Затем наступило напряженное ожидание. Балтус терялся в догадках: был ли струсивший воин единственным, кто уцелел в отряде дикарей, или в зарослях затаились другие? Может быть, это была всего лишь банда грабителей, которые не стали задерживаться у форта? А что, если это отряд, посланный на разведку впереди главных сил? Но в любом случае с каждой минутой растут шансы на спасение женщин и детей, которые спешат сейчас по дороге на Велитриум.
Внезапно над укрытием аквилонца со свистом пронесся настоящий вихрь стрел. Из придорожного леса вырвался дикий боевой клич. Это означало одно из двух: или уцелевший воин вернулся с подмогой, или подоспела другая банда грабителей. К тому времени дом уже догорел и рассыпался грудой углей, но света было достаточно. И вот враг покачался: призрачные черные тени, мелькающие между деревьями по ту сторону дороги. Выпустив последние три стрелы, Балтус отбросил бесполезный лук. Словно чувствуя его отчаянное положение, дикари приближались медленно, уже не вопя, но сохраняя гробовое молчание; и только частый топот босых ног нарушал тишину.
Юноша обхватил руками голову огромного, глухо рычащего пса, прошептал: "Ничего, дружище, - мы им покажем!" и, вскочив на ноги, сжал рукоять топора. А потом… потом через край хлынул поток коренастых, смуглых тел - и завертелся вихрь из топоров, ножей и яростных клыков, рвущих живую плоть!
7. Болотный дьявол
Сворачивая с дороги на Велитриум, Конан полагал, что до солончаков не меньше девяти миль, а потому сразу припустил что было духу. Но не успел он пробежать и четырех, как услышал впереди шум бегущих ног. Судя по оглушительному топоту, это были белые. Он их окликнул.
- Кто там? - раздался в ответ грубый голос. - Стой где стоишь, пока тебя не разглядим, не то получишь стрелу.
- Ты в таком мраке и в слона не попадешь, - нетерпеливо отмахнулся Конан. - Хватит дурить, это я - Конан. Пикты переправились через реку.
- Я так и думал. - Вперед выступил старший группы, за ним другие - все рослые, мускулистые мужчины с суровыми обветренными лицами; у каждого в руках был лук. - Один из наших ранил антилопу и шел по ее следу до самой Черной реки. Он слышал их поили ниже по реке и сразу примчался и лагерь. Мы бросили и соль и повозки, выпрягли быков и побежали обратно так быстро, как моги Ведь если пикты осадили форт, значит, их банды рыщут по дороге и очень скоро они доберутся до наших домов.
- Ваши семьи в безопасности, - сказал Конан. - Мой товарищ позаботится, чтобы они добрались до Велитриума. Но если мы сейчас выйдем на большую дорогу, то, скорее всего, напоремся на орды дикарей. Поэтому возьмем к югу напрямик через чащу. Идите впереди, я буду прикрывать.
Убеждать не пришлось. Через пару секунд вся ватага уже мчалась на юг. Конан следовал за беглецами - медленнее, однако в пределах слышимости. Он выругался про себя: эти поселенцы лезут напролом, как стадо слонов; ровно столько же пиктов или киммерийцев, двигаясь через чащу, подняли бы не больше шума, чем легкий ветерок, запутавшийся в ветвях.
Варвар только что пересек небольшую прогалину, как вдруг природный инстинкт, которому он чутко следовал и который никогда его не обманывал, приказал ему - оглянись! Круто повернувшись, он замер, вслушиваясь в ночные шорохи. Шум от бегущих постепенно стих. Внезапно с той стороны, откуда он шел, донеслось слабое:
- Конан! Конан! Подожди меня, Конан!
- Балтус? - Сбитый с толку, киммериец выругался, но, быстро придя в себя, осторожно позвал: - Я здесь!
- Подожди, Конан! - Голос звучал уже более отчетливо.
Выступив из-за кустов, Конан гневно зарычал:
- Какого дьявола ты сюда приплелся?! Разве я не сказал тебе… Кром всемогущий!
Он чуть пригнулся, по спине пробежала холодная волна. На той стороне прогалины Балтуса не было. Там, за деревьями, разгорался зловещий свет. Вот жуткое видение показалось из зарослей и двинулось вперед, к человеку - сгусток зеленоватого колдовского огня, в действиях которого, однако, угадывались определенная цель и намерение.
