V
Ящик опустили посреди комнаты в казарме легиона Золотых Львов; рядом с ним на табурет был усажен Эдрик со связанными за спиной руками. Четверо военачальников разместились вокруг него.
- Итак, доказательства перед тобой, Лаодамас, - с трудом переводя дыхание, проговорил киммериец. Потом он обратился к Эдрику: - Ну, приятель, будешь говорить сам, или мне хорошенько попросить тебя об этом? Я, знаешь ли, знаком с некоторыми способами убеждения, которые обычно используют твои друзья пикты.
Пленник угрюмо молчал, опустив голову.
- Прекрасно, - с хмурой усмешкой произнес Конан, - не хочешь по-доброму, не надо. Флавий, - обратился он к полусотнику, - ты отобрал у него нож? Дай-ка его мне. Не люблю портить свой клинок, - пояснил он остальным. - Когда сталь раскаляется докрасна, это не идет ей на пользу.
По лицу Эдрика разлилась смертельная бледность.
- Я все скажу… - прошептал он сдавленным голосом. - Ты, варвар, и в самом деле не остановишься ни перед чем… Так вот: все началось с того, что наш барон, губернатор Орисконтии, предложил мне с приятелями немалые деньги, коль мы поможем ему в одном деле… в таком, что в случае успеха Чохира была бы возвращена пиктам. Мы в своей провинции не очень-то интересуемся судьбой других земель, а монеты мне были нужны… И дурак же я был, что согласился! Когда имеешь дело с благородными, ничего хорошего не жди. Эти чванливые свиньи…
- Эй, придержи-ка свой грязный язык, пес! - возмутился Лаодамас. - Как смеешь ты облаивать родовитых людей! Я вырву твой язык и…
Лаодамас не закончил свою угрозу: нетерпеливым жестом оборвав его, Конан велел Эдрику продолжать. Лазутчик признался, что он со своими людьми по приказу графа Лусиана заманил аквилонский отряд в засаду, подстроенную дикарями. Граф, по словам Эдрика, желал доказать пиктам, что обещанное выполнит - иначе он не получил бы денег, в которых очень в тот момент нуждался.
- А устроил ловушку шаман Сагайета, - добавил Эдрик. - Этот проклятый колдун ведает заклинания, благодаря коим подчиняются ему эти жуткие пиктские гадюки. Говорят, заклятья эти таковы, что душа Сагайеты вселяется на время в тело владыки змей…
Киммериец почувствовал, как при упоминании о гигантских ядовитых тварях по спине его потянуло морозом.
- Как ты считаешь, - обратился он к Эдрику, - зачем Лусиан собирался отдать Чохиру дикарям?
- Понятия не имею, - пожал плечами разведчик. - Мне, как и благородному графу, были нужны деньги, а остальное меня не слишком интересовало…
- И зря, между прочим. Если б ты немного пошевелил мозгами, то сообразил, что наш достойный граф тебя в живых не оставит. Ни тебя, ни других, кто мог бы разболтать о его измене.
Эдрик побледнел еще сильней.
- Великий Митра! Об этом я не подумал… - прошептал он.
- То, что этот тип - предатель, мы поняли, - вмешался в разговор Лаодамас. - Но что, если он врет и наговаривает на графа Лусиана, чтобы выгородить себя?
- Ну, конечно! Ведь благородный нобиль просто не может быть способен на гнусный поступок! - взорвался киммериец. - А отряд он послал на смерть по чистой случайности! Скажи, Глико, ты знаешь, сколько вернулось наших?
- До вчерашнего вечера к своим пробились человек тридцать. Я надеюсь, что кто-нибудь еще блуждает по лесу и доберется в Велитриум позже.
Конан грохнул кулаком по столу.
