преотвратно, и Виктор был крайне недоволен своей работой. Теперь ломило все тело, мышцы ныли, и впридачу не спалось.
Одна радость, что в честь свадьбы Ирка устроила ему роскошный минет.
С утра решили поехать на озеро за льдом, а по дороге дать крюка и заехать в нежилую уже деревню Ольховку. Это
тоже угнетало. Одно дело - чистый и красивый сюрвайв. И совсем другое - банальный крестьянский труд, тяжелый,
постоянный, ежедневный с утра до вечера и малопродуктивный - Виктор прекрасно понимал, что у него, горожанина в
третьем поколении самые простые крестьянские дела пойдут совсем не гладко. Да и по инвентарю он получался самым
убогим бедняком. Ни курочки, ни порося... курям на смех.
Но самое противное было сознание того, что Ирка кругом права. Почему-то захотелось привычного 'в прошлое
время' с утра яйца всмятку со свежим подогретым ржаным хлебом и душистым сливочным маслом. Вместо соли Виктор всегда
использовал приправу 'Подравка' и сейчас он буквально почувствовал аромат.
На складе был яичный порошок. Было натопленное своеручно топленое масло. Даже 'подравка' была. И муки
достаточно. Но все это было не то. Свежие продукты нужны. А вот мясом они что-то уже и наелись. Не хотелось мяса.
Даже думать было противно.
Бесконечное его ворочанье с боку на бок, в конце концов, разбудило Ирку. Она проснулась неожиданно бодрой и
свежей.
- Черт, как быстро бабы восстанавливаются - с неудовольствием подумал помятый Виктор.
Собирались недолго. Выехали - еще темно было, и свет фар контрастно освещал, словно вырезанные из бумаги
силуэты деревьев.
Виктор вел аккуратно и когда фары высветили повалившийся штакетник в сухом бурьяне - было все еще темно.
Ольховка когда-то была небедной деревней в два десятка крепких домов с грамотно продуманными подворьями.
Сейчас целыми в ней оставалось два дома. Еще три были в полуразваленном состоянии, а от остальных и фундаментов-то
толком не сохранилось.
Последняя жительница - бабка Арина была знакома и с Витькой и с Иркой - они у нее останавливались по дороге к
бункеру. А то и жили - пока бункер был совсем в начале постройки. Хорошая бабка была, скуповатая, кособокая, с
изломанными ревматизмом суставами, но веселая и неунывающая, со светлыми голубыми глазами. Три года назад она
померла, отравившись угарным газом - экономная бабка была, и дрова берегла, вот и поторопилась закрыть вьюшку. Нашли
ее через месяц какие-то шалые лыжники, которых сюда занесла нелегкая.
Погода была холодная, тепло от печки выдуло, избу проморозило и бабка, доползшая перед смертью почти до двери
сохранилась неплохо, хотя запашок стоял, конечно, сильный.
Ее похоронили в райцентре - родственники какие-то нашлись, причем быстро, а дом простоял полгода с открытыми
окнами и дверью. Потом кто-то все ж заколотил окна досками и проезжая мимо Виктор с Иркой убеждались, что так никто
сюда и не ездил.
Теперь Ирка настояла на том, чтобы осмотреть оба дома - и по результатам переселиться сюда.
Не сговариваясь, решили начать с другого дома - не того, где жила покойная.
........................................................................................................
- Заходи, будет время. Поговорим. Покурим - говорит мне пулеметчик на прощание.
- С удовольствием - отвечаю.
Николаич счел нужным зайти на равелин и рассказать первому номеру, что тому удалось зацепить морфа дважды -
причем в первый раз на лету. Во время прыжка. Последними пулями той самой длинной очереди попал еще раз. В итоге
морф оказался с перебитой... ногой? Или уже все же задней лапой? Дальше морф пошел по кромке льда, переплыл промоину
и пытался укрыться на 'Летучем голландце', где у него было что-то вроде гнезда. Но до гнезда не успел добраться, его
засекли сквозь стекла и достали. Причем в основном - опять таки 'Гочкис'
Пулеметчик нельзя сказать, что обрадовался. Да и Николаич выглядит вовсе не счастливчиком. Я понимаю, что
магический круг воды, отпугивавший нежить - дал сбой. И морф в придачу ко всему еще и плыл... Он пока единственный
такой. Но ведь нет никакой гарантии, что и другие такие найдутся.
Спать уже не получится. Ставим стол, Николаич начинает по свежим следам писать рапорт и предложения по
укреплению обороны. Мне тоже надо накропать что-нито для умасливания Михайлова. Остальные валятся досыпать - еще
время есть. Но что-то ворочаются сильно.
