Стайка девчонок, бегущих куда-то вприпрыжку и хохочущих во все горло…
Счастливая молоденькая мамаша, толкающая перед собой коляску, из которой доносится писк новорожденного…
Сытые, лоснящиеся мордовороты в расстегнутых до пупа рубахах, прущие сквозь толпу напролом, зажав в потных лапах полуопорожненные бутылки с пивом…
Расфуфыренная дамочка с равнодушным лицом, ведущая на длинном поводке кобеля размером с теленка…
Жадно целующиеся на ходу влюбленные, не замечающие никого и ничего вокруг себя…
Девица в мини-юбке и с длинными "фирменными" ногами, высокомерно поглядывающая на всех окружающих сквозь черные очки…
"Кто из них мог бы заслуживать жалости? Кто? Не вижу".
И тут Вадима вдруг прошибла холодным потом одна простая мысль.
Как могла та Сила, что поручила ему столь ответственную миссию, положиться на его критерии определения достойных любви и жалости?
Помнится, еще Сократ пытался найти днем с огнем истинного человека. Не уготована ли и ему такая же участь?
А может быть, его сомнения нелепы и напрасны? Что, если ЭТО будет происходить автоматически, под воздействием каких-нибудь подсознательных импульсов? Вон, Славика-то он приложил, вовсе не думая о том, достоин он жалости или нет…
Он наконец стряхнул с себя оцепенение и решительно влился в гущу толпы.
* * *
Первая кандидатура подвернулась довольно быстро.
Это была немощная старушка, стоявшая в подземном переходе с картонкой, на которой чернильным карандашом от руки было нацарапано: "ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЖИТЬ!" На старушке было глухое черное платье до пят, по крайней мере сорокалетней давности, стоптанные мужские ботинки и утратившая первоначальный цвет вязаная кофта.
Вадим истолковал призыв на картонке совершенна однозначно.
Дождавшись, пока в переходе никого, кроме него и старушки, не останется, он подошел к ней и протянул правую руку, сжатую в кулак. Подслеповато мигая из-под очков, старушка подставила свою сухую ладошку, приговаривая: "Спасибо, сынок!.. Дай тебе бог здоровья и долгих лет жизни!"
Вадим разжал пальцы и прикоснулся ими к руке старушки.
Она даже удивиться не успела, почему в кулаке подающего нет ни одной монетки.
ВЫСТРЕЛ!
Старушка сползла спиной по стене, и платье ее непристойно задралось, обнажив худые ноги с синими буграми варикозных вен…
Вадим не помнил, как он выскочил из перехода на поверхность улицы. К счастью, никто не попался ему навстречу. Он нырнул в первую же арку и через несколько минут ускоренной ходьбы оказался в двух кварталах от того места, где осталось лежать тело старушки…
Наконец он пришел в себя, вытер пот со лба и зашагал медленнее.
"Черт, что же я так испугался? Мне следовало не убегать с того места, а дать круг и вернуться в переход, чтобы проследить, не станет ли эта бабулька приманкой для отца…
Проклятые рефлексы! Видимо, извращенные понятия о добре и зле настолько въелись в нашу плоть и кровь, что от них трудно избавиться в одночасье. Своеобразный атавизм, который передается из поколения в поколение. Они даже не поддаются контролю разумом. Ведь знаю я, что совершил благо для этого дряхлого, немощного существа, избавив его от нищеты и голода, от ежедневного унижения и самоуничижения, от горечи одиночества и обиды на весь мир, не желающий помогать ему…
Так почему же мыши скребут мое сердце и все стоит перед глазами худенькое тельце, свернувшееся калачиком на грязном бетонном полу?
Может быть, ты боишься того, что напишут о тебе в завтрашних газетах? "Маньяк, жестоко расправляющийся с нищими старушками"… "Нелюдь, охотящийся на слабых и обездоленных"… И прочее в том же духе…
Неужели тебе так важно, что будут думать о тебе и о твоих поступках те, кто не ведает истину? Неужели ты испугаешься суда слепцов?
