- За такое время может случиться все, что угодно, - поспешно вмешался Шалманзар, - поэтому я настоятельно рекомендовал бы вашему величеству послать с отрядом Турио и других сотников, чтобы они могли принять командование, если с Конаном что-нибудь случится в пути.
- Это разумно, - кивнул Афратес и вновь обернулся к Конану: - Ты получишь все, что сочтешь необходимым для этого путешествия, но помни, что ты должен спешить. Ибо, помимо того, что при смерти принцесса и иные весьма достойные люди, нас начинают обходить стороной караваны, а это верная смерть для всего города.
- Либо мы вернемся в начале зимы, либо не вернемся никогда, - спокойно ответил Конан. - Потому что после зимнего разлива по Стиксу уже не пройдет ни один корабль. Разумнее всего было бы отплыть из Асгалуна, войдя в Стикс со стороны моря. Маздок, нынешний правитель города и мой старый друг, как я слышал, отстроил порт…
Завладев вниманием слушателей, Конан обсуждал подробности снаряжения и возможные препоны на долгом пути до самого вечера. Король, к удовольствию и облегчению киммерийца, не пропускал ничего, что можно было обговорить заранее. Остальные тоже старались вникнуть в суть дела, но на их лицах было написано не желание все предусмотреть, а что-то вроде: "Ну-ну, чужестранец, ты как-то сумел одурачить короля один раз, но мы не позволим тебе повторить этот фокус".
После запоздалого ужина молчаливый слуга отвел киммерийца в приготовленные ему покои. В спальне, выходящей окном в тот же зеленый внутренний двор, что и окна принцессы, Конан увидел Руфию, дожидавшуюся его появления.
- Исмаэла спит на удивление спокойно, - сообщила королева, садясь рядом с Конаном на огромную кровать, поскольку другой мебели в спальне не было. - Говори, не томи меня, - ты согласился? Это наша единственная надежда!
Конан глянул на плотно закрытую дверь, но не пошел проверять, не подслушивает ли под ней тот самый слуга, который привел его к гостевым комнатам. Между тем королева устало склонила голову ему на плечо. Конан ласково погладил ее волосы.
- Я не знаток волшебных снадобий, но я постараюсь привезти вам то, что нужно Каспиусу, хоть это и верная гибель.
Королева вскочила с места, бросилась перед ним на колени и принялась осыпать поцелуями его смуглые руки.
- Боги да благословят тебя, Конан! И Митра, и Мардур, и твой суровый Кром! Благословят и помогут справиться со злобной ведьмой!
Конан поспешно поднял ее с колен.
- Я сказал лишь, что попытаюсь, Руфия. А что до помощи богов, то не знаю, как иные небожители, а Кром не помогает дуракам, идущим на верную гибель ради прекрасных женских глаз!
- Нет, нет, я знаю, ты победишь! Ты никогда не избегал опасностей, это они избегают тебя! Я знаю, ты победишь. Ради меня и Афратеса и ради… - Она запнулась, затем крепко поцеловала северянина в губы и тихо закончила: - Ради нашей дочери.
Глава 5
ОТЪЕЗД
Миновало четыре ночи, и наутро пятого дня пребывания Конана в Баалуре на площади перед королевским дворцом начали выстраиваться верховые отряды и вьючные лошади.
Помимо всадников, числом ровно две сотни, в поход отправлялись и пешие отряды, в каждый из которых входило сорок человек. Для них на площадь были пригнаны повозки с впряженными в них чернобокими быками - три дюжины повозок, по одной на отряд. Эти приготовления восторженно созерцала толпа горожан, теснясь на плоских крышах домов и выглядывая из окон.
И у отъезжающих, и у остающихся было приподнятое, радостное настроение. То ли так совпало, то ли и впрямь Конану было суждено с самого начала прослыть спасителем города, но с его приездом многим страшные сны стали сниться реже, а у некоторых исчезли совсем, А поскольку за последние десять дней зараза распространилась буквально на всех, от городской знати до уличных метельщиков, в городе не осталось ни одного человека, равнодушного к сборам киммерийца.
