Я узнаю комнату, несмотря на то что вид ее изменился. Это личный кабинет, примыкающий к покоям посла. Здесь нет массивной мебели из темного дерева, которую делают братья в Джантоген Блафф; комната полна светлых, изящно выгнутых предметов обстановки под толстым слоем лака, выполненных лучшими мастерами Анханы.
В одном углу стоит очередная статуя Ма'элКота, у ног его потрескивают свечи и громоздятся жертвенные блюда.
Из прежней мебели я узнаю только громоздкий, исцарапанный письменный стол, какие обычно простые смертные используют для составления и переписывания документов. За ним сидит человек, со спины ничуть не похожий на Дартелна, хоть и одетый в рясу посла. Дартелн - здоровяк под семьдесят лет, лысый как колено, а этот тип такой тощий, что его может сдуть легким порывом ветра; на голове у него курчавится копна темных волос. Он оглядывается через плечо, кивает и кладет ручку.
- Кейн, я надеялся, что ты придешь первым. Я узнаю его лицо, особенно острые скулы, которыми можно резать сыр, но именно голос, который я не слышал вот уже восемнадцать лет, заставляет мою память всколыхнуться. Я искоса бросаю на него взгляд.
- Крил?
Он кивает и указывает на один из стульев.
- Рад тебя видеть. Садись.
Я сажусь на предложенный стул, пребывая в немалом удивлении. Крил был на пару лет моложе меня, когда мы жили в Гартан-холде. Я учил его практическому фольклору и тактике малых групп. А теперь он - посол в Империи.
Черт, неужели я так постарел?
- Во имя кулака Джанто, как ты достиг этого поста в твоем-то возрасте?
Он тонко улыбается.
- Совет судит по заслугам, а не по возрасту.
Это не ответ на вопрос - или все-таки ответ? Я еще со школы помню, что Крил - прирожденный дипломат, еще тогда умевший говорить человеку именно то, что тот хотел услышать. Маленькая ловкая вонючка, однако неплохой собеседник, знающий и остроумный. Когда-то мы с ним проводили много часов, болтали и смеялись за стаканом вина, украденного из погребов холда.
Мне тяжело смотреть на него; я все еще пытаюсь увидеть его восемнадцатилетним. Мы не тратим времени на празднословие. Он и так осведомлен о большей части моей карьеры, а его продвижение меня не слишком интересует. Все недосказанные детали наверняка окажутся удручающе знакомыми - закулисные интриги, которые в основном и заставили меня отречься от Клятвы. Кстати, четверо вооруженных монахов все еще тут; они выстроились за моей спиной. Это мешает говорить ни о чем.
Вскоре Крил добирается до сути разговора. Он надевает на палец кольцо с печатью Мастера и начинает говорить Деловым Голосом.
- Я не знаю, кто тебя нанял, - не знаю и не хочу знать. Однако тебе следует учитывать, что Совет Братьев не потерпит никаких действий против Ма'элКота или против всей Империи.
- Против Ма'элКота? - Я хмурюсь: откуда он знает? - Я ни на кого не работаю. Это мое личное дело.
- Кейн, запомни, я не идиот. Мы знаем, что Ма'элКот не слишком популярен среди отступников из числа дворян. Я знаю, что Глаза ожидали твоего появления в Анхане и издали приказ о твоем аресте по несформулированным обвинениям. Похоже, твой наниматель скомпрометировал себя, и теперь им известны твои планы. И вот он ты. Не пытайся морочить мне голову.
Я пожимаю плечами.
- Ладно.
Кажется, он ждет от меня продолжения. Я смотрю сквозь него. Он чуть раздраженно встряхивает головой и жует губами, словно почувствовал во рту какую-то дрянь.
- Ты должен понять, что мы поддерживаем Ма'элКота; мы никогда не сумели бы выбрать лучшего преемника Тоа-Фелатона. Он сумел сплотить народ, чего не смог сделать ни один правитель со времен самого Дил-Финнартина. Он объединил Империю. Он удерживает нелюдей на границах и следит за теми, что живут в Империи. Ему удалось договориться с Липке, и еще при нашей жизни эти две империи смогут объединиться в одну.
Во время этой речи его глаза то и дело перебегают от меня к статуе в углу: почему-то она притягивает его взгляд, как зажженная свеча - мотылька.
