Внезапно Александр вскрикнул и упал вперед, соскользнув руками с подоконника. Рука Лолона бесконтрольно взметнулась, схватив принца за ногу и втягивая его обратно. Ужасная, душераздирающая боль прошла сквозь раба, и он замер, схватившись за грудь. Приступ превратился в огненный шар в сердце, и он опустился на колени, хватая ртом воздух.
- Прости! Прости! Прости! - твердил Александр, позабыв о звездах. Лолона свела судорога, и он свалился на пол лицом вниз. - Я кого-нибудь позову, - крикнул принц, подбежал к двери и распахнул ее. Но за ней не оказалось ни коридора, ни каменных стен, ни знакомых занавесок. Дверь распахнулась в зияющую дыру ночи, огромную, темную и непроницаемую. Мальчик пошатнулся у края пропасти, равновесие предавало его. С последним отчаянным криком он стал падать, переворачиваясь в полете среди звезд.
Голоса кричали ему в след, пока он мчался по небу, и он услышал победоносный крик жреца: - Он идет! Золотое Дитя идет!
Александр закричал, и вновь увидел перед собой лицо того мужчины, который выглядел в точности как его отец - злорадная усмешка играет на бородатом лице, золотой глаз сияет как огненный шар.
Храм, Малая Азия
Сердце человека было слабым, клапаны - жесткими и негибкими. Его легкие стали огромными, распирая грудную клетку, и он мог пройти лишь несколько шагов, пока приступ не заставит его снова лечь. Дерая села у его ложа, положила руку ему на грудь и посмотрела в усталые глаза.
- Я ничем не смогу помочь тебе, - грустно сказала она, видя, как тает свет надежды в этом взгляде.
- Просто… дай мне… еще несколько дней, - взмолился он слабым голосом.
- Даже этого не смогу, - произнесла она, взяв его за руку.
Рядом с постелью больного заплакала его жена. - Так… значит… скоро? - прошептал он.
Дерая кивнула, и его голова упала на подушку.
- Помоги ему пожалуйста! - молила рыдающая женщина, бросившись на колени перед Целительницей.
Мужчина на кровати вдруг напрягся, лицо его помрачнело. Он открыл рот, но ни слова не произнес, издав только длинный, прерывистый вздох. - Нет! - вскричала женщина. - Нет!
Дерая встала на ноги и медленно вышла из алтарной комнаты, отмахнувшись от слуг, которые двинулись было помочь ей. В коридорах было холодно, и она дрожала, пока шла в свои покои.
Мужчина заступил ей дорогу. - Они его взяли, - произнес Аристотель.
Дерая прикрыла глаза. - Я устала. От меня тебе не будет толка. Уходи. - Оттолкнув его, она понесла свое бренное тело дальше. За ее спиной Аристотель погрузил руку в мешочек у себя на поясе и достал оттуда золотой самородок.
Дерая шла, не в состоянии забыть купца, смерть которого она так и не сумела предотвратить. Она сделала глубокий вдох. Приятно было ощутить воздух в легких, освежающий и бодрящий. Как странно, подумала она, когда ее беспокойство прошло. Она почувствовала себя лучше, чем когда-либо за последние годы, и вспомнила, как прохладно было в море, как хорошо было бежать на пляж и бросаться в кристально-чистые волны, чувствуя солнечное тепло на своей спине.
Она вдруг рассмеялась. Слишком много времени прошло с тех пор, как она в последний раз покидала храм, чтобы пройти по скалистой тропе. И она была голодна. Как волк!
Распахнув дверь в свою комнату, она подошла к окну. Как чист воздух, подумала она, глядя в сторону моря. Белые чайки кружили над утесами, и ей было видно, как каждая птица отмахивается крыльями и парит по небу. Даже очертания облаков были четче, чем обычно. И тут она поняла, что совсем не использует глаза своего духа. Она исцелилась от слепоты. Бросив взгляд вниз, она посмотрела на свои руки. Кожа была гладкой и свежей. В ней вспыхнул гнев, и она вскинулась, увидев мага, который молча стоял теперь в дверном проеме.