- Тридцать человек! - проговорил он срывающимся от гнева голосом. - А было их больше сотни, гандерландцев и моих боссонцев! Я знал каждого своего бойца, учил их воевать, делил с ними кусок лепешки и глоток вина! А капитан Арно? Хоть не был он моим другом, но таких опытных и храбрых солдат немного найдется во всей аквилонской армии! Я отомщу за него и за своих людей! Отомщу Лусиану! Как бы он не заметал следы, за свое предательство он ответит сполна, я уж об этом позабочусь! - Глаза Конана сверкнули и погасли; затем, повернувшись к аквилонцам, он сказал: - Ну, хватит болтовни! Теперь нам пора действовать. Глико, Лаодамас, отправляйтесь к своим сотням - нам потребуется два десятка надежных солдат, которым вы полностью доверяете. Предупредите их, что мы нашли измену среди самых высоких людей, и пусть они будут готовы выполнить любой ваш приказ и подчиняются только вам. А ты, Флавий, отведи Эдрика в темницу, и пусть его запрут в одиночной камере. Встретимся на рассвете, на плацу.
- Послушай, Конан, - начал Лаодамас, - я готов согласиться с твоим планом и участвовать в деле, но почему, собственно, ты принял на себя командование? В конце концов, я потомственный нобиль и стою в списке военачальников легиона не на последнем месте…
- Покомандовать хочешь, сопляк?! - внезапно рыкнул молчавший до сих пор Глико. - И про список еще вспомнил! Между прочим, я стою в нем повыше тебя! Так что слушай мой приказ: нашим командиром будет Конан! Он раскрыл это грязное дело, и он доведет его до конца.
- Но все же… - не унимался Лаодамас. - У графа в подчинении столько людей! Мы обвиним его в предательстве, а он в ответ назовет изменниками нас. Кому поверят солдаты? Они нас без суда повесят, как заговорщиков!
- Вот мы и посмотрим, кому поверят, - спокойно сказал Конан.
Когда в назначенное время на плацу перед казармами выстроились, возглавляемые десятниками, солдаты Лаодамаса и Глико, Конан рассказал им, для чего их здесь собрали, и кто был виновником происшедшей вчера в пиктском лесу резни. Затем, велев четырем самым здоровым парням нести драгоценный сундук, он повел людей к резиденции графа Лусиана.
Командующий пограничной стражей Конаджохары располагался в роскошном особняке в центре города, окруженном садом. На улицу выходила открытая терраса, к которой вела широкая лестница о двенадцати ступенях; в теплое время ее покрывал ковер. У лестницы стояли стражи. Когда Конан со своим отрядом приблизился к дому, двое часовых заступили ему путь.
- Нам нужно видеть графа Лусиана. Если вы не желаете пропустить нас в дом, вызовите его сюда! - потребовал киммериец.
- Графу не нравится, когда его тревожат так рано, - со смущенным видом сказал часовой. - Он еще, пожалуй, не одет…
- У меня важное дело! - рявкнул Конан. - Не сомневаюсь, что раде него граф поторопится. Зови его сюда, приятель, да побыстрее!
Заметив по угрюмым решительным лицам солдат, что те не склонны к шуткам, охранник скрылся за дверью. В это время к террасе подвели жеребца в богато украшенной сбруе, отделанной серебряными бляшками. Киммериец не мог не залюбоваться великолепной статью животного.
- Это конь графа? - поинтересовался он у второго стража.
- Да, капитан. Благородный граф Лусиан перед завтраком обычно ездит верхом, - ответил оставшийся у входа часовой.
На террасу вышел посланный к Лусиану охранник и доложил:
- Граф просит подождать, капитан. Сейчас у него брадобрей и…
- Копыта Нергала! Ты что, не понял меня, приятель? У нас срочное дело, и если граф не соизволит немедленно выйти к нам, мы войдем к нему сами.
Часовой снова отправился в дом, и на сей раз доклад его возымел нужное действие - двери распахнулись, и в дверях появился граф Лусиан. Его и вправду заставили прервать утренний туалет: он был обнажен до пояса, на шее висело полотенце из тончайшей льняной ткани. Граф Лусиан был коренастым человеком среднего роста и не первой молодости; некогда он отличался большой силой, но сейчас мышцы его заплыли жирком и одрябли. Длинные усы, обычно напомаженные и воинственно торчащие вверх, сейчас неопрятно свисали до подбородка.
