– Я даже не могу представить, где нахожусь, – прошептала она и попыталась вспомнить, как выглядит карта России. В голове возникла какая-то буро-зеленая шкура с рваными краями. Маруся достаточно четко помнила, где расположена Москва и десяток окрестных городов – Владимир, Тверь, Смоленск, Тула, Рязань. Знала еще Сочи, Нижний Новгород – рядом с ним находился Зеленый город – и Челябинск, потому что ездила туда с папой на открытие какой-то выставки. Все, на этом ее познания в отечественной географии заканчивались. Остальная страна лежала перед Марусей, точно в компьютерной стратегии – покрытая непроницаемой пеленой. Наверное, то есть наверняка, там были еще города и поселки, жили люди, шла какая-то жизнь, но Марусе никогда не было дела до этих неохватных просторов. Она жила в Москве. И в тех городах, куда можно было долететь на самолете или добраться на машине.
Все.
А вот теперь под этой пеленой оказалась и она сама…
"Я знаю, где Лондон. Где Париж. Нью-Йорк. Шанхай, – с горечью призналась себе Маруся. – Но понятия не имею, какие города есть в Сибири".
Маруся опустилась на нагретый солнцем камень, обняла руками коленки, уткнулась в них головой. Она впервые в жизни задумалась о том, что, наверное, живет как-то не так. Но раздумывать долго Маруся не умела. Очень скоро она решила, что во всем виноваты те, кто втравил ее в эти интриги с предметами. "Сволочи! Бунин, Нестор – все сволочи! Если бы не они – сидела бы я сейчас дома, болтала с Марикой, лопала пиццу или готовилась к очередному свиданию. И никаких проблем!"
– Маруфя! – долетел до нее приглушенный голос Уфа. Девочка подняла голову, огляделась. Ёхху она увидела присевшим у подножия скалы. Гигант выглядел встревоженным.
– Что случилось? – крикнула Маруся.
– Тф-ф-ф! – Уф приложил палец к губам. – Мясоглоты! Ходи сюда!
3
Спускаться со скалы оказалось еще труднее, чем подниматься. Маруся ободрала руки, больно ударилась локтем и отбила пятки, спрыгивая с каменного карниза. Хорошо еще – Уф поймал ее, смягчив удар.
– Тфоя зачем там фтоять? – зашипел ёхху, едва Маруся оказалась внизу. – Мясоглоты охотничают. Не хорофо.
– Они что, рядом?
Уф оскалился. Маруся невольно отшатнулась. Она впервые увидела зубы ёхху. Большие желтые резцы, длинные клыки.
"Ничего себе вегетарианец!"
– Мясоглоты лося гонять. Там, там, – взволнованно объяснил Уф. – Моя, тфоя болото ходить надо. Быфтро!
– А мы не утонем? – надевая рюкзак, спросила Маруся.
– Ёхху болото не тонет, – с гордостью ответил Уф. – Надо тихо ходить. Тфоя понимать?
– Еще как, – кивнула девочка, и тут же у нее под ногой громко треснула сухая ветка. Гигант сокрушенно воздохнул и мотнул головой на свой короб. – Тфоя залезать. Моя нести. Тогда тихо. Уф…
Гигант и вправду двигался по тайге совершенно бесшумно. Маруся, скорчившись в коробе, видела только качающиеся над головой лиственницы и ворона, по-прежнему парившего в небе. Было жарко. Пахло сухой нагретой травой, несколько охапок которой лежало на дне короба. Здесь же находился немудреный скарб Уфа: очень старая, вытертая овчина, моток веревки, узелки с какими-то травами, берестяной туесок, полный соли, бинокль и тот самый пистолет, из которого Маруся чуть не застрелила ёхху.
От монотонных движений девочку вскоре начало укачивать. "Я сейчас усну", – поняла она. Тут в кармане комбинезона коротко тренькнул коммуникатор – раз, другой, третий…
Сообщение!
– Тфоя тихо! – Уф тряхнул короб. – Молчи!
– Молчу, молчу, – шепотом ответила Маруся, лихорадочно нажимая на кнопки. На вызов коммуникатор по-прежнему не работал.