На призыв короля помочь отбывающим всем, чем возможно, откликнулись и богачи, и бедняки. И тех, и других мучили одни и те же кошмары - хотя у простого люда они были не столь ужасны, как у сановников и именитых купцов. Но и малого страха было вполне довольно, чтобы несчастные вскакивали с криком, в слезах и поту ка своих постелях, не в силах после этого сомкнуть глаз весь остаток ночи. Потому так и старались горожане, принося ко дворцу кто что может: еду, вино, деньги или одежду.
Со своей стороны Конан ежечасно поторапливал сборы. Он не просто хотел оставить позади проклятый город, хотя чары, незримо клубящиеся здесь, действовали и на него. Киммериец надеялся, что, выйдя из города, солдаты, толком не спавшие уже несколько недель, наконец начнут приходить в себя. Конечно, было небезопасно оставлять Баалур без защиты, но приходилось идти на риск. Тем более что с каждым днем защитники становились все более беззащитны сами.
В конце концов сборы завершились. Афратес почти наполовину опустошил свою сокровищницу, чтобы оплатить работу кузнецов, оружейников, ткачей и прочих мастеров, трудившихся день и ночь.
Почти одновременно с окончанием работ явился гонец из Асгалуна с известием, что король Маздок готов предоставить путешественникам достаточное количество галер и запасов для сколь угодно долгого плавания. За эту услугу сосед запросил смехотворную цену, ссылаясь на дружбу и военный союз с Баалуром. (Замаливает грех перед Руфией, усмехнулся про себя Конан, когда узнал об этом.) По словам Маздока, по прибытии в Асгалун отряд киммерийца будет ожидать уже готовая небольшая флотилия. Погрузившись на суда, они пройдут побережьем на юг и начнут подъем из дельты Стикса.
Говоря на совете, что Маздок - его старый друг, Конан немного покривил душой. В чем он мог поручиться, так это в том, что нынешний король Асгалуна в недалеком прошлом был умным и расчетливым полководцем. Собственная выгода всегда интересовала его больше любых дружеских отношений. Конан не мог с абсолютной уверенностью заявить, что на этот раз Маздок помогает им без всякой задней мысли. Быть может, он имеет свои планы и на Баалур, остающийся без гарнизона, и на королеву Руфию. Но выбора у киммерийца не было, и потому приходилось верить старому пройдохе на слово - до поры до времени.
Наблюдая за тем, как готовится к выступлению его будущая армия, Конан все больше утверждался в мысли, что его способ стяжания славы и богатства ничуть не хуже способа Маздока. С годами варвар начинал ценить не славу, но путь к ней, не обретение сокровищ, но их поиски. Жажда приключений все еще была в нем больше смутного желания оседлой жизни. Он пока предпочитал наниматься на службу к какому-нибудь королю, чем становиться королем самому. Обычно поручения, выпадавшие ему, оказывавшись сопряженными с большим, почти смертельным риском - что ж, он шел на него. Самой главной - и трудноисполнимой задачей при этом становилось соблюдение первого правила любого наемника: никогда не принимать близко к сердцу беды того, кто платит тебе за риск, чтобы в момент действительно смертельного риска выбирать между деньгами и жизнью, не более того.
Правда, в этот раз Конан справедливо опасался, что данное правило не будет соблюдено вовсе.
Но окончательное решение - во что бы то ни стало найти загадочный цветок - Конан принял не после бесконечных слез и уговоров Руфии, они как раз едва не отвратили его от этого похода. Услыхав впервые от Каспиуса о серебряном лотосе, Конан, ни разу не встречавший его в своих странствиях, сильно сомневался, не выдумал ли его безымянный автор древней рукописи. Его сомнения были очень скоро развеяны.
