Ну что ж, подумал он философски, если это случится, придется начистить две-три физиономии. Он не потерпит, чтобы на его репутацию бросал тень всякий сброд. Эти двое пленников были собственностью Эрака. Единственная добыча, которую он привезет из ужасного похода на Аралуин, и если кто-нибудь попытается причинить пленникам вред, он ответит за это перед Эраком. Капитан попытался убедить себя, что лишь заботится о своем имуществе, но он не был уверен в том, что искренен перед собой.
– Ярл Эрак? – неуверенно позвал его Уилл.
Эрак что-то проворчал в ответ, и Уилл воспринял это как разрешение продолжить.
– Что это за клятва Валл, о которой говорил ярл Слагор? – спросил он, стараясь казаться равнодушным.
Эрак нахмурился.
– Слагор никакой не ярл, – поправил он юношу. – Он всего лишь скирл, капитан корабля.
– Простите, – смиренно отозвался Уилл. Меньше всего ему хотелось сердить Эрака. Очевидно, поставив Слагора на одну доску с Эраком, он вызвал гнев последнего. Юноша помедлил, но ярл, кажется, быстро успокоился, и Уилл дерзнул продолжить: – Что это за клятва?
Эрак рыгнул и склонился набок, чтобы почесать спину. Он был готов биться об заклад, что люди Слагора принесли с собой блох. Вот только этого им всем на острове и не хватало: холод, сырость, дым и дурной запах. Теперь еще и блохи. Не в первый раз он пожалел, что корабль Слагора не сгинул в пучине Бурепенного моря.
– Это клятва, которую дал Рагнак, – пробурчал Эрак. – Хотя у него и повода-то не было, – добавил он. – Не стоит тревожить Валл попусту. Если у тебя голова на плечах, конечно.
– Валл? Кто это?
Эрак взглянул на темную фигуру, скорчившуюся у воды, и в изумлении потряс головой. Ну и неучи же они, эти аралуинцы!
– Никогда не слышал о Валл? Чему же вас учат на этом вашем промозглом островке?
Уилл мудро промолчал в ответ.
На несколько мгновений воцарилась тишина, затем Эрак продолжил:
– Валл, мальчик мой, это три богини возмездия. Они принимают формы акулы, медведя и стервятника.
Он помедлил, чтобы убедиться в том, что Уилл усвоил эти знания. Юноша понял, что надо что-то ответить в ответ.
– Ага, понятно, – неуверенно проговорил он.
Эрак насмешливо фыркнул:
– Да ничего тебе не понятно. Никто в здравом уме не понимает, кто они такие. И никто в здравом уме не будет клясться им.
Уилл подумал о том, что поведал ему скандианец.
– То есть клятва Валл – это клятва отмщения?
Эрак мрачно кивнул:
– Полного отмщения. Ненависть должна быть столь сильной, что ты клянешься отомстить не только тому, кто тебя обидел, но и всем членам его семьи.
– Всем? – переспросил Уилл.
На мгновение Эраку стало интересно, просто ли из любопытства пленник задал этот вопрос. Но как он смог бы использовать эти сведения для побега?
– До последнего родича. Разумеется, это смертельная клятва, и нарушить ее нельзя. Как только произнес ее, отступать некуда: если вздумаешь остановиться, Валл схватят тебя самого и твою семью взамен той, другой… С такими богами лучше дела не иметь, уж поверь.
И снова тишина. Уилл не был уверен в том, что не зашел слишком далеко со своими вопросами, и решил несколько отклониться от темы.
– Но если эта клятва так ужасна, зачем Рагнак… – начал он, но капитан грубо его прервал.
– Потому что он спятил! Говорю тебе, только безумец будет клясться Валл! У Рагнака и так не все дома были, а смерть сына, видно, совсем его доконала.
Эрак раздраженно повел плечами. Казалось, он устал говорить про Рагнака и мстительных Валл.
– Просто радуйся, что ты не родственник Дункану, мальчик. И Рагнаку, если уж на то пошло.
Он обернулся. Пламя очага светило сквозь щели в бревнах хижины, бросая на гальку длинные причудливые узоры.