Главное, чтобы ты сам знал, что поступаешь правильно.
И не надо уподобляться этому жалкому экспериментатору над собой по фамилии Раскольников. Он-то не ведал, что смерти не существует, а потому и метался, пытаясь бороться с собственной совестью. Да и старушку-процентщицу он убил не из любви к людям, а из любви к самому себе…"
Тут Вадим очнулся от раздумий и обнаружил, что проходит мимо небольшого кафе и что желудок его требует пищи.
Он набрал полный поднос различных блюд, наугад выбранных из меню, и сел за свободный столик в углу. Женщины, обслуживавшие посетителей, с откровенным любопытством поглядывали в его сторону из-за стойки и, смеясь, что-то шептали друг другу на ухо. Видно, их удивил аппетит странного посетителя. Однако Вадим не обращал на них внимания. Набив до отказа желудок, он надеялся избавиться от хлопот, связанных с поиском пищи, до позднего вечера…
Когда дошла очередь до люля-кебаба, щедро политого томатным соусом, Вадим вдруг явственно увидел перед собой мраморную стену подземного перехода, испачканную кровью, и почувствовал неудержимый приступ тошноты. Опрокинув стул, он стремглав ринулся в туалет.
"Вот что значит переедание", - донесся ему в спину женский голос из-за раздаточной стойки.
Очистив желудок от того, что успел съесть, Вадим пустил из крана холодную воду и сунул под освежающую струю голову.
Потом кое-как вытерся бумажным полотенцем и ощерился на свое неприглядное отражение в зеркале над раковиной.
"Ну что, господин бывший мертвец? - спросил он у иссиня-бледного парня с растрепанной мокрой головой. - Будешь продолжать борьбу со своим проклятым естеством или сдашься?"
Человек в зеркале был явно не прочь сдаться. Он подмигнул Вадиму, скривил усталую гримасу и пошевелил бровями. Не иначе, намекал на то, как неплохо было бы послать к черту все потусторонние силы и миры, забыть о том, что случилось в последние дни, прийти домой, упасть прямо в одежде на кровать и забыться мертвецким сном, а на следующий день, проснувшись, начать свою жизнь заново. Без кровавых убийств, а следовательно - и без дурацкого самопоедания. Жить так, как живут все окружающие - не задумываясь о том, что их ждет после смерти и надо ли тратить силы на бесполезную суету…
- Устал, значит? - осведомился сквозь зубы Вадим у своего отражения. - Но не надейся, что я оставлю тебя в покое, симулянт несчастный!.. На том свете будешь отдыхать!..
Глава 5
Выходя из кафе, Вадим был преисполнен холодной решимости продолжать выполнение своего плана.
Но все полетело в тартарары, едва он услышал женский голос за спиной, окликавший его по имени.
- Привет! Ты что - уже не узнаешь меня? - смущенно улыбаясь, спросила девушка, подходя к Вадиму.
Не так-то много у него было знакомых девушек, чтобы не узнать ее.
Та самая Карина, с которой он познакомился после конфликта с Крейлисом, еще не зная, что его уже поджидает на лестничной площадке киллер…
- Привет, - в замешательстве откликнулся он. Она стояла перед ним, легкая, веселая и стройная, как хрупкий мотылек, и у него почему-то сразу защемило сердце.
- Что же ты ни разу так и не позвонил мне? - с детской непосредственностью спросила она. - Не захотел больше видеть меня?
Это был решающий момент, когда Вадим мог бы сразу сказать ей правду. Но вместо этого он, сам не зная почему, вдруг принялся опровергать столь категоричные и не соответствующие его истинным намерениям предположения.
Она рассеянно слушала его вполуха, поигрывая витым шнурком так шедшего ей голубого платья, и загадочно улыбалась.
- А почему ты не на работе? - спросила она.
