Она широко раскрыла глаза. И в них, обычно столь непроницаемых, теперь Шэриак увидел нечто… тревогу или даже непреодолимый страх - он и сам не разобрал.
- Не могу, - задумчиво прошептала она. - Я стала совсем слаба.
Шэриак окинул ее торжествующим взглядом.
- Так вот, зачем тебе понадобилась Насинга, - с нескрываемым злорадством сказал он. - Твоя сила иссякла, и теперь верховной хранительницей огня Дианирина должны будут избрать другую…
- Этому не бывать! - твердым голосом произнесла Серидэя. - Никто, кроме меня не будет верховной хранительницей! - Ее глаза холодно блеснули.
- Надеешься забрать силу Насинги? - осторожно спросил Шэриак. - Высосать, как вампир высасывает кровь.
Серидэя ничего не ответила. Лишь едва заметная улыбка коснулась ее прекрасных алых губ. Затем ведьма с прежней девичьей легкостью поднялась с кресла.
Плавной, грациозной поступью она обогнула стол и, задержав взгляд на пламени латунного светильника, остановилась.
- Я, и только я всегда буду называться верховной хранительницей Дианирина! - тихо, почти шепотом, сказала она, обращаясь не столько к Шэриаку, сколько к себе самой. - Никто и ничто не помешает мне!
Несколько мгновений Серидэя стоял неподвижно, по-прежнему всматриваясь в пламя светильника. Затем, будто очнувшись от какого-то магического сна, подняла голову и несколько рассеянно взглянула на стоявшего рядом Шэриака.
- Поторопись с письмом в Аграпур! - произнесла она.
И в тот же миг, - Шэриак не успел и глазом моргнуть, - комнату снова окутала густая темная дымка. А когда она вскоре рассосалась, Серидэи уже не было.
Шэриак осмотрелся по сторонам и, со вздохом облегчения убедившись, что уже и в самом деле остался один, снова опустился в свое кресло.
Дрожащей от волнения рукой подвинул к себе пергамент с недописанным им письмом. В другой - сжал золоченное перо, окунул его в стоявшую здесь же, на столе чернильницу. И потом, торопливо водя им по желтоватому полю пергамента, принялся дописывать свое послание к верховному жрецу Эрлика.
В этом послании Шэриак подробно, хотя и без некоторых известных ему подробностей, сообщал, где и когда можно будет настичь туранского полководца Зулгайена и пресловутого киммерийца Конана.
Закончив, наконец, с письмом, он встал из-за стола и, приблизившись к стене, решительным движением ударил в висевший на ней медный гонг. Скоро дверь бесшумно отворилась, и в сводчатом проеме возник невысокий коренастый мужчина-раб. Учтиво поклонившись, он семенящей поступью прошел через порог и в ожидании повелений своего господина замер.
- Отыщи гонца Земара и приведи его ко мне, - сухо сказал Шэриак. - Ну?! Ступай же! Не медли!
Глаза раба суетливо забегали, будто он никак не мог сообразить, что же от него требовалось.
Затем с какой-то пугливой рассеянностью во взгляде и в движениях он развернулся и вышел вон.
Через несколько мгновений раздался негромкий стук в дверь.
- Скоро же он справился, - пробормотал себе под нос Шэриак. А затем, уже повысив голос, сказал: - Входи, Земар!
Однако ни Земар, ни кто-либо другой не почему-то вовсе не спешил переступать порог комнаты.
Шэриак повторил разрешение войти. И снова никто не предстал перед его глазами. Стук повторился, тихий, деликатный.
Не выдержав, принц подошел к двери и сам открыл ее, надо сказать, не забыв при этом хорошенько выругаться.
Но каково было его удивление, когда он увидел перед собой… Серидэю. Шэриак даже отскочил от двери.
- Ну что же ты так испугался?! - насмешливо спросила ведьма. - Весь пожух, побледнел.
- Зачем… ты снова… явилась? - обрывающимся от волнения голосом пробормотал он.
