- Создается впечатление, что они просто гоняются за мифом, - заметил Тиро. - И мне не нравится, что мы планируем операцию, основываясь на словах предателя.
- Ну и пусть не нравится, - сказал Велунд, уставший от язвительных замечаний Тиро. - Достаточно того, что они в это верят, а если в словах Фениксийца есть хоть доля истины? Ты готов рискнуть и отбросить вероятность, что ошибаешься? Если это оружие существует, мы не можем допустить, чтобы Хорус его получил.
- У него не так много времени, знаешь же, - вздохнул Тиро, словно Велунд ничего и не говорил. - Сердце не дает ему умереть сразу, но само постепенно убивает. Мы немало рискуем, вот так пробуждая его. По многим причинам.
- Я знаю, Кадм, - сказал Велунд. - Но он должен это услышать.
- Так вы видели Фулгрима и Пертурабо? - прогудел наконец закончивший работу Таматика, поднимаясь и поправляя плащ. - Жаль, что не убили их. Я тут работаю над одной штукой, которая могла бы вам с этим помочь, - термическим направленным дислокатором. Убийственная вещица. Основывается на энтропийной квантовой теории одновременного существования всех объектов Вселенной в любой заданный момент времени. Если смогу заставить ее нормально работать, можно будет, к примеру, поместить на место человеческого сердца элементы из центра звезды. Думаю, такое никому не понравится, даже примарху.
- Шарроукин выстрелил в Фулгрима, - сказал Велунд.
- Да? - одобрительно хмыкнул Таматика. - Но не убил его, я так понимаю.
- Я не знаю, - сказал Шарроукин. - Мы уходили в спешке.
- Да, мы в курсе, - резко сказал Тиро. - "Сизифею" пришлось сделать с десяток маневров, чтобы нас не обнаружил предательский флот, а ты и без меня знаешь, сколько топлива на это тратится.
- Ты прав, - согласился Велунд. - Я и без тебя знаю. Так что давайте начнем.
Тиро не стал продолжать перебранку и кивнул Таматике и Атешу Тарсе:
- Сколько еще?
Апотекарий Тарса сверился с планшетом и ответил:
- Рекомендую убирать стазис-поле не более чем на минуту. Силы капитана Брантана ограничены, даже несмотря на прикрепленное Железное Сердце.
- Оно должно вылечивать его, но вы говорите, что оно его убивает? - спросил Шарроукин.
- Я плохо понимаю, что оно делает, - признался Тарса; у него был сдержанный и четкий голос. - Судя по всему, оно пытается восстановить некоторые из его важнейших внутренних органов, но после каждого шага обновительного процесса жизненные показатели падают. Если мы позволим времени идти своим чередом, капитан умрет прежде, чем оно успеет вернуть его в жизнеспособное состояние.
- Никто из нас не понимает толком, как оно работает, - сказал Таматика. - Это древняя технология, один из немногих образцов, оставшихся в рабочем состоянии после Старой Ночи - вроде брантановского орла. Его нашел сам примарх во время одного из своих путешествий в Землю Теней, - Таматика мрачно засмеялся. - Он рассказывал, что сердце дал ему призрак из мертвого клана, когда он охотился за великим серебряным змеем.
- Довольно, - сказал Тиро. - Нам не нужен очередной урок истории, фратер.
- Эх, молодежь, - сказал Таматика Шарроукину, не обращая внимания на грубость Тиро. - Она забывает, что история - это великая константа нашего вида. Столь многое изменяется, но столь многое, увы, остается неизменно.
- Фратер? - позвал Тарса. - Мы готовы. Братья Шарроукин и Велунд, вы готовы?
Велунд кивнул и снял с пояса вокс-вора. Он подключил длинные медные провода, отходящие от запоминающей катушки внутри, в гнезда на боку контейнера, в котором лежал капитан Брантан.
- Я сжал вокс-запись в один сигнал, - сказал он. - Все, что мы слышали, капитан Брантан получит меньше чем за секунду. Скажите, когда активность коры мозга усилится, и он сможет воспринимать информацию.
