- Вы понимаете нас? - спросил вожак герулов Олара и Варикса.
- Да, - ответил Варикс.
Несмотря на бесчисленные способы общения, множество языков, как словесных, так и языков жестов, сосуществующих в галактике, телнарианский язык - его имперский вариант и территориальные диалекты - был самым распространенным в Империи среди существ, способных издавать звуки или их подобие. Даже злейшие враги Империи, чтобы иметь возможность общаться между собой, прибегали к телнарианскому языку. Лингвистическое и культурное влияние Империи, помимо ее гражданской и военной силы, было жизненно важным для миллионов разумных существ. Существовало множество различных легенд о том, как Орак, верховный бог, придумал телнарианский язык, чтобы люди могли общаться друг с другом. Обычно его считали родным языком большинства разумных существ. То, что сам телнарианский язык был порожден бесчисленным множеством древних языков, понимали и принимали только несколько ученых. Однако не вызывало сомнения, что телнарианский язык был более древним, чем сама Телнария. В развитом виде он присутствовал с самого начала существования Империи, о чем свидетельствуют древнейшие из имперских рукописей и табличек. По-видимому, на этом языке говорили несколько родственных народов, и одним из них являлись телнарианцы - народ, основавший Империю. Разумеется, по названию этого народа был известен и язык.
- Вы охотитесь? - спросил довольно дружелюбно вожак герулов, подъехав поближе. Снег доходил до колен его лошади. Мужчинам он достигал до бедер.
- Да, - кивнул Олар.
- На викота, - добавил Варикс.
- А вы тоже охотитесь? - спросил Олар у вожака герулов.
- Да, - ответил тот.
- На людей? - спросил Варикс.
- Нет, на викота, - возразил вожак.
- На того же, за которым идем мы, - предположил Олар.
- Может быть, - согласился герул.
- Это огромный белый зверь?
- Да.
- Значит, и вправду тот же самый.
- Да, но похоже, мы поймали людей, - добавил герул.
- Это не ваша ловушка? - спросил Олар.
- Нет, и не ваша? - удивился герул.
- Нет, - покачал головой Олар.
- Где вы хотите умереть, - спросил герул, - здесь или в лагере? .
- Для похлебки они сгодятся - слишком костлявы, - заметил один из герулов.
- Мы пешие, а вы на конях, - сердито возразил Олар.
- Таким, как вы, мы не позволяем иметь коней, - напомнил вожак герулов.
- Давайте отведем их в лагерь и пустим голыми по снегу, затравим собаками! - предложил герул.
- Отпустите нас, - попросил Олар.
- Вы не женщины, - сказал один из герулов. - Их мы иногда щадим.
- Но перед этим как следует развлекаемся, - добавил другой.
- Их приятно бить, - мечтательно проговорил третий.
- На их безволосой коже остаются хорошие отметины, они забавно корчатся.
- На их маленькие тела и гладкую кожу бывает приятно посмотреть на ложе из шкур, - заключил вожак.
- Вы верхом, - вновь напомнил Олар. - И вас семеро.
- А вам нельзя было появляться на плато Тунг, - возразил вожак.
- Вам не разрешено переходить Лотар, - добавил другой.
- Свяжите их, - приказал вожак.
Глава 17
- Вы должны простить нас, - произнес брат Грегори, освещая маленькой тусклой лампой спуск по длинной, винтовой влажной лестнице вниз, в мокрые и душные мрачные глубины фестанга, - но для нескольких из наших братьев влага жизненно необходима.
- Понимаю, - кивнул Юлиан.
Он снял пиджак, его рубашка промокла от влаги и пота.
Снизу слышалось пение братьев.
Там и тут в крошечных нишах виднелись обрядовые таблички.
- Это женщина? - в ужасе воскликнул привратник, указывая на маленькую фигурку рядом с Юлианом и Туво Авзонием. Все трое уже давно высадились из катера в долине, внизу.
Внешние ворота фестанга со скрипом отворились, пропуская путников.
От долины до внешних ворот фестанга вела вьющаяся, неровная тропа, тянущаяся несколько миль. По ней редко ходили путники. Фестанг Сим-Гьядини посещало мало гостей.
В деревне, внизу, они узнали, что не подобает приближаться к фестангу иначе, чем пешком и совершенно безоружным.
В различных местах тропы находились защитные устройства, которые могли быть внезапно приведены в действие.
Это делалось из самого фестанга, где после наблюдения операторы давали команды контрольным устройствам.
Юлиана и Туво Авзония сопровождал один из известных в фестанге жителей деревни.
- Да, - ответил Юлиан.
- Женщинам нельзя входить сюда, - возразил привратник.
- И это гостеприимство фестанга Сим-Гьядини? - раздраженно произнес Юлиан.
- По виду ей не требуется медицинская помощь - у нее нет кровотечения, она не умирает, - произнес привратник.
