В толпе раздался гул. Король был почти в шоке. Даже друзья Дьессара осуждающе глянули ему в спину. Ламинье закрыл глаза и прошептал:
-- Неслыханное свинство...
Облаченный во все черное Жоэрс подошел к Дьессару и влепил ему пощечину.
-- Мало я тебя, сволоча, мучил в своем подземелье!
Король положил руку на плечо епископа:
-- Встаньте, магистр, хватит унижаться перед этими тварями. А вы, -- обратился он к старшему инквизитору, -- быстро исполняйте обряд, и закончим с этим делом.
Жоэрс низко поклонился государю и попросил у Нельтона Священный Манускрипт. Он спешно и неумело принялся листать его своими пухлыми пальцами, иногда легкий ветерок помогал ему перелистывать кое-какие страницы. Из-под черного капюшона мелькали его злые глазенки и жирные, отвислые, словно у откормленного поросенка, щеки.
-- Верные пасынки темноты, прошу тишины! -- Жоэрс поднял правую руку вверх. -- Вот что вещает нам реликтовое откровение: "Если кто-то из братьев твоих, или соседей твоих, или знакомых твоих впал в ересь, то вразумляй его. Читай ему эту книгу и всеми силами убеждай обратиться к вере в Непознаваемого. Ибо ум человеческий лукав, изобретателен на всякую ложь. Опасайся красивых заманчивых речей, как бы они не поколебали ту истину, что живет в твоем сердце. И знай, как поступать с теми, которые неисправимы: лучше применить к ним жестокость, лучше лишить их права на жизнь в этом мире. Иначе они погубят своим заблуждением многих и многих..."
Толпа собравшихся зевак вновь забурлила страстями. Ей, этой толпе, надлежало исполнить свою роль в кровавой репризе. И, по никем не написанному сценарию, ей отводились лишь две реплики. Но повторять их она могли сколько угодно.
-- Смерть еретикам!
-- Смерть солнцепоклонникам!
Первой к столбу привязали Альниду. На ее нежное девичье личико повязали маску страшилища. Маска скалила зубы, была с неестественно выпученными глазами, в которых отсутствовали зрачки. Оказавшись на лице жертвы, да еще вращаясь по сторонам, она словно ожила. Красивая женщина перед казнью вмиг обернулась чудовищем. И это совершенно лишило толпу даже остатков сострадания к ней.
Король вяло поднял руку в знак того, что пора начинать. Стоящий рядом с ним шут стал на редкость серьезным. Ни ляпнул ни единой глупости и даже не стукнул оземь своей знаменитой палкой, которую он упорно именовал "скипетром". Каир и Дьессар низко опустили головы.
Глупый огонь, сам не соображая что делает, стал жадно поедать сухой хворост. Его многочисленные красные хвосты бились о железный столб, окутывали его, пытались завязать на нем множество узлов. И при этом становились все больше, больше, больше... Потом они осторожно коснулись ног, словно лизнули их снизу. И тогда возник первый крик. Толпа, возбуждаясь все более, скандировала свой приговор:
-- Смерть еретикам!
-- Смерть!
-- Смерть!!
-- Смерть!!!
Будто пели все хором, и сольную партию в кровавой арии исполняла сама жертва. Она стонала, отчаянно кричала, билась в плену крепких веревок. Страшная маска металась, обращая свой мертвый взор направо и налево. И лишь чуть выше зияла дощечка с надписью и с собственным взглядом на происходящее: "ЗДЕСЬ СЖИГАЮТ НЕ ЧЕЛОВЕКА, ЗДЕСЬ СЖИГАЮТ ДЕМОНА".
Ноги Альниды покрылись волдырями, пальцы обуглились. Черная простыня подхватила пламя и окутала им все туловище. Женщина принялась содрогаться в пароксизмах неимоверной боли. Ее крик стал похожим на вой умирающего зверя: нечеловеческим, диким, страшным. Равнодушное небо и равнодушная земля двумя черными безднами объяли мечущийся огонь. Чудовищный жар внутри и лютый холод снаружи. Дьессар вдруг поднял голову и, глуша своим голосом все вокруг, закричал:
-- Терпи, сестра!! Не ты горишь, но мир этих тварей сгорает в глазах твоих!!
