"Ну, разнежился! - упрекнул он себя, - Будто я уже дома. Да и там не будет такой роскоши… А какой? Не горячая же вода - роскошь. А шишек этих потребую себе два–три мешка в качестве дани. Кончатся - поплыву за ними в Трою. Вот! Будет, зачем приехать…".
Он лег, но заснуть не сумел. Почему–то пришел на память и уже не выходил из головы рассказ маленькой Авлоны о подслушанном ею разговоре незнакомых мужчины и женщины. Этот столь загадочный разговор постепенно вытеснил из сознания героя даже недавнюю чудовищную сцену безумия Аякса Теламонида. Ахиллу все больше и больше думалось, что эта тайна заключает в себе какую–то опасность. Хотя… была ли эта тайна, или, может быть, Авлона что–то не так поняла? Или не так услышала? Но ведь она была разведчицей, притом амазонкой, и в свои девять лет обладала необычайной памятью и умом… Женщина говорила мужчине, что о чем–то рассказала Гектору, и мужчина смертельно испугался. Она сказала еще, что Гектор не станет его трогать, потому что пожалеет мать… Но что же такого ужасного могла открыть Приамиду эта женщина, чего нельзя было рассказать царице Гекубе?
"Нужно спросить самого Гектора, - подумал Ахилл. - Во всяком случае, нужно рассказать ему об этом разговоре. Ведь если мужчина угрожал женщине, то эта тайна опасна… А что если опасность угрожает и Гектору?"
Подумав так, он едва не вскочил, собираясь немедленно идти в Трою. Но тут же удержал себя. Не ломиться же среди ночи в Скейские ворота, чтобы поднять с постели Гектора, измученного нелегкими состязаниями и рассказать о… да неизвестно, о чем! Нужно сделать это утром.
Тут же он вспомнил, что с утра его друг обязательно будет в храме Аполлона. Очень хорошо! Нет нужды идти в город - он встретит Гектора на холме. Есть эта опасность, или же ее нет, нужно все ему рассказать.
Только теперь - после всего, что произошло в этот день, Ахилл до конца понял, как стал ему дорог его недавний враг. Он вспомнил, что почувствовал, увидев, как Гектор упал, корчась от боли, после жестокого удара Энея, вспомнил свой страх и острое соощущение этой боли. Да, они стали друзьями, и это было нечто гораздо большее, чем просто понимание, совпадение мыслей, соответствие желаний. "Сопроникновение душ" - так назвал когда–то старый мудрый Хирон это удивительное начало, которое соединяет только мужчин и которое выше, идеальнее и проще любых человеческих чувств, потому что не содержит в себе ничего ни от порывов плоти, ни от исканий ума, ни от суетных желаний, ни от какой бы то ни было корысти. Мужская дружба есть связь самая естественная и вместе с тем самая загадочная, ибо она - самое человеческое из всех человеческих проявлений, но исходит от начала мира, будто первой родилась из хаоса. И именно она разрушила хаос, явив изначальную, самую прочную связь.
"Увижусь с ним утром!" - подумал Ахилл, вновь попытался уснуть и понял, что все равно не уснет.
Из шатра он вышел еще затемно. Гектор говорил, что будет в храме на рассвете, и Ахиллу хотелось успеть до рассвета, чтобы вместе с другом принести жертвы, потом проводить его в город и по дороге обо всем поговорить.
Набрасывая на плечи троянский плащ, герой улыбнулся, вспомнив, с какой простотой Приамид передал ему этот великолепный подарок. Они давно перестали соблюдать друг перед другом какие бы то ни было церемонии… да, впрочем, они не соблюдали их никогда - раньше, до дружбы, между ними не было ничего, кроме смертельной ненависти…
В карауле у костра, возле мирно дремавших воинов, сидел Антилох, единственный, кто и во время перемирия исполнял свой долг безукоризненно и четко.
- Куда ты, Ахилл? - спросил он с некоторым удивлением.
- В храм Аполлона, - ответил герой - Хочу встретить там одного человека. Вряд ли задержусь, но если так случится и если буду зачем–то нужен, отыщи меня там.