- Что случилось, капитан? - спросил он крайне недовольный тоном. - По какой причине меня беспокоят в столь неурочный час? И затем, у меня совершенно нет времени! Принеси-ка табурет, - обернулся он к часовому. - Пусть капитан излагает свое дело, а цирюльник завершает свою работу. Ну, так что ты имеешь сказать, капитан… Конан, если не ошибаюсь?
- Для начала мы кое-что покажем, граф! - Киммериец махнул рукой, и по лестнице поднялись четверо солдат, сгибаясь под тяжестью огромного, окованного медью сундука. Опустив его на украшенный мозаикой пол террасы, они снова присоединились к своим товарищам, ожидающим, по указанию Конана, внизу.
Других доказательств не требовалось - увидев сундук аквилонского казначейства, в котором перевозилось золото, граф Лусиан побледнел как полотно и изменился в лице. Руки Глико и Лаодамаса непроизвольно потянулись к рукоятям мечей.
Киммериец отбросил крышку ящика, ослепительно-яркие лучи утреннего солнца заиграли в золоте монет. Граф нахмурился, тогда как часовые не могли оторвать завороженных взглядом от содержимого сундука.
- Игра закончена, Лусиан, - решительно сказал киммериец. - Этот сундук - доказательство твоей измены. Не знаю, что сделает с тобой король, когда ему доложат о предательстве, а свое слово я скажу сейчас: нельзя представить поступок гнуснее, чем совершен тобой. Ты послал на гибель собственных солдат - воинов, преданно исполнявших твои приказы и жизнью заплативших за твою подлую измену!
Лусиан, все еще ошеломленный и молчаливый, лишь непроизвольно облизнул пересохшие губы.
В глазах Конана сверкнули презрение и ненависть.
- Нам известно, что пикты передали для тебя это золото, захваченное ими в Тасцелане. И у нас есть признание твоего человека, Эдрика. Оно полностью тебя изобличает. Арестовать его!..
При этих словах граф вскочил с табурета и, вырвав из рук цирюльника тазик, плеснул мыльной водой в глаза Конану. Затем, натужившись так, что вздулись жилы, он ухватился за край стоявшего у самой лестницы сундука и опрокинул его. Из ящика посыпался вниз сверкающий дождь золотых монет.
Солдаты Конана, не ожидавшие такого поворота событий и в жизни не видевшие столько золота, попытались остановить драгоценный ручеек и не дать ему растечься по улице. Пока киммериец протирал залитые мыльной пеной глаза, а воины подбирали монеты, Лусиан во всеобщей неразберихе проскользнул мимо них, скатился по лестнице и, взлетев в седло гарцевавшего у крыльца скакуна, бешено дернул поводья. В следующий миг жеребец, вздымая клубы пыли, понесся прочь, унося изменника-графа.
Очнувшись от столбняка Лаодамас закричал своим солдатам, чтоб бежали в казарму да отрядили верховую погоню. Но Конан остановил его.
- Поздно, Лаодамас! Нам его не догнать - у Лусиана лучший скакун во всей Конаджохаре, Да, собственно, нам он не столь уж нужен - главное, что мы от него избавились. О его измене мы сообщим королю, и пусть сам владыка думает, что делать с графом. Возможно, что достойный нобиль отделаешься лишь ссылкой в другую провинцию… Нам же сейчас надо остановить пиктов! Если они захватят Чохиру, прольются реки крови!
Затем Конан повернулся к солдатам, ползавшим на коленях у лестницы.
- Быстро подберите монеты и отнесите сундук в казарму! А потом мы займемся делали посерьезней - попробуем, во имя светозарного Митры, сохранить Аквилонии этот край, а людям, населяющим его, - жизнь.
VI
Одно дело сражаться против пиктов, даже если их и больше в несколько раз, и совсем другое - эти их гадюки, что падают с деревьев, - сказал Глико. - Моих людей сильно напугали рассказы солдат, уцелевших после того страшного боя.
- Так вести войну не по правилам, - поддержал седобородого капитана Лаодамас. - Я никогда не трусил в открытом бою, но змеи - это уже слишком! Надо бы разнесет их там в клочья, а стрелки закончат дело. К тому же и со змеями на равнине будет легче справиться…
- Посмотрел бы я, как ты их туда выманишь, - усмехнулся Конан. - Ведь всякому ясно, что на Чохиру пикты пойдут через Южную Протоку. А там равнин нет, там - сплошные леса.