Пьер стоял дальше всех от места казни. В его глазах костер выглядел лишь маленьким огоньком, вопли -- слабыми отголосками. А сама смерть казалась как нарисованная кем-то книжная картинка. Но даже этой малости было достаточно для его ранимой психики. Он постоянно зажмуривал глаза и шептал:
-- Нельзя... нельзя так издеваться над людьми. Кем бы они не были.
Король Эдвур смотрел на умирающую жертву с чувством холодного удовлетворения. Он сказал -- и свершилось. Он повелел -- и его желание исполнилось. Такое чувство могли испытывать лишь древние боги, если они вообще когда-то существовали. Жоанна стояла рядом, уткнув лицо ему в плечо. Она уже тысячу раз пожалела, что не осталась во дворце. Епископ Нельтон плакал. Ветер небрежно трепал его седые волосы, а он лишь бормотал себе под нос:
-- Я сделал все, что смог для этих несчастных...
Инквизитор Жоэрс стоял в нелепой позе откормленного поросенка, поглаживал одну перчатку о другую, любуясь их белизной. Его заплывшее жиром лицо если и выражало какие-то эмоции, то под этим самым жиром их было совсем не разобрать. Шут наш что-то был невесел, что-то голову повесил... Колпак Фиоклита съехал чуть ли не на переносицу и напоминал теперь огромный рог. Коадъютор Ламинье честно признался себе, что ему жаль женщину, но он с нетерпением ждал, когда очередь дойдет до Дьессара.
И тут свершилось нечто необычное. Маска вдруг слетела с лица Альниды, и сквозь языки неистовствующего пламени вновь показалось ее юное красивое лицо. Оно было украшено слезами более обильно, чем платье короля -- алмазами. Альнида вдруг перестала орать. Но перед самой своей смертью громко и отчетливо произнесла:
-- Солнце!! Я вижу солнце!!
И умерла с улыбкой на устах...
Толпа, состоящая, по-видимому, из одних придурков, повскидывала головы вверх. Даже сам король так задрал нос, что с него чуть не свалилась любимая игрушка его кота. Корона.
Ничего, кроме вселенской тьмы да редких небесных костров, там, разумеется, никто не увидел. Жоэрс почесал свое брюхо, ухмыльнулся и произнес:
-- Шутка для дураков.
Альнида была уже без дыхания. Ее голова повисла, а тело, объятое пламенем, наконец-то успокоилось.
-- Следующим будет еретик по имени Каир! -- громко приказал король. Он посмотрел Дьессару в глаза, надеясь отыскать в них хоть толику страха, но вновь укололся его надменным острым взором.
Даур Альтинор, находящийся позади королевской свиты, что-то стал позевывать. Кастилита постоянно теребила его за руку и просила:
-- Папа, разреши мне уйти в замок. Я не могу на это глядеть.
-- Я сказал: гляди! -- старший советник говорил это не столь в педагогических целях, сколько для демонстрации пред дочерью своего настырного характера.
Кастилита очередной раз вздохнула и отвернулась. И тут она мгновенно потеряла всякий интерес к казни, а заодно и к замку, куда рвалась.
Причина проста: она увидела стоящего в отдалении Пьера.
"Ага, попался!", -- подумала девушка. -- "Попался, который совсем не кусался!".
-- Папа, ну разреши мне хоть немного пройтись по улице!
Альтинор ничего не ответил. Его мозг вдруг наспех принялся что-то соображать. И соображать очень-очень важное. К нему пришла одна довольно любопытная идея. Он даже сам удивлялся: откуда в его голове берется такое количество идей? Ветром надувает, что ли? Его губы принялись шептать: "сказать королю?.. или не стоит?..". Как старший советник, для утверждения собственной репутации Альтинор не упускал ни единой возможности доказать государю свою преданность. Нет, ни в коей мере не из тщеславия, и уж тем более не из чувства долга. Здесь типичный расчет типичного интригана: нужно было как можно более войти к нему в доверие, и это поможет глобальным политическим переменам, которые...
