– А ты думаешь, кто нам помог построить все это? – Соня обвела руками панораму Оазиса – ажурные конструкции верфей, хищные силуэты кораблей, подсвеченные дежурным освещением. – Ведь это же стоит кучу денег! Даже объединенная промышленность лунно-марсианской олигархии не смогла построить базу на Уране. А мы – мы смогли! Ведь не на пожертвования же рядовых борцов все это отгрохано! А "Справедливый"? Ты представляешь, хотя бы примерно, сколько он должен стоить?! Или сколько, например, стоят заводы по добыче и обработке полезных ископаемых, которые наша группировка имеет здесь, на Уране?
– Не представляю, – ответил Максим с честной улыбкой простака. – Но тем интереснее знать, что это за силы такие! Какие-то банкиры? Бизнесмены?
– Понятия не имею, – вздохнула Соня.
– А твой брат? Он знает?
– Может быть, знает… А может, и нет… Я уверена в одном: даже если и знает, мне он ничегошеньки не скажет! Потому что конспирация – основа революционной борьбы! – и, сверкнув бездонными глазами, в которых отражалось зеленое небо Урана, Соня назидательно подняла палец.
На "Западном" не было заводов и верфей. Понтон был полностью занят городской инфраструктурой "Армии пробуждения". Здесь находились жилые дома, больницы, префектуры, штаб-квартира флотского командования, управление Отдела Особых Действий.
Большинство домов представляло собой стандартные колонизационные контейнеры двухвековой давности – в таких жили первые поколения покорителей Марса, когда атмосферу красной планеты еще только предстояло создать. Под продуктовый магазин или офис использовался сдвоенный контейнер, а под больницу – счетверенный.
Лишь изредка попадались более выразительные архитектурные решения. Скажем, флотское командование в лице грозного адмирала Баренца (для него, единственного во всей "Армии пробуждения", было сделано исключение: он носил воинское звание и знаки различия, у всех прочих были только должности) и его подчиненных располагало внушительной трехъярусной башней-цитаделью, сваренной из корабельной брони и вооруженной батареями лазерных пушек на кольцевых балконах.
Дом Сони тоже заметно выделялся на общем фоне типовых колонизационных контейнеров. Он понравился Максиму с первого взгляда. Да что там "понравился"! Дом привел его в настоящий восторг!
Высокий железный забор. Повсюду – датчики движения. Из-под ската веселенькой зеленой крыши торчат стволы дистанционно управляемых пулеметов. Окна второго этажа забраны разноцветными броневитражами. У ворот – будка охраны с танковыми перископами вместо окошек.
– Ну что, зайдешь на чай? – приветливо спросила Соня. – С братом тебя познакомлю…
При этих словах Максиму вдруг стало до обморока неловко.
Знакомство с братом – это же все равно что знакомство с родителями. А знакомство с родителями – ко многому обязывающая процедура. Чтобы решиться на нее, нужно быть уверенным: уверенным в себе, в отношениях, в совместном будущем…
Уверен ли он? Достоин ли этой прекрасной девушки с чувственными губами и глазами-омутами?
Точных ответов Максим не знал. Поэтому он, чувствуя себя рефлектирующим интелем, отрицательно помотал головой и деревянным голосом проговорил:
– В следующий раз зайду, если ты не против. А сейчас мне пора возвращаться в дормиторий. Завтра утром на смену…
– Что ж, как хочешь, – пожала плечами Соня.
Было видно, что она замерзла и устала: прогулка оказалась гораздо более продолжительной, чем они оба рассчитывали. В тот вечер Максим не решился поцеловать Соню. И на следующий тоже не решился…
Впрочем, все у них шло замечательно. Они не ссорились, им всегда было о чем поговорить. Они были полностью солидарны по всем важным идеологическим вопросам. И в дискуссионном клубе, куда они все-таки забрели через два дня, Максим и Соня выступали на одной стороне! Оба считали, что в будущем проприетаризм должен быть уничтожен полностью, не должно сохраниться даже само слово "проприетарный"!
