А вот опосля началось самое жестокое - поверх глины из сушняка кострище запалили. От первого костра углей навалили, сверху сушняком обкладывать начали. Сперва конечно подымило немного, но потом глина подсохла, прихватилась и дымить перестала. Тут только успевай дрова подкидывать. Сушняку всё равно приволокли мало что не гору. Мы пока с ребятами дрова подкидывали, старшина по быстренькому рогулек нарезал, ивовых прутиков для мяса нарубил, ошкурил и печёнку с сердцем и лёгкими, крупными кусками порезанными к костру-то пристроил - неча жару пропадать-то. А с другого края костра бочину лосиную на вертеле организовал. Серёгу, как самого любопытного под это дело и реквизировал - стоит теперь ворочает, слюнями мало что костёр не заливает. Иду значит за очередной порцией дров из кучи, нагибаюсь чтобы взять, потом поднимаю глаза - глядь, а у костра уже командир образовался, довольный аж светится. Сгрузил старшине стопку какой-то зелени. Лук свой положил и побрёл опять к нашим мыслителям, думку думать. Ну а тут как раз Серёга семафорит- мол мясо уже готово. Старшина брезент мокрой стороной к земле перевернул и давай на нём лопухи раскладывать, а что - вместо тарелок завсегда использовали, как на покос идём, удобная вещь и мыть не надо. Серёга с Юриком бочину жаренную притащили, а с неё такой духмяный запах, да мы ещё с утра считай почти и не ели - у меня живот так подвело, что он квакнул так что командиры даже обернулись. Олег, сволочь, рядом печёнку жаренную положил и по спине как врежет - мол, не бзди боец, сейчас хавать будем.
Тут и командиры подтянулись - правда без старичка этого странного, тот в лес ушёл, ну и чёрт с ним - нам больше достанется…
…
- Успокоились?
- Успокоились. Вот, Андрею рассказывал, как листья правильно сушить и обрабатывать.
- Да, я тут уже половину блокнота исписал, не ожидал столь подробной лекции. Даже о побочных эффектах поговорили.
- Ну и что ж там в побочных-то эффектах? Даже самому интересно? Вдруг не дай Ллос лечиться придётся.
- С тобой трау и с любым другим эльфом ничего не случится. А вот с хумансом, если чрезмерно часто употреблять будет, посложнее выйдет.
- Что, шесть суток поноса и смерть от обезвоживания?
- Да нет, ничего смертельного, неделя глубокого сна и в одном случае из дюжины пробуждение лесным эльфом.
- Э…э-э… нда… по моему лучше уж понос… ненавижу этих любителей зелёного цвета…
Глава 26
Сны, навеянные Луной, в тёплую августовскую ночь.
Сны.
Тихая музыка ночного ветра в кронах деревьев, потрескивание углей в костре и загадочный блеск звёзд в небесах. Грусть. Грусть, мягкой пушистой лапкой ласкающая мою душу, лапкой, скрывающей острые коготки. Луна, зависшая в перьях облаков и её серебристый свет, проходящий через мои протянутые к ней пальцы. Почему мне так грустно… О серебристая дева Луна, ответь… всё ведь хорошо, ты льёшь тихую музыку ночи на заснувшую Чащу, но мне хочется выть… слёзы стоят в моих зрачках… Почему мне так больно…Ответь, странница ночи… Ответь мне!
