– Хм-м-м… Уж и не знаю. Нет, я правда – не знаю, ст о ит ли тебе ехать к ней. А вот насчёт твоих родственничков по отцу – точно, было. Проезжали они тут. И второй и третий… Хамы. – дракон сплюнул за порог, – они оказались соответственно, кажется, шестьдесят первым, и шестьдесят восьмым…
Не расстраивайся: я всё равно сожрал бы их, даже если бы знал, что они – твои сводные братья!
– Да я и не расстраиваюсь. – Кармиан действительно не чувствовал к этим людям, которых он никогда и в глаза-то не видел, и тени сочувствия, особенно, если они и вправду, что весьма вероятно, были чванливы и избалованы, как и описывал дракон. – Нет, правда, я их и не видал-то никогда!
Папочка-то, возможно, опечалится, когда узнает… Кстати, а как ты их… э-э… выделил из общей массы – то есть, откуда ты знаешь, что это были именно они?
– Да по запаху. Отец ваш дал вам весьма характерную ноту в поту. Легко вычленяемую. Ты немного пахнешь жасмином с майораном. Ну, это – условно. Это я так называю такой тон для себя. Этакий акцент в общей гамме ароматов… Ладно, неважно.
– Извини. Всё как-то неудобно… Как тебя зовут?
– Честерр. А тебя?
– Я – Кармиан.
– Кармиан? – непонятно как у него это получилось, но дракону удалось иронично заломить одну бровь.
– Ну то есть, это теперь… А так я – Кай. Приятно познакомиться, Честерр.
– Взаимно, Кай. И советую тебе и в дальнейшем пользоваться этим именем. По опыту знаю: люди со сложным, или вычурным именем долго не живут… Ох, не знаю – читал ли ты Джека Лондона – есть у него один рассказик про жителей сурового Севера, и их собак… Об их кличках.
– Нет, не читал. Но если честно – это "благородное"… мне и самому не слишком-то. Договорились.
Они мирно помолчали, глядя на заходящее солнце, пробивавшееся через разлапистые ветви сосен, перед тем как скрыться за заросшие кустами ежевики, папоротником и соснами холмы, окружающие логово.
Затем Кай не удержался всё же:
– Слушай, Честерр, а ты не мог бы… рассказать мне про себя. И эту… принцессу?
– Отчего же! Изволь. Только… Хм. Ну, ладно, ехать к ней или нет – это ты уж сам решишь. Потом. А рассказать – пожалуйста. Так вот. Р-р-р. – дракон прочистил глотку, – Живу я здесь, в лесу, уже почитай, годков двести. Правда, первые-то пять я ещё никого не то что съесть – напугать не мог. Однажды, когда я убежал от мамы, и попытался зашипеть на какого-то крестьянина-землепашца, он вначале долго ржал, а потом нежно так похлопал меня по боку, и говорит:
– "Парень ты, конечно, весёлый и сильный, но, пожалуй, иди-ка ты пока к маме, и подрасти… Да и пугать лучше всего кого из благородных – ну, там, принцев, королей, министров всяких! А у простого народа и без вас, нечисти местной, забот хватает!"
Я почему так хорошо запомнил – вначале обидно было до слёз… А как подумал – поразился здравости его мыслей. Он ведь реально мог меня тогда убить – хотя бы тем же лемехом… Ан – нет: отнёсся так спокойно, словно я дитё малое, неразумное. Да, собственно, я таким и был.
Вот тогда я и уразумел себе: и правда, каждому – своё. После этого я побыл с матерью сколько смог, вырос, узнал то, что положено было узнать, и присягу принёс, как срок подошёл. Хранителям.
И традиции эти стараюсь чтить. (По возможности, конечно.) Ну да ладно. Это я так, к слову – чтобы ты знал: я выполняю свою работу здесь, в этом лесу уже лет сто пятьдесят пять… с хвостиком. Поэтому в курсе всего, что вокруг-то творится… Как мама умерла, так и заступил.
– Извини. Жаль твою маму. Она, наверное, очень много тебе дала, – видя, что Честерр задумался, Кай решил уж было свернуть неприятный для того разговор.
– Да, верно… Спасибо за сочувствие. Мама у меня и вправду была – не промах.
