцать и семь, - констатировал Малышев. - Уходить надо.
До чего же умный человек!
"Долговец", возившийся над телом товарища, распрямился и сказал:
- Труп. Конец Барсуку.
В то же мгновение пуля срезала и его. Он без звука рухнул мертвому Барсуку под ноги.
Снайпер бросился к сходням, занял позицию и принялся выцеливать бандюков.
- Профессор! - крикнул Заяц. - Встретим негодяев в десяток стволов! Нам надо отомстить за нее!
Гетьманов отвесил вторую пощечину.
- Обращаюсь ко всем! - Дальше последовала какая-то муть по-французски, я разобрал только имя "Франсуа". Наверное, что-то типа: "Вас, Франсуа, это тоже касается…" Ну а тот живо переводит своим стрелкам. - Немедленно за мной!
Тявкнула винтовка в руках снайпера.
- Еще один. Павел Готлибович, там семнадцать или восемнадцать бойцов. Дистанция порядка двухсот - двухсот пятидесяти метров…
- Уходим. Сейчас же!
Кран с ужасающим грохотом брызнул металлоломом во все стороны. Второй снаряд из гаусс-пушки разнес его вдребезги…
Зайца отшвырнуло к поручням, ударило, закрутило… перед смертью он издал длинный стон. Большой осколок распахал ему грудь и горло.
Гетьманов, Франсуа с двумя своими бойцами, оставшийся "долговец" и мы с Малышевым рванули к берегу. Реденький лес создавал нам хоть какую-то защиту.
Еще раз тявкнула винтовка снайпера.
- Лежи, уродец… Павел Готлибович, стойте! Туда нельзя, бандюки разделились, вас отсекут от леса!
Гетьманов встал как вкопанный.
- Так. На вертолет мы уже не попали. Стоит, не знает, куда нас вести.
Тяв!
- Готов, голубчик…
Сейчас же падает один из "лощеных" стрелков с дырой в виске. Его роскошный бельгийский автомат тонет в обычном русском болоте.
- Ложитесь. Мне надо подумать, - велит нам Гетьманов.
Мы подчиняемся. Франсуа что-то зло бросает ему на своей лягушачьей мове.
Со стороны бандюков раздаются автоматные очереди. "Долговец" поливает почти невидимого врага ответным огнем.
Тяв!
Больше у них нет снайпера.
Третий снаряд гаусс-пушки бьет в сходни. Р-р-рав!
Больше и у нас нет снайпера…
Очередь из крупнокалиберного пулемета поднимает в метре от меня веер земляных фонтанчиков.
- Слушайте меня! - поднимает голову от земли Гетьманов. - Уйти нам не дадут. Но на Затоне есть позиция, где мы сможем обороняться, пока не появится связь. А там, я надеюсь, и помошь придет. Давайте… за мной… обратно через все эти железяки… Вперед.
Сварная будка вздрагивает от прямого попадания и с диким скрежетом распадается - канониры гаусс-пушки, как видно, решили, что там может скрываться кто-то из нас.
- Бежим! - кричит Гетьманов.
Мы несемся за ним. Нас осталось пятеро. Автоматные и пулеметные очереди вспарывают старое железо, пули с воем отскакивают от труб, свинец рикошетит в воду, жарит по кустам, уходит в небо.
- Быстрее!
Мы уже миновали опасную зону, нас уже скрывает от бандюков болотный кустарник. Вдруг еще один иностранец в экзоброне падает в грязь с простреленным черепом. Срезала его шальная пуля, выпущенная наугад…
Гребаный Франсуа, пузатенький френч в попсовых очочках, бросается, как коршун, к телу стрелка, срывает рюкзак, роется там… Да какого буя? Жить надоело?
- Надо его подождать, - останавливает нас Гетьманов.
Наконец этот петух французский вынимает из рюкзака сверток и догоняет нас. Видно, что сверток тяжелый и бежать брюхану приходится с напрягом. Пот катится по роже, как дождевые капли по ветровому стеклу. Он живо отстает.
Тогда Гетьманов разворачивается и тараторит что-то неведомое. Франсуа отвечает ему парой слов, он вообще едва говорит, чуть не падает.
- Забери у него. И постарайся сберечь. Это важно. Для нас важно, - велит сержанту Павел Готлибович.
Франсуа мотает башкой, нет, какого хрена, мол, это мое…
Малышев молча вырывает у него сверток, а Гетьманов бросает две фразы по-французски, и очень понятная у них интонация: "Не кипешись, потом отдадим, а сейчас жизнь дороже".
Мы взбиваем тину, перебегаем по сухим участкам, пригибаясь, слышим короткие злые очереди за спиной и отвечаем на них своими короткими злыми очередями.
- Осторожно! - кричит Гетьманов. - Здесь надо очень осторожно! След в след.
На бережке щелкает на нас гляделками некрупный рак-гороскоп. А рядом с ним - фляга, кем-то забытая и в блин расплющенная гравиконцентратом.
- Осторожно, - повторяет Гетьманов. - Он ветвистый.
Слева от нас - старый катер и моторная лодка, брошенные хрен знает когда. Причем лодка уже почти рассыпалась, так, одни контуры видно, дерево сгнило к херам, а катер ну новехонький, муха не сидела. И даже мотор в нем порыкивает. Такое вот чудо Зоны!
- Не ближе… пяти шагов, - хрипит Гетьманов.
Он выдохся. И долбаный Франсуа тоже выдохся, только еще хуже. Этот едва копыта переставляет. И его точно пристрелят. Догонят и пристрелят, он не уйдет - уже ясно.
- Кто он вообще? - спрашиваю сержанта.
- Генеральный поисковик команды "Пополь". Через него все наши деньги…
- Стой… - негромко командует Гетьманов. - Вот что, молодые люди…
Генеральный поисковик падает в грязь, не дойдя до нас десятка шагов. Ворочается в грязи, подымается, падает… Потом встает на четвереньки и все-таки бредет к нам.
Гетьманов отдышался и продолжил:
- Вот… что… Смотрите… туда…
Смотрим.
Носом на склоне холма, кормой в низине, накренившись, но не завалившись набок, стоит… я, ребята, в речфлоте не Копенгаген, а потому не знаю как это назвать: баржой или сухогрузом?