Правда, не верю я в то, что мой рапорт Михайлова утешит в любом случае. Ситуация действительно хреновая, как
ни отписывайся. Пишу обтекаемо, придерживаясь канвы сляпанной долговязым омоновцем версии.
Искренне надеюсь, что лампа - переноска не очень мешает компаньонам. С улицы нас все равно не видно - окна
завешивают тяжелые полотнища - практически мы обзавелись кроме раздвижных щитов с бронькой и тканевой защитой.
Раньше-то было немного стремно - по освещенным окнам стрелять удобно, а мы тут как рыбы в аквариуме были видны.
Оказывается, задремал сидя за столом. Будит Николаич. Выглядит он паршиво - отеки заметны еще больше, чем
обычно. Пора идти на утреннее собрание. С нами увязывается и командир из ОМОНа.
В здании гауптвахты все по-старому. Здороваемся. С нами здороваются.
Опять же мне первому и выступать. Рапортую - сколько и каких больных медпункт принял. Делать это просто - по
моему настоянию завели журнал приема больных. До полноценных карточек пока руки не дошли, но у работников Монетного
двора они уже есть, так что неплохо бы и остальной постоянный состав охватить.
- Нахрена нам эта бухгалтерия? - спрашивает майор-начвор.
- Ну, мы ж собираемся вроде жить?
- Собираемся.
- Значит, будем и болеть. Когда знаешь, что с пациентом было - лечить проще.
- Это как раз понятно - неторопливо говорит Овчинников.
- Давайте сразу перейдем к вечернему инциденту со стрельбой - замечает Михайлов.
За дверью какая-то шумиха - в дверь, пятясь спиной вперед, вваливается стоявший там часовой, буквально
вдавленный небольшой толпой. К своему неудовольствию замечаю знакомые рожи - которые бы с удовольствием бы не видел
век: журналисты, привезенные сюда нами же, вчерашний господинчик, несколько незнакомых, но решительных и мрачных
молодых лиц.
- Петр Петрович, это что за? - удивляется несколько картинно Овчинников.
- Это - представители прессы и общественности - отчетливо поясняет господинчик. Держится он уверенно, да и
говорить, судя по всему, горазд. А еще мне кажется, что он точно из той породы, которым ссы в глаза - все божья
роса.
- И что же собственно вам нужно?
- Вчера было совершено умышленное и сознательное убийство, и мы требуем, чтобы было расследование проведено,
как должно и виновные - как преступница, так и покрывающие ее негодяи понесли заслуженное наказание! - это
выпаливает та самая пигалица.
- Мило - замечает Николаич - и вы уже, несмотря на так долго восхваляемую презумпцию невиновности все знаете и
преступников назначили?
- Случай совершенно ясный - безапелляционно заявляет пигалица.
- Замечательно - невесело ухмыляется Николаич - у вас надо полагать богатый опыт?
- Прекратите пикировку - обрезает Овчинников - давайте к делу. Доктор - начраз - Михайлов - потом выслушаем
тех, кто в этом немного больше нас понимает. Гости из смежного министерства здесь?
- Здесь! - привстает маленький омоновец.
- Вы провели свое расследование?
- Точно так.
- Хорошо. Давайте тогда по порядку.
Помня, что язык мой сейчас должен быть укорочен по самые гланды, чтоб не ляпнуть чего ненужного, сухо и кратко
докладаю о том, что вчера видел. Максимально сухо. Николаич дублирует так же. К моему удивлению и Михайлов не шибко
распространяется о своих подозрениях. Правда упоминает, что перевязка была сделана небрежно, а мы оставили раненого
на попечении его друга, явно не учитывая того, что раненый и помереть может.
Вижу, что господинчик что-то шепчет писюльке на ухо, потом что-то вкручивает стоящему рядом с ним парню. Явно
он дирижирует, но сам вперед не лезет. Писюлька прямо рвется в бой, но терпит, пока не выскажется омоновец.
Тот высказывается - зачитывая бумажонку суконным голосом. Текст, надо заметить, еще более суконный - уши
вянут. Но вот что хорошо - в бумажке совершенно недвусмысленно излагается версия нападения покойного на медсестру с
сексуальными целями.
- Мне кажется, что инцидент исчерпан - заявляет Овчинников, строго смотря на вломившихся.
- Как бы не так - горячо заявляет журналистка.
Начальник Крепости поднимает вопросительно бровь.
- Да, у меня есть точные данные, что это было невозможно!
- И почему?
- Потому, что убитый был нетрадиционной ориентации! Он был геем! И это всем известно! Кстати - нас сюда
прислали из Кронштадта и вы ничего не посмеете с нами сделать! Мы видим, что вы тут сговорились - вместе с ментами,
но повторяю - мы под защитой!