- А ты? - вопросом на вопрос ответил он.
- У меня сегодня выходной, - сказала она. - Я же через два дня на третий работаю - забыл?
Он вспомнил: еще во время первой встречи она рассказывала, что работает в офисе какой-то компании.
- А я теперь вообще свободен, - признался Вадим. - Меня уволили из фирмы…
- За что? - округлила глаза Карина.
- За попытку прелюбодеяния в рабочее время, - натужно пошутил он.
- Да неужели? - пропела ехидно она. - Что-то на тебя это не похоже…
- Зато мне дали целый мешок денег при расчете, - соврал Вадим. - И теперь я мучаюсь, не зная, как и на что их потратить… Ты не поможешь мне в этом?
Карина опустила глаза.
А потом подняла их снова, и он почувствовал, что теряет остатки здравого смысла от ее взгляда.
- Нет, - сказала она. - Твои деньги меня совсем не интересуют.
- Да? - растерялся Вадим. - А что же тебя интересует?
- Ты, - просто сказала она. - Только ты…
Надо было сказать что-то, причем непременно шутливым тоном, чтобы разговор не походил на сцену из телевизионной мелодрамы, но у Вадима перехватило дыхание, и нужные слова почему-то не находились. Наконец он выдавил:
- Пойдем?..
- Куда? - поинтересовалась Карина.
- А это имеет значение для тебя? - спросил он.
Она опять расцвела улыбкой и медленно покачала головой.
Все повторялось, как в прошлый раз.
Они шли, сами не зная куда, и вокруг было много людей, но весь окружающий мир перестал для них существовать.
Однако кое-что уже было по-другому. Вадим боялся прикасаться к своей спутнице, хотя ему очень хотелось это сделать. И еще время от времени со дна сознания всплывала, как разбухший утопленник, мысль о том, что он напрасно тратит время, потому что ему теперь не дано любить по-настоящему, но он тут же вновь топил ее поглубже…
А потом выяснилось, что серый день плавно переходит в поздний вечер и пора расставаться. И тут Вадима словно что-то толкнуло в самое сердце. Он рассказал Карине о том конфликте, который произошел у него с Крейлисом. И о том, что теперь за ним охотятся киллеры и подручные бывшего шефа, чтобы заполучить обратно похищенный им голомакиятор. Единственное, о чем он решил пока умолчать, так это о своих двух смертях и воскрешениях. И, само собой, об отце…
Карина молча слушала его, недоверчиво наклонив голову. На какой-то миг ему показалось, что она не верит ему и вот-вот скажет: "Признайся, что ты вычитал все это в каком-то дурацком боевике!"
Но когда он закончил свой рассказ, она сказала вовсе не это.
Она сказала ласково:
- Бедный ты мой, бедный!..
А потом предложила ему в качестве убежища ("Хотя бы на время", - добавила она) свою квартиру. Вообще-то она жила с матерью, но не далее как вчера мать на целую неделю уехала в Москву погостить у сестры, так что…
Он взглянул на нее и понял, что, помимо желания спасти его от опасности, за ее предложением скрывается еще кое-что.
Нельзя сказать, чтобы столь откровенное предложение вскружило ему голову. Но не принять его он не посмел.
…Квартира у Карины оказалась маленькой и уютной. До поздней ночи они сидели рядышком на диване, смотрели телевизор, пили шампанское и почти не разговаривали.
А потом Карина повернулась к Вадиму, и ее лицо оказалось в опасной близости от него.
- Почему ты меня не хочешь поцеловать? - спросила она.
- Я боюсь, - честно признался он, не уточняя, чего именно он боится.
Но она истолковала его ответ по-своему.
- Глупышонок мой, - мягко улыбнулась она. - Не надо бояться. Все будет хорошо.
И потянула за кончик витого шнура, которым было опоясано ее чудесное голубое платье.