В папке "входящие" обнаружился довольно тяжелый видеофайл, присланный неизвестным абонентом. Это послание не походило на обычный спам: в строке "адресат" значились ее фамилия, имя и отчество. Маруся встревожилась не на шутку. Весь ее жизненный опыт подсказывал: когда тебя в неполные пятнадцать лет называют полным именем, ничем хорошим это не кончится.
Так оно и получилось.
Когда файл загрузился, девочка вытянула из гнезда на торце коммуникатора крохотный наушник-пуговку, отключила встроенный динамик и запустила послание. На экранчике возникло лицо пожилого, очень усталого мужчины с испуганными глазами. Морщины, короткий ежик седых волос, шрам на щеке…
– Здравствуй, Маруся, – резиново улыбнулся он одними губами. – Не старайся – ты вряд ли меня вспомнишь. А между тем, девочка моя, мы знакомы. Даже более того: когда ты была совсем маленькой, я часто играл с тобой и ты очень любила сидеть у меня на коленях. Меня зовут Арсений Павлович Ковалев. Ну, теперь ты вспомнила?
– Н-нет, – не очень уверенно прошептала Маруся. Что-то крутилось у нее в памяти, что-то такое… знакомое и не совсем знакомое одновременно.
– Если нет – не беда, – нарочито бодрым голосом продолжил говорить человек на экране. – Я сам напомню тебе: я твой крестный.
"Точно! – едва не вскрикнула Маруся. – Дядя Сеня!"
Но за узнаванием тут же пришло недоверие: "Что с ним стало? Он же был такой большой, бородатый, толстый, веселый…"
– Когда тебе было всего четыре года, – снова зазвучал в наушнике голос Ковалева, – мы с твоим отцом и тобой отправились в Арктическую экспедицию. Это был хорошо распиаренный, шумный проект, хотя основные результаты наших изысканий засекречены…
Вот после этих слов Маруся по-настоящему вспомнила – точно окунулась в то время. Она даже остановила ролик и закрыла глаза.
Сквозь туман прошедших лет проступили лица отца и дяди Сени.
…Они беседовали в гостиной Гумилевых, попивая ароматный капучино, а маленькая Маруся на пушистом ковре возле дивана возилась с рыжим котенком. Маруся почти дословно вспомнила, о чем говорили отец и крестный.
– Все-таки ты сумасброд, Андрюша, – смеялся дядя Сеня. – Выкинуть такие крутые бабки – и на что? На ветер, на холодный арктический ветер.
– Да нет, Арсений, – сухо ответил тогда отец. – Ты просто не в состоянии оценить перспективы, которые открываются при благоприятном исходе экспедиции.
– Да в состоянии я, в состоянии! – все так же смеясь, махнул рукой дядя Сеня. – Но подумай сам: вероятность этого самого благоприятного исхода катастрофически мала. А риск потерять почти двенадцать миллионов – вот он как раз вполне реален.
– Можешь оставаться, – набычился отец. – Мне маловеры и пессимисты не нужны.
– Ну уж нет, – враз посерьезнел Ковалев. – Я поеду. Мы же друзья. Я не отпущу тебя одного.
Отец поставил опустевшую чашку на столик, поднялся.
– Ну, а раз так, то нечего нагонять тоску своими пророчествами. Готовься.
– Есть, шеф! – шутливо подскочил и откозырял дядя Сеня. Он тоже избавился от чашки, схватил Марусю, подбросил к потолку. – Муська-мумуська! Что тебе больше всего хочется увидеть в Арктике?
– Белого медведика! Умку! – сквозь смех крикнула тогда Маруся.
С тех пор она практически больше не видела Ковалева. Во время путешествия и он, и отец все время пропадали то на капитанском мостике, то в трюмах, то где-то еще, занимаясь разными экспедиционными делами, а Маруся все время проводила с няней.
И вот теперь дядя Сеня появился на экране носовского коммуникатора. Седой, со шрамом и испуганными глазами.
"Что все это значит?" – с тоской вздохнула Маруся и сняла ролик с паузы.
