- По крайней мере, сегодня от меня не потребуют засвидетельствовать встречу с феями в саду у какой-нибудь непризнанной духовидицы, - пробормотал Эшер, идя вслед за вампиром. - Что почему-то входит в обязанности всякого, кто читает лекции по фольклору… Не говоря уже о сеансах, устраиваемых этим глупым кузеном Лидии, который считает меня чем-то вроде местного эксперта по грохочущим в ночи тварям. Не думал, что в крупном европейском городе можно найти столько мистически настроенных людей.
- Как я и сказал, вам недостает трехсотлетнего опыта.
- И я не собираюсь его приобретать, - твердо ответил Эшер, заслужив, к своему удивлению, одну из мимолетных, неожиданно человеческих улыбок Исидро.
- У всего есть свои плюсы.
На середине заполненного людьми пространства, отделявшего входные двери от буфета, Эшер замедлил шаг.
- Они настоящие?
Исидро огляделся. Вокруг них дамы в атласных платьях по петербургской моде - с глубокими, до самых сосков, вырезами - и бледные джентльмены в вечерних костюмах или роскошных шелковых "народных" одеждах в полный голос на французском и русском языках беседовали о таинственных перемещениях, видениях, эманациях и акциях железных дорог…
- Кто именно?
- Феи в саду. Самые ранние записи о них относятся ко временам античности, но я ни единого мгновения не верил, что кто-то их в самом деле видел. Впрочем, точно также было и с историями о вампирах.
- Разница в том, - ответил Исидро, - что вампиров нельзя назвать сверхъестественными существами. Нас мало, и мы достаточно умны - по большей части - для того, чтобы не попадаться на глаза нашим жертвам, которые многократно превосходят нас числом. Что же касается фей в саду, то в их отношении я ничем не отличаюсь от мужчин и женщин, собравшихся в этом чрезвычайно шумном помещении: у меня есть мнение. И мнение это таково: хотя я и не стану отрицать, что некоторые люди в самом деле могли повстречать духов природы, точно так же, как отдельные смертные могли беседовать с призраками, я глубоко сомневаюсь, что все те, кто заявляет о подобном опыте, на самом деле видели нечто большее, чем иллюзию.
Эшер снова усмехнулся, на этот раз - от того, как был сформулирован ответ.
- Вы когда-нибудь видели фей?
- Пожелали бы они стать видимыми для вампира?
Исидро отвернулся, и Эшер подумал: "Туше". В кармане вызывающе-американского пиджака, больше похожего на смокинг, он нащупал письмо от Лидии, которое ждало его по возвращении из дома леди Ирэн. Затем расправил плечи и напомнил себе, что в зале полным-полно суеверных бездельников, которые к тому же не были протестантами, а он - американец милостью божьей и ничем не уступает этим сопливым русским.
Эшер прошествовал к тому месту, где стояли хозяева бала, и был представлен двум дочерям черногорского князя, которые вышли замуж за кузенов царя; это были темноглазые, грациозные женщины примерно одного с ним возраста, одетые с роскошью, которую английские дамы приберегали для представления ко двору. Князь Разумовский, подобный облаченному в зеленый мундир улыбающемуся гению, появился как раз в тот момент, когда Эшер подошел к княгиням, и добавил несколько слов о широте взглядов мистера Пламмера и его крупном состоянии, вложенном в суда и консервные заводы. Такая рекомендация обеспечила Эшеру неиссякаемый поток собеседников: аристократы, мужчины и женщины, которым наскучили "суровые условности" православной церкви и которые жаждали "исследовать миры, объявленные несуществующими так называемой современной наукой"; бледные, настойчивые представители обширного класса профессионального чиновничества, которое веками правило Российской Империей, переполненные любовью к "настоящей России, России деревень, познавшей себя и свою суть"; шарлатаны - как местные, так и иностранные, а то и вовсе непонятной национальности, - которые хватали Эшера за локоть или плечо, словно собираясь силой провести его сквозь Врата Просветления, и заглядывали ему в глаза со словами "Я вижу, вы ищете Истину…".