– А теперь возвращайся к работе, – проворчал Эрак и зашагал обратно к теплой зловонной хижине.
Уилл наблюдал за ним, лениво споласкивая последние тарелки в ледяной морской воде.
– Нам очень, очень нужно выбраться отсюда, – тихо проговорил он.
Глава 12
Тут было столько всего нового, что Хорас не успевал вращать головой.
Вокруг него кипел жизнью портовый город Ля Риваж. В доках теснились суда: крохотные рыболовные лодки и торговые двухмачтовые корабли стояли бок о бок на якоре, создавая лес из мачт, который простирался, насколько хватало глаз. В ушах у юноши звенело от криков чаек: птицы боролись за рыбьи потроха, что рыбаки бросали на пристань, когда чистили улов. Корабли – огромные и маленькие – поднимались, опускались, легонько покачивались в гавани, ни минуты не оставаясь неподвижными. Шуму чаек вторил скрип и скрежет плетеных перегородок, защищавших корпусы кораблей от столкновений.
Ноздри Хораса наполнялись запахом дыма и ароматами готовящейся еды: она была совсем не похожа на незамысловатые блюда в замке Редмонт. Здесь в воздухе витало нечто неуловимо экзотическое, волнующее и незнакомое.
Этого и следовало ожидать, думал Хорас. Он впервые за свою недолгую жизнь оказался так далеко от дома. Конечно, он бывал в Кельтике, но это не считалось: та земля была лишь продолжением Аралуина. А здесь все было иначе. Вокруг него люди разговаривали, кричали в волнении или гневе, оскорбляли друг друга, вместе смеялись. Хорас не понимал ни слова.
Он стоял у пристани, к которой они с Холтом приплыли, и держал за поводья коней, пока старый рейнджер расплачивался с владельцем пузатого грузового судна, который перевез их через Узкое море. Он доставлял сюда дурно пахнущий груз из шкур, который ехал дальше – в сыромятни Галлики. Проведя четыре дня в тесном соседстве с горами задубевших шкур, Хорас не был уверен в том, что когда-нибудь в будущем сможет надеть хоть что-нибудь, сшитое из кожи.
Кто-то дернул его за пояс, и он испуганно обернулся.
Демонстрируя беззубые десны и протягивая руку, ему улыбалась сгорбленная морщинистая старуха.
Она была в лохмотьях, а волосы ее покрывала повязка, которая, видимо, когда-то была разноцветной, но теперь так засалилась, что стала однотонного серого цвета. Старуха проговорила что-то на местном языке, но юноша в ответ лишь пожал плечами. В конце концов, денег у него не было, а она наверняка была попрошайкой.
Ее подобострастная улыбка сменилась оскалом, и старуха что-то злобно прошипела. Даже не зная языка, Хорас понял, что это вряд ли был комплимент. Затем она развернулась и захромала прочь, делая странные крестообразные пассы руками. Юноша беспомощно развел руками.
Его отвлек взрыв смеха, и он, обернувшись, увидел трех юных девушек, возможно, года на два старше его самого. Они стали свидетельницами безобразной сцены между ним и старухой. Хорас уставился на девушек во все глаза, не в силах совладать с собой: все три девицы – очень, на его взгляд, привлекательные – были облачены в наряды, которые иначе как откровенными и назвать было нельзя. Юбка одной поднималась выше колен.
Девушки начали показывать на Хораса пальцами, передразнивать его и потешаться над его изумлением. Юноша поспешно закрыл рот, и они захохотали еще громче. Одна даже позвала его жестом. Он не понимал ни слова и чувствовал себя неучем, чужаком. Щеки его алели от стыда.
Все это вызвало новый приступ смеха. Девушки подняли руки к лицу, изображая румянец, и что-то защебетали на своем непонятном языке.
– Похоже, ты уже обзавелся друзьями, – проговорил Холт за его спиной, и юноша виновато повернулся.
Рейнджер наблюдал за ним и девушками с искоркой веселого удивления в глазах.
– Вы говорите на их языке? – спросил Хорас.