(Слышу краем уха, как маленький омоновец тихо говорит приятелю: 'Ну вот понеслась... Прямо как негры в
Америке. Не за то арестовали, что банк грабил и с полицией перестрелку устроил, а только потому, что черный. Чисто
Иртышов, тот тоже все сводил к тому, что его арестовали, за то что гей, а не за то, что мальчишек насиловал и
калечил, кишковыдиратель долбанутый!')
- Помилуйте. Никто вас топить не собирается! Как можно. У вас какие-то странные представления о военных.
Другое дело, что вы явно передергиваете информацию. Мне вот совершенно не было известно, что умерший был пидор...,
то есть геем. Полагаю, что и остальным здесь присутствующим это тоже не известно ласково и терпеливо отвечает
Овчинников.
- Вы - гомофоб?
- Помилуйте. С чего бы? С какой стати мне их бояться? Я, правда, считаю, что пока человек полагает свою
интимную жизнь - интимной, то это правильно, а вот когда начинает делать ее общественной, да еще и политику
приплетает - это уже предосудительно. Тем более не вижу, почему надо отдавать предпочтение только одной сексуальной
патологии. Поэтому маршей садистов, демонстраций некрофилов и гей-парадов на территории крепости не будет. Во всяком
случае, пока я тут начальствую.
- Значит, вы все-таки - гомофоб! А гомофобы - как указывает наука - скрытые гомосексуалисты.
- Ага. Получается так, значит, что женщины, боящиеся мышей - сами скрытые мыши. А кто не любит макароны - сам
скрытая макарона. - бурчит сквозь зубы Николаич.
- Вы бы хоть немного думали, что говорите. Гомофоб - это боящийся себе равных, одинаковых, вот что означает
гомо по-гречески. Гомосексуалистов гомофоб бояться не будет. И вообще - в психиатрии этот термин означает страх
однообразия, монотонности - ляпаю я во всеуслышанье.
- Отставить! Давайте не будем устраивать балаган. Вернемся к теме. Вы утверждаете, что всем известно, что
покойный был геем. Я этого не вижу. Тут есть любовники покойного? Вы, молодые люди?
- А хоть бы даже и так? - хорохорясь, выкрикивает один из пришедших.
- Во-всяком случае - далеко не все знают, что он был гей. Поэтому вашим словам уже невелика цена. И к тому же
- может ли так быть, Доктор, что у покойного возникло желание попробовать и женщину?
- Ну, как правило, такое бывает редко, но бисексуальность у гомосексуалистов - явление частое. (Понимаю, что
что-то не то сказал, потому как публика захмыкала, но уже сказал, а слово - не воробей...)
- Я знаю, что покойный был убежденным геем - твердо и громко заявляет господинчик.
- Мне понятны ваши чувства - самым задушевным тоном заявляю я - так трудно перенести измену! Но, увы - это со
многими происходило, что поделать, гомосексуальные пары, как правило, недолго живут вместе. Вы еще достаточно
молоды, и еще можете найти свое счастье.
- Вы - соучастник убийства и потому ваши слова мне безразличны - парирует господинчик. - И покойный был мне
Другом!
- Это все болтовня - отвечаю ему я, решив, что хуже не будет и кидаясь в перепалку очертя голову - у вас есть
фактические данные о том, что ваш приятель и впрямь имел нетрадиционную ориентацию? Фото, видео, например?
- Не выкручивайтесь! Вы соучастник - и в этом никаких видео не нужно. Есть зверски расстрелянный человек! И я
требую самого сурового наказания! И сообщникам тоже!
- Какое наказание вы требуете для сообщников - заинтересованно спрашивает Овчинников.
- Расстрел! Я противник смертной казни, но такое зверье тюрьмой не перевоспитать!
- Между делом - мягко замечает Овчинников - должен отметить, что в таком случае начать мы должны с вас и тех,
кто с вами пришел - за исключением журналистов.
- Конечно, озверевшая военщина не хочет слышать голос Правды! Вам не удастся заткнуть нам рот! Это не 37 год!
- При чем здесь военщина? У всех свеж в памяти недавний инцидент - когда вами - в том числе и ныне покойным -
была организована акция протеста, вы потребовали вооружить своих сторонников. После этого группа ваших протестантов
устроила бойню в Зоопарке, провалив достаточно легкое, в общем, задание. Результатом вашей деятельности стала гибель
троих человек и одиннадцать - серьезно пострадали. В том числе - трое детей. Детей! И у вас еще хватает наглости тут
что-то требовать!
- Вы подло всучили смелым и свободолюбивым ребятам негодное оружие! Их гибель - ваша вина! Вы специально это
сделали, и мы отлично видели, как ваши гориллы оцепили наших ребят. И даже угрожали мальчикам оружием!