А я вижу, что ВЫ собираетесь залезть мне в карман.
Ему стало интересно, наткнулся ли кто-нибудь из этих людей на Исидро, и с каким результатом.
В экипаже, везущем их во дворец, после того, как Эшер перечислил своему спутнику фамилии врачей, на которые надо обратить внимание, он вспомнил о графе Голенищеве:
- Мы можем встретить его этим вечером?
- Сомневаюсь, - Исидро, облаченный в элегантный вечерний костюм, скрестил на груди затянутые в перчатки руки; в свете фонарей Набережной он походил на статуэтку слоновой кости.
- А его соперник? Князь Даргомыжский?
- Думаю, если бы леди Ирэн видела Даргомыжского, Голенищев назвал бы его имя, пусть лишь для того, чтобы досадить ему. Поэтому я полагаю, что тем вечером, когда произошла встреча у Оболенских, Даргомыжский тоже был на балу в опере. Голенищев тщеславен - и глуп, особенно когда речь заходит о выборе птенцов, - но для того, чтобы сохранить власть, он должен был усвоить, что мы в безопасности только до тех пор, пока остаемся невидимыми. К тому же с теми людьми, которых мы встретим сегодня вечером, ни один здравомыслящий вампир не станет разговаривать: они верят в существование вампиров и одновременно с этим занимают достаточно высокое положение, чтобы власть предержащие прислушались к ним. Нам повезло, - сухо добавил Исидро, - что им никто не верит.
Уже в зале Эшер не слишком удивился тому, что Исидро стал если не в буквальном смысле слова невидимым, то почти незаметным. Возможно, все дело было в покрывавших лицо шрамах, из-за которых вампир не мог выглядеть вполне по-человечески? Или же ему хотелось избежать общения с четырьмя тысячами человек, которые говорили о таких вещах, как загадочный дождь из рыб, выпавший в мае 1900 в местечке Олнейвилл, Род-Айленд, или обсуждали "звездное желе" (чем бы оно ни было) и его внеземное или сверхъестественное происхождение? Четверо мужчин и одна женщина поведали Эшеру о привидениях, обитающих в их домах. Женщина лет шестидесяти, в бриллиантах, за которые можно было бы купить Новый Колледж и души всех его сотрудников, взяла Эшера за руки и с серьезным видом рассказала ему о феях, которых она видела в дальней части сада. Эшер придал лицу самое суровое выражение и воскликнул: "Не может быть!"
Наконец, трое человек, которых князь Разумовский по отдельности направлял к нему, рассказали Эшеру о самовозгорании людей.
- Та женщина во Франции в начале восемнадцатого века, она была лишь одной из многих, известных еще с библейских времен! - заявила серьезная темноглазая дама, которую Эшер, оценивший примерную стоимость ее платья и украшений, счел женой или сестрой какого-нибудь высокопоставленного министерского чиновника. - Ученые сговорились, определенно сговорились, и держат подобные сведения в тайне от нас, мистер Пламмер, поскольку боятся вызвать панику. Но я сама слышала - от близкого друга, чьим словам можно доверять! - о подобном случае, произошедшем, по словам его знакомого, в Киеве…
- Это правда, - прогудел коренастый невысокий джентльмен в круглых очках с толстыми стеклами, похожий на слегка перекормленного гнома. Он, как и многие из присутствовавших на балу мужчин (хотя Эшер заметил, что неподдельным интересом к теософии в основном отличались женщины), предпочел официальному вечернему костюму, включавшему белый галстук и фрак, "народный" наряд: свободную рубаху, какие носят крестьяне, мешковатые штаны и башмаки; вся разница заключалась в том, что "народ" из отдаленных деревень, как правило, не заказывает рубахи и штаны у портного и не шьет их из плотного китайского шелка.