Поэтому когда над тарелкой с трюфелями "Виваче" Соня сама, первая поцеловала Максима, тот воспринял это с одной стороны как подарок судьбы, а с другой – как очередное, вполне логичное звено в цепи развития их отношений…
Загадочный брат постоянно всплывал не только в разговорах Максима и Сони. О нем упоминали и другие.
– Не боишься за ней ухаживать? – спросил как-то Верховцева Артем Свешников, такой же пастух наноботовых стад, как и сам Максим.
– А почему я должен бояться?
– Ну как почему… Все-таки ее брат…
– А что брат?
– Ну… Я бы опасался… Мало ли.
Но Максим был настолько поглощен своими чувствами, что не придал этому значения.
– Сегодня мы не сможем встретиться, я должна вернуться домой пораньше, – сказала как-то за обедом Соня. – Брату нужна моя помощь!
– Помощь? Он что, заболел?
– Нет. А что, по-твоему, помощь нужна только больным? "Да что же там за брат такой?!" – наконец задал себе вопрос Максим. Но дальше невысказанных вопросов дело не пошло.
Так могло бы продолжаться и месяц, и два, и год. Максим был пассивен, Соня – молчалива, а брат все время находился где-то рядом, но как бы в стороне. Этакий призрак из старинного фильма ужасов.
Однажды, когда они целовались на диване в комнате Максима, у Сони в сумочке вдруг зазвонил телефон. Она вмиг стряхнула с лица страстное выражение, выскользнула из горячих объятий Максима и метнулась к сумочке с такой прытью, что можно было подумать: от этого звонка зависит ее жизнь.
– Кто это? – спросил Максим с тяжелым вздохом.
– Да психиатр один, с крейсера "Заря Свободы", – разочаровано ответила Соня, глядя на экранчик. – Его Винченцо зовут… Брать трубку не буду… Сдался мне этот Винченцо? Тем более, сегодня выходной. Перетопчется.
– Но зачем ты тогда вообще бежала к телефону? Пусть бы себе звонил!
– Вдруг это не идиотик Винченцо, а Людвиг?
– Людвиг?
– Ну, мой брат.
Максим не смог сдержать гримасу тягостного недоумения.
– Чувствую, купим скоро трехспальную кровать модели "Людвиг с нами".
Соня сделала вид, что шутку не расслышала. И они вернулись к поцелуям.
После этого эпизода прошла ровно неделя, когда Максим наконец-то познакомился с легендарным Людвигом. Он как раз провожал Соню домой. Они шли по галерее в направлении "Западного", когда рядом с ними притормозил новенький миникар-трицикл, весь обвешенный шарами антигравов.
Лицо Сони засияло. Она откинула со лба рыжую челку и улыбнулась, как улыбаются маленькие девочки при виде папы с новой куклой в руках. С миникара, откинув фонарь обтекателя, спрыгнул высокий, длиннорукий, нескладный мужчина лет тридцати пяти с длинными вьющимися волосами.
Помимо стандартных защитных очков и респиратора, одет он был достаточно легко и небрежно, в десантный камуфляж без знаков различия. На шее – броский платок алого цвета. В общем, комендант базы пришел бы в ярость, узрев столь вызывающие нарушения техники безопасности и формы одежды.
– Людо! Людо! – вскричала Соня и бросилась незнакомцу на шею.
– Сонька… Девочка моя! – мужчина тепло обнял возлюбленную Максима.
Их объятие длилось почти минуту. И лишь к исходу этой минуты Максим сообразил, что перед ним – да-да, тот самый Людвиг ван Астен!
А еще через минуту он сообразил, что лицо Людвига ван Астена ему очень даже знакомо. И что это лицо… Это лицо самого товарища Альфы! Грозного, сурового и справедливого вождя звездных борцов!
Ноги Максима стали ватными, лицо вытянулось, язык одеревенел.
– Извините, что нарушаю ваш тет-а-тет, – обаятельно улыбнулся Людвиг, почесывая небритую щеку. – Но мне нужно срочно сообщить Соне одну новость.
– Новость? – брови Сони вопросительно взлетели.
– На Обероне у нас с тобой родилась племянница.
– Амалия?! Родила?! Какая умница! – Соня восторженно захлопала в ладоши.