Он внезапно понял, что совсем этому не удивляется. Он всегда подозревал, что у старого рейнджера есть множество скрытых талантов, и пока что его догадки только подтверждались. Его спутник кивнул:
– Так, немного.
Хорас тайком указал на девушек:
– О чем они говорят? – спросил он.
Лицо рейнджера вновь стало непроницаемым; юноша уже начал привыкать к этому выражению.
– Возможно, тебе лучше этого не знать, – сказал тот наконец.
Хорас кивнул. Он не вполне понимал, что значат эти слова, но выглядеть еще глупее ему не хотелось.
– Может, и так, – согласился он.
Холт легко вспрыгнул в седло, и Хорас последовал его примеру. Это вызвало целую бурю восхищенных девичьих возгласов. Юноша почувствовал, как кровь вновь прилила к щекам. Холт взглянул на него, сочувствуя и одновременно забавляясь. Покачав головой, он повел спутника за собой по узким людным улицам, ведущим к морю, все дальше от берега.
Хорас почувствовал, как к нему возвращается обычная уверенность всадника. Вместе с ней пришло и чувство, что он ничуть не хуже этих бранящихся, вечно спешащих чужеземцев. Теперь, как заметил он, никто не смел смеяться над ним, попрошайничать или оскорблять его – естественное уважение пешего к конному воину в доспехах. Так было и в Аралуине, но здесь к этому примешивалось нечто иное. Люди бежали со всех ног, чтобы уступить дорогу двум всадникам и коренастому вьючному коню, который следовала чуть позади.
Хорасу пришло в голову, что, возможно, законы в Галлике не такие справедливые, как у него дома. В Аралуине пешеходы уступали конникам дорогу из простого здравого смысла. Здесь же они, казалось, были настороже, а может, даже напуганы. Он как раз собирался спросить Холта, в чем дело, и даже уже открыл рот, но затем одернул себя. Холт постоянно бранил его за расспросы, и юноша решил сдерживать свое любопытство. Он поделится со спутником подозрениями, когда они остановятся на обед.
Довольный своей решимостью, Хорас улыбнулся. А затем ему в голову пришла еще одна мысль, и, прежде чем он успел остановиться, уже задавал Холту очередной вопрос:
– Холт?
Он услышал, как невысокий худощавый мужчина издал глубокий вздох. Мысленно Хорас себя выругал.
– Я уж подумал, а не приключилась ли с тобой какая хворь, – отозвался Холт с серьезным видом. – С твоего последнего вопроса прошло уже минуты две или даже три.
Теперь делать было нечего, и Хорас решил все-таки задать свой вопрос.
– Одна из этих девушек… – начал он и тут же почувствовал на себе пристальный взгляд старого рейнджера. – На ней была такая короткая юбка…
Секунду стояла тишина.
– Да? – подбодрил его Холт. Ему было интересно, куда зайдет этот разговор.
Хорас неловко пожал плечами. От воспоминаний о девушке и ее прекрасных ногах щеки у него снова запылали.
– Ну-у-у… – неуверенно протянул он. – Это здесь так принято?
Холт пристально посмотрел на красное лицо молодого человека и едва не расхохотался.
– Насколько я помню, некоторые галлийские девушки работают разносчицами.
Хорас чуть нахмурился:
– Разносчицами?
– Да, разносчицами. Носят сообщения от одного человека к другому. Или от одного заведения к другому в больших городах и в малых. – Холт посмотрел на Хораса, чтобы понять, верит тот ему или нет. Не найдя следов недоверия на лице юноши, мужчина добавил: – Срочные сообщения.
– Срочные сообщения, – повторил за ним Хорас, все еще не вполне понимая, куда клонит рейнджер.
– И, полагаю, если сообщение и впрямь нужно доста вить безотлагательно, приходится хорошо побегать.
Теперь в глазах юноши засветилось понимание. Хорас закивал, улавливая смысл.
– То есть в коротких юбках… им легче бегать? – предположил он.
– Разумнее одеваться именно так, если предстоит бегать. Удобнее, чем в длинных платьях.