Тарса склонился к пульту управления криоанабиозом, а Таматика занялся стазис-полем. Они стояли друг напротив друга, словно служители на похоронах.
Поднимаем внутреннюю температуру, - сказал Тарса. - С ноля-пяти градусов до одного-пяти, период - десять секунд.
- Отключаем стазис-поле. Пять, четыре, три, два, один. Пуск.
Цифровой хронометр начал отсчитывать секунды, и призрачное сияние вокруг медик-контейнера, замерцав, исчезло. От контейнера прошла волна мороза, охлаждая воздух, который ранее удерживался снаружи крохотным пузырем, ограждавшим от мирового времени. Велунд переводил взгляд с размытого лица Брантана на показания дисплеев и обратно. Амплитуда невысоких волн увеличивалась по мере того, как вместе с неуклонно поднимающейся температурой возрастала мозговая активность.
Веки Брантана дернулись, из многочисленных ран засочилась кровь и медленно потекла на впитывающую подкладку. Железное Сердце крепче сжалось вокруг его груди, змееподобные конечности обхватили тело так крепко, будто хотели разломать его. Новые моноволоконные нити выскользнули из блестящих лап и проткнули грубую кожу, устремившись к внутренним органам.
Капитан запрокинул голову, и с его губ сорвался полный муки вздох, словно боль, которую к нему не подпускали, набросилась на него с удвоенным рвением. Орел жалобно вскрикнул, увидев, что капитан вновь подает признаки жизни.
- Вперед, - сказал Тарса, и Велунд нажал на вокс-воре кнопку передачи данных. Никаких признаков того, что что-то изменилось, не было, хотя дисплей на передней части устройства показывал, что данные успешно переданы. Теперь им оставалось только ждать.
Секунды уходили, и на глазах Велунда счетчик достиг тридцати. Капитан дышал короткими, полными боли рывками, и кровь текла все обильнее по мере того, как тело согревалось. С каждой новой реанимацией капитану требовалось все больше времени на то, чтобы выйти из анабиоза, и однажды он вовсе не проснется.
- Не получается, - сказал Кадм Тиро. - Прекращайте.
- Подожди, - ответил Таматика. - Мозговая активность возрастает.
- Температура на оптимальном уровне, - сказал Тарса, снижая скорость подачи стимуляторов и коагулянтов Ларрамана в кровь капитана.
- Я сказал, прекращайте, - приказал Тиро. - Он умрет прежде, чем придет в сознание.
- У нас есть время, - ответил Таматика.
- Нет у вас времени. Активируйте стазис-поле. Немедленно.
- Нет.
- Ульрах? - отозвался Кадм Тиро, и Велунд заметил, что мрачное выражение его лица смягчилось, когда раздался голос друга. Даже несмотря на то, что голос синтезировался аугмиттерами контейнера, в нем ясно слышалась мощь и властность капитана Железных Рук. Гаруда замахал металлическими крыльями и сел на край контейнера, приветственно каркая. Брантан открыл глаза, и Велунда переполнило сочувствие к раненому брату, когда он осознал, какие немыслимые усилия тот прилагал, чтобы сохранять самообладание в этой агонии.
- Запись Велунда загружена. Нет выбора. Мы последуем за ними. Мы их остановим.
Из ран Брантана обильно текла кровь. Какая же стойкость и сила духа требовалась, чтобы до сих пор не только оставаться живым, но и сохранять способность воспринимать и передавать информацию.
- Мы даже не знаем, есть ли в их словах хоть доля истины, - сказал Тиро.
- Неважно. Там что-то значимое. Предатели хотят это получить, но мы им помешаем.
- Это ваш приказ?
- Да. Выполните его. Наши враги - железо на наковальне.
- А мы - железо в руке, - закончил Тиро. - Мы это сделаем.
- Одна минута, - объявил Тарса, и вокруг контейнера заклубился холодный туман.
- Активируем стазис-поля, - сказал Таматика.
- До встречи, бра…
Брантан не успел закончить фразу: мерцающая вуаль стазис-поля отгородила его от потока времени. Орел капитана издал печальный механический крик, и после этого наступила тишина, в какую погружаются горюющие у постели умирающего друга, и Железные Руки предались мыслям о смертности, скорбным и гневным.