- Но равнина есть вокруг форта Тхандар, - не сдавался Лаодамас. - Мы можем перегруппировать наши силы, занять оборону около крепости, и тогда мои кавалеристы…
- Как ты не понимаешь, что пикты не станут драться там, где не смогут использовать свое преимущество? Мы что же, так и будем сидеть за крепостными стенами и ждать, когда они пожалуют к нам? Ждать придется долго - пока они не выжгут всю Чохиру и утопят ее в крови!
- А ты что предлагаешь? - спросил Глико.
- Я послал в лес своих разведчиков, надежных парней. Они выяснят, в каком месте дикари собираются преодолеть протоку. Вот там мы их и встретим. - Но змеи?.. - продолжал свое Лаодамас.
- Дались тебе эти змеи! Можно подумать, ты собрался играть в игрушки, а не воевать! Чтобы избавиться от змей, надо прикончить Сагайету, только и всего! И этим придется заняться мне, другого выхода у нас нет.
Поляна Совета находилась на самом берегу протоки, там, где она замедляла свое течение и разливалась настолько широко, что вокруг возникли небольшие заболоченные озерца. Река здесь мелела, и поэтому множество тропок и дорожек сходились к месту, служившему удобной переправой.
Конан вывел свой отряд на большую прогалину на опушке леса. Как обычно, впереди шли копьеносцы с тяжелыми щитами, за ними - лучники, охватившие полукругом край поляны. Кавалерия Лаодамаса встала на правом фланге.
Киммериец обходил воинский строй, проверял снаряжение солдат, немудреными шутками пытался приободрить их, снять напряжение перед боем.
- Ты не забыл выделить людей, которые займутся факелами? - спросил он у Глико.
- Они уже почти готовы, - ответил седой капитан, указывая на группу воинов, которые наматывали на древки копий паклю.
- Хорошо! Только предупреди их, что зажигать огонь надо лишь тогда, когда появятся пикты. Нельзя, чтоб дикари обнаружили нас раньше времени.
Пройдя на правый фланг, киммериец обратился к Лаодамасу:
- Помнишь, что надо делать? Веди всадников в атаку, когда основные силы дикарей достигнут середины брода. Не позже и не раньше!
- Не нравится мне это: так мы получаем незаслуженное преимущество, - начал свою обычную песню Лаодамас. - А это противоречит кодексу…
- Клянусь Кромом, до чего же ты мне надоел со своими благородными правилами! Вот когда будешь выступать на рыцарском турнире, там и держись своего дурацкого кодекса! А сейчас ты на войне, и твоя задача - любым способом вырвать победу. Короче, ты хорошо понял приказ? Вот и отлично! Понял, так выполняй его!
Снова вернувшись к строю ощетинившейся копьями пехоты и к лучникам, Конан разыскал Флавия.
- Твои парни готовы, капитан Флавий?
Услышав свое новое звание, молодой аквилонец зарделся от удовольствия и гордости.
- Готовы, мой командир! И мы приготовили запасные колчаны!
- Прекрасно. Хоть ты не изводишь меня глупыми рассуждениями о благородстве, правилах и дворянской чести! Я рад, что могу положиться на тебя, Флавий.
Ответом ему была благодарная улыбка новоиспеченного капитана.
К полудню начали возвращаться посланные в разведку лазутчики. Конан внимательно выслушивал их донесения и рисовал какие-то знаки на тонком куске коры, отмечая, где располагаются силы противника.
Пикты начали переправляться через реку только к вечеру. Освещенные лучами закатного солнца, потрясая топорами и копьями, полуголые размалеванные дикари с воинственными криками выбирались на пологий берег протоки.
Стоявший рядом с Конаном Флавий воскликнул:
- Митра! Сколько же их! Опять раз в десять больше, чем нас - как и в том бою!
Конан мрачно кивнул и поднял руку. По этому сигналу боевая машина аквилонцев пришла в действие: копьеносцы выставили вперед свое грозное оружие, лучники положили руки на колчаны со стрелами, загорелись сделанные из древков факелы.