Дорога, ведущая к храму Аполлона, была совершенно пустынна. В синем предутреннем сумраке плиты, которыми она была вымощена, казались белыми, и на них темными пятнами выделялись разбросанные там и тут поникшие цветы, оставшиеся от вчерашнего великолепного шествия. На кустах граната и тамариска по бокам дороги кое–где трепетали светлые ленточки и лоскутки - их повязывали на ветви кустов по дороге к храму молодые девушки, по древнему местному обычаю загадывая свою судьбу: если до последнего, двенадцатого дня праздника Аполлона ветер не сорвет тряпицу, то до следующего праздника девушка выйдет замуж.
Поднявшись на холм, Ахилл посмотрел вниз - в ту сторону, где на склоне, неподалеку, стоял домик жреца Хриса. В его единственном окне не было света - старик–жрец и его внучка спали, утомленные нелегкими хлопотами праздничного дня.
Восточная сторона неба все больше светлела. Звезды погасли. Сияла одна утренняя звезда, и ее чистый блеск, предвещавший восход солнца, казался сейчас ярче света всех звезд, вместе взятых. Она стояла в небе прямо над храмом.
Ахилл поднялся по крутым мраморным ступеням. Его шаги вспугнули несколько летучих мышей, повисших под карнизом, и те замелькали перед входом в святилище, тонко пища. Храм внутри был весь в цветах. Его огромный алтарь еще слабо курился после множества утренних, дневных и вечерних жертвоприношений.
Кругом было пусто.
Пелид обошел храм внутри, затем вышел на портик и прошел вдоль восточной галереи, любуясь рождением рассвета, еще не наступившего, но уже окрасившего все кругом своим особым жемчужным светом.
Вдруг из кустов, росших внизу, еще непроницаемо темных, с криком выпорхнула ночная птица. Ощущение тревоги лишь на один миг кольнуло сознание Ахилла. Он хотел окликнуть Гектора, но не успел. Что–то коротко зазвенело в тех же кустах, свистнуло, и резкая боль пронзила левую ногу героя ниже колена. Стрела!
Вскрикнув не от боли, а от неожиданности, Пелид вырвал стрелу из раны. Она пронзила лодыжку возле самого сухожилия, и нога моментально онемела - но это не помешало герою развернуться и спрыгнуть с цоколя, прямо в кусты. Перед ним, в густых ветвях, что–то метнулось, зашуршало, шарахнулось - и он, яростно выругавшись, свободной левой рукой (в правой была зажата окровавленная стрела) рванул толстый ствол. Густой куст, вырванный с корнем, отлетел в сторону. В обозначившейся прогалине, среди рассветного сумрака, перед Пелидом появился и замер, скорчившись от ужаса, тот, кто в него стрелял. Было уже достаточно светло, чтобы они могли узнать друг друга - и стрелявший, еще сжимая в руке лук, отпрянул с криком, полным изумления:
- Ахилл?! Не может быть!
- Ах ты, собака!
Герой ощущал, как нога наливается огнем и как этот огонь поднимается вверх, заполняя все тело, но до его сознания еще не дошло, что с ним случилось.
- Ты хотел меня убить? За что?!
- Нет, нет, не тебя, не тебя! - поспешно закричал стрелявший, видя, как надвигается на него полный ярости Пелид. - В полутьме я принял тебя за другого! И этот плащ…
Плащ! Как ярчайшая молния вспыхнула в сознании Ахилла.
- Гектор! Так ты хотел… Я убью тебя!
- Не убьешь!
Стрелок отступал к зарослям, заслоняясь луком, но уже переводя с облегчением дыхание, ибо судорога, исказившая лицо Ахилла, сказала ему, что опасность почти миновала…
- Стрела отравлена! - крикнул он, задыхаясь. - Твое тело уже немеет, ты уже не сможешь бежать за мной. Солнце еще не взойдет, а ты умрешь… Да, я хотел убить не тебя, а Гектора! Я ошибся…
Его голос исчезал в глухом шуме, заполнившем голову Пелида. Ахилл понимал, что убийца сказал правду. Ни одного шага он уже не мог сделать. Одуряющий жар, охвативший все тело, сменился невыносимой болью, будто его плоть, мышцы вспыхнули, охваченные пламенем. И тотчас все члены свела чудовищная судорога. Взревев, будто раненный насмерть лев, герой рухнул на землю. Он бился, хрипя, цепляясь за траву, из раскрытого в немом крике рта выступила пена. Потом он резким движением перевернулся на спину, весь изогнулся и замер, сжимая в кулаке отравленную стрелу.
