– Что? Так что вы хотите, чтобы я сделал с этим кораблем?
– Я не имею права, – официальным голосом сказал Уолтер, – говорить капитану, куда он должен вести свой корабль.
– Я тоже думал об этом, – медленно произнес Макс. – Последние дни у меня была уйма времени для размышлений. – Он не стал уточнять, что думал об этом в плену ночами, чтобы уберечь свой рассудок. – Конечно же, у нас нет тех приборов, которые несет исследовательский корабль, да и прикладная астронавигация не занимается слишком подробно методами вычисления конгруэнтности. И не все исследовательские корабли возвращаются.
– Но…
Тут их прервал стук в дверь. В каюту вошел человек из команды стюарда и уставил стол едой. Макс почувствовал острое чувство голода.
Намазав ломтик тоста маслом и джемом, он отхватил от него большой кусок.
– Господи, да как же хорошо!
– Мне надо было самому догадаться. Не хотите банан, сэр? Внешне они выглядят вполне прилично. Кажется, гидропоникам пришлось недавно их прореживать.
Макса передернуло.
– Не думаю, чтобы я когда-нибудь смог опять есть бананы. И папайю.
– Аллергия, капитан?
– Не то чтобы… Ну, в общем, да. – Покончив с тостом, он сказал: – Так насчет того варианта, с конгруэнтностью. Я уведомлю вас позже.
– Хорошо, капитан.
Незадолго до обеда Макс стоял в капитанской спальне перед высоким зеркалом и рассматривал свое отражение. Волосы его снова были коротко подстрижены, а двухчасовой сон немного снял усталость с лица. Он аккуратно надел форменную фуражку под необходимым углом. Внутри фуражки, которую Макс обнаружил в каюте с одним из комплектов собственной формы, было написано: "Хендрикс". На форму чья-то рука нашила капитанские знаки различия. Макс уже смирился с тем, что он – капитан, хотя это и казалось каким-то диким сном, но все равно большое изображение солнца на груди беспокоило его. Он чувствовал, что, несмотря на четыре капитанских шеврона, не имеет права ни на что большее, чем маленькое солнышко, обведенное окружностью.
Однако Уолтер и Сэмюелс, при всей почтительности, были тверды в этом вопросе. Сэмюелс цитировал какие-то прецеденты, проверить которые Макс не мог. Он сдался.
Еще раз посмотрев на себя в зеркало, он расправил плечи и вздохнул. Ну что же, надо идти, никуда не денешься. Спускаясь по трапу, он услыхал, как корабельные динамики несколько раз повторили:
– Всем членам команды! Всем пассажирам! Всем собраться в салоне палубы "Б".
Толпа молча расступалась перед Максом. Он подошел к столу капитана – к своему столу – и сел во главе его. Уолтер стоял рядом с его стулом.
– Добрый вечер, капитан.
– Добрый вечер, мистер Уолтер.
Элдрет сидела напротив. Она поймала его взгляд и улыбнулась.
– Привет, Элли. – Он ощутил, что краснеет.
– Добрый вечер, капитан, – твердым голосом сказала Элли. Одета она была в таком же великосветском стиле, как и в первый раз, когда Макс увидел ее в салоне. Казалось совершенно невероятным, что эта леди – та самая девчонка, чье грязное личико смотрело на него поверх нацарапанных на земле шахматных досок.
– А как ваши ноги?
– Сплошные бинты и домашние шлепанцы. Врач очень хорошо над ними поработал. Я прямо завтра буду уже танцевать.
– Вы лучше так не торопитесь.
Она бросила взгляд на его шевроны и солнце на груди.
– И это вы мне говорите.
Не успел Макс ответить – а ответить было нечего, – как Уолтер наклонился к его плечу и тихо сказал:
– Мы готовы, капитан.
– О! Давайте.
Уолтер постучал по стакану.
Первый помощник обрисовал положение в спокойных тонах, отчего оно представилось разумным, неизбежным. Закончил он, сказав:
– И таким образом, в соответствии с законами и обычаями космоса, я передал свое временное командование вашему новому капитану. Капитан Джонс!
Макс поднялся. Он огляделся, сглотнул, попытался заговорить и не смог. Затем так, словно это была намеренная драматическая пауза, а не просто жест отчаяния, он взял свой стакан и сделал глоток.
– Уважаемые гости и члены команды, – начал он, – мы не можем здесь оставаться. Все вы это знаете. Мне сказали, что врач назвал систему, противостоящую нам на этой планете, "симбиотическим рабством", – это отношения, похожие на отношения человека с собакой, только в большем масштабе, и покрывают собой они, видимо, весь животный мир этой планеты. Но человек не создан для рабства – симбиотического или любого другого. В то же время нас слишком мало, чтобы одержать сейчас победу, поэтому мы должны уйти.