-- Папа, ну можно мне пройтись?
Герцог снова промолчал. Он начал пощипывать пальцами свое лицо, сам не сознавая, что нервничает. "Сказать?.. или не надо?.. И к каким последствиям это приведет?". Времени на благочестивые размышления почти не оставалось. Приближалась агония Каира. А потом Дьессар...
Театрализованное шоу смерти окончательно надоело Пьеру. Никаких чувств, кроме лишнего разочарования, его праведная душа здесь получить была не в состоянии. И он решил вернуться во дворец.
От множества факелов, озаряющих царство вечной темноты, не веяло ни теплом, ни даже светом, а каким-то тлеющим унынием. Ветер приходил лишь изредка, короткими порывами, словно капризничал, -- дунет и снова затаиться в тишине. Огненные сосульки факелов трепыхались от его озорства, пытались огрызаться, пускали ему в погоню шлейфы черного дыма. А ветер от этого приходил в еще большее возбуждение. Пьер брел, понуро опустив голову, и постоянно бормотал себе под нос:
-- Это очень жестоко... пускай бы они верили, как хотят... вот если б я был королем...
Что случилось бы, если б Пьер стал королем, не успел придумать даже он сам, так как замер на полуслове. Навстречу ему шла Кастилита. Не просто шла -- кралась как хищная кошка. Ехидно смотрела ему прямо в глаза, да еще и улыбалась. При внешней скромности, повадками она сильно походила на старшую сестру Мариасу. Пьер понял, что избежать беды не удастся. Он знал, что сейчас опять покраснеет от смущения. Но что делать? Резко поворачивать в сторону -- глупо. Закрыть лицо руками -- уж глупее не придумаешь. Он ненавидел себя за эту слабость, но сам был еще слабее ее. Кастилита, как всегда, пестрила своим ярким шелковым платьем. А он был в невзрачной крестьянской рубашке из сермяги. Тоже -- как всегда. Пьер низко опустил голову, чувствуя, что щеки его уже пылают. И знал, что она все это очень даже хорошо видит. Просто ужас! Он ускорил шаг насколько было возможно. Почти бежал. Когда же огненное искушение прошло мимо, чуть не задев его краем платья, он облегченно выдохнул: "Надо больше молиться! Я слишком мало пребываю в постах и молитвах!", -- и направился в Анвендус.
Даур Альтинор подошел к королю, мягко положив ладонь ему на плечо.
-- Ваше величество, можно вам кое-что сказать?
-- Разумеется, сьир! -- Эдвур находился в явно приподнятом настроении, предвкушая, что вот-вот загорится главная жертва нынешнего торжества гекатомбы.
Альтинор вздохнул. Он с трудом подбирал слова, но не от того, что не знал их. Он думал, как бы преподнести свою мысль ярко и в то же время лаконично.
-- Я тут поразмыслил... хорошо, сожжете вы этих трех носителей ереси. И что дальше?
-- А что должно быть дальше? -- король изумленно поднял брови.
-- Их смерть сделает из них образ великомучеников. О них сложат легенды. Их страдания окутают ореолом святости. И в конечном результате, увы, ересь в сердцах солнцепоклонников только окрепнет.
-- А что вы предлагаете, герцог?
Альтинор поежился, словно от холода, посмотрел на небесные костры, слегка скривил губы и нехотя выдавил из себя:
-- Ну... скажем... если бы все-таки удалось заставить Дьессара отречься от своих заблуждений. И всенародно об этом заявить. Не лучший ли это вариант?
Король всплеснул руками.
-- Господин старший советник! Вы меня удивляете! Да Жоэрс каких только пыток не понавыдумывал! Сам измучился больше их, и толку-то?