- Если б не наши гориллы - к слову сказать: вы еще и расист, потому как обозвали обезьяной казаха-пулеметчика
- то жертв было бы больше. Вам напомнить, кто остановил шустеров? И теперь - что это за болтовня про негодное
оружие? Михайлов, какое оружие было выдано?
- Исправное. Полностью боеспособное. Просто у этих дебилов отсутствовало хоть какое-то понятие о том, как
оружие применяется.
- Это вы дебил! Мальчики должны были получить инструктаж, а вы их погнали на убой! - (нет, все-таки глядя на
господинчика я понимаю, что наглость - второе счастье.)
- От инструктажа, предложенного дважды, к слову - ваши как вы их называете, мальчики отказались в резкой, я бы
даже сказал - хамской форме. Что было сделано при 18 и 15 свидетелях соответственно. О чем, к слову - были
составлены акты - вот и вот.
- Выкиньте ваши бумажонки - все знают, что вы дали негодные патроны!
- Да, я была в больнице, и там удивлялись, какой мелкой дробью были нанесены раны - подтверждает
журнопигалица. (Отмечаю про себя, что оператор и бледный звезда отодвигаются от группы, и теперь стоят несколько
поодаль, типа мы не с ними, а так случайно)
- Получается так - встревает Николаич - что выражение дурналюги и журноламеры вполне обоснованы - вы опять
попали впросак в самом прямом смысле этого слова, не потрудившись хоть немного ознакомиться с вопросом, но сразу
вынося свое скороспелое мнение.
- И в чем же это оно скороспелое? Если мелкая дробь живым людям нанесла легкие раны, то зомби она тем более не
остановит! Вы послали их практически безоружными!
- Смотря каких зомби. Зачистка шла в Зоопарке. До этого там попадались и зомбокрысы и другая мелкая дохлая
живность. Стрелять по такой форме некрофауны картечью - нецелесообразно, тут нужна дробь мельче. Именно поэтому были
выданы патроны разной поражающей силы. Любому дураку должно быть ясно. Те, кого вы рветесь тут защищать, валя с
больной головы на здоровую - оказались куда более дураковистыми дураками, чем среднестатистический вариант.
- Я знаю, почему вы так относитесь к нам! Детская шалость вами воспринимается как потрясение устоев!
- А что считать детской шалостью? То, что застрелили редчайший экземпляр козла, повесив ему на шею картонку с
надписью 'Овчинников'? К слову - козел был как раз убит картечью - когда его тут разделывали на мясо - картечин
наковыряли самое малое на дюжину зарядов.
- Вона оно как! - вслух удивляется начарт Охрименко.
- Репрессии не остановят порыв людей к свету и свободе и этому не помешают такие кровавые палачи, как вы!
- Что-то вы поистрепались, и раньше была демагогия, а тут уж совсем балаган начинается... Резюмирую: взвесив и
обсудив представленные факты, руководство Крепости пришло к следующему выводу: была попытка изнасилования медсестры.
Медсестра несколько превысила пределы самообороны. Медсестре выносится предупреждение. Все. Вопрос закрыт.
Посторонних прошу покинуть зал.
Гора с плеч - по - другому и не скажешь. Хотя, подозреваю, что не только у меня остались вопросы, и не все
закончилось с этим инцидентом. Но это потом, пока можно перевести дух. Я здорово опасался, что Михайлов окажется
принципиальным службистом. Но еще и не вечер и если я правильно научился оценивать мимику и телодвижения людей -
каменюка за пазухой у него еще лежит, аккуратно завернутая в чистую тряпочку.
Краем уха слушаю Николаича. Утренний морф добавляет напряженности - ее ощущаешь как сгустившийся воздух.
Чуть-чуть людей отпускает, когда Старшой озвучивает свое сомнение в том, что морф сам кинулся в воду. По мнению
нашего начраза вполне могло быть, что кромка льда под тяжестью чудища обломилась, и тот оказался в воде против своей
воли. Человеческое тело имеет положительную плавучесть, течением как раз бы снесло к 'Летучему Голландцу'...
Охрименко возражает - по сведениям пулеметчика морф полз к воде. Спрашивают меня. Приходится подтверждать -
да, полз. Ну да тут не та ситуация, чтоб выдрючиваться. Водоплавающие морфы для всех нас - гибель.
Предложения Николаича по усилению обороны принимаются с рядом оговорок - тут и Охрименко и седой сапер весьма
толково высказываются. Деревья перед Крепостью решают все же спилить. Видно, что Хранителю это нож острый, но
приходится согласиться, сектора обстрела должны быть чистыми. Да и перебраться с деревьев на стену - запросто можно.
Николаич отдает листок с тезисами секретарше, потом сластит пилюлю:
- Возможно, что морфы действительно умеют плавать. Только вот из головы не идет один мой старый знакомый. Он,