* * *
- Сок! И здесь - виноградный сок, будь он проклят! - вскричал плотно сбитый офирец с испитым смуглым лицом. Придя в ярость, он швырнул узкогорлый кувшин в стену; чеканное серебро сплющилось от страшного удара. - Проклятый жмот! "Ужин вам понравится!" - передразнил он, кривя губы. - Тьфу!
- Да ладно тебе, Гизайль. - Фефим, стройный курчавый шадизарец в облегающем костюме ярмарочного жонглера, взял с блюда несколько жареных ножек индейки, и они лихо закувыркались над его головой; чуть позже к ним присоединились длинный бронзовый нож с роговой рукоятью и массивная двузубая вилка. - Брось привередничать, дружище. Смотри, какая красота: копченые перепела, печень горной косули с соленым барбарисом, форель отварная по-иантийски, фаршированная изюмом хурма в меду… Правда, сразу вопросик у меня: если Пакван так слуг потчует, что же он сам жрет?
- Вино! - Кулак Гизайля с грохотом опустился между блюдами. - Ни капли вина на всем проклятом столе! Если Паквану в охране нужны только трезвенники, пускай не в Шадизаре их ищет, а в храмах, среди жрецов Митры!
- Без вина жизнь скучная, - согласился Конан, - но у меня с утра во рту ни крошки. - Он уселся за стол, придвинул к себе блюдо с жареным каплуном и плошку с соусом. - Налетай! Не то я один со всем справлюсь.
Девять претендентов расположились ха столом. Напротив Конана села молодая женщина в грязном красном платье; под ее левым глазом чернел синяк, на шее под нитками бус виднелся темный след удавки. Во всем остальном ее облик был безупречен, а волосы - длинные, светлые, вьющиеся - наводили даже на романтические раздумья. Конан опустил голову и вонзил зубы в петушиную глотку.
- Котик, - обратилась к нему девушка в красном, быстро уничтожив изрядный кусок косульей печени, - не откажи в любезности, подкинь лепешку вон с того блюда.
Конан выполнил просьбу и сказал без особого интереса в голосе:
- Ты-то здесь какого демона? Иль под фонарем торчать надоело?
Девица посмотрела на свое красное платье и хихикнула.
- А может, я по-людски хочу пожить. В стражах, а не в шлюхах.
Конан скептически хмыкнул.
- Кром! По-твоему, бегать за хозяином, точно пес, - это по-людски жить? и вообще, мечом махать - не женское дело. Да ты и на воительницу не очень-то похожа. Не то что эта! - Он кивнул на шемитку Дориду, сидевшую у противоположного края стола. В Шадизаре она появилась недавно. Дорида родилась в общине вольных камнетесов, а когда ей стукнуло девятнадцать, покинула родные края и нанялась в войско одного из шемитских городов. С тех пор она не расставалась с коротким мечом, а природная угрюмость и независимый нрав вечно вовлекали ее во всякие приключения, из которых, правда, она чаще всего выходила победительницей. На ее плечах и спине бугрились мышцы, а под массивным горбатым носом чернели самые настоящие усы. Если б не привычка Дориды ходить полуголой, ее бы все принимали за мужчину.
Девушка в красном снова хихикнула.
- Котик, слыхал пословицу: было бы желание, а способ найдется?
Конан кивнул и оторвал у каплуна ножку.
- Так вот, чтоб ты знал: не было у меня такого желания. Ни капелюшечки. А способ нашелся. - Она громко рассмеялась.
- Чтоб мне окочуриться на собственной свадьбе! - воскликнул юноша-немедиец в трех локтях справа от Конана. - И ты? - Он перегнулся через стол и уставился на светловолосую.
Она кивнула. И спросила в свою очередь:
- А тебя, малыш, где замели?
- Я тебе не малыш! - У немедийца обиженно дрогнули пухлые губы. - Хочешь по кличке звать - пожалуйста. Пролаза, к твоим услугам! Я к Паквиду в городской дом пробрался, хотел в кубышке поскрести, да мне там теплую встречу приготовили. Потом два дня продержали в погребе с пауками, кормили, правда, на убой… А нынче утром сюда перевезли. Сказали, пройдешь испытание - будешь прощен, работу хорошую получишь. Как будто мне одной работы мало! Я, может, по ночам не меньше зашибаю, чем любой паквидов холуй…
Конан не поверил собственным ушам. Где это видано, чтобы вора, пойманного с поличным, нанимали в стражники?