Убийца медленно подошел к нему. Дрожа, наклонился. И тут согнутая рука героя распрямилась, и наконечник стрелы, взметнувшись, коснулся бедра убийцы. Тот взвизгнул и отскочил, в испуге глядя на порванный хитон. Кажется, стрела его не оцарапала… И все же… все же…
Ахилл глухо и хрипло вздохнул и стал вновь судорожными, невероятными усилиями, переворачивать свое тело, чтобы приподняться, чтобы увидеть, достиг ли цели его удар, просто чтобы еще жить…
И тут от входа в храм, вернее с лестницы, долетел тревожный крик:
- Ахилл! Ахилл! Где ты? Тебя ищут базилевсы!
Пелид узнал голос Антилоха. Он хотел ответить, но вместо крика вырвался лишь глухой возглас - то ли стон, то ли хриплый вой.
И все же Антилох его услышал.
- Что это такое? - закричал он. - Господин мой, где ты?!
Убийца повернулся и вломился в кусты, спеша как можно скорее бежать, исчезнуть. У его в колчане были и другие стрелы, но он не решился стрелять в Антилоха, ибо не был уверен, что за Ахиллом пришел лишь один человек, не знал, когда появится Гектор, которого он здесь ждал, наконец, просто потерял голову от страха.
Еще несколько мгновений - и, обежав восточный угол храма, юный Антилох увидел с высоты цоколя своего базилевса, распростертого на земле, меж кустами. Юноша спрыгнул вниз, и вот он уже склонился над Ахиллом, уже рвет лоскут своего хитона, чтобы перевязать его окровавленную лодыжку.
- Ос…то…рожно… - прохрипел Пелид, собирая последние силы, чтобы заставить сведенные судорогой губы и язык двигаться. - Яд… стрела…
- Стрела отравлена?!
Антилох и сам уже видел, что это так: лицо Ахилла стало белым, с мутным оттенком воска, губы синели на глазах. Он умирал.
Юноша наклонился, схватил ногу базилевса, приподнял, чтобы отсосать яд, как это делается, если кусает змея.
- Нет… не… по–мо–жет… - голос героя слабел и таял. - Гектор… Предупреди… Он… хотел убить не меня, а Гектора… он… спу–тал нас в тем…но…те… Он сам сказал… Скажи Гектору, Антилох! Скажи, что это…
Его губы продолжали двигаться, но звук из них уже не выходил.
- Кто?! - закричал Антилох в отчаянии, не веря, не желая верить, не принимая того, что произошло. - Кто это сделал?! Кто?!!!
Снова дрогнули губы Пелида, и снова невозможно было расслышать, чье имя он произнес. И тут тень заволокла его глаза, они потускнели. Огромное тело напряглось в последнем, неимоверном усилии, рванулось вверх, изогнулось дугой, как гигантский лук, и резко распрямилось. Слабый трепет прошел от ног к груди, вздулись и опали мышцы на шее. И он замер, так и зажав в правой руке стрелу, окрашенную его кровью.
Над кустами зашелестел ветер. Закричали, взлетели из ветвей птицы.
Взошло солнце.
Глава 10
- Нет!!! Я не верю вам, не верю! Он не мог умереть! Замолчите, псы поганые, пока я не повырывал ваши языки!!! Если Ахилл умер, будь все проклято! Я никому не прощу его смерти, ни людям, ни богам! Никому!
В эти мгновения величавый и спокойный Гектор был так похож на безумца, что все - раб, принесший ему страшное известие из ахейского лагеря, Деифоб, сидевший в это время рядом с ним на террасе дворца, слуги, воины охраны, вбежавшие на первый отчаянный крик героя, - все отшатнулись от него в ужасе.
- Я иду туда! - закричал Гектор и, сорвавшись, бросился вон из дворца.
Он оказался в лагере Агамемнона, когда весть о смерти Пелида облетела уже всех. Несметными толпами бежали ахейские воины к шатрам Атридов, куда Антилох и призванные им на помощь воины отнесли тело величайшего из героев. Базилевсы и воины, толкаясь, налетаяя друг на друга, сжимали и сжимали тугое кольцо, внутрь которого их не пропускала данайская стража, вставшая по приказу Агамемнона с копьями наперевес вокруг расстеленных на земле плащей, на которых покоился Ахилл. Атрид боялся, чтобы люди не смели его шатра и не покалечили друг друга в этом едином порыве ужаса и скорби.