Максим уже знал, что Амалия – младшая сестра Людвига и Сони. И ему хотелось думать, что сестра эта такая же обворожительная как Соня. Поэтому он нашел силы тоже улыбнуться, как говориться, за компанию.
– Теперь мы с тобой дядя и тетя, – Людвиг вздохнул и развел руками: дескать, "годы идут, а старость – не радость". – Ты, конечно, спросишь, отчего я не сообщил тебе эту благую весть по телефону вместо того, чтобы вторгаться в твой интим? А я отвечу, что по непонятной мне причине твой телефон уже три часа как выключен! Поэтому я приглашаю тебя… и твоего кавалера, конечно!.. к нам домой. Следует отметить пополнение в семействе ван Астенов парой-тройкой рюмочек настоящего марсианского кальвадоса!
Максим по-прежнему пребывал где-то между сном и явью. Мыслимое ли дело?! Перед ним – лидер "Армии пробуждения". Генералиссимус. Стратег, тактик, вдохновитель и организатор побед звездных борцов. Живая легенда. Первый среди равных – товарищ Альфа. Самый Главный Вождь!
И выходит, что у него, у Максима Верховцева, роман с сестрой вождя!
Отказаться от приглашения он, конечно, не посмел.
В доме у Сони и Людвига – а точнее, у товарища Альфы и Сони – Максиму понравилось. Обстановка там была именно такой, какая и должна быть у харизматической личности, коей являлся Людвиг – в меру скромно, в меру шикарно.
На стене в гостиной висела карта Солнечной системы. Поначалу Максиму показалось, что карта нарисована, но нарисована не обычными красками, а какими-то особенными, дающими удивительную глубину и переливчатость цвета. Но, присмотревшись, он обнаружил, что карта, размерами два на полтора метра, представляет собой гигантскую вышивку! И вышита она отнюдь не нитками, а голографическим бисером! Вышита вручную!
– Ого!.. Наверное, год вышивали, да? – уважительно поглаживая янтарно-желтую Ио, отозвался о диковине Максим.
– Может, год, а может, и два! У гарнизона на Обероне времени много… И рукастых женщин там тоже немало, – усмехнулся товарищ Альфа. Точнее, Людвиг – именно так попросил называть его вождь звездных борцов.
– Наверное, это подарок? – предположил Максим.
– Так точно, подарок. Мне, на тридцатилетие.
Пока Соня суетилась, сервируя стол в гостиной, хозяин пригласил Верховцева на экскурсию по дому. После гостиной Максим был приглашен в кабинет Людвига, который по совместительству служил… библиотекой!
Библиотекой!
Столько бумажных книг в одном месте Максим не видел никогда в жизни. Он, как завороженный, ходил вдоль полок, вглядываясь в чарующую стену потертых переплетов. Некоторые фамилии что-то говорили Максиму: Ленин, Маркс, Че Гевара. Остальные казались совсем незнакомыми: Каутский, Плеханов, Кропоткин, Мао, Дебор…
– А о чем они все пишут? То есть я хотел сказать, писали, – не удержался от вопроса Максим.
– Смотря кто.
– Да вот к примеру этот… Маркс?
– Ну как о чем? – в глазах Людвига ван Астена блеснула хитринка. – О том, что капитализм – порабощает. А коммунизм – освобождает. Частная собственность – плохо. Общественная – хорошо.
– Ну это-то все знают… Совершенно очевидные вещи!
– Это у нас в "Армии пробуждения" очевидные… А вот, к примеру, на Луне людей, кому это очевидно, едва ли наберется две сотни человек. Да и те, в основном, наши "кроты". То есть я хотел сказать, "верные".
– Неужели все так плохо?! – спросил Максим встревожено.
– Все еще хуже… Но сегодня мне не хотелось бы говорить об этом. Сегодня у нас праздник, не так ли?
Из соседней комнаты послышался голос Сони. Она сообщила, что филе окуня в кисло-сладком соусе "Палермо" с дольками апельсина уже подогрелось, а вот кальвадос – тот как раз успел охладиться.