Тишина, тихое посапывание хумансов, нежащихся от тепла раскалённой коптильни. И струящиеся ленты лунного света, спускающиеся с небес. Лица спящих, проплывающие мимо в тихим лунном хороводе. Нет… они спят. Это я… кружусь на поляне, кружусь в водопаде лунного света и пытаюсь вспомнить… вспомнить и понять… усыпить этого тёплого демона по имени Грусть…
Люди - они такие разные и вместе с тем похожие… раскидавшиеся во сне и наоборот, сжавшиеся в позу эмбриона… открытые, беззащитные лица, омываемые луной… Лица за которыми скрываются, не рассказанные истории, чувства, переживания, страхи. Боль и ненависть… смех и радостные слёзы… Люди… уйди от меня, мой безжалостный демон Грусть. Я понял… я вспомнил… руны грусти, обвивающие лучи лунного света, теперь открыты моему взору…
…
Сны… какие только сны не снятся на природе, у гаснущего костра, людям. Иногда весёлые, иногда страшные. Некоторые, даже объевшись перед сном жирного мяса до состояния полного изумления, снов не видят из принципа и только тяжело переваливаясь во сне с одного бока на другой, тихо постанывают от обжорства, как например этот весёлый парнишка с рязанской внешностью, курчавыми волосами цвета прошлогодней соломы и с задорно оттопыренными ушами, кажется, его зовут Сергей, да точно - Сергей Корчагин.
А вот другой пример: раскидавшийся во сне конечностями молодой индивид, спящий с выражением глобальной ответственности на лице, бисеринки пота, проступившие на его висках, уже серебрящихся паутинками ранней седины и бледное насторожённое лицо явно доказывают, что кошмар, привидевшийся этому молодому капитану НКВД, находится в самом разгаре. И если сейчас заглянуть в его столь неспокойный сон, то можно увидать много интересного, абсурдного и вместе с тем почти не страшного постороннему наблюдателю. Посудите сами - ведь страхи, они как вкусы - абсолютно индивидуальны. Особенно страхи людей.
…
Один из безликих кабинетов Кремля. Приглушённо горящие абажуры ламп на стенах, ряды стульев, стоящие вдоль стен и старый, покрытый истёршимся зелёным сукном длинный стол для совещаний, вдоль которого стоят, выстроившись, люди… Хм… Почти люди…
Во главе строя стоит бледнеющий и краснеющий Андрей, который чувствует себя настолько не в своей тарелке, что воротник форменного френча давно уже перехватил не только дыхание, но и пищевод. Только это и спасает капитана от надвигающихся от страха позывов к рвоте. Многочисленные сосущие спазмы в низу живота тоже не добавляют капитану уверенности. Он боится… боится до такой степени, что сам страх уже почти материализовался. Влажные, тяжёлые потёки ужаса покрывают тёмные углы помещения и тихо мерцают среди многочисленных теней.
Перед подобравшимся строем, держа перед собой раскрытую серую папку с растрёпанными матерчатыми завязками, передвигается воплощение капитанского ужаса, из - за спины которого виден притулившийся у стены Судоплатов, вытирающий широким клетчатым платком обильный пот, проступивший на его лице…
Перед строем, периодически заглядывая в папку и останавливаясь перед очередным, стоящим в ряду индивидом, нервно шагал интеллигентного вида, лысый, в аккуратных круглых очечках, гражданин.
- Ну-с, подведём итоги, капитан Кадорин Андрей Генадьевич. Отправив вас на столь ответственное задание, партия и весь советский народ ожидали немного другого эффекта. Конечно, основное задание ви виполнили и сформировали ядро високоэффективного партизанского отряда. Но у товарищей возникают некоторые сомнения в вашем подборе кандидатур. Давайте ещё раз пройдём по списку отряда и непосредственно познакомимся с товарищами бойцами вблизи. Вот этого странного зелёного гражданина с бородой представьте, пожалуйста.
- Дух Чащи, рабочий псевдоним "Леший". Помощник главы партизанского отряда. Специалист по маскировке и запутыванию следов.
- Так, пойдём дальше. Вот этот худой гражданин в чёрных доспехах кем является?
- Псевдоним "Кощей". Начальник диверсионного отдела. Специалист по проведению похищений высокопоставленных лиц.
- Похвально-похвально, молодой человек. Но вот подскажите-ка, что тут делает эта гигантская собака.
Почувствовав, что о нём говорят, представитель семейства люпусов склонил свою голову размером с хороший тазик набок и, ощерившись в идиотской клыкастой ухмылке, которая получается только у особо умных животных, с ехидцей посмотрел огромными влажными янтарными глазами.