- А ты? - Он перевел взгляд на девушку.
- Что - я? - Она усмехнулась, вытирая губы рукавом.
- Зовут-то как?
- Саба.
- Откуда будешь?
- А тебе на что знать? Какая разница?
- Да никакой, пожалуй. Мало ли на свете непотребных девок… Тоже, небось, хотела Паквида нагреть?
- Угадал, котик. Как тебя…?
- Конан.
- Только насчет шлюхи ты маленько промахнулся. Никакая я не шлюха, а честная налетчица. Просто разок встала под фонарь - дай, думаю, погляжу, что выйдет. А вышел конфуз! Только это я с Очаровашкой познакомилась, да прижала его к стеночке в уютном переулке, только нож достала, а мне на шею сзади - шнурок! Придушил проклятый телохранитель, что твою шавку безродную! Правда, не до смерти. Очухалась я, гляжу - подвал, горшок для дерьма, люк в потолке… Ну, смекаю, пропали мои годы молодые, погибла моя девичья краса! Уж лучше бы прикончили…
- Но потом-то выпустили, - заметил Конан.
- Ага, выпустили… в вашу теплую компанию. Ну, правда, котик, какой из меня страж? Я же тут все растащу…
Над длинным столом раздавались дружные хруст и чавканье. Только иранистанец Мугандир сидел, угрюмо сутулясь, и не прикасался к пище.
- Чего это он? - сказал Конан Сабе, кинув на угрюмого иранистанца. - Не жрет совсем…
Светловолосая неопределенно пожала плечами. Жонглер Фефим, сидевший напротив Мугандира, услышал слова киммерийца и заинтересовался:
- Правда, Мугандир, ты чего? Боишься, отравят?
Иранистанец выпрямил спину и окинул стол надменным взглядом.
- Как тебе ответить, жонглер… Я боюсь того, чего не понимаю. И не вижу в этом ничего постыдного. Я - тертый калач, на своем веку немало дорог исходил и всякого навидался… и травили меня, и резали. Но тут, - он повел вокруг себя рукой в кольчужной рукавице, - мне отчего-то совсем не нравится. Во-первых, не люблю, когда мягкие подушки под зад суют, во-вторых, когда тень ишака загораживает солнце истины…
Фефим укоризненно покачал головой.
- Так-то оно так, Мугандир, но у нас в Шадизаре очень строгие законы гостеприимства. Отказаться от пищи в чужом доме - значит смертельно обидеть хозяина. Да и вообще, ворота на запоре, и кто знает, когда нас отсюда выпустят. Будешь упрямиться - еще, чего доброго, ноги с голодухи протянешь. Ты лучше бери пример вон с того молодца, Баррака, - он указал на коренастого пикта в набедренной повязке из козлиной шкуры - его тело напоминало мешок, туго перевитый морскими канатами; из нескольких сабельных ран на плечах и груди, грубо зашитых конским волосом, сочилась сукровица. Пикт скалил зубы и рычал по-звериному, терзая жареного поросенка и брызгая на соседей соком; те ругались, но никто не решался отвесить свирепому дикарю оплеуху. - Вот откуда берутся силы, - с улыбкой пояснил Фефим.
- Он прав, - сказал иранистанцу Пролаза. - Мне тут нравится еще меньше твоего, даром, что ли, я два дня куковал в вонючем погребе. Но законы гостеприимства - дело святое, раз угощают - давишь, но ешь. Да не бойся ты! Рассуди сам: какого демона Паквиду нас травить?
Вняв увещеванием, Мугандир неохотно взялся за нож, воткнул его в форель и переложил рыбину на свое блюдо. Не снимая кольчужных рукавиц, он содрал с форели кожу и сунул в рот кусок белого мяса. Прожевал с недовольной миной на лице. И вдруг схватился обеими руками за горло. Соседи встревожено повернулись к нему.