- Просто я подумала, что сама намного быстрее всяких гонцов доставлю твое послание в Аграпур, - сказала она, - Ну?! Давай же мне его! - и, заметив растерянность принца, добавила; - Доверься мне! Что я могу сделать с твоим письмом, кроме того как передать его в руки верховного жреца Эрлика?! Не забывай, мы ведь с тобой союзники!
Шэриак дрожащей рукой протянул ей свернутый и запечатанный пергамент. Серидэя взяла его и, даже не попрощавшись (она вообще не имела такой привычки), исчезла - как обычно, растворившись в воздухе.
Глава XI
"Слеза Дианирина"
Казалось, это была самая обычная скала, каких здесь, среди мрачных серых гор, помпезно, хотя и справедливо именуемых Туманными, наверняка, нашлось бы не меньше тысячи. Однако Конан и Зулгайен уверенно двигались в ее сторону, поскольку туранец утверждал, что именно там, внутри, и был укрыт от посторонних глаз храм Тарима.
Наконец они достигли самого подножия скалы. Спрыгнули с коней и, не теряя времени, направились по ведшей наверх узенькой тропинке, в густой темноте ночи едва различимой взгляду. Первым, конечно же, шагал Зулгайен. Конан следовал за ним и то и дело озирался по сторонам. Не более, чем в шагах двадцати от земли тропинка оборвалась. Спутники оказались на нешироком уступе. Киммериец не сразу заметил зияющий в скале, незначительно выше этого самого уступа, провал лаза (то ли природного, то ли сотворенного человеком - трудно было разобрать). Зулгайен, не раздумывая, нырнул в него, и кромешная темнота в тот же миг жадно проглотила его силуэт.
Конан выждал немного и только затем последовал за своим спутником. Он не мог видеть туранца, но слышал равномерные звуки его твердых, решительных шагов где-то впереди. Сам же он ступал осторожно, не торопясь. Так они шли довольно долго, все продвигаясь куда-то вглубь скалы. Постепенно глаза Конана привыкли к темноте, и он уже мог видеть и идущего впереди Зулгайена, и каменные своды этого… ну, скорее, не лаза, а настоящего коридорам
Наконец путники достигли высокой металлической двери, преграждавшей их дальнейший путь.
Зулгайен опустил ладонь на выкованную в форме витого кольца ручку, потянул ее вниз. И та как будто (впрочем, в этой темноте Конан не мог доверять своему зрению) поддалась. Однако дверь, как можно было ожидать, не отворилась. Только тотчас же за ней послышался резкий, хотя и не очень громкий звон. Скоро он прекратился.
Теперь за дверью были слышны отчетливые звуки какой-то суетливой возни. Слух Конана различил даже чьи-то перешептывающиеся между собой голоса.
Наконец дверь, громко лязгнув запором, приоткрылась. Рука киммерийца инстинктивно потянулась к висевшему на поясе мечу. Свет факела рассеяно, как будто даже небрежно, разлился по каменным сводам и на какие-то считанные мгновенья ослепил Конана и Зулгайена. Затем, когда их глаза чуть привыкли к свету пламени, спутники увидели перед собой трех высоких молодых мужчин, облаченных в длинные темные тоги.
Зулгайен приподнял руки, и держа их на уровне лица ладонями наружу, в почтительном приветствии склонил голову. Незнакомцы (во всяком случае, Конан определенно не был знаком ни с одним из них) ответили полководцу точно таким же сдержанным, но полным достоинства жестом.
- Мое имя Зулгайен, - представился туранец. И, несмотря на то, что он, конечно же, не мог сомневаться в громкой славе своего имени, в голосе полководца не было и следа высокомерия.
В глазах же стоявших напротив него трех служителей Тарима мелькнули восторженные искорки.
- Моего спутника, - взглядом Зулгайен указал на киммерийца, - зовут Конан. Он не поклоняется Тариму. Но я надеюсь, что здесь, в храме, Конану не откажут в гостеприимстве!
Служители Тарима, соглашаясь, кивнули полководцу.