- Если бы я опубликовал все, что мне удалось узнать, моя репутация в Университете непоправимо пострадала бы, - продолжил гном, хватая Эшера за рукав с цепкостью, которая намекала на побег его предыдущих слушателей, и вскидывая вверх палец. - Но есть свидетельства, указывающие на истинность подобных происшествий. Не в Индии или Мексике, между прочим, а здесь, в Петербурге. Только прошлой осенью дворник одного из этих многоквартирных домов на Большом Сампсониевском нашел в комнате груду пепла, в которую и превратилось тело, все, кроме туфель…
- Была целая череда таких событий, - вмешалась чиновничья жена. - Четыре или пять, на этих ужасных улочках вокруг Крестов и железнодорожного вокзала. И всегда одно и то же! Маслянистые желтые отложения на стенах, синий дым в воздухе…
- Не может быть! - воскликнул Эшер, переходя на английский со школьного французского, на котором он старательно выспрашивал своих информантов.
- Известно и о других подобных случаях - а также о сгоревших телах, рядом с которыми не было и следов горючего, - и все они произошли между августом и октябрем в Санкт-Петербурге, - добавил гном, тыкая толстым указательным пальцем Эшеру в жилетку. - Но ученые скажут вам, что речь идет о Выборгской стороне - это самые отвратительные петербургские трущобы, месье Пламмер, - и что бедняки употребляют слишком много водки. Так что эти несчастные были пьяницами, чья одежда пропиталась спиртом и загорелась от случайно оброненной американской сигареты. Я же спрошу: что, все они? Я слышал по меньшей мере семь разных историй… Разумно ли считать, что семь человек - и среди них юная девушка, судя по размеру и фасону обуви… обуви, совсем не похожей на ту, что носят фабричные работницы, - семь человек настолько пропитались водкой, что сгорела не только плоть, но и кости?
- Но что все это значит? - спросил Эшер.
- Что конец близок, - произнесла чиновничья жена с негодованием в голосе, словно не ожидала от него такого вопроса. - Знаки пришествия Антихриста…
- Вздор! - резко возразил гном, тут же занимая оборонительную позицию. - Господи, женщина, неужели вы никогда не слышали о бесчисленных циклах, через которые проходит наша вселенная? - он повернул к Эшеру горящее воодушевлением лицо. - Это свидетельствует о том, что сейчас вселенная входит в одну из Сфер Бездны Эонов, где границы между физическим и сверхъестественным мирами размыты и нечетки. Круг Астрального Света, к которому я принадлежу, обнаружил в древних рукописях смутные намеки, несомненно, указывающие на нечто подобное. Сущности из других Сфер…
- Как можете вы цепляться за Науку, - вопросила женщина, - когда вам явлено знамение Судного Дня - огонь, снизошедший с небес под звук первой трубы седьмой печати? Как можно быть таким слепым?
Эшер отошел от них - к этому времени оба спорщика, похоже, уже забыли о его существовании, - и услышал за спиной негромкий холодный голос:
- Не Большой Сампсониевский, а Малый… и, насколько я могу судить, все эти семь случаев на самом деле восходят к одному происшествию.
Эшер повернулся и встретил взгляд блеклых глаз за тяжелыми линзами очков. Невысокий седой мужчина чем-то напоминал птенца графа Голенищева - того, что с застывшим лицом. Маячивший за его спиной князь Разумовский вскинул брови, но Эшер все понял и так. От седого джентльмена разило Охранкой - Тайной полицией, - и это ощущение было таким же явным, как звон колокольчика. Эшер немедленно превратился в образцового американца, сдвинул брови и воскликнул с наивным любопытством:
- Вы так говорите, словно много об этом знаете, мистер…
- Зданевский, - представил того Разумовский. - Алоизий Зданевский. Мистер Жюль Пламмер из Чикаго…
- Сердечно рад знакомству, сэр, - Эшер затряс пожимаемую руку, словно это была рукоятка насоса.