- Нет, - подтвердил Юлиан.
- Тогда ей нельзя входить.
Он старательно отворачивался, пытаясь не глядеть на спутницу Юлиана и Туво Авзония.
- Но она как следует укутана, - возразил Туво Авзоний.
Объект их спора, маленький, в меховых сапогах и плотно укутанный в меха, стоял на коленях на каменных плитах перед воротами, дожидаясь, пока ворота откроются в ответ на тройной стук огромного металлического кольца по пластине.
Путешествуя с Юлианом и Туво Авзонием, благодаря непрестанному обучению, она достигла значительных успехов в понимании своего рабства.
Сейчас ее руки были не в рукавах, а за спиной под меховой курткой, их запястья были связаны.
На ее шее, поверх мехов, виднелся металлический ошейник, от которого тянулась легкая, красиво выкованная цепь, пропущенная через петли куртки.
Когда дикие народы перегоняли рабынь зимой, их обычно заковывали в цепи и заворачивали нагими в теплые меха. При этом снижалась вероятность того, что они попытаются бежать в пути или на ночевке, из лагеря.
- Это неважно, - отрезал привратник.
- Она всего лишь животное, рабыня, - убеждал Туво Авзоний.
Женщина подняла голову. Ее лицо почти скрывал тяжелый меховой капюшон, но все же было видно, что она красива. Пряди рыжеватых волос выбились из-под капюшона, окружая ее личико.
- В фестанг не позволено заходить даже самкам животных, - объяснил привратник. - Даже птицам, курицам, овцам, коровам, сукам, кобылам и так далее, - никому из них нельзя появляться в фестанге.
- Опусти голову, - приказал Юлиан. Рабыня немедленно уткнула подбородок в грудь.
- Теперь можете посмотреть на нее, - обратился Юлиан к привратнику. - Вы ничего не заметите.
- Нет, - отказался привратник. - Я вижу, как меха очерчивают тело, и по этим очертаниям нетрудно догадаться, что в меха одета женщина.
- Боюсь, он прав, господин, - произнес Туво Авзоний.
Маленькая фигурка, центр их внимания, слегка вздрогнула, не поднимая головы.
- Уведите ее, - решительно заявил привратник.
- Уведите ее в долину, к катеру, - приказал Юлиан.
- Господин! - запротестовал Туво Авзоний.
- Все верно, - кивнул Юлиан. - Я должен был это предвидеть.
- Иначе я буду вынужден закрыть ворота, - предупредил привратник.
- Она уходит, - заверил его Юлиан и кивнул Туво Авзонию.
- Вставай, рабыня, - обратился к девушке Туво Авзоний.
Она поднялась и последовала за ним с опущенной головой, мелкими шагами, удаляясь от ворот туда, где стоял проводник.
- Теперь я могу войти? - спросил Юлиан.
- Конечно, - кивнул привратник.
Стоя рядом с проводником, рабыня оглянулась на ворота.
Привратник закрывал их, навалившись всем телом. На мгновение остановившись, он жадно и сердито оглядел рабыню, а затем резко захлопнул ворота. Юлиан нетерпеливо ждал его внутри.
Рабыня слышала, как тяжелые засовы скользнули в петли с внутренней стороны ворот, - сперва один, потом второй.
Рабыня на мгновение встретилась взглядом с проводником, грубым деревенским парнем, и отвела глаза.
На его лице ясно читалось желание.
Он был крестьянином - простым, грубым, неотесанным и похотливым.
Рабыня вновь поняла, что она привлекательна, как понимала это на патрульном корабле, прислуживая за столом, подавая блюда, обнаженная, только в ошейнике и короткой тунике, под пристальным наблюдением Юлиана и Туво Авзония. Они старались научить ее красивым позам, грациозным движениям, навыкам, которых мог потребовать от рабыни самый взыскательный хозяин. И теперь даже здесь она сознавала свою привлекательность - от того, как сердито и с отвращением смотрел на нее привратник, противник естественности и силы, которую он считал ошибочной, презренной, проклятой, человек, который был полузамученной жертвой утрированно-жестокой аскезы, при которой требовалось подавлять влечения и желания; и от того, как смотрел на нее крестьянин - с таким одобрением он мог бы разглядывать подходящую свинью.
Теперь рабыня по многим признакам умела распознавать свое влияние на мужчин, свою власть, с помощью которой она при различных обстоятельствах могла царить над ними.
Неудивительно, думала она, что они раздевают нас, заковывают в цепи и сажают в клетки, нет ничего странного, что они покупают и продают нас.
Мы слишком красивы и слишком опасны, чтобы оставаться на свободе. Что за чушь - обязательно быть свободными! Нелепо, когда женщина остается свободной. Мы предназначены для мужчин самой природой, они знают, что мы принадлежим им. Поэтому неудивительно, когда они делают с нами все, что пожелают.