– …Но воспользоваться сенсационными результатами мне было не суждено, – продолжил говорить дядя Сеня. – Так получилось, девочка моя, что во время нашей экспедиции на ледоколе "Россия", а точнее, потом, на станции, произошло несколько необъяснимых и трагических случаев. Погибли люди. Было инициировано расследование. Мне тяжело об этом говорить, но…
Ковалев на секунду умолк, судорожно сглотнул и тихо закончил:
– …Но главным виновником признали меня. А главным свидетелем обвинения стал мой компаньон и твой отец – Андрей Гумилев. Он оболгал меня, Маруся. Оболгал цинично, выгораживая себя. Суд… в общем, меня приговорили к двадцати семи годам заключения без права на досрочное освобождение. Карьера, жизнь – все оказалось сломано, уничтожено. Нет больше Арсения Ковалева и никогда уже не будет. Есть заключенный номер 147329, да и тот скоро отправится в мир иной. Да, Мусенька, увы, я очень болен и скоро умру.
Перед смертью я постарался найти возможность рассказать тебе правду о событиях одиннадцатилетней давности. Это обращение я записываю тайно, в колонии строго режима. Она находится за Полярным кругом.
Я не призываю тебя делать поспешных выводов. По-своему твой отец прав. У него есть дело, которому он служит. Но подумай на досуге: можно ли, гуманно ли ради каких бы то ни было высоких целей калечить и уничтожать живых людей? И поинтересуйся, если будет время и желание, чей это лозунг: "Цель оправдывает средства", хорошо? А теперь прощай, девочка моя. Белого медведика Умку я тебе подарить, увы, уже никогда не смогу. Мы больше не увидимся…
Файл закончился, экран подернулся рябью "белого шума". Маруся выпустила из рук коммуникатор и заплакала…
4
Когда ёхху остановился и опустил короб на землю, Маруся уже успокоилась и даже почти взяла себя в руки. Поначалу, после исповеди дяди Сени, у нее появилось острое желание что-нибудь сломать, разбить, разрушить.
И чтобы вдребезги, в клочья, в брызги!
Она отказывалась верить в то, о чем ей поведал пропавший много лет назад крестный. Но в то же время чувствовала: это не розыгрыш, не чья-то дурацкая шутка.
Такими вещами не шутят!
Но, с другой стороны, разве папа не предупредил ее, оставив надпись на плакате?
И тут сомнения налетели на Марусю, как осенний ветер на пожелтевшее дерево. Листья здравого смысла понеслись прочь, а из-под них отчетливо проступили ветви новой реальности.
"Если надпись сделал папа, значит, он был уверен, что я окажусь в избушке Уфа. А если был уверен, почему же он не прислал за мной вертолет? Почему вообще допустил, чтобы Бунин… Стоп-стоп-стоп! То есть папа ВСЕ ЗНАЕТ?!"
Оглушенная этой мыслью, Маруся несколько минут провела в ступоре. Она никак не могла свести концы с концами. Отец всегда представлялся девочке такой бетонной стеной, башней, крепостью, высящейся за ней и готовой защитить, укрыть от любой беды. И вот теперь…
"Не-ет. Не может этого быть, – Маруся потерла виски ладонями. – Думай, думай… Хотя что тут думать, и так ясно – тут просто все подстроено. И надпись, и это послание. Бунин пытается убедить меня, что папа плохой. Это его люди скопировали подпись, нашли актера, смонтировали файл с дядей Сеней. Нос, небось, и монтировал, а Алиса стояла рядом и ржала как лошадь. И Илья… Я сама виновата – они считают меня тупицей. А вот нет! Марусю Гумилеву просто так не купишь! Надо поскорее выбираться отсюда. Хоть бы на базе ученых были люди…"
С этими мыслями она высунулась из короба и огляделась. Небо затянули сплошные серые облака. Вокруг расстилалась равнина, покрытая высокой пожухлой травой и камышами. Кое-где блестели ржавые лужицы. Уф топтался поодаль, задрав голову и шумно принюхиваясь.
– Мясоглотоф нету, – прогудел ёхху. – Уфли. Будем отдыхать. Белый гора близко. Скоро дойдем. Уф…
– Вот и хорошо, – обрадовалась Маруся.