Массивная фигура инквизитора, облаченная в черную ризу, слегка пошатнулась -- будто почувствовала, что о ней вспомнили.
-- Придумать пытку большого ума не надо, ваше величество. А вот убедить...
-- Убедите! Еще есть время! Идите, герцог, убедите!
Альтинор задумчиво пожевал нижнюю губу.
-- Насколько мне известно учение еретиков, они утверждают, будто миражи расположены на огромном шаре, -- он растопырил пальцы, демонстрируя воображаемую сферу. -- То есть, земля по своей сути круглая. В какую бы сторону мы не двигались -- придем в исходную точку.
-- Не мудрено. Ведь в мозгах еретиков все извилины сходятся в одной точке, расположенной на целое туловище ниже головы, -- парировал Эдвур довольный собственным афоризмом.
-- Они, -- продолжал Альтинор, -- не верят ни в Рассеяние Мира, ни в Протоплазму сверхтекучего времени, которой окутана черная вселенная. Как вы думаете, ваше величество, если бы Дьессар увидел все это своими глазами, он бы отрекся?
Первый раз за всю беседу король по-настоящему удивился.
-- Ты сам-то это видел? Я -- нет. Правда, моряки утверждают...
-- Вы почти угадали мои мысли, ваше величество. Ибо у меня есть достоверные сведения, что через несколько декад из Луизитании к границе Рассеяния отправляется научно-исследовательское судно. Вот я и подумал своим благочестивым серым веществом: взять бы вашего Дьессара, заковать в кандалы да на это судно. Пускай бы его носом ткнули прямо в Протоплазму. Что он тогда заговорит?
Король нахмурился. Стал вмиг серьезен, задумчив и чем-то недоволен. Жоанна позвала его к себе, но тот лишь отмахнулся.
-- Он не достоин помилования, советник. После всего его хамства, которое мы слышали... Да, честно сказать, я сомневаюсь, что это поможет.
Альтинор пожал плечами.
-- Мое дело -- дать совет... Вы поддались страсти, ваше величество. Вам не терпится услышать предсмертный крик своего врага. Как это чувство мне знакомо! Но представьте себе, если этот самый Дьессар, благодаря вашей рассудительности, будет когда-то стоять на этой же площади, перед этой же толпой, просить у нее прощения и каяться в своих заблуждениях. Главарь всех еретиков! Каким ударом это будет для них и какой славой для вас!
Король стал еще более хмурым. Он посмотрел на столб, где карающий огонь уже лизал пятки Дьессара. Его враг не дергался, не стонал, не молил о пощаде. Что за наказанье! Эдвур даже не сможет получить удовольствие от его предсмертных страданий. Дьессар словно издевался над своей смертью, над пыткой огня и над всеми вокруг. Его твердость духа бесила и угнетала. Да вырвется из него хоть единственный стон?!
Король не выдержал. Сорвался и подбежал к столбу.
-- Тушить немедленно! -- после этого сам взялся затаптывать пламя.
Жоэрс скривил от изумления такую морду, которая была еще страшнее его настоящего лица.
-- Ваше вели...
-- Тушить, я сказал!!
Огонь залили водой. Пламя, оказывается, тоже имеет чувство. От обиды оно зашипело, затрещало и стало пускать в воздух едкие клубы дыма.
-- Теперь развязать!
С Дьессара сняли маску. И хоть бы толика раскаяния или хотя бы благодарности померещилась в его глазах. Нет же. Лицо такое же невозмутимое. И взор столь же высокомерен.
-- Терпеливый, да?! -- кричал король вне себя от бешенства. -- Смерть для тебя развлечение?! А я вот помучаю тебя, заставив еще пожить!
Даур Альтинор вышел из толпы. Он небрежно оттолкнул в сторону мешающегося под ногами уродца и произнес:
-- Ваше величество, позвольте мне. -- Потом обернулся к Дьессару: -- Посмотри мне в глаза.