- Как ты посмел! - взорвалась она. - Как ты посмел сделать это со мной!
- Ты нужна мне, - ответил он, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. - И что такого страшного в молодости, Дерая? Что тебя тревожит?
- Ничего! - разбушевалась она, - кроме страданий, которых мне не вылечить. Ты видел человека, которого они ко мне привели? Он был богачом; добрым, заботливым. Но сердце у него было больное, настолько тяжело, что мне не под силу было его исцелить. Вот чего я боюсь - долго жить и видеть еще тысячи таких же, как он. Думаешь, я хочу помолодеть? Зачем? С какой целью? Всё, о чем я мечтала, было отнято у меня. Зачем мне жить еще так долго?
Аристотель прошел дальше внутрь комнаты, в лице отражалась печаль.
- Если захочешь, я верну твое тело к прежней… славе? Но сначала - ты поможешь мне? Ты поддержишь Пармениона?
Дерая встала перед зеркалом и посмотрела на свое молодое отражение. Сделала глубокий вдох и кивнула. - Я пойду с тобой. Но прежде измени мое лицо. Он не должен меня узнать - понимаешь?
- Всё будет, как ты скажешь, - пообещал маг.
***
- Думаю, что опрометчиво было казнить стражников, - сказал Парменион, с трудом подавляя свое раздражение.
- А что бы ты сделал, Спартанец? - спросил Аттал. - Наградил бы их что ли?
Парменион отвернулся от него и быстро прошел к Царю, который сгорбившись сидел на троне с серым от пережитого горя лицом и потускневшим взором. Все два дня с момента пропажи принца он не спал. Три тысячи гвардейцев прочесывали весь город, каждый дом от чердака до подвала. Всадники разъехались по стране в поисках вестей о тех, кто путешествует с ребенком или детьми.
Но Александра и след простыл.
- Государь, - обратился к нему Парменион.
- Что? - Царь поднял взгляд.
- Часовые, которых казнили. Они что-нибудь сказали?
Филипп пожал плечами. - Они говорили какую-то чепуху, невероятную ложь. Я даже вспомнить не могу. Что-то там о звездах… Расскажи ему, Аттал.
- Для чего, государь? Это не приблизит нас к возвращению принца. Его спрятали где-то с целью получения выкупа; кто-то свяжется с нами.
- Всё равно расскажи ему, - велел Филипп.
- Они говорили, будто бы коридор исчез и мощный ветер сдул их с ног. Всё, что они якобы видели - это только звезды, да слышали, как принц кричит как будто издалека. Оба клялись в этом; как лунатики.
- Возможно и так, Аттал, - тихо проговорил Парменион, - но если бы на кону была твоя жизнь, стал бы ты выдумывать такую нелепую ложь?
- Конечно нет. Думаешь, они правду сказали? - Аттал усмехнулся и покачал головой.
- Я не имею представления, где тут правда… пока что. Однако стража ворот сообщает, что никто не проходил мимо них. Часовые на внешних стенах не докладывали о криках или воплях. Но принц исчез. Ты опознал труп?
- Нет, - ответил Аттал. - Он разложился почти что в прах.
- Проверили рабов, кто из них отсутствует в доме?
- С чего ты решил, что это был раб? - спросил Филипп.
- Всё, что от него осталось, это туника. Это была дешевая ткань - слуга и тот бы оделся получше.
- Дельное замечание, - сказал Царь. - Проверь это, Аттал. Немедля! - добавил он, когда воин попытался заговорить. Аттал, с побагровевшим лицом, поклонился и вышел из тронного зала.
- Мы должны отыскать его, - сказал Филипп Пармениону. - Должны.
- Найдем, государь. Я не верю, что он погиб. Если это было причиной исчезновения, то мы бы уже нашли его тело.