И ночные кошмары, и обычные сновидения мало беспокоили варвара, он редко их помнил и никогда не придавал большого значения. Но, живя в городе, где все были одержимы одним и тем же сном, и он подхватил ту же заразу. Все пять или шесть ночей, проведенных в Баалуре, он тоже видел повторяющуюся картину, но так и не смог определить, кто наслал ее - ведьма Зерити или противостоящие ей светлые силы.
Он видел колдунью, прекрасную и нагую, кружившуюся в дикой пляске у своего каменного алтаря, и то темное нечто, выползающее из гробницы, к которому был устремлен ее горящий взор. Но вокруг черной сожженной земли, островком тьмы возвышавшейся над серебряным светом, дрожало и колыхалось целое море цветов. Они были огромны, их упругие лепестки, мерцающие в лунном свете, казались искусно выкованными из металла.
Увидев этот сон в первую ночь, Конан удивился, но, когда то же повторилось и на вторую, и на третью ночи, он наконец согласился с Каспиусом, утверждавшим, что сама судьба привела киммерийца в их город. Серебряный лотос существовал на самом деле, и Зерити охраняла его.
Конан вышел на широкие ступени внешнего подъезда ко дворцу. Здесь уже стоял король. Внизу приветственно гудела толпа. Король Афратес поднял руку, призывая к молчанию.
- Сегодня, - начал он, - храбрейшие из нас выступают в поход, из которого, быть может, не вернутся. Но они уносят с собою наши чаяния, нашу надежду на спасение. В их колчанах стрелы, которые вы ковали день и ночь, на их плечах кольчуги, которые вы плели, они будут спать в шатрах, которые наши женщины соткали и сшили за три дня. И если будет на то воля наших богов, они вернутся с победой и наша возлюбленная принцесса будет здорова, а с нею и весь город. Поэтому воспрянем духом и будем уповать на лучшее! Восславим героев, моля богов даровать им победу, и да отыдет от нас зло!
Последние слова короля потонули в восторженных криках многотысячной толпы.
Проводить выступающий отряд вышли все члены королевского совета. Здесь были и верховный жрец Митры, и Каспиус, и мрачный военачальник Шалманзар, и Турио, его тень при Конане. Рядом с мужем, опираясь на его руку, стояла Руфия, с лицом бледным и озабоченным. Пестрая толпа придворных в златотканых, сияющих на солнце одеждах, в искрах драгоценных камней являла собой весьма красивое и одновременно весьма угнетающее зрелище. Почти у всех был заспанный и нездоровый вид, усталость и обреченность читалась во всех глазах.
- Что ж, значит, в путь! - выкрикнул Конан, торопясь уйти, пока не утихло воодушевление. Он не любил мрачных проводов и еще более не любил произносить длинные речи. - В Асгалуне нас уже ждут корабли, мы и так потратили на сборы много дней.
- В путь! - откликнулся эхом Афратес. - Мы ждем вас к началу зимы, живыми и невредимыми. За вас будет молиться весь город.
- Да пребудут с вами благословение богов и наши молитвы, - тихо сказала Руфия.
Конан кивнул и сбежал по ступеням вниз, вспоминая те полные мольбы, тоски и муки слова, которыми напутствовала она его нынче ночью, пробравшись в его спальню.
Он быстрым шагом пошел вдоль строя к голове колонны. Отовсюду слышались приветственные выкрики, толпа встречала его оглушительным воем. Глянув вбок, Конан с удивлением обнаружил, что Каспиус сбежал по ступеням вслед за ним и идет рядом, не отставая ни на шаг.
- Ты все еще не оставил своей безумной затеи? - сердито крикнул ему Конан, зная, что за гулом и выкриками его никто, кроме лекаря, не услышит. - Что за дикая мысль - ехать с нами? - Он склонился ближе к уху старика и тихо сказал: - Остановись, еще не поздно!