– Тфоя фетки собирай, – распорядился Уф. – Моя огонь зажигать. Еда фарить. Тфоя горячий фода пить. Хорофо. Нрафится?
– Нрафится, – улыбнулась девочка и пошла к ивовым зарослям – если в окрестностях и имелись пригодные для костра ветки, то только там.
Она забрела в трескучую чащу, выискивая сучья потолще, пошарила взглядом по усыпанной узкими листочками земле, подняла глаза и отчаянно закричала: прямо перед ее носом с корявого ствола вековой ивы скалил зубы позеленевший человеческий череп…
Эпизод 4
Белая гора
1
Испугавшись собственного крика едва ли не больше жуткого черепа, насаженного на сук, Маруся попятилась. Ее замутило от ужаса. Горло сдавило, стало нечем дышать.
Паническая атака!
– Сто, девяносто девять, девяносто восемь…
Уф бесшумно появился рядом, неодобрительно ворча что-то себе под нос. Гигант передвигался как привидение – ни одна ветка не шелохнулась. Маруся в отчаянии уткнулась лицом в рыжую шерсть, закрыла глаза.
– Тфоя плохо, – прогудел ёхху. – Тфоя бояться. Не хорофо…
– Девяносто семь, девяносто шесть, – продолжала шептать Маруся.
Проклятый череп!
Огромная ладонь Уфа опустилась на голову девочки.
– Тфоя не думать. Уф… Тфоя видеть птифка. У-у-у-у… У-у-у-у…
Уф то ли запел, то ли загудел в нос, очень тихо, но в то же время мощно. Маруся нашла в себе силы сквозь накатывающие волны одури удивиться словам ёхху: "Легко сказать – не думай… И причем тут птичка?"
Ладонь гиганта была теплой, даже горячей. Потом он взял Марусю на руки, как маленькую, продолжая напевать:
– У-у-у-у, у-у-у-у…
– Девяносто пять, девяносто четыре…
Птичку она увидела как бы против своей воли. Просто перед внутренним взором появилась какая-то крылатая кроха, смешно потрясла хвостиком и принялась летать туда-сюда, выписывая в воздухе кренделя. Маруся так увлеклась этим высшим птичьим пилотажем, что забыла про счет.
И про панику.
Ей стало тепло и уютно на руках у гудящего ёхху. Уф словно включил внутри себя сабвуфер – у-у-у, у-у-у, у-у-у-у…
Птичка кувыркнулась через крыло и пропала. Гудение смолкло. Маруся открыла глаза.
– Тфоя хорофо? – с тревогой спросил Уф, заглядывая девочке в глаза.
– Очень хорошо. Поставь меня на землю, пожалуйста, – тряхнула челкой Маруся и спохватилась: – Так ты умеешь останавливать панические атаки? Да тебе цены нет!
– Моя знать: когда плохо, надо смотреть птифка, – развел руками гигант. – И петь. Вот так: у-у-у-у, у-у-у-у…
– О, это была песня, – рассмеялась Маруся, а про себя подумала: "Ничего себе! Этот чебурашка может загонять адреналин обратно. Не зря, ох, не зря его мама изучала! Интересно, что бы сказал папа, если бы я привезла Уфа в Москву? Правда, наверное, у меня его сразу отберут – академики всяких наук и журналисты налетят, как мухи на… повидло".
Она наткнулась взглядом на череп и помрачнела.
– Кто это?
– Просто мертфый голофа. Мясоглоты стафить. Граница. Уф…
– Знаешь что… Пошли-ка поскорей отсюда. Что-то мне расхотелось здесь "куфать еда", – решительно сказала Маруся. – Где там наша Белая гора? В той стороне?..
…Они шли по самому краю неоглядного болота. Топи, озерца, редкие корявые лиственницы, похожие на черные могильные кресты – более унылый пейзаж трудно себе вообразить.
Передвигаться по болоту оказалось в чем-то даже забавно. Чтобы не свалиться в воду, приходилось прыгать с кочки на кочку. Кочки щетинились травой, как дикобразы – иглами, и норовили вывернуться из-под ног. Маруся пару раз едва не упала, но потом приноровилась и заскакала не хуже Уфа. Однако усталость брала свое – с каждым шагом ей становилось все труднее и труднее сохранять равновесие.
