На морском берегу лежал плот, сколоченный огромных бревен. Посреди него на высокой груде поленьев и хвороста покоилось завернутое в меховой плащ тело. Ветер трепал седые волосы, в которых поблескивал золотой обруч. В правую руку, вытянутую вдоль тела, вложили меч. Согнутая в локте левая рука мертвеца держала продолговатый медный щит с изображением ощерившегося волка. Слева и справа от неподвижного владыки вытянулись два человеческих тела, которые смотрели пустыми глазами в серое небо, словно спрашивая богов, неужели и после смерти им суждено носить ошейник. В ногах у покойника стояли стянутый медными обручами дубовый бочонок, сундук и несколько деревянных ларцов. Угрюмые люди спустили плот на воду и привязали его к небольшому челноку, в который сели трое гребцов. Они налегли на весла, и челнок заскользил по волнам, увлекая за собой плот. Заплыв довольно далеко, гребцы отвязали плот и вернулись на берег. Из молчащей толпы выступил тот, кто унаследовал власть и ожерелье из самородков. Ему подали тяжелый лук и стрелу, конец которой был обмотан паклей. Молодой вождь натянул тетиву, а воин, стоявший неподалеку с факелом, поджег паклю. Стрела просвистела над водой и воткнулась в погребальный костер… Когда пламя пожрало тела мертвого властителя и его спутников, люди покинули берег и начали взбираться по крутой тропе через скалы туда, где высился окруженный рвом частокол…
Во дворе, между большим домом с двускатной крышей, сложенным из темных толстых бревен, и низкими хозяйственными постройками, сновали слуги.
Новый хозяин ожерелья и двое похожих на него рыжеволосых гигантов встали перед домом. Молодой вождь вынул из ножен меч и застыл в величественной неподвижности. К нему медленно потянулась вереница людей. Сначала приблизились носящие оружие. Каждый опускался на одно колено и целовал клинок. За воинами последовали с овечьей покорностью люди в ошейниках. Они простирались перед господином на земле и целовали кончик сапога. Очередь дошла до черноволосого смуглого великана в отрепьях. Однако он не спешил распластаться на земле. Он дерзко ухмылялся. Его хозяин побагровел от ярости. Свинцовый кулак врезался в ненавистное лицо, разбивая рот и круша зубы, чтобы стереть наглую усмешку. Но разбитые губы снова растянулись в улыбке, и черноволосый сплюнул сгусток крови на сапоги из мягкой дорогой кожи. Стоящие рядом с господином схватились за мечи, но вождь остановил их мановением руки и отдал приказание воинам. Смутьяна схватили и потащили к двум столбам, в которые были вделаны внизу и на высоте человеческого роста металлические кольца. Кольца защелкнулись на запястьях и щиколотках черноволосого, так что он оказался распятым между двумя столбами. С него содрали темную от грязи и пота рубаху, обнажив тело до пояса. Тяжелый кожаный хлыст с металлическими накладками рассек воздух и обрушился на медную кожу, оставив после себя красную полосу. Снова и снова взлетал бич, пока кровавые борозды не слились в одно пятно…
На окраине черного леса, возле болота, паслось стадо полудиких свиней, поджарых, горбатых, с загривками, поросшими жесткой щетиной. Неподалеку на камне сидел мрачный великан. Взгляд его блуждал между одинокими голыми стволами, торчавшими из топи, как гнилые клыки из смрадной пасти. Этот беспокойный взгляд словно пытался пронизать седую пелену, стлавшуюся над трясиной. Потом голова человека склонилась, и черные слипшиеся пряди закрыли глаза. Человек так глубоко погрузился в свои невеселые думы, что ничего не замечал вокруг. Он не видел, как клочья зловонного тумана стали сливаться, сгущаясь, и на краю болота возникла уродливая старуха. Ее горбатое иссохшее тело облекало грязно-серое рубище, перехваченное поясом из звериных позвонков, нанизанных на жилу, и диковинного вида плащ из волчьей шкуры. То, что было когда-то головой матерого зверя, прикрывало голову старой карги, лапы с длинными когтями свисали с ее плеч.
