- Ну, так вот, - продолжил полковник, вернув список на место. - Кого назвал - в курсе еще со вчера.
На будущих разведчиков начали оглядываться. Вот же сволочи! Знали, а молчали до последнего. Вот, значит, почему холодно так стало. Это бобры морозились…
- И, думаю, списки желательного личного состава подготовили?
- Так точно, тарищ Верховный Главнокомандующий!
- Андрей… - поморщился Пчелинцев. - Ты хоть что-то серьезно в этой жизни можешь делать?
- Могу, товарищ полковник! - радостно ответил Урусов. - Детей!..
Таджикистан, Фанские горы
Дмитрий Алябьев
Посты бывают разные. В Маргузоре и на руднике сидели стационары, каждый из них поддерживался отдельным отрядом из двадцати человек. В верховьях Чоре поставили постоянный пост на кошах. Пять человек. Смена раз в неделю. Артуч, Куликалоны и Мутные контролировали патрулями. Даже если там кто появится, времени на организацию адекватных мер хватит. Жизнь подтвердила правильность подхода: за восемь лет патрули ни разу не подняли тревогу. И не из-за халатности, причин не было. По слухам, они, как и стационары, периодически задерживали каких-то шпионов, но чаще ходили впустую, туристами.
Несмотря на это, их не снимали. "Перебздеть всегда лучше, чем недобздеть!" - заявлял Потап на любое предложение о смягчении режима, причем его тут же поддерживали остальные старшие. "Почему?" - как-то спросил Митька, тогда еще ребенок старшей группы, дядю Егора, и в ответ услышал:
- Понимаешь, лучше десять лет каждый день впустую бегать по перевалам, чем один раз прозевать вторжение. Нас слишком мало, чтобы вести масштабную войну!
Теперь Митька и сам это понимал. Стратегическое планирование было одним из его любимых учебных предметов. Больше нравилась только лингвистика, которую и ввели-то ради него. Алябьев-младший не только любил разные языки, это само собой. Кроме усвоенных всеми русского и таджикского, Митька выучил еще литовский, узбекский, испанский и французский. То, что кроме него по-французски в Лагере говорили лишь двое, совершенно не смущало. По-английски полноценно не говорил никто, но Митька и его осилил к огромной радости Руфины Григорьевны и тети Иры Юриновой. А с дядей Давидом с удовольствием общался на иврите.
Но знание языков - еще не всё! Прямо на глазах возникал новый язык, язык Лагеря, и наблюдать за этим процессом было безумно интересно.
Почему, например, прижились не армейские словечки "взвод" и "отделение", а альпинистские - "отряд" и "группа"? Ведь первые же намного точнее! Или почему вместо так любимой военными "точки" применяется громоздкая конструкция "стационар"? И это все при том, что большинство слов, наоборот, сокращается, даже ценой появления новых омонимов, таких как например, новомодные "тадж" или "рус", означающие одновременно национальность и язык. А такое нелогичное и даже немного обидное слово "ребенок"? Ведь есть же "студент" или "курсант", куда больше подходящие по смыслу. Почему в первую очередь слились ругательства, и весь Лагерь матерится на всех возможных языках, включая немецкий, которого толком никто не знает? Насчет ругательств, впрочем, объяснимо… Ведь дядя Жора, который Прынц, когда-то говорил, что в любом языке сначала запоминаются ругательства, как самые употребительные выражения…
- Митька! Уснул, что ли? - оторвал от размышлений окрик командира.
Алябьев в патруле впервые, тогда как и Витас, Франсуа и Хорхе вполне обоснованно считались опытными бойцами. Хорхе участвовал еще в первых рейдах вниз, а до войны успел послужить в испанской армии и французском Иностранном Легионе, где-то в гвианских джунглях… Митька удивился, если бы узнал, что столь разнородный национальный состав патруля был подобран специально для его языковой практики, Виктор учитывал всё и всегда.
Впрочем, все трое уже давно прекрасно говорили по-русски. В речи Франсуа пропал даже намек на грассирование, а Витас выговаривал звук "ы" не хуже, чем уроженцы Рязани или Волгограда.