Раздался звук боевого рожка пиктов, и тут же дикари с воем бросились через поляну. Навстречу им ударил град аквилонских стрел.
Орда полуголых дикарей в боевой раскраске с разбегу налетела на выставленные солдатами пики. Их было там много, что когда один напарывался на острие копья, пригибая его вниз тяжестью своего тела, другой тут же, яростно размахивая топором, лез в образовавшуюся брешь. Этот натиск принял на себя второй ряд аквилонских воинов.
Конан сражался в центре строя, как скала возвышаясь среди гандерландских копьеносцев. Тяжелый боевой топор киммерийца без устали разил пиктов, отрубая руки, разбивая черепа и чуть ли не напополам рассекая тела противников. Из горла гиганта вырывался яростный, похожий на львиный рык боевой клич, он с головы до колен был забрызган кровью, от его смертоносных ударов на землю падали все новые и новые жертвы. Убедившись, что схватка с этим страшным великаном несет неминуемую гибель, пикты, несмотря на свое безумное мужество и храбрость, старались держаться подальше от него. Но окровавленный грозный топор настигал их повсюду.
Вскоре натиск дикарей ослаб, и постепенно они стали откатываться назад. С трудом переводя дыхание, Конан опустил свою огромную секиру. Обернувшись, он увидел, что к нему торопится Флавий.
- Мы не сможем долго продержаться, Конан! Почему медлит кавалерия Лаодамаса?
- Еще не время, парень. Взгляни, на том берегу пиктов в пять раз больше, чем переправилось сюда. И твоим ребятам придется держаться: это столкновение еще не настоящий бой, а всего-навсего проверка наших сил. Сейчас они отступят, но ненадолго.
В самом деле, резко и повелительно затрубил рожок, и дикари, развернувшись, помчались обратно к протоке, предоставляя боссонским стрелкам беспрепятственно всаживать стрелы в их голые спины.
Когда последний пикт бросился в воду, Конан приказал лучникам подобрать стрелы, выдернув их из валявшихся на земле трупов. Аквилонцы переводили дыхание после боя, проверяли оружие и жадно прикладывались к фляжкам с водой.
- Уф-ф-ф… - тяжело выдохнул Флавий, стаскивая с головы шлем и вытирая испарину со лба. - Но если это было, как ты говоришь, пробой сил, что же случится в настоящем бою? Кстати, тебе известно, что дикари будут делать теперь?
- А тут и гадать нечего. Пикты не были бы пиктами, если б из раза в раз не повторяли действия, единожды принесшие им победу.
- Ты хочешь сказать, что на нас опять нападут змеи?..
- Не сомневаюсь. Они уже готовятся к этому… Слышишь? Из глубины леса донеслась барабанная дробь - в особом, уже слышанном прежде аквилонцами ритме; вероятно, эта магическая мелодия созывала из близлежащих окрестностей гигантских рептилий. Молодой капитан непроизвольно передернул плечами.
- Уже вечереет, - в словах Флавия чувствовалась заметная тревога. - Скоро мы не сможем ни увидеть пиктов, чтобы достать их стрелой, ни разглядеть этих мерзких гадюк, чтобы угостить их огнем.
- Делать нечего, парень! Не в наших силах остановить в небесах Око Митры! Но я попробую разделаться с тем, кто имеет власть над ядовитыми тварями.
К ним присоединился Глико. Услышав слова Конана - приказ командовать в его отсутствие всем аквилонским отрядом - старый воин переменился в лице.
- Это безумие, Конан! Ночью ты окажешься легкой добычей этих раскрашенных демонов!
- Как бы не так, старина! Этого удовольствия я им не доставлю. И ты сам прекрасно понимаешь, что второго нападения змей нам не выдержать, а добраться до логова проклятого Сагайеты могу лишь я один. Так что командование пока будет на твоих плечах, а мои приказы ты знаешь. Не думаю, чтобы вы успели соскучиться до моего возвращения.
- Если тебе повезет вернуться… - мрачно проговорил Глико, но, обернувшись, увидел, что рядом с ним никого нет - гигантскую фигуру киммерийца неслышно поглотили вечерние сумерки.