- Приказ дан, - сказал Велунд, не только чтобы сообщить что-то, но и чтобы развеять тишину.
Кадм Тиро кивнул, отчаянно пытаясь скрыть чувства и стискивая зубы. Он глубоко вздохнул, и Велунд вновь вспомнил, что Тиро и Брантана связывали десятилетия дружбы. Тяжело смотреть на страдающего друга, но еще тяжелее, если ты сам продлеваешь его страдания.
- Проклятье, - сказал Таматика, кладя руку в железной перчатке на ледяное стекло контейнера.
Велунд подошел к Таматике и тоже коснулся контейнера металлической ладонью.
- Мы все сделаем, капитан, - сказал он.
Тиро кивнул и опустил железный кулак рядом с молчащим механическим орлом.
- Спи спокойно, друг мой, мы возьмем на себя твое бремя.
Отдав дань уважения, Железнорукие отошли от своего смертельно раненого капитана.
- У нас есть приказ, - сказал наконец Кадм Тиро. - Мы должны быть впереди предателей, если хотим их остановить, понятно?
- Это будет выполнено, - заверил его Велунд.
- А когда мы доберемся до этого варп-шторма, твой проводник поможет нам его миновать? - спросил Таматика Велунда.
Я на это рассчитываю, - ответил Велунд.
- Не нравится мне это, - заметил Тиро. - Я целую жизнь сражался с их народом. Нельзя им доверять.
- Он знает способ пробраться через шторм, - сказал Велунд. - По тайному проходу, известному как Нижние пути.
И вновь капитаны легиона собрались в Гелиополисе. Фулгрим готовился предстать перед своими воинами, и ходили слухи, что ожидается нечто восхитительное. Сквозь кессонный купол, золотой с кровавыми пятнами, падали столпы неровного света от бурлящего варп-шторма за пределами системы. Люций порой гадал, каким же тайным буйствам здесь предавались, что кровь долетела так высоко, и почему он в них не поучаствовал.
Он удовлетворился восхитительными картинами, которые собственное воображение нарисовало ему, чтобы заполнить эту пустоту. Зачем знать правду, если реальность все равно только разочарует?
Парные мечи Люция лежали в ножнах на худых бедрах: один Фулгрим подарил ему после Исствана, второй, фрактальный клинок, он забрал с трупа главного скитария на Призматике.
Кожа зудела, так хотелось их обнажить, однако Люций сказал себе, что это лишь потребность испытать себя в битве с достойным противником. Каких, увы, в его собственном легионе не находилось. Он рассчитывал спровоцировать на бой какого-нибудь Железного Воина, но даже с тем буйным громилой не вышло бы ничего интересного.
Светлые статуи с бычьими головами, установленные вдоль стен, были липкими от свежего слоя жидкостей, сопровождающих смерть. Дуги вытянутых кровавых капель свидетельствовали о перерезанных артериях и потрясающей жестокости. Опаленные знамена были обезображены не меньше; теперь по ним нельзя было прочесть, ни откуда произошел легион, ни кому он раньше служил. Люцию хотелось разорвать их, сжечь и станцевать в этом пламени.
Он вышагивал вокруг черного трона на броском, вульгарном постаменте из обломанного камня, вспоминая о днях, когда хотел сойтись с бою с самим Фениксийцем. От мысли, что он едва не угодил в ловушку примарха, его охватила приятная дрожь, которую в эти пресные времена мало что могло вызвать. Во рту пересохло при воспоминании о том, как капитаны легиона сражались с Фулгримом в Галерее мечей на "Андронике".
Они решили, что Фулгрим был не тем, за кого себя выдавал, и схватили его, намереваясь запредельными пытками изгнать нечто, поселившееся в теле их примарха. Это, разумеется, был лишь коварный план Фениксийца, извращенный способ испытать их преданность, нарциссическое представление, устроенное, чтобы продемонстрировать свою мощь и поведать верным воинам о своем истинном предназначении.