- Его Превосходительство сообщили мне, что вам нужна информация о явлении, известном как самовозгорание людей, - в по-зимнему холодных глазах Зданевского мелькнуло любопытство. Эшеру было знакомо это выражение, поскольку оно было свойственно ему самому, как и опасение проявить слишком заметный интерес. И зачем его новому знакомцу понадобилось собирать сведения о подобных вещах?
Эшер кивнул:
- До меня доходило столько слухов, всех этих "мне-сказал-человек-с-которым-я-разговаривал", а когда начинаешь разбираться, выясняется, что никто ничего не знает наверняка. А мне нужно настоящее происшествие. Которое точно случилось.
- Мистер Пламмер, вы журналист?
- Нет, - он почесал кончик носа. - Вообще-то, мистер Зданевский, тот человек, которого я ищу… по личным причинам… - Эшер сделал такой жест, словно хотел развеять эти причины. - Так вот, в один из тех редких моментов, когда он не врал мне… или мне казалось, что не врал… он рассказал о подобном случае, приключившемся с его сестрой прошлой осенью. Он, похоже, считал, что речь идет о каком-то заговоре, но в чем там суть, я не знаю.
- А как звали вашего друга?
- Он называл себя Орловым, - угрюмо ответил Эшер, прекрасно понимая, что Зданевский первым же делом проверит заявление, которое он оставил в полиции. - Как я выяснил, он врал. Но у меня есть причины думать, что он направился в Петербург.
- Я буду крайне благодарен, - вставил Разумовский, - за любую помощь, которую вы или ваше отделение окажете моему другу Пламмеру в его поисках.
Зданевский склонил голову в почти шутовском поклоне:
- Я с удовольствием окажу любую помощь, которая будет в моих силах, Ваше Превосходительство.
Даже в официальном костюме он казался серым, как пыльный паук. Его лицо, осознал Эшер, было лицом человека, которым непременно стал бы он сам, если бы не покинул Департамент. Человека, который сделает все, что потребует правительство, не задавая при этом вопросов и даже находя удовольствие в работе.
- Вам известно здание главного управления на Кронверкском проспекте? Напротив крепости… Если вы предъявите им вот это, - Зданевский протянул ему визитку, - и скажете, что хотите встретиться со мной… завтра в час дня? я покажу вам, что у нас есть.
Эшер тоже вручил полицейскому свою карточку, и почти тотчас же одна из княжон схватила его за руку и увлекла за собой, желая представить спиритуалисту, который собирал средства на учреждение в Чикаго исследовательского института сверхъестественных явлений, - испытание в чем-то более тяжкое, чем беседа с Зданевским, поскольку тот не задавал ему вопросов о городе, в котором Эшер никогда не был. В полночь в соседнем зале был подан постный ужин - икра и норвежская семга, а также тысячи видов солений и грибов, - а еще в одном зале составили ряды стульев перед огромным роялем, на котором с необычайным талантом играл молодой человек, чьи усилия замечала едва ли треть присутствующих. Эшеру показалось, что люди вокруг него не только беседуют, но и флиртуют, причем с куда большей откровенностью, чем считалось допустимым в Лондоне ("Среди бела дня! Со своим собственным мужем!")
Он переходил от группы к группе, раздражаясь из-за того, что приходится прислушиваться к болтовне, а не к музыке. Во имя короля и отечества, как сказал бы МакАлистер, черт бы его побрал…
Эшер называл имена, ронял намеки, говорил о кузене, специализировавшемся на болезнях крови, и мысленно просеивал бесконечные потоки фривольностей, интересовавшие его намного меньше того развлечения, к которому его собеседники проявляли полное равнодушие. Ему приходилось напоминать себе о том, что кайзер пытается сделать вампира - или нечто вроде вампира - частью своего арсенала… и что американец, за которого его принимали, едва ли сможет отличить пьесу Дебюсси от "Реки Суони".