- Очень может быть, что Ма'элКот значительнее всех живущих сейчас людей, возможно, он единственный, кто может обеспечить выживание нашего вида - ты способен это понять? Он может объединить все земли людей; если мы больше не будем вовлечены в войны, нелюдям не устоять против нас. Мы считаем, что так вполне может быть. Ма'элКот - наша лошадь, на которой мы едем верхом, и мы не позволим, чтобы ее выбили из-под седла.
- Мы?
- Совет Братьев. Весь Совет,
Я фыркаю в ответ. Совет Братьев, собравшись вместе, не может решить даже, какой сегодня день недели.
- Еще раз повторяю, у меня в Анхане личное дело.
- Если б ты хоть раз встретился с этим человеком, ты бы все понял, - замечает Крил. Его глаза горят фанатичным огнем - он искренне верит. Он простирает руку к статуе, словно прося благословения. - Само его присутствие подавляет человека, а какова сила его мысли! Он завоевал всю Империю…
- Уничтожив своих политических противников, - бормочу я, и на лице Крила появляется мимолетное выражение удовлетворения, словно я в чем-то признался.
Может, действительно признался.
Или, напротив, не признался, но тут уж ничего нельзя сделать. Когда Крил говорит с таким благоговением, соблазн поддразнить его становится непреодолимым.
- Враги Ма'элКота - враги Империи, - заявляет он. - Они - враги человечества. Если мы будем вежливы с предателями, возвысит это Ма'элКота или ослабит его?
Я иронично улыбаюсь и припоминаю фразу:
- Если сделать мирную революцию невозможной, жестокая революция станет неизбежной. Он откидывается на спинку кресла.
- Думаю, что это вполне может быть твоей точкой зрения. Дартелн говорил то же самое, только другими словами.
- Да, в уме ему не откажешь, - говорю я. - Таким человеком, как он, тебе никогда не стать. Крил устало машет рукой.
- Да он просто ископаемое, коль не способен увидеть, что Ма'элКот - это наш шанс, наш взлет, наш успех. Дартелн надеялся, что мы будем действовать старыми, проверенными методами; теперь он использует эти самые методы, выращивая кукурузу в Джантоген Блафф.
Внезапно я холодею от мысли, что зря теряю драгоценное время. Я наклоняюсь вперед, упираюсь локтями в колени и смотрю на Крила своим Самым Честным Взглядом.
- Послушай, Крил. Я рад, что ты получил этот пост, и прекрасно понимаю твою заботу о Ма'элКоте. Но ведь если все услышанное мною о нем - правда, то он не был бы в большей опасности, даже если бы мне его заказали. А правда заключается в том, что в Анхане сейчас находится моя старая подружка, она попала в беду и я пытаюсь найти ее. Вот и вся моя задача.
- Дашь мне слово, что не предпримешь никаких действий против Ма'элКота или кого-нибудь из его правительства?
- Крил…
- Слово! - Он уже неплохо натренировал командирский голос, а по его тону становится ясно, что мне не увернуться.
"Даю слово" - незамысловатая, легкопроизносимая фраза; мое слово не больше меня самого, и нарушить его так же легко, как слово любого другого человека.
Однако оно не меньше меня самого и стремится выжить так же сильно, как я сам. Я растерянно вытягиваю руки.
- Что значит мое слово? - риторически вопрошаю я. - Оно не наложит на меня цепей, которые помешают мне поднять кулак.
- Да, это похоже на правду. - Он выглядит усталым, как будто ряса посла на его плечах тяжким грузом давит на его дух. Горящий в его глазах фанатизм гаснет, а рот цинично искривляется. - Что ж, в любом случае так и придется поступить. Ты только упрощаешь задачу.
По-стариковски пошатываясь, он идет к двери. Бросив на меня через плечо взгляд, исполненный нарочитого сожаления, он отодвигает засов и распахивает дверь.
- Спасибо, что подождали, ваша милость. Кейн здесь, Шесть человек в голубых с золотом мундирах Королевских Глаз строем входят в комнату. На поясах у них висят короткие мечи и одинаковые кинжалы. Они на ходу натягивают тетивы маленьких компактных арбалетов и заряжают их стальными стрелами. Вошедший за ними седьмой - человек с заурядной внешностью и мышиными волосами - одет в алую бархатную куртку с перевязью из блестящего белого шелка. Он как бы между прочим кивает застывшей в углу статуе. Свисающий с перевязи тонкий меч, украшенный драгоценными камнями, кажется чисто декоративным. В руке у человека позвякивает затянутый шнурком мешочек из черного бархата - не иначе как цена моей головы.