Он сделал паузу, чтобы отпить еще глоток; в это время Элли ободряюще поймала его взгляд.
– Возможно, когда-нибудь сюда вернутся другие – подготовленные лучше нас. Ну а что касается нас, я собираюсь попытаться провести "Асгард" назад через… ну, "дырку", вы можете называть это так, через которую мы попали сюда. Это рискованное дело. Мы не заставляем ни одного из вас принимать в этом участие, однако учтите, что это единственный доступный нам путь домой. Любой, кто испугается этого риска, будет высажен на северном полюсе третьей планеты – вечерней звезды, которой мы дали имя "Афродита". Возможно, вы сумеете там выжить, хотя даже на полюсах этой планеты очень жарко. Если вы предпочитаете такой вариант, сообщите свои фамилии казначею сегодня вечером. Все остальные попытаются попасть домой. – Он замолк, затем неожиданно сказал: – Это все, – и сел.
Аплодисментов не последовало, и он пришел в мрачное настроение, считая, что скомкал свое первое появление перед населением корабля. Обедавшие понемногу начали переговариваться, члены команды покинули зал, официанты стали быстро подавать блюда. Элли посмотрела на него и чуть-чуть одобрительно кивнула. Миссис Мендоса сидела слева от него.
– Мак… то есть, я хотела сказать "капитан", – это и вправду так опасно? – спросила она. – Мне как-то совсем не нравится мысль о том, чтобы сделать нечто рискованное. Неужели мы больше ничего не можем придумать?
– Нет.
– Но ведь должен же быть какой-нибудь еще выход?
– Нет. И я бы предпочел не обсуждать этот вопрос за столом.
– Но…
Макс твердо продолжал черпать ложкой суп, стараясь, чтобы руки не дрожали. Когда он поднял голову от тарелки, его глаза встретились с поблескивающими глазами сидевшей напротив женщины, миссис Монтефьоре, которая предпочитала, чтобы ее на французский манер называли "принципесса" – титул, сомнительный до крайности.
– Долорес, отстаньте вы от него с такой ерундой. Мы все хотим послушать про его приключения – ведь правда, капитан?
– Нет.
– Не ломайтесь, пожалуйста. Мне говорили, что все это было ужасно романтично. – Она растянула последнее слово и искоса, исподтишка, бросила взгляд на Элли. Потом она снова поглядела на Макса глазами хищной птицы и оскалила в улыбке зубы. Казалось, что зубов у нее больше, чем полагается. – Расскажите нам все-все про это.
– Нет.
– Но вы же не можете просто отказать даме.
Элдрет одарила ее лучезарной улыбкой и промурлыкала:
– Принцесса, милочка, вы слишком широко открываете рот.
Миссис Монтефьоре прикусила язык.
После ужина Макс поймал Уолтера один на один.
– Мистер Уолтер?
– Да, капитан?
– Я не ошибаюсь, считая, что одной из моих привилегий является право выбирать лиц, которые сидят за моим столом?
– Именно так, сэр.
– В таком случае – эта особь женского пола, Монтефьоре… Не могли бы вы сказать, чтобы ее пересадили? И уже к завтраку.
Уолтер слегка улыбнулся.
– Есть, сэр.
Глава 21
Капитан "Асгарда"
Сэма отнесли наружу и похоронили на том самом месте, где он погиб. Макс ограничил число участников похорон собой, Уолтером и Джордано, передав Элли, чтобы та не приходила. Имелся и почетный караул, вооруженный боевым оружием. Он лежал кольцом вокруг могилы, не спуская глаз с холмов. Макс прочел заупокойную службу почти неслышным голосом – громче он просто не мог.
Механики срочно изготовили надгробный памятник – заостренный сверху прямоугольный столбик из нержавеющего металла. Макс смотрел на столбик, лежавший рядом с могилой, и вспоминал, как он выбирал эпитафию. "Никто иной так сильно не любил"? Нет, решил он, Сэму с его циничным презрением к любой сентиментальности это не понравилось бы. Он думал о надписи. "Он играл теми картами, которые ему сдали" – но и это не подходило Сэму; если Сэму не нравились карты, он мог иногда подменить и всю колоду. Нет, вот это было больше в духе Сэма. Макс воткнул столбик в землю и прочитал написанное на нем:
В ПАМЯТЬ
СЕРЖАНТА СЭМА АНДЕРСОНА
ИЗ ИМПЕРСКОГО КОСМИЧЕСКОГО ДЕСАНТА
"Он ел то, что подавали на стол"
Уолтер видел памятник впервые.