Он снова бросил взгляд на Хораса: понял ли он, что над ним подшучивают, принял ли правила игры? Может, Хорас обо всем догадался и просто подыгрывает? Однако лицо юноши оставалось открытым и простодушным.
– Да, похоже на правду, – отозвался юноша наконец и добавил несколько тише: – И выглядят такие юбки тоже лучше.
На мгновение Холт почувствовал укор совести и пожалел о своем вранье. В конце концов, Хорас был таким простодушным, его было так легко обвести вокруг пальца, но вскоре сожаление растворилось без остатка. У Хораса будет полно времени, чтобы узнать о неприглядных сторонах жизни, а пока пусть останется в неведении.
Рейнджеры покинули Ля Риваж через северные ворота и направились в окрестные селенья. Хораса интересовало абсолютно все, и он во все глаза смотрел по сторонам, проезжая мимо полей, огородов и деревенских домов. Деревни тоже отличались от аралуинских. Здесь было много разных деревьев и, следовательно, больше оттенков зелени. Некоторые из зерновых были ему незнакомы: огромные, в человеческий рост, колосья с широкими листьями оставляли на полях до тех пор, пока они не засыхали, и лишь потом убирали. Порой Хорас натыкался на те же самые листья, которые развешивали под открытыми навесами и высушивали еще сильнее. Интересно, что это за зерновые? Но на этот раз Хорас опять решил воздержаться от вопросов.
Были и еще различия, на первый взгляд менее заметные. Какое-то время Хорас не обращал на них внимания, а потом понял: поля казались неухоженными. Конечно, земля была вспахана и на ней что-то росло, но явно не хватало той нежной и любящей руки, что была видна повсюду в сельской местности у него дома. Крестьяне не уделяли полям должного внимания, и кое-где сквозь всходы пробивались сорняки; деревни казались заброшенными.
Холт вздохнул:
– Когда люди воюют, страдает земля.
Хорас посмотрел на рейнджера, удивившись тому, что в этот раз старый рейнджер сам нарушил молчание.
– А кто воюет? – Любопытство юноши пробудилось с новой силой.
Холт поскреб подбородок:
– Галлийцы. В этой стране нет общих законов, которые соблюдались бы всеми. Землей управляют десятки мелкопоместных баронов – военных вождей, если тебе угодно. Они постоянно совершают набеги на земли друг друга и сражаются между собой. Поэтому поля такие неухоженные, ведь половина крестьян состоит на воинской службе в одной из двух армий.
Хорас оглядел поля по обеим сторонам дороги. Никаких следов сражения. Только запустение. И тут его осенило.
– Так вот почему люди, кажется… опасались нас?
Холт одобрительно кивнул:
– О, да ты это заметил. Молодец, мальчик! Значит, ты еще не безнадежен. Да, – продолжил он, отвечая на вопрос, – вооруженных всадников тут побаиваются, их не считают хранителями порядка.
В Аралуине крестьяне искали защиты у солдат, если опасались вторжения иноземцев. Здесь же, как понял Хорас, сами воины представляли собой угрозу.
– В стране царит полный хаос, – продолжил Холт. – Король Генрих слаб и не обладает настоящей властью. Поэтому бароны сражаются и убивают друг друга. Беда в том, что при этом они не щадят и невиновных, когда те встают у них на пути. Не думаю, что для нас они представляют большую опасность, но… Ох, проклятие.
Последние два слова он произнес шепотом, но очень эмоционально.
Они спускались с невысокого холма, и с обеих сторон дорогу плотно обступали деревья. У подножия холма бежала река; она струилась между деревьями, проходя под каменным мостом. Мирный пейзаж.
Однако посреди дороги стоял вооруженный всадник, преграждая странникам путь.
Глава 13
Ивэнлин почувствовала, что Уилл мягко дотронулся до ее плеча. Девушка вздрогнула: она лежала без сна, но не услышала, как он подошел.
– Все хорошо, – прошептала она. – Я не сплю.
– Луна скрылась, – отозвался Уилл. – Пора идти.