На расстоянии нескольких футов от варвара оно остановилось; расширенными от ужаса глазами Конан, не отрываясь, смотрел на видение, пытаясь угадать в зеленоватых переливах хоть какие-то формы. Было ясно, что ядро у сгустка плотное - пламя являлось не более чем покровом, под которым скрывалось живое, источающее зло существо; но как киммериец ни пытался, он не мог разглядеть его очертания. И вдруг из центра огненного столба раздался голос:
- Варвар, почему ты стоишь, как овца под ножом мясника?
Слова были знакомые, но голос - резкий и вибрирующий - не мог принадлежать ни одному из людей.
- Как овца? - Волна ярости подавила минутный страх. - Неужели ты думаешь, что я испугаюсь какого-то болотного дьявола пиктов? Я здесь, потому что меня позвал друг.
- Это я звал тебя его голосом, - прозвучало в ответ. - Те, кого ты сопровождаешь, принадлежат моему брату; я не стану лишать его удовольствия выпустить им кровь. Но ты, варвар, ты - мой. Жалкий гордец! Ты пришел сюда с далеких серых гор Киммерии - и все для того, чтобы найти в лесах Конаджохары свою смерть.
- Ты мог бы явиться ко мне и раньше, - презрительно бросил Конан. - Почему же до сих пор не убил?
- Тогда мой брат еще не выкрасил череп черным и не бросил его в незатухающее пламя черного алтаря бога Гуллы. Он не шепнул твоего имени мрачным духам, летающим над холмами царства Тьмы. Но вот из-за гор Мертвецов прилетела летучая мышь и нарисовала кровью твое лицо на белой тигровой шкуре, что висит перед длинной хижиной, в которой спят Четверо Братьев Ночи. Их ноги обвивают огромные змеи, а в волосах, как светлячки, мерцают россыпи звезд.
- За что боги Тьмы приговорили меня к смерти? - прорычал киммериец.
Что-то - рука ли, лапа или коготь - Конан не понял - протянулось от огня к земле и быстрыми штрихами начертило знак. Конан опустил глаза - и невольно вздрогнул: у его ног, на рыхлой лесной почве, пламенел таинственный символ; еще миг - и он погас, но варвар разглядел все до последней линии.
- Ты осмелился начертить знак, который доступен лишь жрецам Джеббаль Сага. Гром прокатился по черным горам Мертвецов, и ветер с залива Призраков разметал хижину с алтарем бога Гуллы. Полярная гагара, что служит вестником у Четырех Братьев Ночи, прилетела как молния и прошептала мне твое имя. Твой народ побежден. А ты… ты уже мертв! И скоро твой череп украсит ритуальную хижину моего брата, а тело склюют остроклювые, чернокрылые дети Джеббаля.
- Может быть, скажешь наконец, кто твой брат? - вызывающе бросил Конан. В его правой руке поблескивал обнаженный меч, левой он потихоньку вытаскивал из-за пояса топор.
- Ты знаешь его. Это - Зогар Саг, потомок Джеббаль Сага, который до сих пор время от времени бывает в своих священных рощах. Однажды в одной из них он застал спящую женщину из Гвавелы. Ее ребенок - Зогар Саг. Я тоже сын Джеббаль Сага, моя мать - женщина огненного народа из далекого мира. Зогар Саг призвал меня к себе. С помощью чар, заклинаний и собственной крови он облек меня в плоть людей вашей планеты. Связанные невидимыми нитями, мы сейчас - единое целое. Его мысли - мои мысли; если ударят его, я тоже чувствую боль. Если я ранен, у него будет такая же рана, которая будет так же кровоточить… Но хватит, я сказал достаточно. Скоро твой дух встретит духов царства Тьмы, и те поведают тебе о древних богах, которые не умерли, но спят во внешних пространствах, лишь изредка просыпаясь, чтобы напомнить о себе.
- Хотел бы я посмотреть на твое подлинное обличье, - пробормотал Конан, вытаскивая весь топор. - Что ты за тварь такая, если не оставляешь на земле следов, горишь, как огонь, и вдобавок еще говоришь человеческим голосом.
- Увидишь, - донеслось из огненного сгустка, - увидишь и унесешь воспоминание обо мне с собою в царство Тьмы.
