Алую форменную куртку капитана, аккуратно отглаженную и вычищенную, украшали бронзовые пуговицы, золотое шитье и множество сверкающих медалей. Серебряный шлем он нес на руке, а на боку висели длинная изогнутая сабля и блестящий лазпистолет.
- Сохем! - радостно воскликнула Камилла.
Офицер приветственно кивнул Лемюэлю и протянул руку:
- Капитан Сохем Витара, сэр. Пятнадцатый пехотный полк Просперианской гвардии.
Лемюэль принял предложенную руку и невольно поморщился, ощутив крепкую хватку Витары.
- Лемюэль Гамон, летописец Двадцать восьмой экспедиции.
- Рад знакомству, - сказал Витара. - Калли много рассказывала о вашей дружбе, и я благодарен за оказанную ей поддержку, сэр.
Приветливые манеры и природное обаяние Витары немного рассеяли недоброжелательность Лемюэля. Сознавая, что теперь он лишний, летописец заставил себя улыбнуться.
- Рад встрече, капитан Витара, - сказал он, поднимаясь со стула и подхватывая свой плащ. - Теперь я оставлю вас наедине.
Он бережно приподнял руку Каллисты и запечатлел на ней поцелуй:
- Мы увидимся позже, дорогая.
Каллиста схватила его за плечо и заставила наклониться. Она зашептала ему прямо в ухо:
- Я хочу уехать с Просперо. Я не могу больше здесь оставаться. И никто из нас не должен здесь жить.
- Что? Нет, милая, ты не в том состоянии, чтобы куда-нибудь лететь.
- Лемюэль, ты не понимаешь. Этот мир обречен. Я видела его в агонии.
- Ты не можешь быть в этом твердо уверена, - возразил Лемюэль и выпрямился.
- Могу, - настаивала она. - Я слишком хорошо знаю, что я видела.
- Я не могу уехать, - сказал Лемюэль. - Я хочу еще многому научиться у Тысячи Сынов.
- Ты не сможешь ничему научиться, если умрешь, - предупредила Каллиста.
Лемюэль оставил Каллисту в компании капитана Витары и покинул отделение госпиталя. Хотя у него и не было иных отношений с этой женщиной, кроме дружеских, появление красивого воздыхателя вызвало у него укол ревности.
Он улыбнулся, признавая всю смехотворность своего недовольства.
- Ты неисправимый романтик, Лемюэль Гамон, - произнес он вслух. - И останешься таким до самой смерти.
Он уже подходил к выходу, когда дверь впереди распахнулась и его романтическое настроение исчезло без следа. В пирамиду апотекариев ворвался Астартес, как будто только что покинувший поле боя: его броня местами почернела и из-под пластин торчали ужасные шипы. Лемюэль узнал в нем Калофиса, но не его необычный вид заставил летописца замереть на месте.
На руках Астартес лежала Камилла, и выглядела она ужасно.
На волосах и одежде у нее виднелись следы крови. Кожа сильно покраснела, а одной рукой Камилла держалась за грудь, и каждый шаг Калофиса отзывался на ее лице мучительной болью.
- Камилла! - воскликнул Лемюэль и подбежал к ней. - Во имя мира, что произошло?
- Лем, - простонала она, - на нас напали.
- Что?! - вскрикнул Лемюэль и поднял взгляд на гигантского воина. - Кто напал?
- Уйди с дороги, смертный, - бросил Калофис, проходя мимо Лемюэля.
Летописец развернулся и догнал Астартес.
- Скажи, что случилось? - попросил он.
- Она исследовала древние руины даже после того, как я предупредил об опасности. И потревожила гнездо психнойенов.
При упоминании о пси-хищниках Просперо у Лемюэля кровь застыла в жилах.
- О Трон, нет! - простонал он и встал прямо перед Калофисом.
Астартес посмотрел на него с таким видом, что могло показаться, будто он собирается шагнуть через него.
- Камилла, послушай меня, - заговорил Лемюэль, приподнимая пальцем ее веко. Зрачки у Камиллы были расширены, так что глаза казались почти черными. Но Лемюэль не знал, хорошо это или плохо. - Как ты себя чувствуешь?