Затем все разом обратили взоры к киммерийцу и храня свое спокойное безмолвие, почтили его тем же самым приветствием, которым незадолго до этого обменялись с Зулгайеном. В ответ Конан постарался изобразить нечто подобное. На губах троих мужей проскользнула тень улыбки, не лишенной сдержанной насмешки, но в общем-то доброжелательной.
- Нам необходимо встретиться с Герданом - верховным жрецом, - ровным голосом произнес Зулгайен. - Проводите меня и моего спутника к нему!
Мужчины в черных тогах переглянулись между собой, будто одним только взглядом могли сказать друг другу что-то недоступное для восприятия остальных людей (ну, хотя бы того же самого Конана). Потом один из них, самый старший по возрасту, обратился к туранцу и киммерийцу:
- Меня зовут Ториот. И для меня, как и для любого в этом храме, будет честью сопровождать к Гердану доблестных мужей, равных тем, коих я вижу сейчас перед собой, - он снова почтительно склонил голову. - Оставьте здесь свои мечи и ступайте за мной!
Зулгайен безо всяких сомнений вынул из ножен меч и отдал его одному из служителей храма. Конан не сразу решился расстаться со своим оружием, но и он уступил требовательной просьбе Ториота.
Двое других служителей Тарима на пару шагов отступили в сторону, позволяя спутникам пройти. Ториот тем временем развернулся и твердой уверенной поступью направился вглубь скрытых в полумраке помещений. Киммериец и туранец последовали за ним.
Шли они молча. И вокруг была такая тишина, плотная, как стена, что, казалось, если вдруг и раздался бы где-то поблизости какой-нибудь звук - все равно нельзя было бы услышать его.
Спутники двигались по пустынному лабиринту узких запутанных коридоров, спускались вниз по бесконечной изогнутой спиралью лестнице. И, уже, видимо, оказавшись где-то глубоко-глубоко под землей, снова шествовали по мрачным петляющим коридорам. Прошли по огромному выложенному из темно-серого мрамора залу с высоченным, какой-то совершенно неописуемой формы потолком, золотыми изваяниями у стен и полупрозрачным, завораживающе искрящимся, словно лед в солнечных лучах, полом. Посреди зала возвышалась массивная золотая статуя полуобнаженного человека неземной красоты, обе руки которого были согнуты в локтях, соединены и держали на ладонях что-то напоминавшее бутон цветка. Но, приглядевшись внимательнее, Конан нашел, что это был вовсе не цветок, а пламя огня.
- Это Тарим, дарующий людям огонь, - с волнением в голосе прошептал у самого уха киммерийца Зулгайен.
Миновав этот зал, все трое снова оказались на лестнице, но не узенькой винтовой, как та, что привела их сюда, в подземный лабиринт храмовых помещений, а широкой, с резными золоченными перилами. Лестница эта вела наверх, хотя была совсем невысока - всего в три пролета. От последней площадки в разные стороны расходились два вздымающиеся крыла. Они закруглялись плавной линией и наверху соединялись друг с другом, образовывая красивейшую балюстраду.
Вслед за Ториотом Конан и Зулгайен поднялись по лестнице и оказались в длинном коридоре. И опять нельзя было не заметить, что этот коридор был вовсе на те, мрачные без тени роскоши, по которым они проходили прежде. Пушистые ковры устилали пол. В мраморных стенах были устроены продолговатые ниши, вместо которых иногда встречались двухстворчатые сделанные из тикового дерева двери. У одной из таких дверей и остановился Ториот. Тихонько постучал в нее кулаком и в ожидании замер. Из-за двери, разрешая войти, послышался негромкий мужской голос.
Жестом руки и сопровождавшим его взглядом велев Конану и Зулгайену подождать здесь, в коридоре, служитель Тарима открыл дверь и тотчас же скрылся за ней. Внутри Ториот был совсем недолго и, когда вышел обратно, вежливо улыбаясь, сообщил гостям, что Гердан ждет их в своих покоях. Придерживая рукой дверь, он пропустил мужчин, а затем осторожно прикрыл ее.
Комната, в которой очутились Конан и Зулгайен, была довольно просторной. Темнота, разбавленная лишь тусклым светом пламени в маленьком, закрепленном на стене светильнике, позволяла разглядеть пышное убранство.
