Ну что ж, пусть будет "шагадес". Не худшее. Не тусклый "тулед", не лукавый "киит" и не странный "махаф". Не худшее. А может быть, "сломанный" "шагадес"? Удача без гибели? Посмотрим, теперь боги предупредили меня кое о чем...
Я как следует придушил свои опасения и вышвырнул их за корму. Поднялся.
Теперь мне нужна вода.
Серебряная хроника Глава 3. Бросок Гадюки
Когда моя голова перестала кружиться, я осознала себя стоящей босиком на холодном полу в келье младшей жрицы по имени Эззал. Не повезло девочке с кельей, прямо скажем: окно на полночь, да еще во внутренний дворик, даже в самую жестокую жару здесь стылый холод.
Ритуал переноса был свершен в момент, когда солнце коснулось горизонта, мистерия же должна была начаться ровно в полночь, так что в моем распоряжении имелось достаточно времени: две стражи или более того. Поскольку находиться обнаженной среди пьющего тепло камня - невеликое удовольствие, первым делом я распахнула шкафчик с одеждой. В том, что я найду все, что мне нужно, я не сомневалась - как минимум три смены одежды у Эззал уж точно должны быть, а ритуальные украшения на похоронах матери ни к чему.
Одежда, выстиранная и выглаженная, аккуратно лежала на полках - отдельно штаны, отдельно блузы. Я взяла сверху первое попавшееся, осмотрела, нет ли разошедшихся швов и иных повреждений, и только после этого надела. Никакое оно, конечно же, не зеркальное, это облачение - просто серебристо-стальной блестящий атлас, хотя и удивительной выделки: тонкий, но на редкость прочный и совершенно немнущийся. Блуза оставляет руки открытыми до самых плеч, зато высокий ворот полностью скрывает горло, застежка - цепочка крохотных пуговок и воздушных петелек - скрыта под широкой планкой. К этому полагались серебряные сандалии на ненормально высокой платформе, но их я не тронула - это обувь не для танцев, так что придется босой шлепать по холодному камню.
После этого я занавесила окно плащом все из того же серебряного атласа и только тогда посмела зажечь масляную лампу, нужную мне для более тщательной маскировки.
Украшения лежали на самой верхней полке, в простых деревянных ларчиках, покрытых черным лаком без узора. Чеканные серебряные браслеты Эззал, видимо, взяла с собой, но они и не были мне нужны. Зато ритуальные были на месте - восьмигранные серебряные колесики, каждая грань отполирована до блеска, а для усиления зеркального эффекта еще покрыта пластинкой шлифованного горного хрусталя.
Дальше - сетка для волос из мелких серебряных бусин, с двумя круглыми зеркальцами у висков, и диадема в виде двух сплетающихся змей, обвивающих еще одно зеркальце - над переносицей. Потребовалось немало труда, чтобы затолкать в сетку мои непокорные волосы, пока я не догадалась заплести косу лишь в нижней трети и притянуть ее конец к затылку снизу, под основной массой волос (вот и пригодился шнурок).
В отдельном ларчике нашлась косметика: палочка черной краски для бровей и ресниц и три вида серебра: тончайший порошок - вокруг глаз, жирная смесь - на губы и блестящая эмаль для ногтей. Последнюю я нанесла на ногти не только рук, но и ног и тихо порадовалась, что в хозяйстве Салура, который недавно красил рамы в библиотеке, имеется травяной раствор, смывающий эту дрянь.
Увы, несмотря на всю зеркальность Эззал, ростового зеркала в ее келье не водилось - только квадратное настольное, перед которым красят глаза и делают прическу. А жаль - я бы очень хотела увидеть, как выгляжу в этом облачении...
Последняя деталь - лицевой покров, переплетение тонких серебряных цепочек, тут и там усаженных зеркальными блестками из полированного металла. Повернешься в луч света - и сноп зеркальных бликов летит в лицо твоему собеседнику, и в этой россыпи совершенно теряются черты лица - только яркая краска позволяет хоть как-то их угадывать. Так что никто не сумеет признать принцессу Исфарра в этой высокой женщине, с ног до головы облаченной в отраженный свет...