Филипп поднял взгляд, его единственный зеленый глаз сверкнул диким светом. - Когда я найду тех, кто за это в ответе, они будут страдать так, как еще никто на свете не страдал. Я уничтожу их - и их семьи, и их город. Люди будут говорить об этом тысячи лет. Клянусь.
- Давай прежде найдем ребенка, - проговорил Парменион.
Царь, похоже, его не услышал. Почесывая слепой глаз, он поднялся с трона со сжатыми до побелевших костяшек кулаками. - Как это могло случиться? - процедил он. - Со мной? С Филиппом? - Парменион хранил молчание, надеясь, что убийственный гнев скоро пройдет. В этом состоянии Филипп был всегда непредсказуем. Спартанец не рассказал ему о персе, Парзаламисе, и заставил Мотака поклясться в сохранении тайны. Не важно, что думал Филипп, Парменион знал, что македоняне еще не готовы к войне с Персидской империей. Труп Парзаламиса тайно закопали в имении, и, хотя убийства трех головорезов не удалось скрыть от Царя, никто не знал, откуда они прибыли и кто их подослал.
Рана в бедре Пармениона зудела, пока он стоял и молча наблюдал за Царем, и он тщетно пытался почесать ее через льняную повязку. Филипп заметил это движение - и усмехнулся.
- Хорошая работа, Спартанец, - произнес он, и напряжение сошло с его лица. - Убить троих - это подвиг, вне всяких сомнений. Но сколько раз я советовал тебе поставить стражу в своем имении?
- Много раз, государь, и отныне я последую твоему совету.
Филипп снова расположился на троне. - Хвала богам, Олимпиады здесь нет. И я молю Зевса, чтобы мы разыскали ребенка прежде, чем весть достигнет Эпира. Не то она явится сюда как взбешенная Гарпия, грозя вырвать мне сердце голыми руками.
- Мы его найдем, - пообещал Парменион, добавив в свой голос уверенности, которой сам отнюдь не испытывал.
- Мне не стоило убивать часовых, - сказал Филипп. - Это было глупо. Думаешь, в этом было замешано чародейство?
- Мы многого не знаем, - ответил Парменион. - Кем был тот человек в спальне? Почему при нем был кинжал? Было ли его задачей убийство? И если да, то был ли он один? Что же до часовых… что они хотели сказать, говоря о звездах? В этом мало смысла, Филипп. Если бы мальчика убили, мы бы обнаружили тело. А так, зачем его похитили? Выкуп? Кто живет так долго, чтобы промотать такое состояние? Давай, в качестве аргумента, предположим, что вина лежит на олинфянах. Они не дураки. Знают, что войско Македонии обрушится на них с огнем и мечом; и земли Халкидики будут залиты кровью.
- Афины, - пробормотал Филипп. - Они готовы на всё, чтобы причинить мне боль. Афины… - Парменион вновь заметил отсвет в глазу, и заговорил очень быстро.
- Я так не думаю, - тихо сказал он. - Демосфен прекрасно разыгрывает твою тираниюи твои предполагаемые пороки. Его медоточивые речи соблазняют многие меньшие города. Как бы он выглядел, окажись детоубийцей? Нет. Если бы Афины подослали головорезов, их целью был бы ты, а не Александр. Что сказала ясновидящая, когда ты встретился с ней?
- Ах! - проворчал Царь. - Она старая дура. Походила вокруг кровати мальчишки, притворяясь, что говорит с духами. Но в конце концов ничего мне сказать не смогла.
- Но что-то же сказала?
- Она сказала, что душа мальчишки не в Македонии. В Аиде ее тоже нет. Скажи теперь, как это может быть правдой. Он исчез не раньше, чем полдня назад. Даже если его унес гигантский орел, он все равно был бы еще в Македонии в тот момент, когда она это говорила. Старая дряхлая карга! Но могу тебе сказать, она была в ужасе. Она дрожала, когда входила в его спальню.