Перепуганное стадо сбилось в кучу. Старый секач, низко опустив безобразную морду с грозными клыками, рыл копытом землю, но не решался напасть. Визг свиней наконец привлек внимание черноволосого. Он поднял голову и поймал на себе взгляд хитрых мутно-зеленых глаз, посверкивавших в глубоких складках дряблой кожи. Тонкогубый рот разъехался в заискивающей улыбке. Человек угрюмо пробормотал что-то и кивнул на камень. Старуха поспешно заковыляла к нему и присела рядом. Сначала разговор не ладился, потому что черноволосый отделывался односложными репликами или вообще не давал себе труда разжать упрямо стиснутые челюсти. Но старуха не отступала, втолковывая что-то собеседнику - сначала вкрадчиво, а потом с наглой назойливостью. Голова ведьмы подергивалась, словно норовила клюнуть хищным носом, загибавшимся над черной ямой беззубого рта. Черноволосый нахмурился в ответ на хитрые речи, лицо его передернула гримаса отвращения. Но яд, влитый искусно, по капле, уже побежал по жилам. Морщины сомнения разгладились, и странная пара ударила по рукам, заключая сделку…
Высокий человек пробирался во мраке между черными стволами. Ветки цеплялись за его одежду, хватали за спутанные волосы, словно хотели остановить. Но он уже достиг большой поляны и вступил в круг из высоких плоских камней, испещренных непонятными знаками: молниями, трезубцами, косо перечеркнутыми палочками… Знаки обегали вокруг примитивного рисунка - изображения человеческой фигуры с головой волка. В центре круга на двух камнях лежала толстая плита.
Луна вынырнула в разрыве между облаками и осветила бледное лицо. Человек вытащил что-то из-под плаща и отдал появившейся из темноты старухе. Руки его дрожали. Старая ведьма заковыляла к алтарю и положила на плиту, белую в лунном свете, черного ягненка. Достав откуда-то из складок одежды нож, ведьма перерезала ягненку глотку. Темная струйка побежала по желобку, выдолбленному в камне, и стала наполнять чашу, которую подставили скрюченные руки. Ведьма опустила палец в кровь и обсосала его, жадно причмокивая. Она поставила чашу на землю неподалеку и вернулась к жертвеннику. Костлявый когтистый палец заплясал в воздухе, и в темноте вспыхнули языки голубого пламени, которые стали жадно лизать жертвенник. Тушка ягненка вспыхнула, быстро обуглилась и рассыпалась пеплом.
Ведьма захлопотала у плиты, натирая ее пеплом и что-то приказывая остолбеневшему от ужаса человеку. Тот покорно сбросил одежду и лег на плиту. Обмакивая палец в кровь, старуха смазала ею губы черноволосого, начертила знаки у него на лбу, на щеках, расписала кровавыми узорами все тело. Потом она поднесла чашу к губам, осушила ее одним глотком и начала безумный танец вокруг алтаря. Она притоптывала, кружилась, воздевала корявые руки к небу, призывая кого-то. Голубые искры загорелись и забегали на поверхности серых камней, окружавших жертвенник, начали стекаться к верхушке, а потом слились в светящиеся шары, которые оторвались от камней и поплыли к жертвеннику, чтобы соединиться над ним в полыхающую сферу.