Особенно старалась меня воспитать культурным! Ну, в соответствии с нашими родовыми традициями и обычаями. Жутко злилась, когда при мне какой-нибудь рыцарь или королевич начинал ругаться, словно последний смерд, или базарная торговка. Но всё же не о ней я хотел тебе рассказать. Поэтому слушай.
Так вот, принцесса эта сидит в "заколдованном" замке уже тринадцать лет. И пытались к ней пробраться мимо меня (то есть – лично вот к ней !) человек уже двадцать пять… А сколько их пробовало с других сторон – точно не знаю. Но явно не меньше пятидесяти. И некоторые наверняка доехали-таки до замка. Однако то, что принцесса и поныне в замке, известно всем.
Хотя, насколько я знаю – живёт она там со злым волшебником… Нет, не в том смысле! Просто – под его крылышком. Он ей, кстати, дальний родственник: какой-то там троюродный дядя, что ли. По слухам, пробравшимся к замку кандидатам он даёт какие-то ещё дополнительные задания, или по-другому осложняет жизнь… Но вряд ли сильно осложняет – он, наверное, сам бы рад отделаться от "почётной обязанности"! Но дело, похоже, не только в нём и его "заданиях".
Достоверно знаю одно – принцесса ещё в замке, а обратно проехало как минимум штук восемнадцать всё ещё холостых принцев. К счастью для себя, не мимо меня. Ха-ха. Каламбурчик.
Сам факт этот (ну, то, что она до сих пор ещё там!) наводит меня на кое-какие мысли. Правда, делиться ими с тобой, я считаю, будет глупо – а вдруг ты после этого не захочешь её "спасать?" – иронию во взгляде дракона можно было заметить и в полутьме.
– О-ох! Озадачил ты меня, Честерр, скажу честно. Получается, ей сейчас… э-э… лет тридцать?
– Да знаешь, пожалуй, и поболе будет… Она уже не девочкой была, когда её же мамаша с папашей собственноручно туда, в замок, и заточили. Не хочу распускать сплетни и досужие вымыслы, но белки болтали, что волшебник-то этот и нужен только для того, чтобы удержать её там, от греха, как говорится, подальше – чтоб не вредила, стало быть, окружающим! А главное – не вернулась домой!
– Честерр! Фу! Как не стыдно! Ты специально рассказал так… Теперь я эту девушку уже считаю монстром, опасным для людей, и в первую очередь, для нас, мужчин.
Честерр прикрыл оба глаза огромным хвостом, нагнул голову, и почти стыдливо поколупал хвою на полу коготком передней лапы. Потом искоса взглянул на Кая прищуренным хитрущим глазом. В голосе его сквозило очевидное ехидство:
– Не стыдно мне – никак… Но просто так восемнадцать – пусть даже напыщенных и самовлюблённых – дураков сломя голову от девушки не разбегутся! Разве что она ну очень некрасива. Хотя слухи-то утверждают как раз обратное! Да и приданное её папочка посулил несказанно большое.
Ну, ты мальчик уже… э-э… взрослый – целых шестнадцать! – дракон поцокал языком, – Думай сам… Надо же когда-нибудь попробовать и жениться. – он подмигнул.
Кай покраснел. Надеялся он только на то, что в темноте дракон этого не заметит. Да, он был девственник, и жутко этого стеснялся. Ведь любовные победы уже были у сына сапожника. Да и у сына каменотёса кое-какие приключения на этом фронте произошли – в городе им было проще найти себе зазнобу… И в своё время у них на попечении не было толпы маленьких братьев и сестёр.
– Ничего… страшного не случится, конечно, если я пока и не женюсь. – пробурчал он наконец, – Или, скажем, женюсь, но – не на этой принцессе… Ведь не укусит же она меня, в конце-концов, если я всё же доберусь до неё – хотя бы посмотреть!
– Ну… за ногу – уж точно не укусит! А вот – за сердце!.. – Честерр закинул голову к своду пещеры, и подал грудь вперёд, голос тоже изменил, вложив туда высокопарности и страсти, – Ах, дорогой!.. Что-то говорит мне, что ты – тот самый, единственный…
Избранный, которого я ждала так долго!..
– Знаешь что, Честерр… Хоть и неприлично такое говорить дракону… да ещё и пожилому… Но ты – настоящая свинья!
От хохота Честерра из крон сосен и елей повылетели с возмущёнными криками устроившиеся было на ночлег птички.