…И она оказалась права. Все действительно было хорошо. Выстрел не прозвучал, когда Вадим обнял девушку.
А потом он забыл обо всем на свете.
И о том, что еще недавно его тело лежало в земле. И о Крейлисе. И о голомакияторе. И даже о "воскресителе"…
* * *
И так продолжалось до самого утра.
А утром Карина ушла на работу, оставив его нежиться в теплой постели, еще хранящей ее нежный запах.
Он проснулся вскоре после ее ухода. На столе лежала записка: "Завтрак на столе, все остальное в холодильнике. Люблю! Целую! Твоя К."…
Сжевав бутерброд и выпив чашку кофе, он некоторое время послонялся по квартире, изучая фотографии на стенах, листая рассеянно книги, стоявшие на полке, слушая музыкальные записи, которых у Карины было очень много.
Но все это время он ощущал некое смутное беспокойство внутри себя. С ним что-то было не так. К полудню он понял - что именно…
Он не мог бы жить, купаясь в счастье, любви и безмятежности, всю оставшуюся жизнь - если, конечно, когда-нибудь ему суждено было умереть от старости. Потому что даже самое сильное и пронзительное ощущение счастья ЗДЕСЬ было лишь слабым отзвуком того блаженства и умиротворения, которые ждали его ТАМ…
Кроме того, пока он наслаждался близостью с любимой женщиной, в городе продолжали страдать и мучиться люди, по инерции цепляясь за то, что они наивно считали жизнью. Он включал телевизор - и видел обожженные обидой лица инвалидов, получающих нищенскую пенсию за свои увечья; слезы детей, которых родители сдали в детский дом; рыдания женщин, потерявших вместе с мужем надежду и опору… Только он мог избавить их от этих страданий, и осознание невыполненного долга перед ними лежало на его душе тяжким грузом.
И тогда он не выдержал. Он оделся, написал Карине короткую записку о том, что вынужден отлучиться по делам, и сбежал из заточения, к которому сам себя хотел приговорить, защелкнув за собой замок в двери.
В тот день он помог уйти сразу троим, и с каждым разом ему становилось все легче делать это.
Для начала он тщательно выбирал очередную "жертву". Если обстановка была неблагоприятной для "выстрела", он следовал за ней до тех пор, пока хотя бы на несколько секунд не оставался с ней наедине. Достигнув цели, он сначала удалялся на такое расстояние, чтобы никому не пришло в голову заподозрить его в причастности к этой смерти, а потом возвращался к трупу и, если так выразиться, устраивал засаду. Он наблюдал, как полиция осматривает тело и опрашивает немногочисленных свидетелей, как прибывшие врачи констатируют мгновенную смерть и увозят труп в морг… Все это время он наблюдал за "подступами" к месту происшествия, пытаясь распознать своего отца, даже если тому вздумалось бы применять голомакиятор.
Но все три смерти оказались напрасными, и, усталый и опустошенный неудачей, он вернулся к Карине поздно вечером.
Естественно, она накинулась на него с расспросами, полагая, что, после того, что между ними произошло, имеет право знать, где и как он проводит время. Он сослался на какие-то наспех придуманные проблемы и попросил пораньше лечь спать.
Он действительно чертовски устал за этот день так что на любовь у него уже не оставалось сил.
На следующий день повторилась та же самая история, только теперь он довел счет жертв до семи. И снова - полное отсутствие реакции со стороны "воскресителя".
Неудача изматывала Вадима больше, чем реальная затрата сил и энергии.
Поэтому, когда Карина вечером, когда они уже лежали в постели, стала делиться с ним своими мечтами о счастливом будущем - их совместном будущем, Вадим не выдержал.
- Фикция, - сердито пробормотал он. - Все это не больше, чем фикция!..
- Почему? - подняла она голову с его груди.
- Да потому что это - счастье крота, который стремится зарыться поглубже в землю, чтобы не ослепнуть от дневного света!.. И воспроизвести на свет потомство, чтобы оно тоже жило в вечной тьме!