Горящий шар стал сплющиваться, преображаясь в огромное яйцо, которое затем стало разматываться, как клубок. Обрывки мерцающих нитей образовали вихрь, который устремился к разрисованному знаками телу, обретая постепенно очертания волчьей морды. Сначала демон жадно слизывал кровь призрачным языком, потом его клыки вонзились в горло человека, стали рвать куски его плоти. Вихрь подхватил бесчувственное тело, поднял его над плитой и понес, как сухой листок, к самым верхушкам деревьев. Волк играл добычей, то отпуская ее и забавляясь ее падением, то подхватывая и снова вознося ввысь. Наконец, натешившись вволю, вихрь обволок собой тело, заключив его в голубой кокон, который плавно опустился обратно на каменную плиту. Когда свечение потухло, рассеялось, стало видно, что страшные рваные раны, нанесенные клыками демона, исчезли без следа. И хотя веки человека были плотно сомкнуты, грудь его ровно вздымалась. В правой руке он сжимал меч…
Высокий черноволосый человек стоял посреди длинного зала и в недоумении разглядывал свои руки. Они были красными. От кончиков пальцев и выше. И грудь его покрывали красные пятна, пятна крови. И одежду. Он ощупывал тело в поисках раны, из которой натекло столько крови. Но не находил ее. Он оторвал взгляд от своего тела и увидел меч, лежавший в темно-красной луже. И обезглавленный труп. Потом еще один, со вспоротым животом. Просторный зал напоминал поле уже отгремевшего боя. Груды мертвых тел. Вон там - дюжий детина с топором в руке, на лице его застыло изумление. А тот пытался спастись бегством, но кто-то настиг его и уложил ударом в спину. Человек осел на пол и обхватил руками голову…
Это было последнее, что удалось увидеть киммерийцу. Рука старика соскользнула, увлекая за собой его руку, и видения оборвались. Смуглое лицо вендийца побелело, на лбу проступили бисеринки пота. Встревоженный Конан потряс его руку:
- Мудрейший, ты не захворал?
К его великому облегчению, глаза Чиндары медленно открылись.
- Не беспокойся. Просто такие мысленные странствия отнимают много сил. И я не выношу вида крови.
- Да. Чего-чего, а крови там было достаточно, - беспечно отозвался варвар, которого, говоря по чести, трудно было удивить таким зрелищем. За свою короткую жизнь он успел навидаться мертвых.
- Теперь-то ты понял, глупый мальчишка, какую опасную игрушку таскаешь с собой?
- Теперь я понял, что ты умеешь не только рассказывать сказки, но и показывать их. Было очень занятно, клянусь бородой Крома!
- Так ты вообразил, что я…
- …Решил немного меня попугать. Ты великий колдун. Ловишь чужие мысли. Может, и сны умеешь насылать?
- Неужели я тебя не убедил, что твой меч - не творение рук человеческих? Что его, верно, ковали демоны?
- Да хоть бы и сам Нергал… Клинок-то получился знатный.
- Послушай, ничто в этом мире не дается даром. Рано или поздно Темные Силы потребуют плату. Странно, что этого до сих пор еще не случилось.
- Я уже расплатился сполна, когда тот скелет едва не задушил меня.
- Глупости. Если клинок до сих пор не проявил своих волшебных свойств, так это потому… - Старик неожиданно замолчал.
- Почему же? Я терпеть не могу всякого колдовства, но любопытно.
- Ладно, лучше тебе это узнать от меня, чтобы ты не стал искать ответа у какого-нибудь черного мага. В одной старинной рукописи я прочитал, что заколдованное оружие только тогда приобретает грозную силу, когда его обладатель с ним породнится.
- Породнится? Как это?
- Совершит колдовской обряд или жертвоприношение, а может, прочитает заклинание. Все зависит от того, какое заклятие наложено.
- И что же нужно делать с моим мечом?
- Не знаю. Да если б и знал, не сказал бы.
- Как так?
- Породнившись с этим мечом, ты породнишься со Злом. Оно пожрет тебя, как поглотило того, кто прежде владел им.
- А что такого страшного сотворил тот человек. Просто отомстил за себя. Я и сам побывал в его Шкуре. Знаю, что такое рабство.
- Вижу, что убеждать тебя бесполезно. Ты слепая игрушка в руках судьбы.
- Вот уж нет. Никто не может управлять мной. Я живу по своей воле. Это ты скован по рукам и ногам. Этого нельзя, того нельзя.
- А ты не подумал, что привело тебя в тот склеп? Случайно ли ты там оказался?
- Что, что… Бежал от волков…
- Волки в лесу, волк на знамени, на щите, на камне… Демон-волк. Эти люди считали волка своим предком, своим покровителем. Они сами были волками в человеческом облике.
- Оборотнями?
- Нет. Просто хищниками с каменными сердцами.
- А где ты видел других людей?
- Увы, в твоих словах много истины.
- То-то и оно. И лучше быть хищником, чем добычей.