- Тебе надо отдохнуть, - посоветовал Парменион. - Иди в постель. Отправь за одной из своих жен.
- Это последнее, что мне сейчас нужно, друг. Они с трудом сдерживают ликование в своих глазах. Мой сын и наследник пропал и возможно мертв. Они только и думают, как бы раздвинуть ноги и наделить меня новым. Нет. Я не стану отдыхать, пока не откроется правда.
Аттал зашел в тронный зал и поклонился. - Один раб пропал, государь, - сказал он с пепельно-серым лицом. - Некто Лолон, изготовитель сандалий из Метоны.
- Что о нем известно? - спросил Парменион, стараясь сохранять невозмутимый вид.
- Я выкупил его у пелагонийского командира несколько месяцев назад. Хороший был работник. Остальные рабы говорят, что он был тихим человеком, себе на уме. Больше мне ничего не известно.
- Что он делал в комнате моего сына? - вспылил Филипп. - Должна же быть причина.
- Он говорил Мелиссе - одной из моих девушек-рабынь - что у него была семья в Метоне. Его детей распотрошили, а жену увели в плен. - Аттал прочистил горло и тяжело сглотнул. - Думаю, он желал отомстить.
Филипп вскочил с трона. - У него должны были быть сообщники - иначе где тогдаребенок? Сколько других метонийцев ты привел во дворец?
- Ни одного, государь. Я и не знал, что он метониец, клянусь!
- Аттал не виноват, государь, - сказал Парменион. - Мы штурмовали много городов и наводнили страну рабами. Вот почему цена за одного человека сорок драхм, а не двести, как было всего три года назад. Почти что у каждого раба в Пелле есть причина тебя возненавидеть.
- Мне нет дела до их ненависти! - рявкнул Филипп. - Но ты прав, Парменион, Аттал невиновен. - Повернувшись к своему телохранителю, он похлопал мужчину по плечу. - Прости мой гнев, друг.
- Здесь не за что просить прощения, государь, - ответил Аттал, кланяясь.
Позже, когда Парменион сидел в одном из более сорока дворцовых покоев для гостей, к нему зашел Аттал. - Почему ты заступился за меня? - поинтересовался он. - Я не твой друг - и не стремлюсь им стать.
Парменион взглянул в его холодные глаза, ища напряжение в них и в морщинках его топорного лица, в мрачной линии его почти безгубого рта. - Это не вопрос дружбы, Аттал, - произнес он, - а скорее верности. Теперь же мне не по душе твое общество, и если тебе больше нечего сказать, то будь добр, оставь меня в покое.
Но тот не уходил. Пройдя глубже в комнату, он сел в кресло с высокой спинкой, налил себе кубок разбавленного водой вина и стал его медленно отпивать. - Это хорошо, - сказал он. - Думаешь, история со звездами имеет значение?
- Не знаю, - признал Спартанец, - но намереваюсь выяснить.
- И как ты это сделаешь?
- Когда я впервые прибыл в Македонию, то встретил мага - человека великой силы. Я разыщу его. Если здесь замешано чародейство, то он узнает о нем - и о его источнике.
- И где ты найдешь этого… человека магии?
- Сидя на камне, - ответил Спартанец.
Империя Македон
Александр открыл глаза и задрожал, чувствуя холодную почву под своим промокшим от дождя телом. Он падал, кричащий и потерянный, через наполненное звездами небо, теряя сознание, когда яркие всполохи и мириады всевозможных цветов проносились у него перед глазами. Теперь цвета исчезли, и остались только пронзающий до костей холод да темная ночь в горах.
Он уже собрался двинуться вперед, как вдруг услышал голоса и инстинктивно пригнулся и стал следить за темной рощей, откуда доносились эти голоса.
- Клянусь тебе, государь, дитя здесь. Заклинание забрало его и принесло в эти горы. Я предупреждал тебя, что он не обязательно попадет прямо в эту точку. Но он должен быть всего в сотне шагов в любом направлении отсюда.