На невысоком подиуме у одной из стен стояла огромная деревянная кровать с массивными, украшенными аркатурой спинками.
Ниспадающий тяжелыми волнами балдахин над ней был чуть раздвинут, и сквозь щель можно было увидеть темноволосую голову лежавшего в постели человека.
Это был еще не старый - лет пятидесяти - мужчина, с безупречно правильными благородными чертами лица и большими светлыми глазами.
Между тем кожа его была пугающе бледна и как будто даже прозрачна. А длинные худые пальцы немощно дрожали. Полуприкрытыми глазами мужчина напряженно вглядывался в лица вошедших.
- Зулгайен, - еле слышно произнес он, обращаясь к полководцу. - Неужели… это ты?! Слышал я… вендийцы… держали… в плену, - Гердан говорил сдавленно, прерывисто. - Не думаю, что… Ездигерд… - он вздохнул. - Ну, так бежал, и… слава Тариму! Подойди же ко мне! Дай мне… посмотреть на тебя!
Туранец, не говоря ни слова, приблизился к нему, опустился на колени и губами коснулся его дрожащей руки.
- Это я, Гердан, - прошептал он. - Я - твой верный ученик и друг Зулгайен.
- Сколько же лет… Сколько же лет… мы не виделись?! - на бледном лице верховного жреца Тарима промелькнула тень слабой улыбки.
- Пятнадцать, - не на миг не задумываясь над ответом, произнес полководец.
- А ты возмужал! Теперь уж мало… что осталось… от того мальчика, которого я… помню.
Обращенный к Зулгайену взгляд учителя был бесконечно ласков.
- Я горжусь тобой! Сюда, в Туманные горы, давно уже дошла слава… - Гердана вдруг совсем замолк. Бледное, почти обескровленное лицо исказила гримаса мучительной боли. Удерживая стон, верховный жрец крепко стиснул зубы.
- Что с тобой, Гердан?! - отчаянно воскликнул полководец. Он вскочил с колен и, склонившись над своим учителем, тревожно вглядывался в его лицо.
Чуть приподняв голову, жрец описал рукой какой-то неопределенный жест и судорожно вцепился в край покрывавшего его льняного одеяла. Широко раскрытые, не моргающие глаза глядели прямо перед собой ничего не различающим взглядом. Мышцы на лице неестественно напряглись. А там, где кожа казалась совсем тонкой и прозрачной, было заметно, как быстро пульсировали болезненно набухшие голубовато-сиреневые вены. Внезапно его тело сильно содрогнулось. Из горла вырвался короткий, едва, слышный стон. Голова бессильно опустилась на подушку. Мышцы расслабились. На глаза медленно, будто нехотя, поползли тяжелые, окаймленные редкими ресницами веки.
- Гердан! - дрожащим от волнения голосом обратился к своему учителю Зулгайен. - Гердан, ты слышишь меня?!
- Да, мальчик мой, - с трудом двигая обескровленными губами, прошептал жрец. Его ресницы едва заметно дрогнули, и, приоткрыв глаза, он взглянул на Зулгайена с трепетной нежностью во взгляде. - Успокойся, мне стало лучше, - уже не шепотом, но все же очень тихо произнес он.
- Но что с тобой?! - с возрастающим волнением в голосе спрашивал Зулгайен. - Что за недуг поразил тебя?!
Гердан ответил не сразу, казалось, он колебался.
- Я и сам не знаю, - наконец, произнес он, задумчиво, печально и глядя вовсе не на Зулгайена, а куда-то вперед. - Еще несколько дней назад… я мог бы похвастаться отличным… самочувствием, но… - он с горечью усмехнулся. - Теперь же… прикован к этой кровати и чувствую, как последние силы… покидают меня. И я… Я не могу… не могу ничего с этим поделать. Нить… моей жизни… рвется.