Ивэнлин откинула покрывало и села. Она лежала, не раздеваясь, только сапоги сняла. Она взяла их и начала натягивать на ноги. Уилл подал ей несколько лоскутов, которые отрезал от своего одеяла:
– Обвяжи вокруг ног. Заглушает шаги по гальке.
Ивэнлин увидела, что юноша уже обмотал стопы, и спешно последовала его совету.
Сквозь тонкую стену, отделявшую пристройку от хижины, они слышали, как храпят и бормочут во сне матросы. Один из скандианцев разразился приступом кашля, и молодые люди замерли, выжидая. Не разбудил ли он кого? Через несколько минут все снова затихло. Ивэнлин закончила обвязывать тряпками ноги, встала и последовала за Уиллом к выходу.
Он смазал дверные петли жиром, который взял с кухни. Затаив дыхание, юноша легонько приоткрыл дверь; она тихо распахнулась, и он облегченно вздохнул. В безлунную ночь море казалось темной простыней, на которой тускло отражались звезды. Последние несколько дней погода стояла мягкая. На небе не было ни облачка, и ветер совсем стих. Однако волны гулко бились о скалы, опоясывающие остров.
Ивэнлин едва могла разглядеть темные махины двух кораблей, стоявших рядом с берегом. Сбоку к ним притулился небольшой ялик, на котором Свенгал отправлялся на рыбалку. Именно к нему Ивэнлин с Уиллом и направлялись.
Уилл еще раз рассказал девушке о том, какой путь выбрал, вечером они уже обсудили все детали, но ему хотелось убедиться в том, что Ивэнлин правильно все запомнила. Он привык передвигаться незаметно, но девушка может занервничать, оказавшись на открытой местности. Ей захочется побыстрее добраться до ялика, а скорость в таких случаях означает шум. Их поймают. Уилл заговорил, почти касаясь губами ее уха:
– Не торопись. Сначала скамьи и столы. Потом камни. Потом корабли. Жди меня там.
Ивэнлин кивнула. Уилл увидел, что девушка нервно сглотнула, и почувствовал, каким прерывистым стало ее дыхание. Он мягко сжал ей плечо:
– Успокойся. И помни: если кто-то выйдет наружу, просто замри, где бы ты ни стояла.
В неверном ночном свете это было единственно верным решением. Наблюдатель мог не заметить человека, стоявшего неподвижно. Но малейшее движение тут же привлечет чужой взор.
Девушка снова кивнула. Уилл похлопал ее по плечу:
– Ну, в путь.
Ивэнлин сделала еще один глубокий вздох и шагнула на открытое пространство.
Продвигаясь к скамьям и столам метрах в десяти от хижин, Ивэнлин чувствовала себя ужасно беззащитной. Тусклое свечение звезд теперь казалось ослепительным, и девушка принуждала себя идти медленнее, неспешно переставляя ноги, хотя на самом деле ей хотелось изо всех сил рвануть в укрытие.
Обмотки на стопах хорошо заглушали шаги, но все равно треск гальки оглушал Ивэнлин. Еще четыре шага… три… два… один.
Когда она приблизилась к столам и скамейкам, сердце у нее бешено колотилось, а в ушах стоял шум. На полпути к берегу располагалось небольшое скопление камней. Это была ее следующая цель. Ивэнлин помедлила, но она отлично понимала: не продолжи она свой путь прямо сейчас – и ей может не хватить смелости. Ивэнлин решительно пошла вперед. От скрежета камней под ногами она поморщилась. На этом отрезке пути ей придется подойти прямиком к дверям общей хижины. Выйди кто-нибудь из скандианцев наружу, и ее обязательно заметят.
Девушка добрела до каменного укрытия и снова ощутила облегчение. Самое сложное уже позади. Она подождала, пока пульс не успокоился, а затем направилась к кораблям. Теперь, когда цель была так близка, девушка еле удерживалась, чтобы не броситься вперед со всех ног. Но она боролась с искушением и медленно подступала к кораблю "Волчий клык".
В совершенном изнеможении она опустилась на влажные камни и прислонилась плечом к обшивке корабля. Теперь она наблюдала за тем, как Уилл пробирается по ее следам.