- В этом мы с тобой не придем к согласию. Скажи лучше, ты заметил, что тот человек, хозяин меча, очень похож на тебя? Только глаза другие. Может, мать его принадлежала к твоему на роду? Это мне тоже не нравится.
- По твоим словам выходит, что я ему приглянулся, потому что похож на него, и он послал волков звать сородича в гости. Что же он тогда чуть не придушил меня?
- Не он тебя выбрал. Тебя избрало Спящее Зло. Оно искало нового хозяина. Бесстрашного, могучего и юного, у которого впереди долгая жизнь. И не обижайся - не слишком умного, такой душой легче овладеть. Обитатель склепа знал и решил остановить тебя любой ценой, пресечь путь Спящего Зла.
- Может, я глуп, но не настолько, чтобы путешествовать безоружным из-за того, что тебе везде мерещится Зло.
- Что ж, поступай как знаешь. Время уже позднее, а нам завтра предстоит долгий путь.
На следующий день они расстались, потому что вендиец направлялся на восток. Конан успел привязаться к беспокойному старику и прощался с ним не без сожаления. Чиндара уже отошел на несколько шагов, как вдруг вернулся чуть ли не бегом.
- Я забыл сказать тебе кое-что очень важное, - проговорил он, задыхаясь. - Если ты все же решишь избавиться от меча, не дари его, не продавай. Лучше зарой в землю или брось в воду. Кто знает, в какие руки он может попасть. И держись подальше от тех, кто сведущ в магии.
* * *
Уже второй день Конан опять шел по унылой степи один. Никакие увещевания старца не заставили варвара отказаться от намеченной цели. Его манил Шадизар, словно какая-то магическая сила влекла его туда. Жизнь вора, полная приключений, опасностей и всевозможных удовольствий, казалась юноше прекрасной. Ему хотелось испытать себя, доказать, что он не только смел, но также ловок и хитер. Время от времени Конан задумчиво улыбался, представляя, как тратит деньги растяпы-богача в шумном кабаке, пьет терпкое вино и гладит крутое бедро доступной и ласковой аппетитной красавицы. Она заливисто хохочет, запрокинув голову, и шелковые локоны, разжигая желание, щекочут сильную шею и мощные плечи удачливого вора. О боги! Что все премудрости мира по сравнению с такой полной радости жизнью! Пусть мудрость тешит стариков, а он, в ком силы играют и требуют выхода, не свернет с избранного пути.
Пейзаж постепенно менялся. Чем дальше путник продвигался на юг, тем больше появлялось деревьев с пышными кронами, все чаще попадались небольшие прозрачные ручейки, в которых журчала чистая холодная вода. Смерть от жажды и злого солнца уже не грозила ему, однако запас сухарей и вяленого мяса истощился, а такой добычи, что могла бы составить сносную трапезу, юноше пока не посчастливилось встретить, и пустой желудок все чаще и чаще напоминал о себе.
Конан внимательно посмотрел по сторонам, увидел неподалеку поблескивающую ниточку ручья, извивающуюся в ярко-зеленой траве, и решил присесть там ненадолго, чтобы перекусить. Устроившись поудобнее, он с явным удовольствием погрузил руки в холодную воду, зачерпнул полную пригоршню и плеснул себе в лицо обжигающую голубоватую влагу. Вода тонкими струйками потекла по лицу, шее, груди, взбадривая путника и снимая усталость. Юноша развязал свой тощий дорожный мешок, достал оттуда несколько сухарей и небольшой кусок жесткого сухого мяса. Эти припасы были последними. Конан взвесил на ладони свой скудный обед, криво усмехнулся и решительным жестом отправил еду в рот. Он старался жевать как можно медленней, чтобы растянуть удовольствие. Закончив трапезу несколькими глотками ледяной воды, Конан начал озираться по сторонам в надежде, что из травы появится хоть какой-нибудь любопытный зверек, которого можно будет отправить в желудок вслед за сухарями и жалким кусочком мяса. Но все было тихо, только по ветвям дерева, возле корней которого расположился путник, прыгала крошечная пичуга, столь щуплая, что на нее не позарился бы даже голодный кот. Глубоко вздохнув, юноша лег на спину, закинул руки за голову и, глядя в высокое небо, по которому медленно плыли облака причудливых форм, задумался и незаметно для себя задремал.