- Как будто меня переехал "Ленд Рейдер", - отрезала она. - Еще глупые вопросы есть?
- Как твоя голова? - продолжал он, стараясь говорить медленно и отчетливо. - Она болит?
- Конечно болит. Благодаря Калофису я целую вечность дышала дымом.
- Нет, не то... Ты ощущаешь какие-то изменения? - спросил Лемюэль, стараясь подобрать нужные слова. - Нет ли чего-то странного в этой головной боли?
- Не знаю, - ответила Камилла, невольно заражаясь его тревогой. - А что? Что со мной могло случиться?
Лемюэль проигнорировал ее вопрос и обратился непосредственно к Калофису:
- Немедленно неси Камиллу в лазарет и пошли за лордом Ариманом. Скорее! У нас очень мало времени!
Миллиарды отблесков от граней безупречных кристаллов в руках тысячи траллсов, стоявших в точках пересечения энергетических линий, залили светом Отражающие пещеры. Огромная пещера из хрусталя, расположенная на милю в глубину под Тизкой, была не менее трех километров в поперечнике в самом широком месте, и свисающие с далекого потолка сталактиты наполняли ее негромким перезвоном. Блики света отражались от стен и освещали людей и приборы, находившиеся в центре колоссальной пещеры.
С середины потолка свисало продолговатое бронзовое устройство, похожее на гигантский телескоп. Его поверхность была усеяна неизвестными символами и серебряными лепестками, а на самом конце был закреплен зеленый полированный кристалл длиной около трех метров.
Точно под этим устройством стоял Магнус Красный и через кристалл наблюдал за ночным небом, нависшим над площадью Оккулюм. Кроме набедренной повязки, на нем не было никакой одежды, и блестевшее от масла тело было открыто всем стихиям.
Ариман наблюдал, как Амон массировал примарха смесью из сандалового масла, жасминового масла и росного ладана. Утизаар снимал излишки масел костяным ножом, а Аурамагма держал дымящуюся курильницу, наполнявшую воздух ароматом лапчатки. Фаэль Торон, напряженный до предела, стоял рядом с Ариманом.
Капитан Седьмого братства Фаэль Торон большую часть Великого Крестового Похода провел на Просперо и потому пропустил многое из того, что узнали его собратья с тех пор, как Магнус увел их из домашнего мира. Воины Седьмого братства быстро ознакомились с новыми учениями, но для того, чтобы полностью к ним приспособиться, требовалось некоторое время.
- Это действительно необходимо? - спросил Торон, показывая на странные атрибуты, разложенные под бронзовым механизмом.
Белая прямоугольная плита, похожая на алтарь, была обвита тяжелой цепью из намагниченного железа. Напротив каждого из углов плиты четыре вогнутых зеркала фокусировали свет от кристаллов в руках траллсов. Вокруг алтаря замыкалось пять концентрических окружностей, а между ними были начертаны непонятные слова, от попытки прочесть которые у Аримана во рту остался неприятный привкус.
- Так приказал примарх, - заверил его Ариман. - После того как мы покинули Просперо, мы многому научились, Торон, и тебе еще многое предстоит понять. Если мы хотим спасти Хоруса, все это абсолютно необходимо.
- Но почему здесь, вдали от всех, в пещере?
- Обратись к своей истории, - посоветовал Ариман. - Первые мистические ритуалы всегда проводились в пещерах. Мы - произведения Магнуса, и, когда наши дни закончатся, мы, обновленные и переродившиеся, превратимся в свет звезд, чтобы снова служить нашей цели. Тебе это понятно?
Торон, ошеломленный яркой вспышкой ауры Аримана, отвесил короткий поклон:
- Конечно, лорд Ариман. Просто все это так ново для меня.
- Да, да, прости мою несдержанность, - ответил Ариман. - Пойдем, уже пора.
Они шагнули вперед, и их помощники из числа траллсов накрыли броню белыми облачениями, перевязав по талии тонкими золотыми цепочками. Ариман взял в руки корону из листьев вербены, скрепленных серебряными нитями, а Торон поднял сверкающий атейм с серебряным лезвием и обсидиановой рукояткой.