Но в основном разговоры касались известных столовращателей и медиумов, на тот момент обитавших в Петербурге, в том числе и одного шарлатана, о разоблачении которого Эшер узнал еще в Лондоне. Он с напускным вниманием слушал рассказы о людях, исчезнувших прямо посреди толпы - но только не в городах, где можно было бы провести надлежащее расследование, - или о предметах, волей спиритуалиста перенесенных из дальних мест, например, о воробьиных гнездах из Китая, которые чудесным, но недоказуемым образом материализовались перед восхищенной публикой. Не обошлось и без сплетен о назначениях, неудачах, любовных союзах и связях куда менее возвышенного свойства.
И вот в середине поведанной великой княгиней Анастасией истории о гигантском светящемся колесе, которое команда шведского рыболовного судна видела в Атлантическом океане не далее как в прошлом году, за плечом ее Высочества Эшер заметил знакомое лицо.
Берлин.
Его словно окатило ледяной водой.
Я видел этого человека в Берлине…
Рисслер, вот как его звали. Молодой мужчина, высокий, сутулый, какой-то бесцветный, с назойливо-недовольным выражением голубых глаз… Поза и насмешливое выражение лица - вот что в первую очередь привлекло внимание Эшера и всколыхнуло его память. Он не раз видел, как Рисслер входил в здание Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе или выходил оттуда; клерк, услужливо подсказала память. Его имя Эшер узнал только потому, что старался запоминать имена и лица всех, кто был связан с дипломатической службой. На всякий случай.
Эшер извинился перед великой княгиней и последовал за худой поникшей фигурой немецкого клерка, пробиравшегося по залу с блюдцем икры и треугольных гренков в одной руке и бокалом шампанского в другой.
Первое задание заграницей? Он не принадлежал к числу тех, кого отправляют выслеживать иностранных агентов, по крайней мере, так было в 1896. Да и теперь он двигался и вел себя в манере, не свойственной опытным агентам, к тому же даже не попытался изменить внешность и по-прежнему щеголял жиденькими бачками и обвисшими усами. Неужели эти идиоты с Вильгельмштрассе в самом деле думают, что никто не обращает внимания на то, как выглядят их младшие клерки?
Должно быть, задание было таким, что только он и мог его выполнить. Возможно, он единственный говорил по-русски или знал, что такое звездное желе.
В толпе сплетников и кокетничающих болтунов, медленно двигавшейся вдоль стен зала и среди вычурных колонн, Эшер без труда шел следом за немцем, не попадаясь тому на глаза.
- Дорогой месье Пламмер, - гибкая рука в лайковой перчатке, застегнутой на восемнадцать пуговиц, ухватила его за локоть. - Я хотела бы представить вас одной из самых преданных искательниц истины! Мадам Анна Вырубова, месье Пламмер из Чикаго…
Эшер склонился перед второй великой княгиней (Милица Николаевна носила изумруды, в то время как Анастасию Николаевну украшали рубины) и перед круглолицей полной блондинкой, которую та тянула за собой. Глазами он проводил удаляющиеся бачки. По счастью, Рисслер - или как там он представился - отличался высоким ростом…
- Чикаго, - взвизгнула мадам Вырубова, в экстазе сжимая пухлые ручки. - Из самих Соединенных Штатов!
Подобно восторженной школьнице, она стиснула пальцы Эшера.
- Как вам Петербург, дорогой месье?
- Прошу простить меня, Ваше Высочество, - произнес Эшер с поклоном, не отрывая взгляда от Рисслера, который добрался до своей цели: крепко сложенного красивого мужчины, в чьих темных волосах и коротко подстриженной бородке поблескивала седина. - Не могли бы вы назвать мне имя того джентльмена? Того самого, которому его зловещий помощник только что передал бокал шампанского?
Обе женщины посмотрели в ту сторону.
- Ах, дорогой мистер Пламмер! - мадам Вырубова широко улыбнулась. - Это доктор Бенедикт Тайсс! Вы и в самом деле обладаете вторым зрением! "Зловещий помощник" - именно так я назвала бы месье Текселя! Потому что по его глазам - по его пугающим, бегающим глазам - любой поймет, что он ни в малейшей степени не верит в теории милейшего доктора Тайсса о потаенных силах Мировой Души…