- Кость! - просипел он. - В горло воткнулась! Окхх… больно!
- А, Кром! - воскликнул Конан, глядя, как багровеет лицо иранистанца, как вылезают из орбит глаза. - А ну, пасть открой!
Мугандир не подчинился - его рассудок отступил под натиском невыносимой боли и ужаса. Конан оторвал его руки от горла, заставил раскрыть рот. Мугандир закашлялся, брызгая в лицо киммерийцу пережеванной форелью.
- Свечу мне! - крикнул Конан, окидывая зал диким взором.
Фефим выдернул из канделябра горящую свечу, поднес к голове Мугандира.
- Ищи, - сказал он киммерийцу. - Я посвечу.
Конан молча вырвал у него свечку, перевернул огоньком вниз. Затрещал фитиль, на недоеденного каплуна закапал воск. Подождав, пока конец свечи хорошенько размякнет, Конан погасил пламя и сунул свечу в рот Мугандира, безжалостно затолкал в горло.
- Кхрхр… кхга… - снова захрипел и закашлял иранистанец.
- Что ты делаешь? - ошеломленно спросила Саба. - Ему ведь и так не сладко!
Конан не ответил. Обезумев от боли и страха, Мугандир вдруг изо всех сил вонзил зубы в его пальцы. Конан выругался, дал ему крепкого тумака и заставил снова широко открыть рот.
- Терпи, болван, для тебя же стараюсь! - рявкнул он.
Наконец, решив, что воск, наверное, уже застыл, он выдернул свечку и удовлетворенно кивнул. Претенденты, столпившиеся вокруг, увидели торчащий из свечи острый конец рыбьей кости.
- Ловко! - восхитился Пролаза. - А я и не знал такого способа.
- Я только что придумал, - ухмыльнулся Конан.
- Ну да, заливай! - не поверила Саба.
- Ох-хх… - произнес Мугандир, мешком валясь со стола. Саба опустилась рядом с ним на корточки.
Фефим рассмеялся.
- Струхнул, бедняга! Ничего, очухается.
- Конечно, очухается, - сказала Саба, ощупывая иранистанца, - только не здесь, а на Серых равнинах.
Конан ушам своим не поверил.
- Точно, готов, - подтвердил Пролаза, наклонясь над Мугандиром. - Надо же было от такой ерунды окочуриться! Вот тебе и тертый калач.
- Он до смерти боялся отравы, - рассудил Фефим, - а тут еще эта кость. Вот сердечная жила и не выдержала, лопнула. Выходит, предчувствие не обмануло.
- А вы все с дурацкими советами, - проворчала, глядя на Пролазу и Фефима, Саба. - Законы гостеприимства какие-то придумали… "Давись, но ешь!" - передразнила она. - Вот он и подавился.
- Да мы же пошутили, - стушевался Пролаза. - Нет, правда, нельзя же в его годы быть святой простотой. В Шадизаре такие не выживают…
- Глядите! - перебил Конан.
В противоположной стене отворилась дверь, появился бритоголовый слуга. Бесшумно обогнул стол, приблизился к мертвецу и обступившим его претендентам. Наклонился. Посмотрел. Выпрямился.
- Отважные воители, - произнес он равнодушно, - когда закончите ужин, прошу перейти в соседний зал. Там вас ждет отменно вино. Об усопшем мы позаботимся.
Не реагируя на ропот, он повернулся и исчез за дверью, оставив ее отворенной.
* * *
- А вот это уже по мне! - дородный офирец вытер рот рукавом и снова прильнул к кувшину с хмельным.
- Да, винцо отменное. - Фефим тоже воздавал должное дорогим напиткам, но не с такими страстью и самозабвением, как Гизайль. - Странный он тип, этот Паквид Губар. Поназвал в дом бродяг, а кого и силком затащил, и теперь потчует, как царских слуг.
- Пыль в глаза пускает, - уверенно промолвила Саба. - Смотрите, мол, какой я щедрый, служите верой и правдой - будете как сыр в масле кататься.
Конану подумалось, что разбойница говорит дело. Схожие мысли и ему приходили в голову.
- Ладно, поглядим, надолго ли хватит его радушия, - сказал он. - Хотелось бы знать, когда начнется испытание.