- Серый. Ну, в смысле, "Серый Волк" - сотрудник диверсионного отдела. Лучший специалист по спасению высокопоставленных лиц и транспортным операциям.
Уже не белый, а красный и с покрытым какими-то бурыми пятнами лицом Андрей судорожно пытается поправить воротник, запуская в свой измученный организм таким образом ещё несколько глотков внезапно спёртого и почему-то влажного воздуха.
- Так, смотрим далее. Вот, гражданка с метлой. Что она делает в вашем отряде? Вы что, уже совсем с ума посходили - дворников личных заводить? И это в тот момент, когда вся страна напрягает все силы и возможности для отражения вероломного нападения немецко-фашистских захватчиков?! Я, конечно, не умаляю твоих заслуг перед трудовым советским народом, капитан, но думаю товарищи в праве знать, зачем наша краснознамённая армия и в частности её лучшие и самые секретные подразделения держат в своих рядах, не побоюсь такого слова - уборщицу.
Побелевший за спиной Берии Судоплатов пытается что-то произнести и отвлечь таким образом огонь начальственного гнева на себя.
- Товарищ нарком, разрешите я объясню…
Но прерванный внезапно ожесточившимся голосом Лаврентия Павловича, в котором резко зазвенела сталь, затих.
- С вами, товарищ Судоплатов, и с возглавляемым вами подразделением ми ещё разберёмся. А сейчас пусть молодой человек отвечает, а ми его послушаем и в тесном товарищеском кругу винесем своё жёсткое, но вместе с тем справедливое решение.
- Это вот… Баба-Яга… ну…командир звена авиаподдержки нашего отряда… имеет богатый опыт уничтожения стратегических объектов противника в глубоком тылу.
- И позвольте уточнить, молодой человек - кто же входит в состав вашего, как ви висказались, "звена авиаподдержки"?
Рванув резко сжавшийся воротник гимнастёрки и пытаясь схватить мгновенно пересохшим ртом хоть несколько глотков спасительного воздуха, капитан прошептал - уже заваливаясь в спасительную тьму обморока:
- Змей-Горыныч…
…
Но давайте пока отвлечёмся от кошмаров этого молодого человека, у нас есть ещё несколько секунд перед тем как он вскочит, обливаясь холодным потом и обводя окружающих бешеными, испуганными, как у загнанной лани, глазами. Так давайте потратим их с большей пользой и окинем взором оставшихся любителей поспать при полной луне.
Вот с абсолютно серьёзным лицом лежит старшина - Валерий Сергеевич. Или как его часто называют - Сергеич, крёстная мама и папа нашего отряда. Если бы не его организаторские способности и умение надыбать нужные вещи из воздуха, то, боюсь, хумансы бы окончательно завшивели и оголодали. Седой сорокалетний мужчина с волевым лицом, покрытым мелкими оспинками шрамов, как он однажды обмолвился на вопрос Олега - это трофей с гражданской, на Перекопе каменной крошкой посекло, снаряд рядом в скалу ударился и не взорвался - повезло.
А вот нам не повезло… хрипя и глотая судорожно сведённым горлом прохладный ночной воздух, с лежанки резко вскакивает капитан…
…
- Что такое, Андрей?
Абсолютно бешеные, не узнающие никого глаза пытаются на мне сфокусироваться, а из горла рвутся пока ещё не контролируемые фразы, являющиеся продолжением кошмара:
- Товарищ нарком, колхозные поля под Рязанью он жечь не мог и комсомолок из Петрозаводска не воровал…
- Тихо, Андрей, успокойся… это сон… это всего лишь страшный сон… обычный человеческий сон…
- Что? Где я? А… Фу…х! Ну и приснится же такое.
Несколько минут блаженной тишины, пока капитан пытается прийти в себя и сдержать дрожь уже уходящего страха. Несколько минут тишины, залитой лунным светом. Тихий шелест листвы и грубое, загнанное дыхание хуманса рядом…
- Андрей, как у вас зовётся эта небесная странница, так щедро льющая свой ласковый серебристый свет?
- Что?… А!.. Ну… это Луна.