– Так вот, значит, какие дела? В общем-то, я и сам о чем-то таком догадывался.
– Да. Я так и не знаю настоящую его фамилию. Ричардс. А может – Робертс?
– О! – Уолтер немного обдумал, что из этого следует. – Мы можем восстановить его в звании, сэр, посмертно. Его можно будет установить по отпечаткам.
– Думаю, Сэм был бы доволен.
– Я займусь этим, сэр, когда мы вернемся домой.
– Если мы вернемся.
– Если вы не возражаете, капитан, то лучше – когда мы вернемся.
После похорон Макс направился прямо в центр управления. Он был здесь накануне вечером и оправился уже кое-как от шока, полученного им, когда в "беспокойной норе" к нему тоже стали относиться как к капитану. На этот раз, когда Келли встретил его словами: "Доброе утро, капитан", – он сумел воспринять это почти непринужденно.
– Доброе утро, шеф. Доброе утро, Ланди.
– Кофе, сэр?
– Спасибо. Так с выходом на орбиту – все уже готово?
– Еще нет, сэр.
– Тогда и забудьте про нее. Я решил двигаться назад, в точку прыжка. Спланировать все успеем на ходу. Эти пленки у вас?
– Я взял их оттуда перед вахтой. – Они говорили о пленках, спрятанных в каюте Макса. Саймс сумел избавиться от первого комплекта сразу после смерти капитана Блейна; запасной комплект был единственным источником информации о том, когда и где "Асгард" прорвался в это пространство, там же находились записи всех стандартных наблюдений, произведенных сразу после скачка.
– Хорошо. Тогда за работу. Кнопки нажимать может Ковак.
Остальные уже понемногу подходили, хотя оставалось еще порядочно времени до начала вахты. Так было принято в команде Келли.
– Если вы не возражаете, сэр, я охотно посидел бы за компьютером вместо капитана.
– Ковак с этим справится. А вы можете помочь Ногучи и Ланди с этими пленками.
– Есть, сэр.
Через некоторое время к Максу стали поступать данные. Прошлой ночью он дважды просыпался в холодном поту от страха, что утратил свою уникальную память. Однако, когда пошли данные, он программировал без малейших усилий, нужные страницы сами открывались перед его внутренним зрением. В основных чертах программа полета состояла из короткого отхода от планеты, чтобы избавиться от ее влияния; изменения положения корабля, чтобы местное солнце оказалось "сзади" и было проще учитывать его поле; а затем прямого ускоренного полета в тот район, где они прорвались в это пространство. Все это не обязательно должно было выполняться точно, произвести скачок с первого подхода не планировалось; необходимо было сначала исследовать нужную область пространства, произвести много фотографических наблюдений и обработать результаты. В этом месте разведка никогда не проводилась, придется провести ее самостоятельно.
Старт был просчитан, результаты расчета записаны на ленту автопилота, а лента была поставлена на пульт управления задолго до полудня. Корабль придерживался местного времени, в результате час содержал около пятидесяти пяти стандартных минут. Теперь корабль вернется к Гринвичскому времени, временем всегда распоряжался центр управления. Обед будет попозднее, кое-кто из пассажиров, как обычно, переставит свои часы не в ту сторону и будет, как обычно, винить в этом правительство.
Они синхронизировались с двигательщиками, пленка в автопилоте закрутилась, дел больше не осталось – только нажать кнопку за несколько секунд до установленного времени и тем самым разрешить автопилоту поднять корабль. Зазвенел телефон, Смит взял трубку и повернулся к Максу.
– Это вас, капитан, – казначей.
– Капитан. – Голос говорившего звучал озадаченно. – Мне очень не хотелось отвлекать вас в центре управления.
– Ничего. А в чем дело?
– Это миссис Монтефьоре. Она хочет, чтобы ее высадили на Афродите.
Макс секунду подумал.
– Кто-нибудь еще передумал?
– Нет, сэр.
– Им же всем было сказано, чтобы они сообщили свои фамилии вчера вечером.
– Я указал ей на это, сэр. Ее ответы нельзя назвать вполне логичными.
– Мне бы доставило ни с чем не сравнимое удовольствие скинуть эту особу за борт. Но, что ни говори, мы все-таки за нее отвечаем. Скажите ей "нет".
– Есть, сэр. Позволительно будет мне иметь некоторую свободу в том, каким образом я скажу ей это?
– Конечно. Только держите ее от меня подальше. – Макс положил трубку и обнаружил, что рядом стоит Келли.