– Я тебе тоже кое-что скажу, Кай… Это – первый раз, когда я не съел, и не хочу, того, кто назвал меня свиньёй!
– М-м-м… Извини. Я не это имел в виду… Я… Э-э… Ну, ты понял – это не то что… ну… – Каю действительно стало стыдно. Он смущённо взглянул в еле различимый в темноте глаз, – Ты уж прости – вырвалось…
– Ладно, проехали! – дракон легонько толкнул его локтем передней лапы. Теперь его приземистый силуэт угадывался только смутным мощным пятном в полной темноте, укрывшей пещеру, – Я сам напросился. Нельзя вам, людям так про ваших самок-то… Располагайся, короче, на ночлег, а я схожу… по делам, а потом пойду к ручью – зубы прополощу, что ли.
– Может… покажешь, где этот ручей? Я тоже… по делам… и зубы заодно.
Завершив вечерний туалет оба вполголоса и уже не столь официально переговариваясь о сложностях жизни в дебрях тайги, вернулись в логово. Торжественную тишину дремучего северного леса почти ничто не нарушало. Кай осмотрелся с нескрываемым восхищением. Он, взглянув теперь словно новыми глазами, был не на шутку поражён величием спящей природы, которой ещё большую таинственность придал рассеянный свет тонкого месяца и блёсток-звёзд.
Хотя он, вроде, и вырос на ручье, возле леса, где стояла мельница, одно дело – знакомый до боли, пыльный и исхоженный пригородный лесок, и другое – величественный купол, в сотне футов теряющийся над головой, и толстенные, в три охвата, замшелые стволы, окружавшие логово. Мягкий мох, хвоя и прошлогодние листья почти не шуршали под ногами, но мягко и приятно пружинили: словно идёшь по перине… Которой у него сроду не было.
– Знаешь… Красиво тут у тебя. И так спокойно! Так бы и жил тут с тобой. – он надеялся, что голос звучит правдиво.
– Красиво. – сразу согласился Честерр, – А вот в конце ты зря стал улыбаться – я сразу раскусил шутку. Жить тебе здесь стало бы скучно дня через… два. Да и с едой – проблема. Ты же не можешь есть сырое мясо? Ну вот. А огонь здесь разводить нельзя – звери тогда уйдут…
– Да нет, конечно. – Кай уныло вздохнул, – Всяк дроздок знай свой шесток… Нельзя мне жить в лесу. Папочка ждёт подвигов. Да и положение обязывает. Так что переночую – если позволишь – и дальше потопаю. Рыцарь не принадлежит себе,…
– …но принадлежит Королю и Отчизне! – докончил девиз Честерр, – Ночуй, конечно! Ты, вроде, во сне пихаться не должен.
Теперь уже Кай мог бы поспорить, что Честерр ухмыляется, хоть голос и был серьёзен. – Ладно, ложись вон к той стенке. Я обычно туда не закатываюсь, даже когда у меня кошмары…
– Что? У тебя – кошмары?!
– Ну, не совсем, конечно, кошмары, а так… сны… плохие. Все вы, люди, думаете, что сны видите только вы. Антропоцентристы несчастные. – повисла пауза. – А, да, верно. Я же тебе так и не рассказал. А ты молодец – вежливый. Что не понял – не спрашиваешь, стесняешься… – Кай и вправду постеснялся расспрашивать про Дарвина, Лондона и всё прочее, – устраивайся пока, а я расскажу.
Кай ощупью добрался до дальней стенки, подобрал циновку, и пристроил её в месте, где хвои было побольше.
Честерра он, как ни странно, больше ни капельки не боялся. Не дракон был его врагом. Дракон, как юноша чуял нутром, и всеми своими инстинктами, пытается его отговорить от похода к… принцессе? Или куда-то ещё? Ох, неладное что-то с этим его путешествием! Он понял это ещё в замке…
Отец что-то очень существенное скрыл от него. Недаром же его венценосное Величество так старательно отводило глаза, когда наставляло его. Да и потом, при прощании…
Наверное, не слишком-то король верил в его силы и возможности, раз уж старшие, матёрые и учёные с детства убивать и завоёвывать, и живущие только ради этого, культивируя силу, мастерство владения оружием, и властолюбие – облажались.