Они вместе подошли к Магнусу, и Утизаар, забрав у своего траллса железный фонарь, отступил в сторону. Амон, очистив руки от масел шелковой тканью, облачил Магнуса в белое одеяние, а потом поднял вверх жаровню, от которой пахло ольхой и лавром.
- Твоя плоть освящена, мой лорд, - произнес Амон. - Ты чист.
Магнус кивнул и повернулся к Ариману.
- Алый Король требует свою корону, - сказал он.
Ариман подошел ближе, ощущая жар, исходящий от кожи Магнуса, и медитативную энергию, зарождающуюся в нем. Магнус склонил голову, и Ариман возложил на его чело корону из листьев вербены, убрав серебряные нити за уши.
- Благодарю, сын мой, - сказал Магнус. Его единственный глаз сверкнул фиолетовым огнем.
- Мой лорд, - отозвался Ариман.
Он с поклоном отошел от Магнуса и обернулся, чтобы принять тяжелую книгу в потертом кожаном переплете с золотым обрезом. В углублении переплета лежал железный талисман в виде оскаленной волчьей морды на фоне полумесяца.
Это была "Книга Магнуса", содержащая квинтэссенцию мудрости, выделенную из всех записей Махавасту Каллимака, сделанных им за долгие годы бездумной службы Тысяче Сынов. Даже взглянуть на нее считалось большой честью, а держать в руках и готовиться прочесть ее страницы составляло мечту всей жизни Аримана.
И все же, после того как он одернул Фаэля Торона, Ариман никак не мог отделаться от мысли, что сомнения его собрата могут быть справедливыми. Ритуал, подготовленный Магнусом, был поразительно похож на те, против которых предпринимался Великий Крестовый Поход.
- Все ли мы придерживаемся одного мнения? - спросил Магнус. - Без единогласия мы не сможем продвинуться ни на шаг. Гармония нашего собрания превыше всего, поскольку она затрагивает самое драгоценное - наши души.
- Мы единогласны, - в один голос ответили все капитаны.
- Наша работа начинается в темноте, но ведет к свету, - продолжал Магнус. - Мой облик обратится в хаос отдельных составляющих, но в целом станет больше, чем сумма его компонентов. Это величайшее из всех наших начинаний докажет, что мы сами хозяева своей судьбы. Мы заявим, что не смиримся с ролью безгласных пешек в Великом Океане, а сами выбираем свой путь. Дилетант станет мастером, самостоятельно принимающим решения. Мало у кого хватит смелости восстать против безучастной Галактики, но мы - Тысяча Сынов, и для нас нет ничего невозможного!
Магнус кивнул Аурамагме, и тот по его знаку пошел к белой каменной плите, а тысяча траллсов монотонными голосами затянули не имеющие смысла напевы. Свет в их кристаллах начал пульсировать, словно в такт биению сердца самой пещеры.
Аурамагма, дойдя до плиты, повернул вправо и обошел вокруг, оставив своей курильницей непрерывный след ароматического дыма. Ариман последовал за ним, декламируя слова ангельского гимна из "Книги Магнуса", и их сила формировалась под звуки, слетающие с губ.
За Ариманом шагал Фаэль Торон, несущий на вытянутых руках атейм, а за ним с незажженным фонарем шел Утизаар. Замыкал процессию Амон, державший в латных перчатках раскаленную жаровню. Пять сыновей Магнуса девять раз обошли вокруг каменной плиты и остановились, когда он занял место в центре.
Примарх Тысячи Сынов лег навзничь на белую плиту, и его одежды свободно свесились по краям. Ариман продолжал читать его книгу, а Утизаар при помощи фитиля перенес огонь из жаровни Амона в фонарь. Затем Аурамагма поднял курильницу, и Фаэль Торон подошел к распростертому на камне Магнусу.
Ариман заметил, что свет стал неравномерным: из кристаллов в руках траллсов со всех сторон к центру протянулись зыбкие струи эфира. Через несколько мгновений весь пол в пещере был залит дымчатым сиянием, поскольку энергия, накапливаемая траллсами, искала выход. Свет накапливался в зеркалах и мощными потоками изливался на Магнуса, создавая вокруг его неподвижного тела призрачную ауру.