- Дмитри! Хилипойас, твою мать! Не спи, к перевалу подходим. Ты с Франсуа на перемычку. И смотрите внимательно, не дай святая Катерина прозевать кого-нибудь!
На седловине разделились. Хорхе и Витас ушли вниз, к озеру Дющаха, Митька вслед за французом побежал на перемычку вершины Бойцов за Мир. С нее подстраховывать товарищей удобно. Страховка оказалась лишней, верховья ущелья были пусты. Патруль объединился чуть выше цепочки Куликалонских озер.
- Вы левым берегом, мы правым. После Лаудана идете склоном выше тропы. Артуч посмотрим. Рации - в постоянный прием.
Опять разбежались. Начиналась работа, и Митька больше не отвлекался, хотя ничего интересного в скрытном перемещении по склону выше тропы не было. Идешь, останавливаешься, оглядываешь окрестности, опять идешь. Рутина. Он ожидал от своего первого патруля чего-то особенного, каких-то приключений…
Впрочем, Судьба всё же решила немного порадовать новобранца: в этот раз патруль встретил чужих. Более того, первым заметил чужаков именно Митька. Даже не увидел, а услышал…
Окрестности Новосибирска, Заимка.
Владимир Пчелинцев
О встрече договорились быстро. В новой городской элите дураков не было. Вымерзли, наверное. Поэтому, колонна из четырех джипов подкатила к центральному КПП Заимки, как давно и практически официально именовалась нынешняя база армейцев, уже к середине следующего дня…
- Здравия желаю, товарищи военные! Так, кажется, у вас положено здороваться? - подобная форма приветствия была у Сухова обычной, и можно сказать, ритуальной. - Мы не слишком опоздали?
- Проходите, товарищи гражданские! - приветственно кивнул Пчелинцев. - Не слишком. Как раз переходим к главному вопросу.
- Чувствую, что этот вопрос очень близок к извечному российско-интелегентскому? - поинтересовался новосибирский "голова" и махнул своей свите, чтобы рассаживалась. За добрый десяток лет многие процедуры выработались сами собой…
- Практически. - согласился полковник. - Только звучит он не "Что делать?", а "Куды бечь?"
- То не вопрос. Куды бечь, то каждому ясно: куды теплее, туды и бечь! То бишь, на юг! - тут же отозвался, прибывший вместе с Суховым, его зам Федосеев.
Личностью он был своеобразной. Старожилы Новосибирска помнили еще социалистического зампредгорисполкома с такой фамилией и инициалами. Потом был пост демократического вице-мэра. Причем, мэры приходили и уходили, а Федосеев оставался. Этому удивлялись, за глаза называли Микояном и "серым кардиналом". Образованием он никогда не блистал, человек был ограниченный, можно сказать даже туповатый, а уж сейчас, разменяв восьмой десяток…
Тем не менее, придя к власти, Сухов первым делом нашел именно Василия Васильевича. Ибо единственное, что знал Федосеев, он знал блестяще. А это единственное было городским хозяйством Новосибирска. В том, что Энск пережил первую зиму, заслуги Василича были таковы, что можно было простить и многолетние колебания вместе с линиями правящих партий, и последующее пожизненное безделье, в котором, кстати, старик замечен не был. А уж дурацкие фразы и предложения, равно глупые шутки, тем более.
- И что у нас на юге? - ехидно спросил Урусов. - Африка?
- Не-а, в Африке негры. Нам туда нельзя, но юг - он везде юг. Шо у нас на юге, командиры? Вы же тут умные самые? - если стравить Урусова с Федосеевым, еще неизвестно кто кого заплевал бы ехидством. Скорее всего, все же, старший соперник. За счет опыта.
- Алтай на юге, - ответил Мезенцев, - а за ним Китай.
- А в Китае нам ловить нечего, - добавил Урусов, - да и на Алтае тоже. Разве что, в Кош-Агач дернуть. Если он стоит еще. Эх, помню мы там с Грачом накидались…
- Андрей, по делу! - одернул капитана Пчелинцев.
- А ежели по делу, - тут же собрался Урусов, - то загрузил я всю имеющуюся информацию в наш главный аналитический компьютер. И поимел на выходе интересный расклад.