Эти воины стояли вокруг Люция, отбросив старые звания и чины. Теперь для Детей Императора весь смысл состоял лишь в том, чтобы предаваться ощущениям и в любом действии доходить до крайности. Древние принципы иерархии постепенно исчезали в прошлом. Люций переводил взгляд с одного на другого и представлял, как они бросаются на него с оружием в руках и как он расправляется с ними - по одному удару на каждого.
Напротив него кружил Юлий Кесорон. Любимый сын, как он теперь звался, избегал его взгляда с такой настойчивостью, что Люций не мог не улыбнуться. Операции вновь преобразили его черты, превратив в кошмарную пародию на человеческое лицо, в безумную маску плоти с наращенными костями, вживленными рогами и неестественно широко распахнутыми глазами, в результате трансплантаций ставшими полностью черными.
Марий Вайросеан и его какофоны наслаждались негармоничным визгом, бьющим из закрепленных на потолке вокс-динамиков. Крики Исствана-V сменила музыка, которую Бекья Кинска сочинила для великолепной "Маравильи", - музыка, усиленная, искаженная и переработанная самим примархом. Этим пронзительным ритмам удалось вызвать в нем реакцию, и Люций на мгновение остановился, чтобы послушать рваные всполохи звука, режущие по ушам. Ожесточенность музыки слегка развлекла его, но закованные в броню какофоны дергались и танцевали, словно марионетки безумного кукольника, и их причудливое звуковое оружие потрескивало и пульсировало, впитывая мощь дьявольских нот.
Стоявший неподвижно Крисандр Кинжальный был хмур сильнее обычного: собрание заставило его покинуть свою комнату ужасов и истязаний. Он облизнул потрескавшиеся губы острым языком, и в голове Люция возник образ ящерицы, изнывающей без воды под ярким солнцем. Кинжалы в плоти голой груди и бедер делали его похожим на владыку техноварваров из времен до Единения. Мантия из бритвенно-острых шипов, рвущих ему спину, только усиливала впечатление.
Сквозь кожу на лице Калимоса были продеты крючки и кольца, соединенные туго натянутыми цепочками, и после каждого произнесенного слова они кололи и ранили его необычными способами. Люций лениво подумал, какие слова могли доставить Калимосу самую сильную боль, и решил никогда не говорить ничего, на что тот мог бы ответить этими словами. Он испытал удовольствие при мысли, что лишит Калимоса желанной муки, но оно исчезло уже через мгновение - такое же мимолетное и преходящее, как большинство подобных глупых развлечений.
Лономия Руэн и Бастарне Абранкс стояли вместе: мастер ядов стал новым объектом кровной любви Абранкса после смерти Гелитона. Доспехи Руэна были украшены кинжалами и шипами, и каждый был смазан каким-нибудь из его замечательных убийственных токсинов. Абранкс был вооружен двумя мечами в подражание Люцию, но даже мысль, что он мог сравниться с Люцием в искусстве владения мечом, была смехотворна. Шрам, который Люций подарил ему в качестве напоминания об этом, теперь скрывала татуировка.
Фулгрим вступил в Гелиополис под фанфары воплей, что издавали ползущие перед ним рабы - этот ковер извивающейся плоти, готовой превратиться в месиво под могучими шагами примарха. Худые как скелеты рабы отталкивали друг друга и царапались, стремясь ощутить на себе убийственный вес, от которого ломались кости и лопались органы, и выли в наслаждении, когда умирали. За примархом следовал Фабий, чудовищный хирургеон пощелкивал, словно живой, а от его вида Люцию захотелось убивать. По бокам от апотекария шли два существа, закутанные в плащи с капюшонами. В одном Люций сразу узнал эльдар-проводника, но второй вызвал интерес. Он обладал массивной фигурой легионера, но двигался неуклюже, как лунатик или калека.
- Сыны мои, - сказал Фулгрим, одним шагом поднимаясь к трону; его спутники в плащах остались у подножия разбитого постамента. - Все, чего я жажду, скоро окажется в наших руках. Мы на шаг приблизились к воплощению моей мечты о Городе Зеркал, где мы узрим отражение Ангела Экстерминатус.