- Пора, - произнес Магнус. - Азек, дай мне лунного волка.
Ариман кивнул и снял с переплета книги металлическую фигурку. Полумесяц в освещении пещеры отливал серебром, а клыки волка блеснули, словно ледяные. Он опустил талисман в открытую ладонь Магнуса и обмотал цепочкой его пальцы.
- Мне подарил его на Бакхендге Хорус Луперкаль, - сказал Магнус. - Это изображение украшало его доспехи, но случайная пуля отколола его от оплечья. Брат подарил его мне в качестве сувенира той войны и пошутил, что талисман послужит мне путеводной звездой в темные времена. Даже тогда он обладал громадным самомнением.
- Теперь мы проверим, правду ли он говорил, - сказал Ариман.
- Да, проверим, - согласился Магнус.
Закрыв глаза, он сжал руку с талисманом в кулак. Дыхание Магнуса заметно замедлилось и стало поверхностным, его сознание было сосредоточено на любви к брату. Через несколько мгновений на его плече появилось кровавое пятно, а из горла вырвался стон.
- Великий Океан, что это?! - вскричал Фаэль Торон.
- Индуцированная рана, - пояснил Амон. - Отголосок, стигмат, называй как хочешь. А означает она одно: у нас очень мало времени, Воитель уже ранен.
- Торон, - прошептал Ариман, - твоя роль тебе известна. Выполни свой долг перед примархом.
Атейм вздрогнул на ладони Торона, поднялся, перевернулся в воздухе и повис точно над сердцем примарха. Серебряный шнурок сам собой выскользнул из короны, свесился через край алтаря и обвился вокруг намагниченной цепи.
- Я буду странствовать в Великом Океане девять дней, - произнес Магнус сквозь стиснутые зубы, ошеломив Аримана столь долгим сроком. - Что бы ни произошло, не нарушайте моего контакта с эфиром.
Пять воинов, окружавших алтарь, тревожно переглянулись.
- Не допускайте сомнений, - велел Магнус. - Не останавливайтесь, иначе все это будет напрасно.
Ариман опустил голову и продолжал читать, хотя не понимал значения слов, не представлял, как их произносить, но все же громко их выговаривал. Его голос постепенно окреп и составил резкий контраст с монотонными напевами траллсов.
- Давай, Торон! - крикнул Магнус.
Атейм рухнул вниз и вонзился в грудь примарха. Над раной расцвел фонтан сверкающей и переливающейся красной крови. В то же мгновение клубящийся свет нашел выход, и ослепительно-белые лучи вырвались из зеркал и сошлись на рукояти атейма.
Магнус с ужасным воплем выгнул спину, его глаз открылся, но в нем не было ни зрачка, ни радужной оболочки, а лишь водоворот самых невероятных оттенков.
- Хорус, брат мой! - вскричал Магнус, и в его голосе откликнулось эхо тысячи душ, придававшее словам странный акцент. - Я иду к тебе!
Над телом Магнуса в пылающей колонне света появился призрачный силуэт.
Глава 24
ОНА БЫЛА МОИМ МИРОМ
ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ
ЦЕНА
Лемюэль весь извелся от беспокойства. Он никак не мог отыскать Аримана, и у Камиллы оставалось все меньше времени. Неделя, так хорошо начавшаяся, всего через пару дней превратилась в настоящий кошмар. Два самых дорогих его друга были опасно больны, а третий страдал на службе у своего повелителя, который ничуть не заботился о его здоровье.
События совершенно вышли из-под контроля, и все его грандиозные мечты пройти обучение у Тысячи Сынов рассеялись как утренний туман. Он успел узнать много полезного, но какой толк от сил, если те, кого ты любишь, могут внезапно уйти навсегда?
Он уже пролил много слез, когда потерял близкого человека, и больше не хотел переживать подобную утрату.