- Крил, - изрекаю я, - когда-то я говорил о тебе плохо, а думал еще хуже, но я никогда даже представить не мог, что ты предашь меня.
Ему недостает такта, даже на то, чтобы изобразить огорчение.
- Я же тебе говорил, - отвечает он, - мы намерены поддерживать Ма'элКота всеми возможными способами. Человек в бархатной куртке выступает вперед.
- Я - герцог Тоа-Сителл, Ответственный за общественный порядок. Кейн, я призван арестовать тебя.
Я встаю с кресла слишком быстро, и монахи за моей спиной угрожающе поднимают посохи. Королевские Глаза смыкается в защитную цепь перед своим предводителем.
- На это у меня нет времени.
- Твое время принадлежит мне, - вкрадчиво произносит Тоа-Сителл. - У меня приказ доставить тебя к Ма'элКоту, и я его выполню.
Я даже не смотрю в его сторону - мои глаза прикованы к Крилу. Я подхожу к нему так близко, что вижу черные поры носа и черные засохшие чернила на печати Мастера.
- Знаешь, нет ничего опаснее, чем умный человек у власти, - бросаю я небрежно, словно мы вновь спорим о бочонке вина в Гартан-холде. - Он может усовершенствовать любое преступление и не позволит таким абстракциям, как правосудие, честь или лояльность, встать у него на пути.
Крил едва заметно краснеет.
- Ну когда ты наконец вырастешь? Ты знал, что это случится; мы не можем позволить тебе угрожать Ма'элКоту.
- К черту Ма'элКота! - восклицаю я, точно цитируя Берна, и улыбаюсь лукаво и недоверчиво. - Это между нами.
- Кейн…
- Ты нарушил право на убежище, Крил. Я пришел в убежище, а ты предал меня в руки моих врагов. Ты знаешь, какова бывает кара за это. Неужели ты думал, что я оставлю тебя в живых?
Он высокомерно вздыхает, глядя на четверых монахов и шестерых солдат Королевских Глаз.
- Не думаю, что мне грозит большая опасность, Кейн, если ты понимаешь, о чем…
Я прерываю его речь, ударяя ребром ладони по переносице. От внезапного шока его руки и ноги слабеют, а мускулы на шее обмякают. Я беру его за голову и резко поворачиваю ее: шейные позвонки разъединяются с мокрым хлюпаньем и вонзаются в спинной мозг. Никто из присутствующих не успевает шевельнуться, а бьющийся в конвульсиях посол уже падает на пол.
В наступившей тишине мой голос кажется мне чужим.
- А я-то думал, что сумею никого не убивать хоть один день.
Монахи наконец приходят в себя. С криком поднимая посохи, они бросаются на меня - и застывают под серыми треугольными наконечниками арбалетных стрел, нацеленных теперь скорее на них, чем на меня.
Герцог Тоа-Сителл заявляет:
- Этот человек - мой пленник, и я должен доставить его к Ма'элКоту. - Его бесцветный голос служит лучшим подтверждением тому, что он вполне может отдать приказ стрелять. - Отойдите. Взведенный арбалет - вещь тонкая; если кто-то из моих людей начнет нервничать, он может совершенно случайно нажать на спуск.
Один монах, старше остальных, может быть, моего возраста, поворачивает посох в горизонтальное положение, словно отгораживается от герцога.
- Не теряйте времени. Ты иди к братьям-целителям. Может быть, криллианец еще сумеет спасти жизнь посла.
Молодой монах срывается с места, выбегает в дверь, и вскоре топот его ног затихает.
- Не сможет, - замечаю я.
Старший монах встречается со мной взглядом и пожимает плечами.
Мы стоим еще минуту или две и наблюдаем за смертью Крила.
В какой-то старой книжке я читал об ударах, за которыми следует немедленная смерть; особенно это касается удара в нос: якобы осколки хрупкой кости проникают в мозг, пробив одну из самых толстых костей человеческого тела. Чистейшей воды выдумка, но иногда мне хочется, чтобы это на самом деле было так.
В реальной жизни немедленной смерти не бывает; различные части тела умирают в разное время, каждая по-своему - они могут содрогаться, трястись, сжиматься в судорогах или просто расслабляться. Скорее всего, если умирающий пребывает в сознании, последние минуты для него просто ужасны.