- У вас имеется программное обеспечение и спецы такого уровня? - удивился Сухов, и откинулся на спинку стула.
- У нас много что имеется. - подмигнул капитан, - Даже свой гроссмейстер есть. Тот самый, которому один мэр десять лет назад автоколонну проиграл, даже не успев расставить фигуры… Мы до сих пор больных на тех "скорых" возим. А в свободное время шахматист наш подрабатывает аналитическим компьютером. За банку сгущенки в день. Очень выгодно, так что и вам советую поискать по закромам. Так вот, что за расклад выдал ефрейтор Юринов. С которым, кстати, согласен не только я, но и все ознакомленные. Есть три места, куда стоит идти. Первое - це ридна моя ненька Украйна. Минимум ее Юго-Восточная часть. Присутствуют чернозем, относительно теплый климат, развитая инфраструктура, выход к морю и тому подобные плюшки. - Урусов обвел присутствующих взглядом, и, не дождавшись возражений продолжил, - Второе - славная страна Таджикистония, куда так рвется интеллектуальная элита нашего зоопарка…
- А кто у вас тут элита? - спросил Сухов.
- Да он же. Компьютер наш, в смысле.
- Андрей! - прорычал Пчелинцев.
- Продолжаю, - невозмутимо откликнулся Урусов, - В плюс уходит то, что там еще теплее, чем в незалежной, и было намного меньше целей для ЯО. В минусах - население, и практически полная непонятка с энергетическим ресурсом. Третье место в нашем хит-параде - Астраханские степи. - Присутствующие дружно закивали. - И Кавказские горы.
- Это четыре места, а не три, - вставил Федосеев. До этого всем казалось, что он уже уснул.
- А нам и это по фигу, - отмахнулся капитан, - интересно другое…
Таджикистан, Фанские горы, вершина Большая Ганза
Санька
- Держи!!!
Валюсь на склон, с разгону вбивая в фирн клюв ледоруба, и всем телом наваливаюсь сверху. Веревка резко дергает за систему, пытаясь оторвать руки от древка. А вот фиг получится! Удержу! Ой, блин, Асадка, какой же ты тяжелый… Плевать! Удержу! Куда он там влетел?
- Санька! Держи! Он в трещине!
- Держу!..
Еще сильнее прижимаюсь к склону. Перед глазами только снег. Скашиваю взгляд вниз: мой анорак и головка ледоруба. Сбоку появляется Петькина задница. Его самого не видно, наверное, сидит на корточках и крутит бур в десяти сантиметрах от моего бока. Не вижу…
- Держи, Санечка, держи, - шепчет Петька, - я сейчас…
- Не болтай, крути, давай! - Терпеть не могу эти телячьи нежности…
Где этот дурак тяжеленный умудрился трещину найти!? Я же только что там прошла, даже намека не было! Но, умудрился, нашел. И теперь висит на мне, а я - на ледорубе. Ледоруб выдержит, а я? Всем телом, особенно плечами и руками, ощущаю тяжесть Асада… Держать!.. На тренировках больше держала!..
- Страховка готова! Санька отпускай!
Ну, наконец-то, копуши, уже руки болят! Кое-как встаю, перещелкиваюсь и усаживаюсь на рюкзак. Теперь хоть гляну, что они без меня наворотили. Хотя смотреть особо не на что: веревка уходит в дыру в склоне. Собственно, уже две веревки. Акрам с Петькой работают быстро, минут через пять вытащат. Пока разминаю себе плечи и руки. Боль потихоньку уходит. Зато приходит Асад.
- Сань, спасибо!
- Проехали. Ты как?
- Нормально. А ты?
- Сказала же - проехали! Хватит сидеть, пошли, что ли?
Окрестности Новосибирска, Заимка.
Владимир Пчелинцев
- А нам и это по фигу, - отмахнулся капитан, - интересно другое. С учетом сложившейся обстановки товарищ компьютер предложил послать три группы. И идти всем вместе через Уфу на Астрахань, обходя обе казахские группировки: и Карагандинскую, и Актюбинскую, ибо обоим доверия нет ни на грош. С Уфой проблем не будет. Наладили, наконец, устойчивый радиоконтакт. Хорошие люди там сидят.