Палата Камиллы почти не отличалась от той, где лежала Каллиста, хотя здесь не было такого разнообразия приборов и устройств, подключенных к голове больной. Порезы и кровоподтеки были уже обработаны, легкие очистили от двуокиси углерода, остаточных элементов горящих металлов и пепла, рана на боку скрылась под повязкой, и лекари прописали Камилле сильные болеутоляющие средства и три дня постельного режима.
Но, вспоминая рассказ Аримана, Лемюэль опасался, что этих трех дней у Камиллы уже нет.
Он упросил Калофиса отыскать Аримана, но в ответ получил следующее: "Ариман занят с примархом, и его нельзя беспокоить". Несмотря на то что Лемюэль уже потерял счет времени, он подозревал, что сейчас было раннее утро. Взглянув на хронометр медицинской службы, он понял, что после того, как Калофис принес Камиллу к апотекариям, пролетело уже десять часов.
А Ариман все еще не приходил и даже никак не отвечал на призывы о помощи.
Он вернулся в палату Камиллы и застал у ее постели миловидную женщину с эбонитово-черной кожей. Одной рукой она держала ладонь Камиллы, а другой промокала ей пот со лба. Судя по изящному телосложению, это была уроженка Просперо.
- Чайя? - спросил Лемюэль.
Женщина кивнула и растерянно улыбнулась:
- А ты, наверное, Лемюэль.
- Верно. - Он обошел вокруг кровати и взял Чайю за руку. - Мы можем выйти на минуту и поговорить?
Чайя оглянулась на Камиллу:
- Если это касается здоровья Камиллы, наверное, она сама должна услышать все в первую очередь, не так ли?
- В обычных обстоятельствах я бы с тобой согласился, - сказал Лемюэль, - но двое моих лучших друзей попали в этот комплекс, и запас хороших манер у меня истощился. Так что прошу меня извинить.
- Все в порядке, Лемюэль, - заговорила Камилла. - Ты же меня хорошо знаешь. Если есть какие-то новости, я хочу услышать их сразу, так что рассказывай, что ты хотел сообщить.
Лемюэль нервно сглотнул. Поделиться своими опасениями с возлюбленной Камиллы было уже достаточно сложно, а выложить все это ей самой в лицо казалось невыносимо трудным делом.
- Психнойены, о которых я тебе рассказывал, откладывают свои яйца довольно необычным способом.
Камилла улыбнулась, и ее лицо заметно расслабилось.
- С этим все в порядке, - сказала она. - Ни одно из этих чудовищ меня не ужалило. Калофис об этом позаботился. Если уж на то пошло, это его надо проверить, не готовится ли он стать мамой.
Лемюэль присел на край кровати и покачал головой:
- Размножение происходит не так, Камилла. Как я уже говорил, это очень необычный процесс...
Он пересказал все, что говорил ему Ариман о размножении психнойенов, стараясь при этом подчеркнуть, что такая опасность вряд ли ей грозит. Но по лицу Чайи он понял, что второй цели он не достиг.
- Ты думаешь, что голова у меня болит по этой причине? - спросила Камилла.
- Возможно, - вздохнул Лемюэль. - Я не знаю. Надеюсь, что нет.
- Надеешься? И это все, что ты можешь сказать? - рассердилась Камилла. - Пусть мне сделают сканирование мозга или что-то подобное! Если у меня в голове эти проклятые яйца, я должна об этом знать!
Лемюэль закивал:
- Конечно. Я пойду и выясню, что можно предпринять.
- Нет, - вмешалась Чайя. - Я сама этим займусь. У меня есть друзья среди Тысячи Сынов. Будет лучше, если я их попрошу.
- Да, да, - согласился Лемюэль. - Это звучит разумно. Хорошо, а я... подожду здесь.
Чайя наклонилась и поцеловала Камиллу.
- Я вернусь, как только смогу, - пообещала она и скрылась за дверью.
Оставшись наедине с Камиллой, Лемюэль робко улыбнулся, сел на стул и сложил руки на коленях:
- Плохой из меня лекарь, верно?
- С твоим подходом к больному? Согласна, не самый лучший.
- Ладно. Как твоя голова?
- Все еще болит.
- Ох.