В довершение всех бед испортилась погода. Налетел сильный ветер, зашумел камышами, а из-за гор вылезла огромная туча – жирная небесная тварь с вороненым брюхом. Стало смеркаться. Примолкли птицы, отключили свои трещотки кузнечики. В отдалении глухо прозвучал гром.
– Гроза будет! – крикнула Маруся прыгающему впереди ёхху.
– Не-а, – уверенно покачал головой гигант, не оборачиваясь. – Грофа туда ходить. Уф… Там капать, – и он указал на сопки, с которых они спустились час назад.
Это заявление несколько приободрило девочку, но настроения не улучшило. Давал о себе знать переход через сопки, а в голове занозой сидели слова Ковалева: "…главным свидетелем обвинения стал мой компаньон и твой отец – Андрей Гумилев. Он оболгал меня, Маруся. Оболгал цинично, выгораживая себя".
И вроде все понятно – это подлог, вранье, такого просто не может быть, но неприятный осадок в душе остался и теперь серьезно мешал жить.
Девочка украдкой взглянула на коммуникатор. Он все так же отказывался работать на вызов, а вот цифры в окошке таймера поменялись. До таинственного часа "Х" осталось пятьдесят шесть часов.
Кочки под ногами пропали, сменившись более-менее твердой землей. Болото кончилось. Впереди появились березы. Вообще-то березы всегда нравились Марусе – необычное дерево, светлое, доброе…
Но сейчас белые стволы показались девочке похожими на обглоданные кости, на скелеты каких-то чудовищ. Будто бы неведомые жуткие существа целой стаей выбрели из реки и мгновенно погибли, застигнутые врасплох. И вот стоят теперь, качают ветками-лапами, роняют желтые листья-чешуйки, жуткие в своей посмертной белизне…
– Белый гора софсем мало ходить. Скоро, – подбодрил Марусю Уф, остановившись на опушке березняка. – Тфоя стараться. Уф… Моя помогать. Тфоя садиться?
И он тряхнул своим коробом.
– Моя пефком ходить, – со злостью в голосе пробормотала Маруся. В этот момент туча закрыла клонившееся к закату солнце. Сразу стало очень темно и холодно. Откуда-то донесся заунывный, леденящий кровь вой.
– Волки?! – вскрикнула девочка, бросаясь к ёхху. Она никогда в жизни не видела этих хищников, и оттого волки казались Марусе настоящими исчадиями ада, злобными оборотнями, свирепыми и безжалостными.
– Не-а, – широко улыбнулся Уф. – Фолка на тайга нет. Уф… Это фетер…
2
То ли этот самый сильный встречный ветер не дал Уфу учуять мясоглотов, то ли те вели себя слишком осторожно, но только Маруся и ёхху едва не столкнулись с целой охотничьей стаей, пробиравшейся через пойменный лес.
В самый последний момент гигант успел свалить Марусю в траву и зажать ей рот широкой, похожей на лопату ладонью. Она сперва ничего не поняла, попыталась вырваться, но вскоре сообразила, что это бесполезно: Уф обладал железной хваткой.
– Тфоя софсем тихо лежать… – одними губами прошептал он в Марусино ухо и пояснил: – Мясоглоты… Уф…
Маруся зажмурилась.
Когда же все это закончится?!
Пошел мелкий холодный дождь. Гроза ворочалась где-то в небесах, медленно уползая прочь. Лежать девочке было не очень удобно: живот колола случайно подвернувшаяся ветка, локоть угодил в семейку перезрелых грибов, размазавшихся по траве вонючей коричневой жижей. Но ужас перед неведомыми мясоглотами пересилил желание устроиться комфортнее – Маруся точно превратилась в камень, даже дышать стараясь через раз.
Охотники появились между деревьями и прошли совсем рядом с затаившимися ёхху и девочкой. Сквозь ажурное плетение ветвей Маруся увидела быстро двигающиеся темные силуэты. Она насчитала семерых мясоглотов. Все они имели при себе вместо оружия толстые палки или дубины. У двоих за плечами торчали кривулины луков.