- Утром, наверное, - предположил Фефим. - Сейчас покутим, потом выспимся, а поутру займемся делом.
В комнате появился бритоголовый слуга. Разговор оборвался.
- Почтеннейшие, - бесстрастно вымолвил здоровяк, - в соседнем покое приготовлены ложа. Когда вам наскучат возлияния, прошу перейти в опочивальню и не покидать ее до утра. Настоятельно советую в коридоре ступать только между линиями, специально для вас очерченными мелом. Неосторожность чревата гибелью. - В угрюмой тишине он покинул комнату.
- Это еще что за новости? - сказал наконец Пролаза. - Да просто он о ловушке для воров предупреждал. - Саба сидела, закинув изящные ноги на стол и смакуя вино; пристальны взоры разгоряченных вином мужчин нисколько ее не смущали. - Кто сойдет с помеченной тропки, тому конец. Видала я такие штучки!
- А ведь неспроста Паквид воров боится, - произнес Фефим, и Конан заметил, как блеснули глаза у Пролазы. И еще он увидел, что рубашку молодого домушника оттягивает спереди что-то тонкое и длинное.
- Может, золото тут держит? - предположил немедиец.
- Ну, все. - Конан поднялся. - Погуляли, пора и на боковую. Айда, братва.
- Ты чего это тут… ик… раскомандовался? - возмутился Гизайль и крепко прижал к животу кувшин с вином. - Хочешь дрыхнуть - катись, а мне… ик… может, тут нравится. Я, может, тут заночую.
- Завтра, похоже, денек не из легких будет, - спокойно сказал ему Конан. - Один Кром ведает, что этот лис горбатый для нас приготовил. Надо выспаться хорошенько. И вообще, подозрительно тут, лучше вместе держаться.
- Ты, Гизайль, если хочешь вконец напиться, бери кувшин с собой, - предложил немедиец. - А вообще-то вот тебе добрый совет - хватит зенки заливать. Представь, с какой башкой ты завтра оклемаешься. Провалишься на испытании - не видеть тебе больше этого великолепия, как своих ушей.
Сквозь пьяную оторопь на лице Гизайля проступила тревога.
- Не провалюсь! - Он вновь бабахнул кулаком по столу. - Мне тут… ик… по нраву! В лепешку расшибусь, а стражником стану. О таком хозяине, как Пакв… ик… как Паквид, я всю жизнь мечтал. Кто о нем худое слово скажет, тому ноги местами поменяю.
- Ну, так пошил. - Конан взял со стола канделябр и двинулся к двери.
В темном коридоре он сразу увидел две ломанные меловых линии. Присев на одной ноге, осторожно отвел вторую и слегка надавил на половицу в стороне от безопасной стежки. Трапециевидная плита с шорохом въехала в стену и вскоре вернулась обратно, позволил киммерийцу заглянуть в непроницаемый мрак.
- Поосторожнее тут, - предупредил он остальных, столпившихся у двери. - Давайте за мною по одному. Кто в сторону шагнет, костей не сосчитает.
Он пошел дальше и вдруг, спохватясь, обернулся.
- Кто-нибудь, за Гизайлем присмотрите, а то еще занесет на повороте.
- За собой присматривай, варвар, - донесся ворчливый отклик офирца. - Отвали, Пролаза, мне… ик… няньки не… А, тысяча демонов!
- Держись, Гизайль! - раздался в полумраке возглас Пролазы. - Второй рукой хватайся! Да брось бы этот кувшин дурацкий!
- А ну, замрите, - проревел во всю силу легких Конан, и суматоха на узком опасном пути мгновенно улеглась. - Всем лечь!
Претенденты подчинились беспрекословно, и он, перепрыгивая через лежащих, бросился обратно. Пролаза стоял на коленях, выпучив от натуги глаза, и обеими руками держал сорвавшегося Гизайля за кисть и запястье. Тот протрезвел от испуга, но не настолько, чтобы расстаться с драгоценным кувшином и помочь себе второй рукой.
- Держи его, Пролаза! - крикнул Конан. - Я сейчас помогу… Нет! Отпускай! Отпускай!