А Крил находится в сознании.
Он не может говорить - у него повреждена гортань и легкие полны крови, - но зато может смотреть на меня, В его глазах - неприкрытый ужас и мольба: пусть кто-нибудь скажет ему, что это происходит не с ним, не сейчас, что это не его бьет дрожь и корежит судорога, что это не он чувствует запах собственных испражнений. Однако уже слишком поздно, да я и не стал бы ничего исправлять, даже если б мог.
Бывает, умирающие спрашивают: "Почему?" или "Почему я?" - спрашивают либо голосом, либо глазами. Крил не задает таких вопросов; ответ ему прекрасно известен.
Все дело в том, что я очень старомодный человек.
- Да вы просто смертельно опасны, - задумчиво говорит Тоа-Сителл. - Не надейтесь, что я когда-нибудь подпущу вас к себе на длину руки.
Мы испытующе смотрим друг на друга.
При созерцании остывающего тела посла на его губах появляется чуть заметный намек на улыбку.
- Редко, очень редко встречается человек, который полностью соответствует своей репутации. Так кто же, по-вашему, более опасен: интеллектуал… - еще один взгляд встречается с моим, - или идеалист?
- Не оскорбляйте меня. И его тоже. - М-м, - кивает он. - Ну, тогда пошли.
Один из младших монахов осмеливается заговорить. Его голос сух и спокоен:
- Ты нигде не будешь в безопасности, Кейн из Гартан-холда. Ты не скроешься от мести Монастырей. Я смотрю на старшего монаха.
- Он нарушил право на убежище. Вы были свидетелями. Он кивает.
- Вы скажете всю правду. Он снова кивает.
- Я не оскверню себя ложью ради такого человека. Тоа-Сителл роняет черный бархатный мешочек на пол у тела Крила. Мешочек звякает, из него выпадает золотой ройял и медленно катится вокруг головы посла к ногам монахов. Глаза присутствующих прикованы к монете, и только когда она со звоном падает набок, люди могут пошевелиться.
- По крайней мере теперь у него будут пышные поминки… - замечает Тоа-Сителл своим бесцветным голосом.
Он делает повелительный жест, и солдаты нацеливают арбалеты чуть повыше моей головы, чтобы не убить меня, если у кого-то из них дрогнет рука. Я слышу звук шагов спешащих братьев-целителей и криллианца. Слишком поздно.
Крил мертв, и никто другой не может своим приказом задержать герцога и его людей, поэтому мы беспрепятственно выходим через главные ворота посольства.
Сразу за воротами меня профессионально укладывают на землю, защелкивают наручники и кандалы. Булыжники мостовой холодные и блестят от воды. Я даже не сопротивляюсь. Зачем, если любой солдат не задумываясь вгонит мне стрелу в колено при малейшей попытке сглупить. Сам Тоа-Сителл помогает мне подняться на ноги. Процессия движется дальше.
Мы медленно идем по Божьей дороге к дворцу Колхари. Встает луна, и ее перламутровые лучи пронзают мокрый туман, окутавший улицы одновременно с темнотой, блестят на булыжниках и бросают светлую полосу мне на лоб. Перемычка кандалов постоянно цепляется за ноги, и передвигаться ужасно неудобно. От кандалов тянется цепь, другой ее конец сжимает в кулаке Тоа-Сителл. Все хранят молчание.
Вероятность того, что Совет Братьев потребует моей смерти в ответ на смерть Крила, составляет пятьдесят процентов. А должны бы медаль дать. Клятва Убежища - одна из самых священных у монахов, и наказанием за ее нарушение, как правило, является смерть.
Впрочем, это всего лишь размышления, воображаемая защита против гипотетического суда Монастырей.
Правда заключается в том, что я в любом случае убил бы Крила: за то, что он предал меня, помешал встрече с Шенной, позволил висящему над ее головой мечу опуститься еще на волосок.
После этого должен умереть любой. Любой.
Сквозь туман поблескивают серебром едва различимые ворота Дил-Финнартина, позади которых высится приводящая всех в трепет башня дворца Колхари. Тоа-Сителл обменивается паролями с капитаном стражи. Ворота распахиваются, и мы проходим в арку.
Вот это да! По крайней мере мне больше не придется придумывать, как пробраться во дворец. Может быть, я смогу использовать этот…