Резким движением Карина уселась на постели.
- А что ты можешь предложить? - с удивлением спросила она. - Разве у тебя другие представления о счастье?
Вадим вздохнул.
-Да, - наконец сказал он. - Совсем другие… Только боюсь, что они тебе не понравятся.
- Ну, ты говори, а я послушаю, - предложила она. Он молчал.
- Или тебя следует понимать так, что ты не собираешься быть со мной всю оставшуюся жизнь? И не хочешь, чтобы у нас с тобой были дети?
- Карина… - попытался возразить он, но она оборвала его стеклянным голосом:
- Значит, ты вовсе не любишь меня? Значит, я была нужна тебе только для того, чтобы ты мог отсидеться где-то в безопасности, пока за тобой гоняется мафия?
- Ну, что ты говоришь? Я же люблю тебя…
- Выходит, я ошиблась в тебе, - сказала она упавшим голосом.
- Нет, нет, - поспешно сказал он, обнимая ее за плечи. - Ты просто не знаешь… Карина, счастье есть, не сомневайся в этом… Но только не здесь, не в этом мире!..
Она всхлипнула, и тогда он не выдержал. Он рассказал ей про ТОТ мир.
Она слушала его не перебивая, а потом, когда он выдохся, прошептала:
- Вадим, да ты же болен! Ты сошел с ума, но не подозреваешь об этом!
- Поверь мне, Карина, - попросил Вадим. - Не будь такой, как все!.. Все, что я тебе рассказал, - правда. Я сам был ТАМ, потому что меня убивали дважды и я несколько дней пролежал под землей на кладбище…
Она осторожно отодвинулась от него на край постели.
- А потом ты, конечно же, ожил и выбрался из могилы, чтобы убивать людей, - не то спросила, не то предположила она.
- Не убивать, - поправил ее Вадим. - А дать им возможность испытать на себе, что такое счастье. Счастье, которого достойны самые несчастные в этой жизни!..
Что-то вдруг переменилось в лице Карины.
- Ах вот как? - медленно сказала она. - Так, значит, это ты - тот самый маньяк-убийца, о котором вот уже третьи сутки только и пишут в городских газетах?.. Значит, это ты убиваешь одиноких стариков, безногих инвалидов, больных детей?!
- Да, - взорвался Вадим. - Да, черт побери!.. Я действительно делаю это. Но я вовсе не маньяк, потому что я не убиваю, а даю этим людям жизнь - вечную жизнь!.. Карина, милая моя, если ты действительно любишь меня, ты должна поверить мне - и когда-нибудь мы уйдем из этого мира вместе!..
Она его не слушала. Она соскочила с дивана, подбежала к телефону и стала лихорадочно набирать какой-то короткий номер. Пальцы ее дрожали и попадали не в те клавиши, которые были ей нужны. По лицу ее текли крупные слезы, и плечи вздрагивали от еле сдерживаемых рыданий.
Вадим встал и подошел к ней.
- Карина, - в отчаянии сказал он. - Не надо этого делать… Да, то, что я рассказал, наверняка кажется тебе бредом. Но я прошу тебя - подумай хорошенько над этим и постарайся допустить, что бред этот и есть истина…
Она наконец дозвонилась до невидимого абонента.
- Алло! - крикнула она. - Это ОБЕЗ? Вадим дернул шнур телефона с такой силой, что он лопнул сразу в двух местах.
- Не подходи ко мне! - завизжала Карина. - Н трогай меня!.. Убийца! Сумасшедший убийца!..
Но ее гневные слова уже не ранили его, не могли ранить. Сердце его было заковано в броню из жалости.
Он все-таки добрался до нее, забившейся в угол, словно прощаясь навсегда, провел ласково ладонью ее мокрой от слез щеке.
И на этот раз ему показалось, что беззвучный выстрел оглушил его громовым раскатом…