- Найди его - или я скормлю твое сердце Пожерателям.
Александр снова вздрогнул - но на этот раз не от холода. Второй голос был в точности как у его отца, только глубже, а тон был более презрительным. Он еще не мог видеть говоривших, но они приближались. Рядом были заросли, и ребенок скользнул туда, прижимаясь голым телом к земле.
Пляшущий свет множества факелов замерцал меж деревьев, и Александр увидел вышедшего к склону человека с золотым глазом, подле него шел жрец в темном балахоне. За ним двигался отряд воинов с факелами в руках, прочесывающих местность, ищущих, раздвигая ветви древками длинных копий.
Покрытая листвой почва под мальчиком была сырой и мягкой, и он погрузил в нее пальцы, тихо перевернулся на спину и засыпал землей и опавшей растительностью свои ноги и грудь. Он чувствовал, как мелкие насекомые в панике бегают по его коже, и мягкая теплота заскользила по его левой голени. Не обращая внимания на неудобства, он обмазал грязью лицо и волосы и стал ждать преследователей, с дико колотящимся сердцем.
- Тысяча драхм тому, кто его найдет! - возвестил Царь.
- Айя! - прорычали воины, салютуя факелами.
Из своего убежища Александр видел ноги преследователей, проходящих мимо него. Они были босыми, но икры их защищали бронзовые поножи с замысловатыми узорами. Однако в каждом узоре, который он видел, был общий, центральный мотив - стилизованное солнце с лучами. Это удивило ребенка, потому что солнце с лучами было символом Македонии, однако вооружение на воинах не было ни македонским, ни фригийским - нагрудники были более тщательно проработаны, а шлемы украшали вороновы крылья, в то время как солдаты его отца носили гребни из конских волос.
Даже несмотря на страх, Александр был озадачен. Эти солдаты не были похожи на тех, что он когда-либо видел, живьем, на рисунках или в скульптуре.
Вдруг послышался раскатистый гром, молния трезубцем рассекла небо.
Острие копья скользнуло сквозь кусты над ним, разделяя ветки. Но вот копье исчезло, и солдат двинулся дальше.
Александр оставался на месте, пока не смолкли все звуки вокруг. Наконец, когда кончился дождь, он пошевелил своим замерзшим телом, выбравшись из зарослей на склон горы.
Глянув вверх, он увидел звезды на прояснившемся небе - и с острым уколом страха понял, что совсем не узнает их. Где были Лучник, Великий Волк, Копейщик или Матерь Земли? Он осматривал небо в поисках Северной Звезды. Ничего даже отдаленно похожего он не находил.
Преследователи ушли вниз по склону горы, которая была у него за спиной, и мальчик решил пойти в противоположном направлении.
Деревья были укрыты тьмой, но Александр проглотил страх и пошел вперед, глубже в лес. Через некоторое время он увидел алтарь из своих снов, строгий и мрачный, стоявший посреди небольшой прогалины, вокруг которой лежали сломанные каменные колонны. Это отсюда они пытались призвать его.
Поляна была безлюдна, но под раскидистым дубом еще тлел маленький костерок. Александр подбежал к нему, присел на корточки и раздул пламя. Он искал сухих дров, но ничего не нашел и сел рядом с умирающим пламенем, держа дрожащие ладони над тающим жаром.
- Что это за место? - прошептал он. - И как мне попасть домой? - Напрашивались слезы, и он ощутил, как начинается паника. - Я не заплачу, - сказал он себе. - Я сын Царя.
Собрав сырые прутья, он положил их просушиться на горячий пепел с краю костра, потом встал и начал изучать местность. Огню нужно было топливо; а без огня он умрет на этом холоде. Алтарь ничего полезного не предоставил, и он отправился дальше в лес. Здесь темнота была гуще, ветви деревьев переплетались как гигантская куполообразная крыша. Но земля под ногами была сухой, и Александр нашел несколько сломанных веток, собрал их и принес к костру.