Солнцепоклонник предпочел посмотреть в самый центр неба. Стопы его ног успели покрыться волдырями, черная простыня обгорела и слегка дымилась. Что-то совершенно чуждое, трансцендентное человеческому менталитету сверкало в его глазах. Сверкало и тут же гасло. Альтинор превозмог себя и положил ему руку на плечо.
-- Дьессар, почему ты не считаешь нас за людей?
-- Те, кто добровольно изуродовали в себе облик человеческий, те, кто ведет на смерть исповедников лученосной веры, недостойны именоваться людьми. Вы -- мракобесы. Поклоняетесь пустоте словно древнему божеству.
Толпа горожан принялась недовольно перешептываться. Никто не мог взять в толк, с чего бы такая перемена в общении с еретиком. Ведь он уже был предан огню! Альтинор, чувствуя огнеопасный накал страстей, решил переходить к делу.
-- Хорошо, Дьессар. Ответь мне, ты слышал когда-нибудь о Рассеянии Мира или о Протоплазме сверхтекучего времени?
Еретик, наконец, изволил слегка повернуть голову. А голова его, стоит к слову заметить, прочно держалась на толстой мускулистой шее.
-- Все это выдумки вашего духовенства. Бред. Земля имеет форму огромного шара. И там, на другой стороне, тоже есть миражи и тоже живут люди.
Старший советник короля удовлетворенно вздохнул. Тот факт, что завязался диалог, он уже расценивал как полпобеды. Теперь пора пускать в ход магию слов, в чем Альтинор считал себя мастером.
-- Хорошо, Дьессар, я с уважением отношусь к твоему мнению, потому как не могу представить тебе сейчас явные опровержения твоих слов. Но скажи мне, если бы ты увидел Рассеяние Мира собственными глазами, ты бы отрекся от своей ереси?
Солнцепоклонник рассмеялся.
-- Я готов хоть сейчас снова идти на костер, чтобы доказать вам -- нет никакого Рассеяния!
-- Ну, допустим... Давай немного вообразим, помечтаем... Ты его увидел. И увидел границу черной вселенной. И понял, что нет никакого огромного шара. Тогда -- отречешься?
Дьессар молчал, считая этот вопрос тупее самой тупости. Альтинор уже начал злиться.
-- Так да или нет?!
-- Ну, если увижу... -- Дьессар покачал головой, потом еле слышно произнес: -- Отрекусь... -- и тут же поспешил добавить: -- Хотя я знаю, что этого никогда не будет.
-- Предоставим судьбе решать, что будет, а чего не будет. Итак, ты клянешься?
Он опять ушел, как в оборону, в глухое молчание. Старший советник, уже выйдя из себя, балансируя на грани благоразумия, вдруг громко заявил:
-- К примеру, я перед всеми этими людьми и перед самим королем могу поклясться, что если вдруг на небе зажжется огненный шар, который будет светить одновременно всем людям, отрекусь от своих нынешних убеждений и стану солнцепоклонником, таким как ты! Клянусь! -- он поднял руку вверх. -- Если это когда-нибудь произойдет. Ты со своей стороны можешь всем нам дать аналогичную клятву?
Молодец все-таки Даур Альтинор! Нашел, за какой нерв следует задеть, чтобы сломить самого несгибаемого. Собравшаяся толпа возбужденно гудела. Король устало ждал развязки. Нельтон опять заплакал. Лишь один инквизитор Жоэрс равнодушно ковырялся в своем носу. Почему-то только сейчас многие заметили, что Дьессар был очень красив собой: строен, широкоплеч, с открытым волевым лицом. Такому бы служить в почетном карауле его величества. Горожане, сами себе удивляясь, вдруг заметили, что почти сочувствуют ему. Те, кто только что скандировал "смерть еретикам!", теперь требовали другого:
-- Дьессар, подумай!
-- Тебя просит сам старший советник короля! Тебя умолял на коленях священник Нельтон!
-- Ты такой же человек, как и мы, Дьессар!