Ряды сомкнулись так плотно, что оказавшимся в центре громадного круга было не двинуться с места. Но вот могучие руки с колоссальной силой раздвинули, разворотили этот круг, и Гектор, прорвавшись к шатрам, одним движением расшвырял в разные стороны атридовых воинов.
- Прочь! - прорычал он и, испустив отчаянный крик, кинулся на колени возле Пелида. - О–о–о, боги, боги, лучше бы я ослеп! Это правда!!!
Стоявший чуть в стороне Агамемнон при этом внезапном появлении не удержался от испуганного возгласа. Но у него достало самообладания не отпрянуть, а уже в следующий миг он понял, что опасаться нечего…
- Чего ты хочешь, Гектор? - воскликнул он и тут же понял, как дико прозвучали его слова.
- Прикажи убить меня! - крикнул Гектор, поворачиваясь к вождю ахейцев. - Прикажи меня убить, но я не уйду! Мне все равно… Ахилл, Ахилл, ты не слышишь меня?! Мне уже все сказали… Ты погиб из–за меня, вместо меня! Будь я проклят! Ты, спасший мою жизнь, отдал за меня свою! Прости меня, прости! Я не переживу этого, не хочу этого пережить! Почему меня задержали во дворце, почему я не пришел в храм ко времени?! Почему убили тебя, а не меня?!
Гектор знал уже ВСЮ правду: он знал, что, умирая, Ахилл собрал последние силы, чтобы предупредить его, своего друга, об опасности, думал о нем в последние мгновения… Не о далеком сыне, не о любимой прекрасной женщине, с которой мог быть вскоре так счастлив! Он хотел спасти того, вместо которого погибал! От этого безмерное горе троянского героя было еще страшнее.
- Что вы стоите?! - закричал он, оборачиваясь к толпе замерших в оцепенении ахейцев. - Что смотрите?! Вы двенадцать лет мечтали меня убить! Ну так убейте - у меня нет оружия, и я не стану защищаться… Я не хочу жить! Из–за меня умер тот, кто был в тысячу раз лучше меня! Где ваше оружие, ахейцы?! Ну!
- Перестань, Гектор! - произнес старый Нестор, один отваживаясь выступить вперед и приблизиться к обезумевшему троянцу. - Ахилл и вправду умер с одной мыслью - спасти тебя. Он любил тебя и хотел, чтобы ты был жив. А ты так недостойно и нелепо молишь о смерти. Раз он хотел, чтобы ты жил, тебе придется жить. И перенести это…
- Научи, как?! - простонал Гектор, хватаясь за голову и сжимая ее с такой силой, будто хотел раздавить. - Как жить с мыслью, что из–за меня он умер? Как расстаться с ним?! Научи, старик! Да полно! Ты ведь не знаешь… От этого нет лекарства… Боги, боги, я не хочу в это верить!
И Гектор упал лицом вниз, лбом коснувшись холодной руки Пелида. Страшные, жестокие рыдания разнеслись меж шатрами. Плакали в толпе собравшихся многие, особенно простые воины. Мирмидонцы плакали все. Но ни у кого горе не вырвалось так бурно, так страшно и безудержно. Троянский герой бился, задыхаясь, над трупом своего друга, а громадная толпа молча смотрела на это…
- Никогда не видел, чтобы мужчина так плакал! - вскричал потрясенный Антилох.
- Неправда, видел, - проговорил стоявший с ним рядом Одиссей. - Точно так же Ахилл плакал над телом Патрокла.
Некоторое время никто не двигался с места, и в тишине, столь невероятной при таком огромном собрании людей, звучали лишь глухие, мучительные рыдания.
Наконец, Гектор медленно поднялся. Его сразу осунувшееся, потемневшее лицо окаменело. Он обвел взглядом толпу и вновь повернулся к Атриду Агамемнону.
- Когда вы будете его хоронить? - спросил он тихо и хрипло.
- Завтра, на рассвете, - ответил предводитель ахейцев. - Костер сложим на берегу моря, правее того места, где сейчас стоит ваш золотой конь. Там, рядом, курган Патрокла. Ты хочешь прийти проститься с Ахиллом?