- Луна… Спи капитан, спи… теперь ты уснёшь без сновидений, и пусть тебя разбудит первый радостный лучик весёлого летнего солнца… а я ещё погрущу… Cпи…
Спи…
Qu'ellar Rilint'tar kyorl dos…
- D'jal…
…
Примечание.
- Дом Рилинттар хранит тебя…
- Всех вас…
Глава 27
Музыкальная.
12.07.1941 г. Клаус Майне, рядовой третьей пехотной роты первого батальона восемьдесят второго пехотного полка.
"… эти восточные бесконечные леса и болота - шайсе!
Сумасшедшие местные жители, не понимающие ни слова на нормальном немецком языке. Эта мошкара размером с мизинец, звереющая от присутствия нормального немецкого солдата. Компас, стрелка которого крутится, как безумная. Герр лейтенант правда утверждает, что это потому что в этом болоте много железной руды. Сам он до войны жил в Руре и поэтому думаю знает о чём говорит. Одно радует - собаки довольно плотно держат след и ведут себя всё уверенней. Скоро мы нагоним этих диверсантов и отомстим им за гибель немецких солдат". Отодвинув стволом винтовки мешающую еловую лапу, Клаус перевёл взгляд на какую-то вспышку, мелькнувшую в закатных лучах справа от края растянувшегося цепью отряда…
Тихий вечерний ветерок, потянувшийся от болота ласково перебирал чёрное как смоль оперение стрелы, возникшей в правом глазу рядового через мгновение после того, как лучик закатного солнца отразился на гранях наконечника, теперь нагло проклюнувшегося из короткостириженного немецкого затылка, чуть приподняв при этом каску, залихватски надвинув её на уже бессмысленные глаза, в которых отражается - впрочем, уже кому какая разница…
- Клаус! Рядовой Майне! Где ты! - встревоженные голоса далеко разносящиеся над болотистой белорусской землёй переполошили любопытную белку, уже два часа пытающуюся своим куцым умишком дотумкать зачем этим людям ходить кругами по вроде бы ровной, пусть и заросшей местности. И самое главное, когда эти двуногие сволочи уйдут от её заначки, любовно припрятанной в дупле дерева, стоящего в середине вытаптываемого пространства.
Ефрейтор Вальтер Кляйн уже в который раз с надеждой обратил взор на свою собаку Лайзу, всё так же трусливо жмущуюся к его ногам. Эта странная и загадочная страна Россия. Немецкому мозгу страшно даже представить существование столь дикой местности, буквально целиком состоящей из гигантских деревьев, непроходимого, дикого, как монголы, подлеска и странной пружинящей под ногами почвы, покрытой слоем густого, влажного даже на первый взгляд мха.
Вдруг собака встрепенулась и с тревогой зарычала в сторону группы высоких деревьев, величественно выделяющихся на фоне молодой поросли. Некоторые из этих гигантов были давно уже мертвы и тянули к небу свои голые, безжизненные ветви. Некоторые наоборот, буквально светились здоровьем и являлись домом для огромного количества птиц, сейчас потревоженных близким присутствием человека и поэтому беспокойно перепархивающих с ветки на ветку.
Попытавшись тихо привлечь внимание лейтенанта Кольбе замахал руками. Подошедший на столь необычный семафор лейтенант сразу вошёл в суть дела и быстро уточнил:
- Вальтер, что по твоему мнению могла учуять Лайза? Может это наконец-то эти проклятые русские партизаны?
- Нет, герр лейтенант, судя по реакции собаки это наверное какое-то животное, но стопроцентно гарантировать это я не могу.