С кем бы ни приходилось мне общаться, все называли меня только так - "принцесса Исфарра". Самое верное доказательство того, что моя кровь для людей важнее моей личности. Только Ситан да Салур звали меня моим нареченным именем - Ланин. Да еще Кайсар порывался, но его порывы я быстро пресекла, не желая давать ему слишком много власти над собой.
Я еще раз пожалела, что в келье Эззал нет ростового зеркала. Конечно, мне с моими способностями ничего не стоило самой создать его хотя бы и на четверть стражи, но я не рисковала без нужды размахивать своей силой под самым носом у тех, кому нетрудно было ее учуять. Ничего, герой моих снов, если ты и вправду есть, то наверное, тебе нетрудно увидеть меня, когда бы ты ни пожелал - ты ведь уже прошел свою половину пути ко мне. Очень надеюсь, что в этом обличье я для тебя особенно привлекательна.
Маскировка отняла у меня меньше половины стражи, и до мистерии все еще оставалась пропасть времени, которое нечем было заполнить. Поэтому я потушила лампу, уселась с ногами на ложе Эззал и погрузилась в мечты о своем то ли любовнике, то ли просто сне...
Это, пожалуй, самая большая моя тайна - ее я не доверила бы даже Ситан, будь та жива.
Впервые я увидела его во сне около трех лет тому назад. Он был невероятно красив и при этом схож со мною так, словно и в нем текла кровь Исфарра - черные волосы ниже плеч, прямые и тяжелые, как дождь, высокие скулы, прямой нос и очень светлая кожа. Только глаза отличались от моих - обсидианово-черные, будто один огромный зрачок без радужки. Одежда на нем была странная - словно обтягивающая серо-серебряная чешуя, только пояс черный, а на голове - обруч из светлого серебра с лунным серпом. Такие Обручи носят старики, удостоенные чести служить Ула-Лоаму и Улу-Серенн вместе с женщинами.
Именно сочетание чешуи с диадемой жреца и заставило меня подумать, что это - сам Лоам в своем вседневном, человеческом облике.
Там, во сне, была лунная ночь, и я лежала на песке у самой кромки воды, так что набегающий прибой время от времени окатывал меня с головы до ног. Я действительно словно только что выползла из моря, и на мне были лишь украшения и платок на бедрах. Он опустился рядом со мной на колени и коснулся губами моего лба - так нежно, как никогда не касался не только Кайсар, но даже Ситан, когда укладывала спать меня маленькую.
"Кто ты?" - спросила я его, но он не ответил, только улыбнулся - грустно, как показалось мне. Его рука скользнула по моим волосам, его губы накрыли мои - я позволила ему все это, позволила бы и больше, но тут все померкло. Я ускользнула от него в сон без сновидений.
Само собой разумеется, что я ничего не сказала об этом сне Салуру. Но вскоре он сам предупредил меня, что я вошла в особую пору - второе прохождение Черной Луны, вторая половина девятнадцатого года жизни. В этом возрасте любая женщина, наделенная способностями к запредельному, как бы внутренне распахивается для голоса богов, так что я должна внимательно прислушиваться к себе - знаком может оказаться любая мелочь... Услыхав такое, я молча возликовала - все-таки, если боги столь явно отмечают тебя своей милостью, это невыразимо приятно!
С тех пор странный гость моих снов приходил в среднем раз в две луны и обязательно в те дни, когда луна прибывает. Облик его и одежда всегда были одними и теми же. Менялись только обстоятельства - иногда он ласкал меня на траве под сосной или горным дубом, а иногда мы просто шли по берегу, держась за руки, и смотрели на лунную дорожку на воде. Но ни разу он не заговорил со мною, даже не кивнул "да" или "нет" в ответ на вопрос - только улыбался. В конце концов я решила, что существует нечто, не дающее ему услышать мои слова. Естественно, я сгорала от желания узнать, кто он такой, почему не может ответить и почему наши ласки никогда не завершаются настоящей близостью. Но способ узнать это, похоже, был только один - усилить свою магическую мощь до такой степени, чтобы окончательно сломать барьер между нами, дотянуться до него самой - не только взглядом и рукой, но и голосом.