Каспиус, с теми же кругами под глазами и бледным лицом, что и у остальных царедворцев, упрямо помотал головой:
- Нет, мой доблестный военачальник, я не останусь в стороне. Мои вещи уже погружены, я еду с вами.
- Зачем? - хмурясь, пожал плечами Конан. - За верной смертью? А как же твой долг, твои обязанности королевского лекаря? Ты бросишь короля, Руфию и бедную Исмаэлу? Неужели же тебе здесь мало забот, что ты хочешь непременно новых?
Но Каспиус даже не замедлил шага, хотя угнаться за Конаном ему было непросто.
- Я уже говорил вам, что оставляю во дворце всех своих учеников. Они сведущи в искусстве врачевания не хуже, чем я. Я достаточно успел изучить состояние принцессы и составил необходимые препараты, чтобы поддерживать в ней искру жизни так долго, как это только возможно. Большего я сделать не могу, и мое присутствие во дворце ничего не изменит. Исцелит ее только серебряный лотос.
- Ну ладно, а ты сам? Судя по твоему виду, ты не блещешь здоровьем, да и не молод уже, - заявил Конан нарочито грубо, еще надеясь отговорить лекаря. - Ты и в самом деле думаешь, что долго выдержишь такое изнурительное путешествие, как наше?
Усталая улыбка лекаря сказала Конану, что Каспиус понял его нехитрую игру. Киммериец с досадой отвернулся, пробормотав что-то бранное.
- Сейчас вопрос скорее в том, как долго я еще выживу в этом городе, - серьезно сказал старик, качая седой головой. - Я, конечно, ни разу не бывал в Стигии и южных королевствах, но когда-то немало попутешествовал по свету. А мое ремесло и знания помогут сохранить нам не только мою жизнь, Конан. Я неплохо ориентируюсь по звездам и кое-что смыслю в погоде; это тоже может вам пригодиться. Ну и, в конечном итоге, только я смогу определить, подойдут для моего лекарства найденные нами цветы или нет. И только под моим руководством мы сможем заготовить и привезти сырье. Король и королева одобрили мое решение и позволили оставить на время пост придворного лекаря. Поэтому примите меня в отряд и постарайтесь извлечь всю возможную пользу из моего присутствия, господин главнокомандующий. - Он церемонно поклонился Конану. Тот фыркнул. - К тому же, если я правильно понимаю природу этой болезни, по мере удаления от города всем нам должно становиться легче и легче, - весело добавил Каспиус. - Глядишь, к концу путешествия я буду выглядеть здоровым юношей.
Киммериец сдался. Каспиус был прав: лекарь и астроном незаменим в любом походе. Но теперь Конану предстояло еще и охранять старика, чтобы тот вернулся из этого похода и приготовил свое чудодейственное лекарство.
- Второй раз говорю тебе: умеешь ты находить убедительные доводы, - проворчал он. - Но я думал, что ты разумнее распорядишься оставшимися тебе годами. Езжай с нами, раз так хочешь.
Во главе колонны бил копытом по брусчатке мостовой огромный черный жеребец, его еле удерживал под уздцы уже сидящий верхом оруженосец. Каспиус проворно забрался по спицам колеса в головную повозку.
- По отрядам, один за другим! - крикнул Конан, вскакивая в седло. - Вперед!
Тысяча копыт ударила в мостовую, колонна дрогнула и тронулась, набирая ход. От дворца над площадью разнесся чистый звук серебряных фанфар. Зацокали дробно копыта лошадей, им вторил мерный, шаркающий стук копыт быков. Заскрипела кожа, застучали по камню колеса повозок. Над толпой стаями птиц взлетали шапки, отовсюду слышались выкрики и добрые напутствия. Кто-то догадался выпустить почтовых голубей из дворцовой голубятни, и их пестрая стая, хлопая крыльями, закружила над толпой. Мужчины кричали, женщины плакали, мальчишки оглушительно свистели с крыш. Колонна вышагивала торжественно, словно на параде. На ступенях перед дворцом король и сановники подняли руки в прощальном жесте. Оглянувшись, Конан не увидел среди золоченой толпы Руфии - простившись с ним, она незаметно ушла, боясь и на полчаса оставить свою умирающую дочь.