- Да, я приду.
И не говоря больше ни слова, Гектор пошел прямо на тесные ряды воинов, которые поспешно расступались перед ним.
Он отошел уже довольно далеко от лагеря, когда его догнали Менелай и Одиссей.
- Постой, Гектор! - окликнул его царь итакийцев.
Герой обернулся.
- Чего вы хотите?
- Думаю, того же, чего и ты, - сказал Одиссей. - Мы хотели бы узнать, кто это сделал.
- Я ничего не хочу сильнее! - воскликнул Гектор, и в его голосе ожила былая воля. - О, если я это узнаю!
- Ведь убить хотели тебя! - проговорил Менелай. - В этом нет сомнений. Убийца признался Ахиллу, что спутал его с тобой. И Ахилл, умирая, успел это сказать Антилоху. Сейчас, когда ты стоял возле него на коленях, я и сам увидел, что вы очень схожи между собой.
- И плащ! - глухо прошептал Гектор. - Я подарил ему плащ, в котором меня накануне видел весь город! Я виноват в его смерти!
- Виноват все же тот, кто стрелял! - возразил Одиссей. - И мы должны узнать, кто это. Соберись с силами, одолей свою боль и подумай вместе с нами. Кто мог желать твоей смерти?
Гектор задумался. Они шли медленным шагом по дороге к Трое. Навстречу им катились несколько телег, нагруженных кувшинами драгоценного масла и тюками ткани - это был один из обозов дани, посланных Приамом Агамемнону. Все это предстояло тут же поделить и погрузить на ахейские корабли.
- Трудно сказать… - проговорил Гектор. - Троянцы меня любят. Но и среди них может быть кто–то, кто втайне по какой–то причине хочет, чтобы я умер. Я думаю… - он запнулся, но продолжил, - думаю, что это был именно троянец. Ахейцы ведь не знали, что я приду на рассвете в храм. Знал только Ахилл, но он едва ли кому–то это говорил.
- Он говорил Антилоху, когда уже выходил из лагеря, - Одиссей тоже напряженно думал - А из троянцев кто мог знать, что ты пойдешь туда?
- Все. Это третий год подряд у меня в обычае, после того, как боги спасли от тяжкой болезни моего сына… Во всяком случае, во дворце это знали все, от царя до последнего раба.
- Н-да! - итакийский базилевс глянул на Менелая и пожал плечами. - Выбор хоть куда! Кто угодно… Ну хорошо! Давайте посмотрим на стрелу.
Он остановился и осторожно вытащил из висящего на боку колчана стрелу, аккуратно обернутую куском чистого холста. Незадолго до того он сам высвободил ее из окоченевшей руки Ахилла. Базилевс развернул холст.
- Осторожно! - воскликнул Менелай. - Не трогай наконечника - на нем мог остаться яд!
- Мог, - кивнул Одиссей. - Я и не трогаю. Наконечник в крови, но все равно видно, что он не медный, а железный. Гектор, железо в Трое доступно всем и каждому?
- Мы не боги, - покачал головой царевич и тут же вздрогнул. - Ты прав! Стрела с железным наконечником могла быть только у человека из знати!
- А кому из троянской знати сейчас может понадобиться твоя смерть? - голос Одиссея стал жестким, и его глаза блеснули, как два лезвия. - Слушай, Гектор… Ты уверен, что вчера, во время состязания кулачных бойцов, Эней не нарочно ударил тебя в самое уязвимое место?
Гектор поднес руку ко лбу, затем стиснул ее в кулак.
- Не могу! - он мотнул головой, борясь с искушением. - Не могу поверить! Эней не мог хотеть моей смерти.
- Ну да! - воскликнул долгое время молчавший Менелай - Он не мог… Еще тринадцать лет назад, когда он гостил у меня в Спарте с Парисом, перед тем, как они украли мою жену… еще тогда он болтал, как много было бы у него власти и успеха, не будь в Трое Гектора - как он тогда сказал, "этого мальчишки, которого называют величайшим из героев"! А теперь даже у нас в лагере ходят разговоры, как не хочет отец Энея Анхис заключения мира на наших условиях, как жаль ему своих сокровищ. Еще бы! Как я понимаю, он раза в два богаче Приама. И сыночек его спит и видит себя царем Трои! А ты говоришь… Не будь наивен, великий Гектор!