- Тоже хунта… - скорбно заметил Сухов.
- Что делать. Не везде же братва рвется к власти! - напомнил Урусов старый "бандитский" сериал. - Продолжаем. Доходим до Астрахани и разделяемся. Первая группа пойдет в Среднюю Азию, через Узбекистан в Тадж. Вторая через Кавказ на Украину. А третья либо усилит одну из групп, либо вернется сюда с информацией. Если связи не будет. В общем, по ситуации.
- Сложноват план, - проворчал Федосеев под ободряющий кивок Сухова. - Не ищете легких путей.
- Никак нет, герр заместитель гауляйтера! Как раз легких и ищем. До Уфы, а то и до Астрахани докатимся, как по маслу. С Омском и Уфой мы дружим, про то уже говорил. Единственное непонятное место - Петропавловск, так его и объехать можно. Там на весь Урал "дикие земли", никакой двуногой живности не водится. Правда, и дорог тоже. По крайней мере, это утверждают и омичи, и башкиры. С двух сторон, так сказать.
- От Уфы до Таджикистана не ближе, чем от нас. - произнес Федосеев.
- Зато остальным ближе. - парировал капитан, - а гуртом и батьку легше бить. Вдоль Волги не столь прозрачно, на месте придется уточнять. Для таджикской группы крюк большой. Но как по мне, намного проще тратить бензин, а не здоровье. По прямой, скорее всего, вообще не прорвемся. Или кто-нибудь верит, что казахские банды не имеют поддержки из Астаны?
Урусов замолчал.
- Еще какие мнения есть? - спросил Пчелинцев. - Или вопросы?
- Есть. - заговорил Мезенцев. - Насколько я понимаю, Башкортостан жив и здоров.
- Так и есть. Информацию только от них получаем, а они в этом вопросе несколько темнят. Но проскакивало, что ни одной бомбы башкирам не досталось. То ли ПВО у них сработало на "ять", то ли просто повезло. В целом, за рожи не скажу, но голоса у них шибко довольные.
- Тогда естественный вопрос: а почему бы к ним не перебраться? И поближе, и хозяйство там налаженное… Опять же, что башкиры, что татары - всё едино, русские. Не таджики с узбеками. И Афганистан далеко.
- Чем вам так не нравится Афганистан, товарищ подполковник? - с интересом спросил Сундуков.
- Не знаю, но как-то… Воевали мы с ними… Но все-таки, как насчет Уфы?
Ответил не Урусов, а Пчелинцев.
- Говорили мы с ними. Темнят. Похоже, им эта идея не нравится. Утверждают, что возможности региона используют под завязку, и больше ни одного человека прокормить не смогут.
- Вот прямо ни одного человека? - удивился Федосеев, - Непострадавший регион?
- Свежо предание, - пропел Соловьев, - но верится с трудом…
- И я про то, - вздохнул полковник, - темнят. Лично говорить надо, не по рации. Но боюсь, бесполезно. Поубеждаем еще, конечно, пока готовиться будем… Ну, а если разведка с ними сварит, то ей же лучше, не пойдет дальше, и всех проблем.
- М-да, не слишком оптимистично… - вздохнул Сухов, - А какое направление Ваш аналитик считает наиболее перспективным?
- Астрахань и Таджикистан. Каспий ближе и места там хватает. А в Азии должно быть теплее. Украина - слишком далеко, да и достаться ей должно было не слабо. А Кавказ… Он всегда Кавказ…
- Принято. Согласен по всем пунктам. - кивнул "голова". - В чем мое участие заключается?
- На данном этапе - сидеть и ждать. Начиная попутно подготавливать все на будущее.
- Те еще орды получатся…
- Великое Переселение народов, однако…
Таджикистан, Фанские горы
Дмитрий Алябьев
От Артуча остались лишь фундамент главного здания и немного каменной кладки забора. Патрульные внимательно осмотрели окрестности. Тишина.