Конан двинул жеребца в боковую улицу, ведущую к Южным воротам. Толпа отхлынула к домам, расступаясь перед колонной. Киммериец пришпорил коня, и процессия двинулась вслед за ним - вон из города, в сторону моря.
Колонна медленно ползла через город. Толпа на улицах расступалась перед ней и смыкалась позади. Эхо от стука тысяч копыт лошадей и быков металось от дома к дому, разнося весть о приближении воинства. У больших городских ворот Конан остановился.
Вдоль стен тянулся широкий глубокий ров, через который были перекинуты огромные подъемные мосты, достаточно прочные, чтобы выдержать караван верблюдов. Но армия, проходя по Южному мосту четким строем, разбила бы его вщепы. Конан велел всем выйти из повозок, переехать мост небольшими отрядами и затем вновь выстроиться на дороге. Стоя у самых цепей древнего подъемного механизма и наблюдая за переправой, Конан мельком глянул на город - и, сощурив глаза, вгляделся внимательнее. Черные стервятники, до той поры кружившие прямо над дворцом, теперь переместились ближе к городским стенам. Казалось, что они двигаются вслед за медленно ползущей по узким улицам колонной.
Последний раз взревели трубы, последняя шутиха разорвалась над городом в туче огненных брызг, последние букеты полетели под копыта лошадей и колеса повозок. Колонна выехала из города, и оставшиеся у ворот стражники закрыли створки и подняли мост. Перед Конаном и его армией лежала дорога на юг.
Время было за полдень, и солнце, уже достигшее зенита, пекло немилосердно. Стояли первые жаркие дни начала лета - поры, не самой лучшей для дальних путешествий. Большой караванный путь исстари прозвали Вонючим Трактом, ибо он проходил по опасным и заболоченным местам. Там, где по весне и осени болота превращались в настоящие топи, сохранились старые гати, настеленные еще в незапамятные времена. По ним легко проходили караваны верблюдов, но до сих пор никто не пытался испытывать их прочность целой армией.
После того как на переправу через первую гать ушло почти полдня, Конан из головы колонны переместился ближе к середине и ехал сбоку от дороги. Его могучий жеребец утопал в зловонной жиже по самые бабки, но зато так Конан мог видеть весь строй и подгонять отстающих.
Узнав об их выступлении, несколько купеческих караванов, также отправлявшихся на юг, задержали свой выезд из Баалура, соблазнившись возможностью путешествовать под защитой огромной армии. И потому на переправах, и без того нелегких, к ржанию и мычанию еле бредущих в жидкой грязи животных, брани и крикам солдат, вытягивающих увязшие в иле повозки, прибавлялись женский визг, надсадный рев детей и разноязыкие проклятия караванщиков. На ночных стоянках лагерь растягивался на два полета стрелы. Караванщики, желая умилостивить начальников отрядов, зазывали их в свои шатры, откуда те выходили далеко за полночь. Простые солдаты завистливо роптали, дисциплина падала, и Конан проклинал тот час, когда он согласился на это безумное предприятие. Оставалось надеяться только на то, что в порту он наконец отделается от этого беспокойного приданого.
По мере того как они спускались с предгорий в степи, дорога становилась суше и нахоженное. Здесь начинались обширные и плодородные земли городов - данников Баалура, небольших укрепленных поселений, окруженных пашнями, фруктовыми садами и пастбищами. Помимо спешного заказа мастеровым и неурочного набора рекрутов, столичные события мало затрагивали местных жителей. Чары Зерити еще не успели распространиться на все земли Баалура, и жители провинций пока что спали спокойно.