Но все равно, если это был и не сам Лоам, то, во всяком случае, кто-то, у кого было право представать в его облике - человек крови Исфарра, кто-то из реально живущих принцев, и весьма вероятно, из таких же полузаконных, как и я сама. Кто знает, может быть, и я в его снах являлась ему в облике Серенн? То, что в нас общая кровь, только укрепляло меня в моем стремлении к нему - Лоам и Серенн ведь тоже были братом и сестрой. Но это указывало на какое-то общее для нас предназначение, может быть, на великое деяние, которое мы могли бы исполнить вдвоем. Откровенно говоря, даже умножение моей силы в последние два года казалось мне необходимым прежде всего для того, чтобы пройти свою половину пути и узнать, что там, в конце...
Как бы то ни было, мое сердце согревала мысль о том, что эта тень Лоама где-то есть. Смешно, но с тех пор, как он вошел в мои сны, я стала уделять немалое внимание своей внешности, чего не делала даже ради Кайсара. Я желала быть совершенством, достойным прикосновения этих рук. И порой, любуясь в зеркале собой, одетой для выхода, ощущала, что вплотную подошла к этому слепяще холодному совершенству.
Вот и сейчас меня посетило то же ощущение, даже более острое, чем когда-либо. Наверное, ближе к идеалу был бы только вариант с торжественной прической, намертво залитой рыбьим клеем, в котором размешан перламутр, но младшим жрицам такая прическа положена только по большим праздникам. И очень хорошо - мне случалось пользоваться этим составом, и я знала, что потом волосы приходится полторы стражи размачивать в очень горячей воде, долго мыть голубой глиной, но даже после этого расчесать их - сущее мучение.
Ладно, невеликая беда - то, что на мне сейчас, тоже было очень правильно. Особенно это постоянно качающееся кружево из серебра и зеркальных бликов, и сквозь него - неподвижный взгляд огромных глаз. Если даже простолюдинку Эззал такой наряд превращал в неприступную владычицу...
- Слышишь? - шепнула я то ли гостю моих снов, то ли своему отражению в зеркале. - Я уже иду!
Черная хроника Глава 4. Крыса и скорпионы
Остров идиотов. Аххаш Маггот! Иначе не назовешь. Когда-то здесь пахали, но потом выпахали всю землю чуть не до песка. У нас тоже не пашут, морской закон запрещает быть земляными червями. Когда-то здесь водился зверь. Большой остров, лес хороший, все есть для зверя, только зверя нет. Надо думать, выбили. Очень давно они тут живут. Птицы голосят где-то наверху, мелкая несъедобная падаль, никак их не достать. Скотину я тоже почти не видел. Оно и понятно: травы мало, горы да скалы, да лес, пастись тут скотине негде. Но ведь и рыбу не ловят. Рыба - непуганая. Когда я выбрал для берлоги своей дыру в глинистом склоне горы, потом нашел еще одну приличную лежку в ложбине, место там сухое, потом ручей нашел, чистый, хороший, то осталось мне добыть еды. В семидесяти шагах от ручья на заход - мелкий заливчик, трава и кустарник подходят к самому берегу. И рыба там, много съедобной рыбы... Видно, как в прозрачной воде ленивые серебряные ладошки кефалей висят почти без движения, скользит стремительная тень тунца - о! ты откуда взялся? - пучеглазый красноперый окунь, наглая и жадная тварь, обычно живущая на глубине, гоняется за рыбной мелочью... Вода слегка замутилась, со дна вспорхнула огромная серая лепешка, вся в оборочках, скат-хвостокол, такой же отчаянный боец, как и мы, вольные люди. Я наладил острогу из ножа, палки и ремня. Задолго до заката у меня было довольно пищи. Тут только, глядя на собственные припасы, я изумился: что за рыбаки такие, рыба у них стоит у самого берега, людей не боится, только что сама на острогу не идет. Должны ведь были повыловить... Может, у них запрет какой-нибудь стоит? На рыбную ловлю. Нет, вроде бы видел я лунных в море на больших лодках, с сетями, брали мы их рыбарей на мечи два раза...