Честерр между тем, устроившись головой ко входу, лёг и поёрзал пузом в подстилке, поудобней укладывая отвисающее брюхо. Голос его звучал не громоподобно, как тогда, когда они схватились, а вполне буднично. Так мог бы говорить его сверстник, или друг. Если бы таковой у Кая был…
– Помнишь, я говорил, что ты мне такой второй попался? Ага. Так вот, мой девятый рыцарь оказался несколько необычным.
Это был уже старый, умудрённый… Матёрый, если можно так сказать про вас, людей, король. И ехал он вовсе не за принцессой, или за Святым Граалем этим дурацким… – Кай лежал на спине, вслушивался в успокаивающий мерный голос, и в таинственные звуки леса, нюхал его запахи, которые в пещере смешивались с запахом слежавшейся хвои, мха, земли, смолы, и почему-то корицы…
Он не мог бы сказать – хорошо ему, или плохо, но чувствовал: это, возможно, последняя спокойная ночёвка на его пути. Однако это не мешало ему вникать в рассказ странного чешуйчатого, и вовсе не такого показушно-свирепого, как при встрече, соседа, не встревая и не перебивая того дурацкими вопросами.
– …значит, он и сказал мне, что невежество никогда ещё никому не помогло. Ну, я молодой был, ретивый. Говорю ему: – "Съесть тебя, мол, могу и без образования!" А он спокойно так и отвечает – "Верно, съесть можешь. А вот станешь ли ты от этого умнее? Или ты, как аборигены, которые съели Кука, считаешь, что все таланты, силы и знания съеденного врага перейдут к тебе сами собой?"
На это я не нашёлся, что сказать. Спросил только: "А кто это – Кук?" Ну, он мне и рассказал…
Рыцарь, и вправду, попался Честерру нестандартный какой-то. Он приволок дракона к себе в замок – благо, там жил только сам король, его старый слуга-оруженосец, и дочка оруженосца, готовившая и стиравшая для двух мужчин-бобылей.
На первых порах она жутко боялась Честерра, особенно, когда тот, плотоядно, искоса, глядел на неё, облизываясь. Но вскоре она поняла, что он – безвредней их пожилого патрона, и чуть не силком (а иногда – и с шутливыми, и не очень – тумаками!) заставляла дракона вытирать ноги, перед тем, как тот входил в комнаты…
А в комнаты Честерр заходил каждый день, хотя ночевал по-старинке, на природе – в конюшне, где даже запах коней повыветрился десятилетия назад.
Библиотека же находилась на втором этаже.
Король разменял седьмой десяток, и ездил в этот, последний, раз к дальним родственникам: узнать, не дадут ли они ему своего сына (двоюродного племянника) на воспитание, и, стало быть, чтобы потом тот вступил во владение…
Свои дети у короля-рыцаря погибли все.
Но и тут Гастону не повезло – племянник тоже погиб на одной из охот. Глупо так причём: упал на всём скаку, сбитый веткой, и напоролся на своё же копьё. Честерр так и понял, да и потом услышал – Гастон посчитал, что дракон послан ему самой Судьбой…
А, собственно, может, так и было?..
Через пять месяцев Честерр прочёл и книги, привезённые с Земли первыми колонистами, и летописи и мемуары, составленные уже местными авторами. А поскольку память у него была не в пример человеческой, он легко мог бы пересказать с точностью до запятой всё прочитанное.
Затем Гастон умер. Честерр был вынужден уйти – чтобы не мешать и не мешаться под ногами у служителей Церкви, которые должны были отчитать мессу и предать несчастного вдовца и странника земле в фамильном склепе. Да дракон и не жалел об этом: общего языка с оруженосцем найти не удалось. Тот, как Честерр только теперь понял, всё же ревновал патрона к монстру-выскочке, жутко…
Зато теперь Честерр куда внимательней относился к багажу своих "жертв": если удавалось найти какой-нибудь прибор, книгу, талисман, или раритет, он бережно прятал такое сокровище в глубине пещеры, создавая своеобразную коллекцию фетишей-безделушек. Впрочем, у принцев такие вещи, или, тем более, книги, находились не часто – специфика не та!
А вот оружия, одежды и доспехов скопилась целая куча.
– Неужели… ты все эти годы живёшь здесь совсем один?! – Кай был озадачен не на шутку, – Извини за нескромность… Но как же ты намерен… э-э… продолжить свой род?