Пролаза уже и сам заметил, что острый край трапециевидной плиты неотвратимо приближался к нему. Если бы он не выпустил руку Гизайля, плита отрубила бы ему обе кисти.
- Кром, - буркнул Конан, когда в черной бездне под полом затих протяжный крик.
Рядом Пролаза поднялся с колен и растеряно сказал:
- И чего это он, а? Вроде спокойно стоял, и вдруг как шатнется…
- Он же обещал в лепешку расшибиться. - Саба хихикнула лежа на полу. - Не давши слово - держись, а давши - крепись. Дурной у тебя глаз Пролаза.
- С чего ты взяла? - сердито спросил Пролаза.
- А кто Мугандиру подавиться советовал? И кто Гизайлю обещал, что он провалится? Все по-твоему выходит.
- Тьфу ты! Великий Бел! Да я же не это имел в виду.
- Ладно, пошли спать, - Конан опустил канделябр. - Эй, там, впереди! Под ноги смотреть не забывайте.
* * *
Конан проснулся от еле слышного щелчка и рывком сел на ложе.
В канделябрах оплыли свечи, за витражами высоких окон царила мгла. Вокруг храпели, посапывали, посвистывали во сне дюжие претенденты на должности стражей загородного имения богатого шадизарского ростовщика Паквида Губара. На корточках у двери сидел человек и сосредоточенно возился с замком.
- Опять ты за свое, Пролаза? - Рука киммерийца легла на плечо домушника, тот от неожиданности дернулся всем телом. - И что бы тебе до утра не подождать, а?
Его голос разбудил остальных, они садились, протирали глаза. Прислушивались.
- Завтра пройдешь испытание, - говорил Конан, - и будешь охранять все сокровища Губара. Или уже невтерпеж? Ну-ка, дай сюда. - Он вырвал из руки Пролазы импровизированную отмычку. - Ишь ты, умник! Шпильку приспособил!
- Да я только пройтись хотел по дому, глянуть, что тут к чему, - неубедительно оправдывался Пролаза. - А то заперли в четырех стенах, будто мы жулики какие…
- А что, - вступилась за Пролазу Саба, - я бы тоже прогулялась. И деру бы дала отсюда, подвернись такая возможность. Это ты, Конан, добровольно явился, а нас, если помнишь, тайком привезли, связанных…
- Замочек-то я уже раскусил, - сказал вор. - Простенький замочек. Еще бы повозиться чуток…
В полумраке блеснули зубы Конана.
- Чуток, говоришь? Ладно, будь по-твоему. Может, и впрямь пора нам пятки салом смазывать. Не нравится мне тут.
- Ага, и тебя проняло! - обрадовался Пролаза. - Ну-ка, отломи кончик. - Он показал на длинную шпильку.
В могучих руках киммерийца бронза сопротивлялась недолго.
- Теперь загни, чтоб не шире ногтя.
Конан отдал Пролазе готовую отмычку.
Через несколько мгновений дверь отворилась.
- Драпать подано! - гордо сказал Пролаза. - Ну что, пошли?
- Погоди. - Конан повернулся к Сабе. - Буди всех.
- Это еще зачем? - насторожилась она.
- А затем, что очень уж тут непонятно. Надо убираться. Или хотя бы выяснить, можно ли вообще отсюда уйти.
- А если они не захотят? - спросила Саба.
- Я захочу, - подал голос Фефим. - Баррак, а ты.
В ответ раздалось утвердительное ворчание пикта.
- Дорида?
- Я остаюсь, - глухо вымолвила шемитка.
- А что так? - насмешливо осведомилась Саба. - Понравилось, что ли, в гостях?
- Я пришла на службу наниматься, - мрачным тоном объяснила Дорида, - а не шастать по дому, как воровка. Завтра узнаю, что за служба, а потом буду думать, годится мне или не годится. Да и вы ложились бы лучше спать.
- Ну уж нет, - ухмыльнулся Конан. - Сначала осмотримся. - Он шагнул в коридор.
- Что за блажь, клянусь Мардуком, - провожало киммерийца и его спутников ворчание Дориды. - Еще стащат чего-нибудь, а мне - отвечай!