Они расселись вокруг низкого журнального столика и Людвиг раскупорил первую бутыль – дымчато-зеленого стекла, старинную и вместительную.
Первый тост подняли за малышку Синтию и ее маму Амалию.
Второй – за пробуждение людей Марса, Луны и Земли. А вот третий…
– Я поднимаю этот бокал за вас с Соней, – сказал Людвиг, в упор глядя на Максима. – Я думаю, сейчас вы находитесь в начале пути. И я желаю вам, чтобы этот путь был долгим и счастливым.
Максим и Соня переглянулись. В тот миг им обоим очень хотелось, чтобы пожелание Людвига сбылось…
Та вечеринка на троих была долгой. Ближе к концу первой бутылки они принялись смотреть лунно-марсианские новостные каналы. Поскольку сюжеты шли с задержкой – сказывалось расстояние между Ураном и трансляционными станциями колоний – Людвигу, Соне и Максиму хватало время на комментарии. Ох, и смешно же было разоблачать лицемерные уловки капиталистического правительства!
К середине второй бутылки новости надоели и все по очереди принялись рассказывать анекдоты. Анекдоты были, чего уж там, откровенно бородатыми, но веселья это нисколько не портило – хмель компенсировал все.
Когда вторая бутылка подходила к концу, когда Соня уже задремала, свернувшись калачиком на диване, когда Максим уже принялся с ужасом думать о том, как пошкандыбает в родной дормиторий по неуютной, бесконечной галерее, Людвиг подсел к нему, и по родственному приобняв за плечи, сказал:
– Ты славный парень, Макс… Сообразительный… Верный нашему делу… Таким, как ты, нечего делать в простых операторах нанокомплексов… В общем, у меня есть для тебя работа поинтереснее.
– Но я всего лишь пилот, Людвиг! Ничему другому не обучен!
– Главное, Макс, это чистые помыслы, горячее сердце и всесокрушающее намерение победить. А обучить можно кого угодно и чему угодно. Когда я был маленький, мой отец работал зоопсихологом в океанариуме. Так он за полгода обучил еврокракена таблице умножения!
– Еврокракена? – недоверчиво переспросил Максим.
Ему показалось, он ослышался. Из школьного курса биологии он смутно припоминал, что еврокракен считается самым тупым среди гигантских беспозвоночных Солсиса.
– Его, голубчика, – заверил Людвиг.
– А что за работа?
– Хорошая. Творческая. И очень нужная нашему делу.
– Но Людвиг…
– Кстати, на ней тебе придется называть меня не Людвиг, а товарищ Альфа.
– Слушаюсь. А еще?
– Мне нужен личный пилот-телохранитель.
– Телохранитель? Вы думаете, среди нас есть предатели? – Максим сам ужаснулся сказанному.
– К сожалению, такую возможность мы исключить не можем, – и лицо товарища Альфы стало печальным и суровым.
Эпизод 5
Личный пилот товарища Альфы
Гляциосфера Урана, база организации "Армия пробуждения" Оазис, декабрь 2468 года
– Здравствуйте, Людвиг… То есть, я хотел сказать, товарищ Альфа, – тщательно скрывая трепетное волнение, произнес Максим, вступая в рабочий кабинет душегуба и кровопийцы, Суперпирата, Врага Человечества Номер Один, а по совместительству – вождя "Армии пробуждения" и любимого брата его девушки Сони. Кабинет находился на борту недостроенного флагмана космофлота звездных борцов крейсера "Справедливый".
Товарищ Альфа свернул в трубку и отложил гибкий электронный планшет, привстал с кресла и протянул Максиму ладонь для рукопожатия.
Ладонь вождя была сильной, крепкой и сухой.
– Как обстановка на строительстве "Справедливого"? Уволился из бригады?
– Да. Как вы и велели. Готов приступать к своим обязанностям прямо сейчас! – Максим очень хотел, чтобы эта фраза прозвучала молодцевато.
Однако товарищ Альфа не принял боевого тона своего нового пилота.
Нахмурив брови, он некоторое время молчал. А затем спросил Максима, будто бы невпопад:
– Пишут… струсил там?
– Кто?
– Да ты.
– Где?