– А-а… Вот ты о чём! Да нет, с этим у меня всё в порядке. Детей-то у нас воспитывают мамаши-драконихи. В этом плане я уже четырнадцать раз отец и даже дважды дедушка… Наведываюсь периодически в наши сакральные места раз в три весны.
Говорят, что чем старше и умней дракон, тем лучше у него получаются дети. Так что от предложений со стороны нашего прекрасного (Кай ехидно ухмыльнулся было, потом – стёр улыбку. Ведь для дракона – его дамы и вправду прекрасны!) пола у меня нет отбоя!
– Вот это да! – Кай был не на шутку поражён, – Так у Вас – у драконов, я имею в виду – женщины – ну, то есть, самки! – толпами предлагают себя… э-э… мужчинам?!
– Ну да. Так всё и обстоит. А чему ты удивляешься? Ты же воспитывался в деревне: что, не видел, как это бывает у баранов, у оленей, ну, или даже у кур? Один самец – зато уж призовой! – и целая куча покорных самок! И ничего: до сих пор никто из таких сообществ и видов не вымер! Потому что в ход идут только самые лучшие гены! Самка же – просто инкубатор для вынашивания потомства, и машина для производства молока… Если речь идёт о млекопитающих.
– Ох, Честерр… Как ты всё пытаешься опошлить… А как же человеческие чувства – ну, там, любовь, привязанность, дружба, наконец?
– Ты ещё слишком молод. Вот, смотри, как ты валишь всё – в одну кучу!
Причём тут дружба? Уж если говорить о ней – так это, на мой взгляд, чисто мужское понятие. Дружба возможна только между двумя самцами. И то – только до тех пор, пока они не начнут бороться за одну самку… А привязанность – можно испытывать и к, извини, попугайчику!
Любовь же – это такое чисто людское понятие. Пусть я знаю предмет только, как говорится, понаслышке – ну, из всех этих книг и научных статей! – выводы основные я для себя сделал.
Вот, посмотри: у мусульман, например, положено четыре жены (ну, это – только законных!) на одного мужчину. У христиан – моногамия. К этому ты привык – не кивай, я знаю.
У язычников, прибывших сюда из Африки – мужчина реально может взять столько жён, сколько в состоянии прокормить. И – ничего страшного. Берут, и про любовь не спрашивают. И ведь рожают же! Здоровое потомство! Не вымерли до сих пор! Ну а уж если ты имеешь в виду то… э-э… "возвышенное, трепетное чувство"… про которое столько трындят менестрели и поэты: типа там, "Ах, Ромео… Ах, Джульетта!.." Ха!
Так я тебе скажу и про него: ваши же учёные ещё на Земле доказали, что это только игра гормонов, для наилучшего зачатия! Которые рассасываются из организма после того, как спаривание и это самое зачатие благополучно совершено… Ну, или чуть позже – в течении менее двух лет!
И нужна эта "любовь" только как сигнал об оптимальной комбинации всё тех же генов!
– Честерр… Пожалуйста, перестань. Мне же ещё только предстоит… Ты жуткий циник!
– Ну да. – это была констатация факта, – Только благодаря этому, ну, и ещё "своеобразному" чувству юмора, я всё ещё жив! Ничего, я тебя обрадую: годам к шестидесяти – если доживёшь, конечно! – и ты станешь таким же. А, может, и циничнее! Главное – не позволяй никому, особенно вашим самкам! – навесить тебе лапшу на уши! Ну, типа, про вечную любовь, верность до гроба, "Дорогой! Все эти годы я жила лишь тобой – единственным!.. И если ты умрёшь, я последую за тобой и в могилу!.." И всё такое…
Если оперировать фактами, три четверти ваших самок не могут быть с одним партнёром больше пары-тройки лет! И это вполне объяснимо: сама Природа побуждает их искать всё новых, лучших, так сказать – элитных – самцов для лучшего же обеспечения всякими материальными благами своих отпрысков! То есть – женщина прежде всего заботится о благе детей. Пусть даже пока только будущих… Но – если новый самец кажется ей (чисто интуитивно!) привлекательней и богаче того, что у неё есть в данный момент – можешь быть уверен!
Она пойдёт на поводу этих своих инстинктов!