– Уже скоро, сэр. Может быть, вы сядете за пульт и все сами проверите? До того, как поднимете корабль?
– Э? Да нет, поднимайте вы, шеф. Первая вахта ваша.
– Есть, капитан. – Келли сел за пульт. Макс занял капитанское кресло, чувствуя себя несколько неловко. Жаль, что он не научился курить трубку, так бы все было на месте: капитан сидит в стороне, спокойный, с трубкой в зубах, а тем временем корабль маневрирует.
Он ощутил легкую пульсацию, и его вдавило в кресло чуть сильнее: "Асгард" снова был в собственном поле искусственного тяготения, независимом от внешних факторов. Через несколько секунд корабль поднялся; заметно это было только потому, что голубое небо за куполом сменилось усыпанной звездами тьмой космоса.
Макс встал, заметил, что все еще держит в руке воображаемую трубку, и поспешно ее бросил.
– Пойду вниз, шеф. Позовите меня, когда первые результаты наблюдений будут готовы для расчетов. Кстати, по какому расписанию будут вахты?
Келли закрыл пульт, встал и подошел к нему.
– Знаете, капитан, я планировал, что мы с Коваком будем через раз, а остальные ребята будут стоять одну из трех, сдвоим позднее.
Макс отрицательно покачал головой.
– Нет. Вы, я и Ковак. И останемся на одной из трех как можно дольше. Сейчас никто не может сказать, как долго мы там провозимся, пока решим сделать попытку.
Келли понизил голос:
– Капитан, можно я скажу, что я думаю?
– Келли, как только вы перестанете быть со мной откровенным, я потеряю какие-либо шансы довести это дело до конца. Вы же сами это знаете.
– Благодарю вас, сэр. Но капитан не должен себя выматывать. Так получилось, что вам придется производить все вычисления. – Потом Келли добавил тише: – Безопасность корабля важнее вашей… ну, подходящим словом будет, пожалуй, гордости.
Ответил Макс далеко не сразу. Он на собственном опыте, без посторонней помощи и предварительного обучения знал, что командиру непозволительны обычные, простительные человеку в любой другой должности слабости. Власть, врученная ему, управляет им самим значительно сильнее, чем кем-либо другим. Привилегии капитана – вроде права убрать из-за своего стола надоедливую бабу – были малозначительны, в то время как трудности этой нечеловеческой работы множились самым неожиданным образом.
– Шеф, – медленно произнес он, – как вы думаете, хватит места за компьютером, чтобы перенести туда все это кофейное хозяйство?
Келли прикинул на глаз размеры свободного места.
– Да, сэр. А зачем?
– Я подумал, что тогда здесь хватит места поставить койку.
– Вы собираетесь спать здесь, сэр?
– Иногда. Но я думал вообще обо всех нас – ведь вы проводите здесь половину своего времени. Ближайшие несколько недель совсем не обязательно, чтобы старший по вахте большую часть времени бодрствовал, – так все мы сможем немного дремать, когда представится такая возможность. Что вы об этом думаете?
– Это противоречит инструкциям, сэр. Плохой прецедент… и плохой пример. – Он бросил взгляд на Ногучи и Смита.
– Вы запишете это соответствующим официальным образом, цитируя пункт инструкции и временно отменяя его по случаю чрезвычайных обстоятельств и из соображений безопасности корабля. А я подпишу.
– Если вы так хотите, сэр.
– В вашем голосе что-то не слышно уверенности, так что, возможно, я и не прав. Подумайте, а потом скажете мне.
Койка появилась, и приказ был записан в журнал, однако Макс ни разу не видел, чтобы Келли или Ковак хоть раз легли на нее. А что касается его самого, не пользуйся он этой койкой, спать ему пришлось бы совсем мало.
Ел Макс обычно тоже в центре управления. По пути на свидание с ничто делать было, собственно, почти нечего, только время от времени проводить наблюдения, для того чтобы выяснить, где расположено это ничто в окружающем пространстве. Однако Макс быстро заметил, что, когда он не вычисляет, он беспокоится или делится своими беспокойствами с Келли.
Каким образом разведывательные корабли находят путь назад через впервые обследуемые конгруэнтности? И что происходит с теми из них, которые не возвращаются? Возможно, доктор Хендрикс сумел бы найти оборотную сторону не нанесенной на карты конгруэнтности при помощи стандартных приборов корабля – а может быть, и нет. Макс решил, что доктор Хендрикс сумел бы; покойный был фанатиком своей профессии и обладал обширнейшими познаниями в области теоретической физики, на которой основываются рутинные числовые расчеты, – познаниями, Макс был уверен, значительно более широкими, чем у большинства астронавигаторов.