Языки пламени взметнулись вверх - и сразу опали, огонь съежился, померк. В ярком свете начали проступать неясные черты. Сначала Конан подумал, что это сам Зогар Саг стоит перед ним в одеянии из зеленого огня. Однако лицо находилось фута на два выше его собственного, и в нем было что-то демоническое. Конан давно обратил внимание на уродство Зогар Сага: на его заостренные уши, косые глаза, по-волчьи тонкие губы, но в этом зеленом чудище отталкивающие черты колдуна были многократно усилены. В глазах, красных как угли, полыхал живой огонь.
Постепенно фигура обретала четкость: гибкое сухопарое тело в змеиной чешуе чем-то напоминало человека, худые руки росли от пояса вверх; длинные журавлиные ноги оканчивались трехпалой стопой, как у огромной птицы. По всем конечностям чудовища перебегали голубые огоньки. Легкий мерцающий туман окутывал его формы.
И вдруг, совершенно неожиданно, видение очутилось рядом с ним. Длинная рука - он только сейчас заметил на ней кривые острые когти - потянулась к его шее. Конан яростно зарычал, наваждение пало - и, пригнувшись, он метнул топор. Но демон, с невероятным проворством откинув назад узкую голову, уклонился от топора и снова навис над человеком; варвар услышал, как чешуйчатую кожу с шипением обвивают языки зловещего пламени.
Но если прежние жертвы чудовища были скованы животным ужасом, то Конан не испытывал ни малейшего страха. Он четко усвоил, что холодной стали податливо любое, облаченное в осязаемую плоть существо - будь оно даже самой мерзкой, самой жуткой наружности.
Длинный, как серп, коготь сбил с головы варвара шлем. Чуть ниже - и Конан остался бы без головы. Но тут же его захлестнул дикий восторг: меч, пробив кожу, вонзился меж ребер врага. Отскакивая от удара лапой, он одновременно выдернул клинок. Когти прошлись по груди, разрывая стальную кольчугу, словно шелк. И сразу - ответный выпад, стремительный и точный, как прыжок голодного волка. Доля секунды - и Конан уже промеж шарящих в воздухе рук, еще миг - и он погружает свой меч глубоко в брюхо чудовища! Но тут же его обхватили страшные руки, и он услышал скрежет раздираемой поперек спины кольчуги; на него обрушился град ударов, глаза ослепил голубой, холодный как лед огонь. Наконец, яростно рванувшись, он оторвался от быстро слабеющих рук, и его меч описал в воздухе широкую дугу.
Демон качнулся и неуклюже повалился набок - его голова висела на лоскуте кожи. Языки пламени, скрывающие чудовище, взметнулись вверх и налились красным, как свежепролитая кровь. В ноздри варвара ударил запах паленого мяса. Помотав головой, чтобы вытряхнуть из глаз капли крови и пота, Конан повернулся и, запинаясь, побежал в чащу леса. По ногам его стекала кровь. Где-то далеко, за несколько миль к югу, он увидел слабый свет - еще одна горящая хижина. За его спиной, со стороны дороги, поднимался и рос дикий вой, отчего силы Конана множились с каждой минутой.
8. Конаджохаре - конец
И была битва на Громовой реке - жестокая и беспощадная, у самых стен Велитриума. Топоры и факелы прошлись вдоль ее берегов, и не один дом мирных поселенцев обратился в пепел, прежде чем размалеванные орды откатились обратно в свои мрачные леса.
За ураганом наступил непривычный покой. Собравшись вместе, люди обсуждали последние события, привычно приглушая голоса. По всем тавернам сидели воины с кровавыми повязками и молча, кружку за кружкой, пили эль.
В одном из таких заведений к Конану-киммерийцу, мрачно потягивающему вино из огромного стеклянного кубка, подсел сухопарый воин-лазутчик; голова его была затянута белой, с кровавым пятном тряпкой, правая рука - на перевязи. Он единственный уцелел из всего гарнизона форта Тасцелан.
- Ты ходил с воинами к руинам форта? - спросил он.
Конан кивнул.
- А я так и не смог, - тихо сказал воин. - Был бой?
- Нет. Пикты убрались за Черную реку. У них вдруг отчего-то сдали нервы; хотя только один дьявол - их прародитель - знает, в чем тут дело.
Воин взглянул на перевязанную руку и вздохнул.
- Говорят, там даже некого было хоронить.