Фулгрим был облачен в пурпурно-золотой доспех, а длинные белые волосы он разделил на ряды до боли тугих косичек, собранных сзади и украшенных на конце серебряным лезвием. С левого плеча спадала лоскутная ротонда из драконьей кожи, сорванной с мертвых Саламандр, а с правого - плащ из черных как ночь перьев. Костяные пластинки - из них когда-то был выложен узор на доспехах Ферруса Мануса - теперь составляли на нагруднике изображение орла с повисшими на сломанных шеях головами.
- Пертурабо со своим легионом присоединился к нам, и его солдаты пойдут на штурм адских врат, дабы привести нас к апофеозу, о котором шепчут в глубинах варпа, - сказал Фулгрим, и воины восхищенно закричали, срывая горло. Фулгрим купался в лучах их обожания, упивался их любовью, снисходительно улыбаясь, но эта снисходительность относилась не к ним.
Примарх поднял руки к голове и коснулся кончиками пальцев кожи под отметинами на висках: одна была от входной раны, вторая осталась после того, как Фабий вытащил иглу из его головы.
- Хотя за помощь моего брата пришлось заплатить, - сказал Фулгрим, победно улыбаясь. - Мне пришлось позволить нашим врагам выстрелить мне в голову, чтобы у него не осталось сомнений. Ах, к каким же грубым ухищрениям мы вынуждены прибегать, чтобы заманивать в свои сети наивных глупцов.
Дети Императора взревели, однако Люций странным образом не чувствовал желания присоединяться к ликованию, словно планы Фулгрима не были важны.
- А когда Пертурабо поймет, что вы ему солгали? Что тогда?
Люций поискал источник голоса и пораженно понял, что источником был он сам.
Слова без его ведома слетели с губ, и пульс волнующе ускорился, словно ему прямо в сердце вкололи дозу адреналина. Он услышал, как окружавшие его легионеры пораженно вздохнули, и едва устоял перед искушением достать мечи. Казалось, слова кто-то вложил ему в голову, и те вырвались по собственной воле.
- Люций, - промурлыкал Фулгрим. - И опять эти ехидные замечания, и опять ты крадешь у меня всеобщее внимание.
- Повелитель, - сказал Люций. - Я не знаю…
- А я возлагал на тебя такие надежды, - сказал Фулгрим, спускаясь по разбитым ступеням постамента.
Люций понимал, что пойти на Фулгрима с мечом - значило умереть, но желание обнажить клинки было почти нестерпимо.
- Я не знаю, почему это произнес, повелитель, - сказал Люций.
- Тихо, Люций, все в порядке. Я знаю, - ответил Фулгрим.
Правда?
- Я знаю о своем легионе все, Люций. Всегда это помни. Забудешь - и последствия будут суровы. Верно, Эйдолон?
Сначала Люцию показалось, что он ослышался. Имя, которое примарх только что произнес, не могло прозвучать. Должно быть, Фулгрим присвоил имя покойного лорда-коммандера кому-то другому.
- Узрите Воскресшего! - воскликнул Фулгрим, скидывая капюшон с закутанного существа, вошедшего вместе с Фабием. По Гелиополису пронесся коллективный вздох изумления, когда глазам предстало изуродованное, с вытянутой челюстью, лицо воина, которого считали павшим от руки самого примарха.
Лорд-коммандер Эйдолон сбросил плащ, представ перед всеми в броне, блестящей и раскрашенной в немыслимые цвета. С его наплечников свисала грубая ткань, нанизанная на шипы проволоки, и тяжелый молот висел на ремнях, перекинутых через грудь. Идеально ровная линия еще не зажившего шва пересекала шею.
Его кожа была цвета старого пергамента, а глаза - черные и стеклянные, мертвые, как у куклы. Он прохромал к Люцию, и безгубая ухмылка сделала неестественно широкий рот еще шире. При виде ходячего мертвеца по коже Люция, охваченного одновременно отвращением и восторгом, побежали мурашки.
- Удивлен встрече, мечник? - пробулькал Эйдолон.
- Я видел, как ты умер, - ответил тот. - Я пил вино, смешанное с твоей кровью и ликвором.
- Однако я жив.
Люций засмеялся в ответ.