- Но ведь ты же сведущ в лекарском деле! Пока я жил здесь, в храме Тарима, мне не раз доводилось наблюдать, как ты спасал от верной смерти тех, справиться с недугами которых оказывались бессильны лучшие ученые мужи Турана. А сейчас ты утверждаешь… - Зулгайен вдруг замолк. Судорожно сглотнул подступивший к его горлу ком. И, уже понизив голос, с надеждой спросил: - Почему же ты не можешь излечить себя самого?!
Бледные губы Гердана сморщила грустная улыбка.
- Да, мальчик мой, я не могу, - после некоторых раздумий прошептал жрец
- Ты… ты… О, нет! Я отказываюсь верить этому! Не могу! Не хочу! - то бормоча себе под нос с укоризненной досадой в голосе, то в каком-то отчаянном несдерживаемом порыве срываясь до крика, говорил полководец.
- Не горячись, - по-прежнему улыбаясь, обратился к нему Гердан. - Не горячись, - еще мягче повторил он. Потом, какое-то время - всего несколько мгновений - молча поразмыслив о чем-то, спросил: - Так что же… привело тебя сюда… в храм Тарима?
Говоря, верховный жрец повысил голос, вероятно, нарочно, для того чтобы показаться своему ученику бодрее. И это стоило ему немалых усилий - мускулы на его лице снова неестественно напряглись. Губы предательски дрогнули и, бесформенно исказившись, застыли, словно в параличе. Взгляд же светлых глаз оставался спокойным.
- Позволь мне сперва представить тебе своего спутника! - сказал Зулгайен. - Это Конан. - Его взор метнулся в сторону киммерийца. - Должно быть, тебе доводилось слышать о нем?
Гердан кивнул. Затем поглядел на стоявшего чуть поодаль киммерийца и произнес:
- Рад познакомиться с тобой, Конан! Киммериец с подобающей случаю учтивостью склонил голову, но ничего не ответил на вежливое приветствие жреца.
- Присаживайтесь… - взглядом Гердан указал на огромный обшитый бархатом диван у стены,
Конан и Зулгайен молча сели.
- Ну, а теперь… я надеюсь… услышать, что же… привело вас ко мне?! Признаться… - он обречено вздохнул, - как бы… ни была приятна эта Встреча… у меня тревожные предчувствия.
Зулгайен с грустью усмехнулся.
- Боюсь, Гердан, твои предчувствия не обманывают тебя, - тихо сказал он. - Мы пришли сюда за помощью. И… - полководец вдруг почему-то замолк и только через несколько мгновений сдавленным голосом добавил: - это касается ведьм Дианирина.
При упоминании косальских ведьм, жрец судорожно вздрогнул.
- И здесь… не обошлось… без них, - задумчиво произнес он, и в его тоне отчетливо слышалась какая-то пугающая будоражащая воображение таинственность.
Конан и Зулгайен испытующе глядели на жреца. Однако Гердан не спешил объяснять значение своих слов.
- Рассказывай дальше, мальчик мой, - обратился он к полководцу.
- Серидэя похитила маленькую вендийскую наследницу.
- Я слышал… об исчезновении принцессы… Насинги, - Гердана тяжело вздохнул. - И, зная также, что… девочка эта обладает… необыкновенной магической… силой, подозревал в похищении… Серидэю. Совершенной же… уверенности в этом у меня не было, - он снова вздохнул. - Но откройте же мне… каким образом вам… стало известно все это?! - Его светлые глаза оживились.
Мы разговаривали с одним отшельником из пещеры Йелай, - ответил Зулгайен. - Может быть, тебе приходилось что-нибудь слышать о нем?!
Из пещеры Йелай, - задумчиво сморщив лоб, повторил Гердан.
Это старец, точно не меньше лет ста, - продолжал полководец, - однако ясности его ума справедливо мог бы позавидовать любой сорокалетний муж. Он искушен в чародействе, но свои знания редко использует для того, чтобы вмешаться в жизни других людей. Он поведал нам, что здесь, в храме Тарима, хранится некий магический камень, который может помочь противостоять силе верховной хранительницы Дианирина.
Гердан едва заметно улыбнулся, но ничего не ответил.
Он лениво прикрыл глаза, и, казалось, о чем-то задумался.