Рыбья моча! Да ведь и тропинок в лесу нет. Едва-едва проломишься, осторожненько надо, следов не оставить, а где тут их не оставишь, когда сплошные дебри. Сплошная чаща. На опушках кое-где козы, овцы, совсем немного, не стал я близко подбираться. Ни к чему. Вроде бы пастухи должны тут похаживать. Да и селения близко, за холмами - дымы, на глаз так совсем недалеко, не столь уж он и большой, этот их остров. А лес человека будто бы не знал, не знает и знать не хочет.
Да что мне за дело!
Долго ли мне здесь жить? По всему выходит, вряд ли. Если быстро они меня не найдут, проживу какое-то время на рыбе. Потом, допустим, Аххаш лишнего сроку подкинет, пойдут ягоды, грибы, духи знают, что из них можно класть в рот, а чем сильно укоротишь судьбу... Скот у них воровать? Разок-другой, может, и выйдет. Может. Разок уж точно. Но уж очень хорошие у лунных собаки. Огромные, мохнатые, на вид ленивые, только я эту лень вижу насквозь: хитрое и злое зверье. Пангдамцы любят покупать здешних псов, дают большую цену за щенка: лучше нет собаки, чтобы с ней беглых рабов вылавливать. Я для них добыча - лучше не надо. Морская Крыса, чужак, запахи мои у них на загривке должны шерсть дыбом поднимать. Весь день я избегал мест, где ветер дул от меня к ним.
Я было подумал: не прикинуться ли простецом? Найти их здешнюю столицу, хоть и маленький, а все же городок, наняться к кому-нибудь в порту... Говорю я по-местному понятно, а хоть бы и не так что-нибудь, то, мол, чужак, не из этих мест, с корабля сошел, денег нет, нужна работа. Крыса всегда найдет себе нору! Перед бабами спину целый год сгибать? Не желаю. Какому-нибудь торгашу ноги целовать, стелиться перед ним за кусок хлеба? Не желаю!
Рыбья моча! Надо было бы - и пожелал бы живенько. Первая доблесть Крысы - взять свое. Вторая доблесть Крысы - убить. Третья доблесть - выжить. И только самая последняя, четвертая: если можно взять свое, убить и выжить красиво, надо красиво выжить, убить и взять свое. А если надо ползать на брюхе и валяться в пыли - ползай, валяйся. Мы никогда не боялись смерти. Но дохлой Крысе - грош цена. Я вру сам себе, проклятие! Так хочется считать, что сдохнешь красиво, если совсем нет шансов не сдохнуть. Впрочем, выпал же мне "шагадес". Да еще "сломанный"... Но Аххаш знает, как не хочется мне соваться в порт. Слишком редко тут бывают корабли со стороны. Мне ли, абордажному мастеру вольных, не знать, где караваны, где гуща, а где - редкие одиночки. Знают они все здесь друг друга. Чужак будет на виду... Поймут, наверное, что к чему.
Так что вся моя тактика на проклятом острове - быстро бегать и вовремя бить, но не ради победы, а чтобы подольше протянуть и перегрызть побольше глоток.
И цепляться за каждую мелочь, которую подкинут боги. Иногда тень шанса приводит к великим победам. Как тогда, в Лиге... Или когда мы брали на абордаж имперскую квадрирему. Тоже ведь была - тень шанса...
Пока не наступили сумерки, я развел костер. Колебался. Надо ли? Хоть и в яме, хоть и деревяшки сухие, дыма почти не дают, а все же - вдруг заметят издалека? Колебался.