Мы принадлежим им, думала она, но в этом нет ничего странного. Мне они нравятся, только пусть будут строгими ко мне! Презираю слабых мужчин! О, господа, будьте только сильными!
- Пойдем, рабыня, - позвал ее Туво Авзоний. Вместе с проводником он уже был в нескольких ярдах от нее.
- Да, господин! - отозвалась девушка и поспешила за ним.
Ее хозяином был Туво Авзоний. Но он обращал на нее мало внимания, казалось, сильнее его влечет к другой рабыне, Сеселле, оставшейся на планете Инез-IV. Разумеется, он мог иметь двух рабынь. У некоторых мужчин рабынь было несколько. Господин Юлиан, чьи привычки она постепенно узнавала, стоя перед ним нагой на коленях в знак покорности, тоже привык повелевать женщинами, но к ней самой даже не притронулся, только однажды связал ее и ударил плетью за неловкость. Ему нравилась рабыня из народа варваров. Но девушка была уверена, что после обучения она может поспорить с простой женщиной варваров. Пусть тогда выбирает, думала она, или возьмет нас обеих! Команде запрещалось прикасаться к ней. Рабыня была еще девственницей - вполне обычное явление, ведь ее продали в качестве горничной знатной женщины еще в четырнадцать лет.
То, что она девственница, наверняка нравится мужчинам, но рабыня не знала, почему. Конечно, для нее это было важно. Ей бы не хотелось однажды проснуться в своей клетке и обнаружить, что ее лишили девственности.
Она поспешила по тропе, чтобы догнать мужчин.
Они ушли далеко вперед и не оглядывались.
Один раз она упала, тяжело рухнув на левое плечо, и не смогла смягчить падение, потому что ее руки сдерживали цепи. Со стоном она поднялась на ноги, попробовала поправить цепи, которые двигались по меху, и вновь поспешила по тропе, догоняя мужчин.
Теперь они ушли еще дальше.
Рабыня крикнула:
- Подождите, господин! Прошу вас, подождите! Они не стали ждать.
Рабыня прибавила шаг.
Она не осмелилась позвать еще раз - ей вовсе не хотелось терпеть наказание.
- Брат Вениамин! - негромко позвал брат Грегори. Он стоял на влажных камнях у края широкого, темного бассейна с теплой водой, поднимая в руке крошечную лампу.
В самой комнате по периметру было несколько тусклых лампочек на узких, круглых подставках. Комната была округлой, с небольшим куполом вверху.
Лампы приносили с собой братья и брали их обратно, поднимаясь на верхние этажи.
Темная вода в бассейне забурлила, на поверхности показалось несколько пар больших, круглых глаз.
Глаза уставились на Юлиана.
По ним было трудно догадаться о том, какие чувства испытывает их обладатель.
- Надеюсь, я не нарушил его медитации, - проговорил Юлиан.
- Приближается время седьмого удара, - объяснил брат Грегори. - Иначе я привел бы вас сюда попозже. Разумеется, наши братья принадлежат к различным видам существ.
- Понятно, - кивнул Юлиан.
Но брат Грегори на этом не остановился.
- Наш искупитель, наш господь Флоон, да будет благословенно его имя, принадлежал к такому же виду, как и брат Вениамин.
- К виду двуногих саламандр? - спросил Юлиан.
- Да, ящеров, - кивнул брат Грегори.
- Вам не кажется странным, что эманацией вашего Карша, насколько я понимаю, был ящер?
- Почему? - удивился брат Грегори.
- Вы правы, - пожал плечами Юлиан. - Почему бы и нет?
- Вероятно, вы считаете, что его эманацией должен был быть человек?
Юлиан промолчал.
Брат Грегори выглядел немного обиженным. Сам он принадлежал к виду воритов с лазурной шерстью.
- Его эманация может проходить в каком угодно виде, - добавил Юлиан.
- Верно, - кивнул брат Грегори.
- Я бы хотел поговорить с братом Вениамином, - произнес Юлиан, обращаясь к существу в бассейне.
В это время где-то далеко раздался звук колокола, но он был хорошо слышен на лестнице, внизу, в комнатах, и, несомненно, во всех глубинных помещениях и запутанных коридорах и кельях фестанга. Вероятно, колокол слышали даже внизу, в долине.
- Отвернитесь, - попросил брат Грегори, - братьям необходимо одеться.
Юлиан отвернулся.
Он слышал позади мягкий плеск воды, шлепанье тел по камням, звук капель, переступание мокрых ног.
- Я брат Вениамин, - сказал голос позади него.
- Я Юлиан из патрицианского рода Аврелиев, родственник императора Асилезия, - произнес Юлиан, не оборачиваясь. - Я могу представить рекомендательные письма.