- Дмитри, у тебя первый патруль, - тихо сказал Хорхе, - сходи, Артуч руками потрогай. На удачу. Традиция есть.
Митька спустился к развалинам, прикоснулся рукой к нагретой солнцем каменной кладке. Когда-то здесь жили люди. Большинство приезжали на один сезон, но кто-то оставался постоянно. Пришел Большой Писец, и всё кончилось… Вот еще одна лингвистическая загадка: почему прижилось длинное и неудобное сочетание "Большой Писец", а не что-нибудь короткое, типа "Войны"… Может, точнее выражало случившееся?
Возникший звук сначала воспринялся, как жужжание шмеля. Такое мирное звучание, почти и забытое за столько лет… Подождите, здесь же не водятся шмели, вроде бы? Не водятся!!! А кто жужжит тогда?! Митька, наконец, вынырнул из затянувшего его болота лингвистики и тут же опознал звук: машина! И приближается! Парень было заметался, но взял себя в руки. Бежать обратно к товарищам далеко, могут засечь. А главный принцип Лагеря - незаметность. Надо прятаться здесь. Но не в развалинах, их осмотрят обязательно, кто бы и зачем сюда ни ехал. Значит… Митька бросился к ближайшей каменной грядке, прикрытой от бывших строений тремя деревцами.
- Хорхе - Митьке!
- Хорхе здесь.
- Машина! Я спрятался в камнях к северо-востоку. Не вызывайте.
- Принял. До твоего выстрела молчим.
Митька приник к камню, с благодарностью вспоминая дядю Жору, под руководством которого делал свой боевой костюм…
Два УАЗа вынырнули из-за поворота и неторопливо подрулили к развалинам. С машин посыпались автоматчики, занимая оборонительные позиции. В каждом "козлике" осталось по одному у пулемета.
"Десять, - сосчитал Митька, - много…"
Прибывшие достаточно оперативно брали под контроль местность. Не искали кого-то конкретно, а выполняли стандартную обязательную процедуру. Наконец шестеро автоматчиков определились с позициями. Оставшиеся двое, явно старшие в группе, долго осматривали развалины, пока, наконец, не остановились возле угла бывшего лагерного забора, метрах в тридцати от Митькиного укрытия.
- Ты думаешь, ака, здесь кто-то есть? - по-таджикски спросил огромный бородатый мужчина невысокого крепыша.
- Не знаю. Мне важнее, не есть ли кто-нибудь тут сейчас, а бывает ли вообще.
- Никаких следов. Сам видишь. Если тут кто бывал, осталось бы хоть что-то. Люди не умеют не оставлять следов.
- Здесь никто не живет. Это факт. Но…
- По той логике, что ты мне излагал, надо ехать в Пасруд или Чоре.
- Сам понимаешь, что это невозможно. Кое-кто просто мечтает увидеть меня на своей земле.
- Значит, надо ехать без тебя.
- А вот это не годится! Если я прав, то без меня там делать нечего. Одно неверное слово, и вместо союзников получим врагов… Или, скорее, трупы своих людей. Здесь единственное место, куда можно подъехать с нашей территории.
- Тебе виднее, великий умелец. Так или иначе, но здесь пусто. Всё разграблено лет пять назад, а то и больше.
Разговор настолько заинтересовал Митьку, что он чуть не высунулся из своего укрытия, опомнившись в последний момент. В словах таджиков крылась какая-то важная мысль, важная для всего лагеря, но какая…
- Ладно, - произнес невысокий, - вверх не пойдем. Если я прав - это слишком опасно. А если нет - бессмысленно. Впустую съездили.
- Не совсем впустую. Теперь знаем, что здесь делать нечего…
Собеседники отправились к машинам. Вслед за начальством туда начали стягиваться автоматчики. Через десять минут рокот моторов затих внизу.
- Дмитри Хорхе.
- Здесь.
- Ты как?
- Нормально.
- Отходим.
- Две минуты.
Лучший и единственный лингвист Лагеря, старательно вспоминая каждое слово, записывал в блокнот патрульного подслушанный разговор. Записывал на таджикском, боясь потерять при переводе даже намек на интонацию…
Окрестности Новосибирска, Заимка.