Чтобы ни на минуту не прерывать погоню, лейтенант направил первое отделение вместе с вторым кинологом по ещё чуть видимому следу этих неуловимых русских. Хотя по мнению самого Кляйна толку от собак в такой влажной местности в сущности никакого. Запах партизан, даже если бы он был, всё равно рассеивался из-за влаги в воздухе раньше чем собаки успевали взять след. Благо война в Польше позволила Вальтеру и его напарнику Гюнтеру довольно неплохо научится разбираться в следах. С учётом того что русские оставляли за собой довольно чётко видимый след из примятого мха, сломанных веточек на кустах и периодически попадающихся отметин от рук и обуви на краях бочажков, в которые явно проваливались эти русские свиньи. Так что метод преследования заключался в простом прочёсывании местности на предмет оставленных русскими следов и потом следование им пока они не пропадут, потом всё тоже изнурительное прочёсывание местности.
Лейтенант вместе с Вальтером и вторым отделением аккуратно выдвинулся в сторону подозрительной группы деревьев. Не пройдя и пары шагов они были остановлены резко взлетевшими птицами, буквально взорвавшимися возмущёнными криками. Птицы явно чего-то испугались и испугались намного серьёзнее чем какой-то группы немецких солдат и офицеров. Почти подойдя к зарослям молодых ёлочек, любовно укутывающих подножия лесных великанов этаким колючим зелёным пледом, Лайза резко рванула вперёд, заходясь в истерическом лае. Последовав за собакой и зайдя в глубь этой группы деревьев буквально на десять метров отряду пришлось остановиться. Обычно молчаливая овчарка бросалась на дерево с густой кроной, пытаясь вскарабкаться по стволу и соскальзывая громко лаяла на что-то находящееся в кроне.
Попытки определить с земли что же скрывается в густой листве не увенчались успехом и лейтенант буркнув что сумасшедшая собака явно лает на белку или ещё на какого-нибудь варварского русского зверя приказал продолжить преследование и догнать первое отделение. Не успев проговорить последние слова и развернутся в обратную сторону лейтенант застыл как вкопанный и тихо, почти шёпотом приказал остановиться и приготовиться к бою. Медленно и по возможности неслышно передёрнув затвор МП38 он прошептал:
- Там в ветвях явно не белка.
И глазами показал на каплю крови, застывающую на его рукаве.
Обследование ствола дерева и его ветвей не принесло никакого результата за исключением нахождения множества кровавых потёков и кусочков мяса, в беспорядке раскиданных на широких ветвях и прилипших к стволу. Только-только начавшие кружится над ними мухи и свежий вид крови означали что что бы тут не происходило - это произошло недавно.
Забравшийся на дерево лейтенант выдал предположение, что на одном из горизонтальных сучьев, поблизости от ствола, буквально несколько минут назад кто-то сидел и занимался самым странным, на его лейтенанта взгляд, делом - резал мелкими кусочками свежее мясо. Только вот зачем? И кто?
При обследовании ближайших к месту обнаружения крови зарослей опять отличилась Лайза. Буквально в пяти метрах от этого злополучного дерева, укрытый от посторонних взглядов разросшимся папоротником лежал человеческий труп.
- Герр Лейтенант, это рядовой Майне! Только что это с ним?
Бледные лица окружающих с застывшим на нём выражением ужаса и омерзения были обращены в сторону тела и склонившегося над ним лейтенанта.
- Так вот что там строгали. Только… зачем? В этих лесах русские дикари совсем с ума сходить начали? Ведь это сделало явно не животное - слишком ровные разрезы. И самое главное - посмотрите чем его убило. Это же стрела. Эти русские и монгольские варвары действительно недостойны занимать эту землю. Наш фюрер безусловно прав в том что славянские варвары должны быть стёрты с лица земли…
Раннее - раннее утро 13.07.1941 г. Лагерь партизанского отряда. Ссешес Риллинтар.
Глубокие, волнующие звуки флейты весёлой песенкой раскатившиеся над потухшим кострищем и скукожившимися во сне от утренней прохлады бойцами. Кому-нибудь, более знакомому с репертуаром советского кинематографа в последующие полвека эта развесёлая мелодия сразу бы напомнила замечательный мультик "Чунга-Чанга". Но медленно просыпающиеся красноармейцы, хотя и были ценителями прекрасного (особенно прекрасного ужина, завтрака и особенно обеда) комментировали побудку в крайне отрицательных тонах. Правда, только про себя.