Конан покачал головой:
- Был пепел. Перед переправой пикты стащили трупы в форт и подожгли его. Сгорели все - и дикари и воины Валанна.
- Валанн погиб в числе последних в рукопашной схватке, когда пали ворота, - тихо сказал воин. - Дикари хотели взять его живым, но Валанн дрался отчаянно и вынудил пиктов убить себя. Нас, десяток оставшихся в живых, взяли в плен, когда уже совсем не осталось сил. Они прикончили уже девять воинов. И если бы не внезапная смерть Зогар Сага, мне ни за что не удалось бы вырваться на свободу.
- Так Зогар Саг мертв? - воскликнул Конан.
- Да. Я видел его конец. Потому-то на Велитриум пикты наседали не так яростно, как на форт. Да-а. Странная это была смерть: ведь во время штурма колдун не получил ни одной царапины. Он плясал среди убитых, размахивая топором, которым только что раскроил череп последнему из моих товарищей; наконец, завывая волком, стал подступать ко мне, как вдруг точно споткнулся, выронил топор и завертелся на месте, вопя так страшно, как не кричит, наверное, ни один зверь и уж точно - ни один человек. Он упал как раз между мной и костром, на котором меня собирались поджаривать, - глаза из орбит, у рта пена - дернулся и будто разом окоченел. И тут же все пикты завопили, что их шаман помер. Поднялась жуткая суматоха, про меня забыли, и тогда я потихоньку развязал веревки - и со всех ног припустил к лесу.
Я хорошо разглядел его в свете факелов. Его не коснулись ни стрела, ни клинок, однако на теле были кровавые следы, как будто раны от ударов мечом - меж ребер, на животе и на шее - там такая обширная, что голова буквально висела на ниточке. Что это было, как ты думаешь?
Конан ничего не ответил, и воин, знакомый со сдержанным отношением варваров к некоторым вещам, продолжал:
- Он жил своей магией и умер от магии. Именно тайна его смерти лишила пиктов их безрассудной храбрости. Ни один из тех, кто видел его конец, не бился под Велитриумом. Те сразу убрались обратно за Черную реку. Сражавшиеся на Громовой реке ушли из-под форта раньше, чем умер Зогар, и их оказалось слишком мало, чтобы взять город.
Я шел по дороге за их главными силами и точно знаю, что за моей спиной никого не было. Потом прокрался сквозь их расположения в город. Тебе удалось провести по Пограничью поселенцев-мужчин, но их женщинам и детям, когда перед ними открывали ворота, размалеванные дьяволы так и дышали в затылки. Если бы юный Балтус и старина Секач не задержали дикарей, те перерезали бы всех женщин и детей Конаджохары. Я проходил мимо того места, где Балтус и пес держали свой последний рубеж. Они лежали посреди кучи мертвых пиктов - я насчитал семерых с раскроенными черепами и с разорванными горлами, а на дороге лежали еще несколько, убитые стрелами. О боги! Вот это был бой!
- Он был настоящим мужчиной, - сказал Конан. - Я пью в честь его духа и духа пса, не знавшего, что такое страх. - Одним глотком варвар осушил кубок на четверть и, странным, языческим жестом вылив остаток вина на пол, вдребезги разбил бокал о каменную плиту. - Десять пиктов заплатят своими головами за смерть юноши, еще семь - за смерть пса, который стоит больше любого воина-человека.
И заглянув в голубые, теплящиеся жестоким огоньком глаза варвара, воин понял, что обещание свое тот сдержит.
- Форт восстановят?
- Нет. Конаджохара для Аквилонии потеряна. Граница отодвинута. Новой границей станет Громовая река.
Воин вздохнул и, опустив глаза, посмотрел на свою огрубевшую руку, годами сжимавшую рукоять меча или топора. Конан потянулся через весь стол к кувшину с вином. Глядя на огромного варвара, воин сравнивал его с теми, кто окружал их в ту минуту, с теми, кто напрасно погиб на берегах потерянной Черной реки, сравнивал и с дикарями, обитавшими за этой рекой. Конан, похоже, не замечал его испытующего взгляда.
- Похоже, варварство - естественное состояние для человечества, - наконец сказал воин, по-прежнему мрачно глядя на киммерийца. - Цивилизация для нас - излишество, гримаса природы. И варварство всегда и всюду возьмет свое.