- Значит, вы телнарианец, - произнес голос.
- Да, - подтвердил Юлиан.
- Он пришел, чтобы спросить про Пса, - объяснил брат Грегори.
- Уже много лет я жду, когда меня спросят о нем, - вздохнул голос позади, - но даже не подозревал, что это будет телнарианец.
- А кто же? - полюбопытствовал Юлиан.
- Я думал, ко мне придет вандал-отунг. Брат Грегори пожал плечами.
- Так вам известно происхождение человека, которого вы называете Псом? - спросил Юлиан.
- Да, - ответил голос.
- Вы можете подтвердить его?
- Конечно.
- Мне можно повернуться? - спросил Юлиан.
- Лучше не надо, - ответил брат Грегори. - Он наполовину одет, но раны от покаяний еще свежие. Это признак суетности - носить одежду.
- Что это за покаяния? - спросил Юлиан.
- Мы приносим их с помощью каменных зазубрин на стенках бассейна.
- Так чем вы можете подтвердить свои слова? - обратился Юлиан к брату Вениамину.
- Я покажу вам, - ответил голос. - Ступайте впереди меня по лестнице.
Брат Грегори направился вперед, освещая ступени лампой, Юлиан последовал за ним. Позади шли братья, каждый со своей лампой, и приглушенно пели гимн Флоону.
- Вы не откажетесь пообедать с нами в трапезной и остаться переночевать? - спросил брат Грегори.
- К сожалению, мне пора уезжать, - ответил Юлиан.
- В нашем фестанге бывает мало посетителей, - пояснил брат Грегори. - За последние два года вы - единственный гость.
- Мне очень жаль, - повторил Юлиан.
- Некоторые из более слабых братьев, боюсь, что и меня можно причислить к ним, - сказал брат Грегори, - жаждут услышать новости о внешнем мире. Путешествовать ночью очень опасно - автоматические устройства ставятся на определенное время, кое-где мы спускаем собак. Вряд ли вы доберетесь до деревни живым.
- Тогда я буду рад принять ваше приглашение, - ответил Юлиан.
- Отлично! - заметно обрадовался брат Грегори. Поднимаясь по лестнице, Юлиан заметил, как и при спуске, что ее ступени покрыты темными пятнами.
Он обратил внимание в одной из ниш на изображение Флоона на электрическом стуле, или, скорее, растянутым на раскаленной дыбе. Выражение ужасной боли на его лице, мучительно изогнутое тело заставили Юлиана почувствовать тошноту. Как отличалось все это от яркого солнечного света и голубых небес пантеона Орака!
Но именно здесь, в фестанге Сим-Гьядини, находилась тайна происхождения крестьянина, или гладиатора, или воина, или вождя, или капитана, известного под именем Отто, или Оттония.
- Что это за доказательство? - спросил Юлиан.
- Сейчас вы увидите, - пообещал голос позади него.
Глава 18
Логово зверя рядом казалось не случайным совпадением, по крайней мере, в первые минуты.
Зверь был невероятно встревожен, все его чувства были заострены, как иглы, напряжены от возбуждения.
В его груди зажигалась холодная ярость, вызванная голодом.
Такие звери не впадают в спячку даже в месяц Игона. Он пережил восемь зим на равнине Баррионуэво.
Едва выставив из снега кончик носа - незаметный для тех, кто не знал, в какую сторону нужно смотреть - зверь затаился.
Ветер завывал, поднимая вихри на вершинах снежных холмов.
Чуткие, подрагивающие широкие ноздри зверя уловили запах лошадей, герулов и людей. Этот запах был определенным, его невозможно было спутать зверю, для которого обоняние являлось более важным чувством, чем зрение. Ветер дул в сторону зверя, поэтому лошади не могли учуять его запах.
Зверь пополз в ту сторону, откуда доносился запах, низко прижимая тело к снегу, так, что оно казалось всего лишь снеговым гребнем, который гонит ветер.
Зверь прополз немного и остановился, затем продолжал двигаться вперед короткими рывками.
Останавливаясь, он делался как бы застывшим, только иногда подрагивали веки его огромных зеленых глаз с черными вертикальными зрачками, высотой не менее двух дюймов, да подергивался белый длинный хвост, выдавая возбуждение зверя.
Впереди, на расстоянии двухсот ярдов от того места, где лежал, затаившись, зверь - шелковистый и белый, почти плоский в снегу, почти не видимый на белом фоне, различимый только по глазам и носу, - показались темные фигуры, ясно выделяющиеся на снегу, фигуры, от которых шел этот безумно возбуждающий, пьянящий зверя запах, именно тот запах, который мог свести с ума зверя в месяц Игона. Едва слышное ворчание вырвалось из его широкой глотки.
Он подождал, заметил, что темные фигуры по-прежнему двигаются спокойно, и пополз к ним.