Нет, приходилось мне и раньше жрать сырую рыбу, еще даже и не рыбу, а лягушек, ящериц. Под Рэгом было дело, я договорился с одной женщиной на двести золотых, чтобы ночью она спустила нам веревку со стены в укромном месте. Двести лучших Крыс из абордажной команды спрятались на болоте, я их вел. Стая баловалась на море, поплевывала из катапульт по их городским сторожевым башням. Ну и те лениво так отвечали... Ждали до ночи, как уговорено было. Нет никакой веревки. А уходить нам обратно не на чем, лодки все к кораблям вернулись, на берегу было б заметно. Утро миновало, еще один день. Припасов с собой почти не брали, высаживались, а потом шли налегке, быстро, расчет был не на то. Третий день. Кое-кто ослабел от голода. А на четвертый как раз и начали прямо в болотной воде, гниль, грязь, вонь, рыбу вылавливать, какая есть, лягушек да все, от чего прямо сразу не отравишься. Бывает такое в серьезных делах. Мы Крысы, мы привыкли жрать, когда можно и что есть. Шесть дней прошло. Деваться некуда. Уйти не можем, уговор, ясно, порушился; по берегу от города отбегать - мало нас, могут положить. Особенно если соседние города своих легионеров пришлют на подмогу... У всех здесь были свои счеты с вольным народом. За одну мою голову обещали семьдесят монет! Сидеть по ноздри в болоте - ослабеем и передохнем, а если не передохнем, все равно голыми руками возьмут. Я повел тогда Миль- кара, Ганнора, еще двух-трех человек посмотреть, что там за стены у проклятого Рэга. Если крыса не может забиться в нору, ей осталось напасть. Целую ночь мы обходили богатый город Рэг. Древние стены. Высокие, прочные. Кирпич-сырец. Наверху часовые перекликаются. Стража у них короткая, плохо, в других местах то же самое за треть стражи считают. У караульщиков глаз не успевает замылиться. Потаенных калиток не нашли. Трещин в стене нет. Низких мест, где до проемов между зубцами добраться полегче, нет. Каждые ворота - как самостоятельная крепость. Возвращаемся назад. Я им:
- К утру это будет наш город, если боги не пожелают обратного.
Ганнор, с сомнением:
- По акведуку?
- Рэг брали через акведук, - отвечаю я, - девяносто лет назад имперцы и сорок лет назад - Красные Чайки. Четырнадцать лет назад сюда приходил флот Геннобарки Носатого. Они заслали команду в триста мечей по тому же акведуку в город. Так вот, не вернулся ни один. Мы по старым следам не полезем.
- Ну? - смотрят они на меня.
- Вода, она не только входит в Рэг. Она оттуда и выходит... Говорю им: мол, плохо смотрели, есть там дренажный водоток, сливает в ров помои и нечистоты. Стена под ним щербатая, подняться можно.
- А решетка? Там решетка! - Странный человек Ганнор, видел волю богов, а все еще бывает ему в радость, когда я даю оплошку.
Я отвернулся от него тогда. Пусть в спину мне посмотрит, пусть от одного вида моей незащищенной спины его холодок проберет, пусть почувствует, старый гнилой топляк: я могу с ним сделать все, что пожелаю, а он со мной - ничего. Отвечаю:
- Ты невнимателен, Ганнор. Ту решетку перекосило. Она отошла от стены на три ладони. А кое-где и на все четыре...
Молчит. Милькар:
- Сам поведешь?
- Нет, я нужен здесь.
- Дай это дело мне! - Старший брат, как худо видеть его беспечный азарт, ведь он из меня настоящую вольную Крысу сделал! Брат...
- И ты не пойдешь. Рыбья моча! Туда годны только очень маленькие, очень худые люди, а ты как бык, ты застрянешь.
Он было заартачился.
- Милькар, хоть ты мне и брат, знают боги, я велю сломать тебе хребет. Только попробуй пойти против меня!
Ему это не понравилось, но бунтовать против абордажного мастера в таком деле - против закона. Велел бы я убить его, если б он не смирился? Не знаю. Скорее всего да.
Я отобрал отряд в одиннадцать мечей. Почти все - совсем молодые, вчерашние мальчики. Тощие, маленькие. Пообещал им дать тройную долю с добычи. Приказал каждому из них перерезать себе глотку, но только не попадаться в плен, если дело обернется плохо. Аххаш Маггот! Пыток все равно, сопляки, не выдержат, расскажут, где мы и сколько нас...
Я разослал всех и кинул КУБ: чего ожидать? "Хутель". Хорошо. Наш, лихой, благоприятный знак. Теперь Куб... Плывет мой "корабль". Темные боги со всей своей силой встали за моей спиной.
Через одну десятую стражи мальчишки открыли нам ворота, хотя и уцелело их только двое. Обоим досталась великая слава. Да и тридцать три доли добычи на двоих - тоже большая удача.