Тихое шуршание мгновенно разбудило Конана. Он резко сел и схватился за рукоять меча. Трава возле ручья едва заметно колыхалась, но не ветер был тому причиной. Зоркие глаза киммерийца заметили, как солнечный луч вспыхнул в траве, отразившись от чешуи плавно ползущей змеи. Тварь была, похоже, крупной, толщиной едва ли не с руку Конана. Варвар знал, что мясо змей не только съедобно, но и даже вкусно. Правда, о вкусе он сейчас совсем не думал, юноша готов был уже жевать кору дерева. В предвкушении столь близкого обеда рот киммерийца мгновенно наполнился голодной слюной, а пальцы сами по себе плотно сомкнулись на рукояти меча. Конан резко вскочил на ноги, и это оказалось его роковой ошибкой: змея молниеносно прыгнула, и острые ядовитые зубы глубоко впились в ногу варвара, пронзив его тело острой болью. Отбросив меч, юноша схватил гадину за голову и мощным рывком разжал сильные челюсти. Затем, вложив в одно движение все свои силы, разорвал твари пасть. Крупная плоская голова развалилась пополам, и из раны фонтаном забила яркая кровь. Змея еще шевелилась, когда Конан отбросил ее в сторону, но это были уже посмертные судороги.
Киммериец медленно опустился на траву, чувствуя, что быстро слабеет. На ноге, чуть ниже колена, зияли глубокие рваные раны, оставленные зубами толщиной примерно с палец. Края ран буквально на глазах краснели и опухали. Будь варвар хоть немного слабее, он уже лежал бы мертвым рядом с убитой змеей, но невероятно сильный организм упорно боролся со смертельным ядом. Недолго думая юноша схватил меч и решительно вырубил из раненой ноги большой кусок плоти, захватив и ту часть, до которой краснота и опухоль еще не успели доползти. От невыносимо резкой боли он на какое-то время потерял сознание и поэтому не видел, как клинок, обагрившийся его кровью, вспыхнул голубоватым пламенем, которое тут же погасло.
Конан довольно быстро пришел в себя. Нога нестерпимо болела, по всему телу волнами разливалась слабость, глаза застилал туман, голова кружилась. С большим трудом дотянулся варвар до своего дорожного мешка и, пошарив в нем рукой, извлек оттуда маленький пакетик, оставленный ему старцем. В пакетике лежали остатки целебной мази, которой Чиндара лечил раны юноши. Стараясь унять дрожь в руках, чтобы - да хранят от такой напасти Светлые Боги! - не уронить снадобье в песок, Конан достал мазь и аккуратно нанес ее на ногу. Боль тут же начала утихать, туман перед глазами рассеялся, и киммериец обрел способность трезво мыслить. Он внимательно осмотрел гадину, чуть не лишившую его жизни, вырезал из нее большой кусок и жадно впился в еще теплое мясо зубами. Оно оказалось на редкость нежным и вкусным, и варвар быстро утолил терзавший его голод. Запив обильную еду водой из ручья, Конан решил остаться тут и отдохнуть до утра, чтобы набраться сил, так как путь, по его предположениям, предстоял еще неблизкий.
Наутро путник проснулся бодрым, полным сил и решимости идти дальше. Рана на ноге не болела и не кровоточила. Конан собрался позавтракать, но… он спал так крепко, что не слышал, как ночью какие-то мелкие хищники начисто обглодали тело змеи. Теперь в густой зеленой траве лежал лишь длинный белый хребет. Лишенный завтрака юноша попил воды, тяжело вздохнул и тронулся в путь, надеясь по дороге поймать какую-нибудь живность.
Сначала он шел легко и быстро, но постепенно голод начал давать о себе знать, а никакой добычи как назло Конану не попадалось. Так прошел почти весь день, начало смеркаться, и тут зоркие глаза варвара различили на горизонте какие-то странные очертания. Шатры? Похоже. Какие-то животные… О боги! Да это же верблюды! И, кажется, костры… Уж не караван ли расположился на постой там, вдали?