– На Троянцах Юпитера. Когда нас "Танцоры вечности" грабили.
Краска бросилась в лицо Максиму.
"Он знает… Знает! Следил за операцией?!.. Впрочем, многие ведь и видели… Квалья, Ирина, еще три пилота… Кто-то мог написать рапорт".
Максиму сделалось мучительно стыдно и скрыть своего смятения он не смог. Вопреки его ожиданиям, товарищ Альфа не стал ни ругать, ни стыдить его.
– Понимаю тебя. Слишком хорошо понимаю! Я вот, например, так и не научился толком пилотировать. Не мое это… Что же до тебя, то я, кажется, знаю, чем тебе помочь.
Максим промолчал.
– Есть одна вещь… Она поможет.
С этими словами товарищ Альфа извлек из бронированного сейфа небольшую, обтянутую изумрудным плюшем шкатулку.
– Возьми. Он теперь твой, – лидер "Армии пробуждения" протянул шкатулку Максиму.
Тот хотел было открыть ее. Ведь было же интересно, кто это – он?! В то время как "шкатулка" или там "коробка" на худой конец – определенно "она"!
Что за "он"? Небось, суперсовременный самонаводящийся пистолет? Какой-нибудь "Тарантул" или "Фаланга"?
Но товарищ Альфа жестом остановил его.
– Погоди. Откроешь, только когда поймешь: пришло время.
– Но что это значит: "пришло время"?
– Возможно, сегодня, а возможно, через неделю или через месяц из глубин твоей души всплывет несгибаемая уверенность, что пора открывать шкатулку. Сейчас бесполезно описывать, как распознать это чувство. Но, уверяю тебя, спутать его с чем-либо посторонним невозможно. Это как с любовью. Можно хоть сутки напролет объяснять, а пока не полюбишь, не поймешь.
Максим смешался и опустил глаза в пол, а точнее – в палубу. Сказанное товарищем Альфой предстояло как следует обдумать. Но это потом, потом. А пока…
– Так вы… не отменяете своего решения относительно меня? Насчет того, что я должен быть вашим пилотом?.. И телохранителем?
– Из-за того, что ты струсил при посадке на астероид в Троянцах Юпитера? – с мягкой иронией поинтересовался товарищ Альфа.
– Ну да.
– Нет. Есть вещи поважнее каких-то отчетов.
– Например, какие?
– Например – моя интуиция.
Летательный аппарат товарища Альфа, который предстояло пилотировать Максиму, относился к классу авиеток. Модель была Верховцеву незнакома – никогда раньше видеть такую красоту ему не доводилось.
Он сразу влюбился в свой новый корабль. Это было само совершенство. Обводы корпуса, покрытого жаропрочным радио-поглощающим материалом, напоминали тело морского ската – широкое и приплюснутое. Пилотская кабина находилась внутри хитроумного карданного подвеса. Такое решение позволяло минимизировать при энергичных маневрах особо опасные поперечные и отрицательные перегрузки, а заодно, в случае необходимости – переворачивать пилота на сто восемьдесят градусов относительно строительной плоскости корабля. Благодаря последнему трюку низ авиетки при необходимости превращался в верх. И наоборот, что было чрезвычайно удобно во время орбитальных полетов.
Пассажирский салон авиетки, расположенный в бронекапсуле и рассчитанный на комфортабельное пребывание четырех персон, тоже оказался непрост, ох непрост!
Во-первых, карданные подвесы, аналогичные тем, что были применены в пилотской кабине, спасали пассажиров от перегрузок.
Во-вторых, многослойное бронирование обеспечивало им защиту, не худшую, чем, например, полицейский VIP-трагер.
И, в-третьих, в случае смертельной угрозы капсулу-салон можно было катапультировать, после чего тот самостоятельно доставлял пассажиров к поверхности ближайшего небесного тела или стыковочному узлу дружественного корабля целыми и невредимыми.
Наконец, авиетка располагала еще и транспортным отсеком, способным вместить до восьмидесяти тонн грузов. При условии, конечно, их относительной компактности, поскольку объемы отсека все же были отнюдь не безграничны.
Вся эта красота звалась "Колибри".