– Я хочу избавиться от страха вождения. Это для меня сейчас важнее, чем заработать больше денег.
Фред это для себя отметил и оставил разговор.
* * *
Стив сидел в своей комнате и работал над проектом. Молодой дизайнер держал в руках ткань, напоминающую кожу, и втыкал в нее короткие шипы и иголки, когда раздался тихий стук в дверь.
– Да, пап?
– Привет, сынок. Как прогресс? – он взял в руки острую иголку с рабочего стола Стива и стал рассматривать.
– Не уверен, будет ли дизайн моего нового платья функционировать так, как я задумал.
– Я пришел поговорить с тобой насчет Мишель, – с глубоким вздохом, сменил тему отец. – Ты совершаешь огромную ошибку.
– Не понял?
– Ты слишком много времени проводишь с этой девушкой.
– Мы любим друг друга. – Стив этого никогда не говорил Мишель, но он не сомневался в том, что был влюблен.
– А может, это чувство вины? Ты думал когда-нибудь об этом? Вы оба несете ответственность за аварию. Мишель нуждается в порядочном молодом человеке. А кому не нужен любящий партнер по жизни? У нее даже не было выбора, она к тебе присосалась, так как ты был рядом и всегда готов прийти на помощь. Это не любовь, сынок. Она просто без тебя не в состоянии функционировать, – голос его был мягким, но уверенным и убеждающим. Вдруг он обнаружил, что проткнул кожу пальцев иголкой в нескольких местах, и потер ладони друг о друга.
– Ты думаешь?
– Тебе надо фокусироваться на образовании, а не на ежедневных проблемах Мишель. Я боюсь, что ты закопаешь свое светлое будущее в чьих-то памперсах, – Крис смотрел на сына так, словно пытался силою мысли стереть образ ненавистной ему девушки из памяти влюбленного юноши.
– Спасибо, что переживаешь за меня, – Стив потер вспотевшие виски.
Звонок в дверь оборвал их неприятный разговор.
– Я никого не ожидаю. А ты? – Крис наморщил лоб.
– У меня сегодня встреча. Я начинаю делать наряды на заказ, пап.
– Отлично! Я так счастлив за тебя! – воскликнул Крис с предвкушением, что новые клиенты и дополнительная работа займут его сына и отвлекут от Мишель.
* * *
Мишель была занята уборкой дома, приготовлением пищи и кормлением матери. Когда она попыталась поднять Анжелику, у нее получилось – ежедневные тренировки дали о себе знать. Девушка перенесла маму из постели в инвалидное кресло. Это был один из светлых моментов в ее жизни. Теперь ей не придется просить Фреда или Стива.
Когда она случайно встретилась глазами с Тави в зеркале, узник улыбался:
– Поздравляю.
– Мне нужно срочно сообщить Стиву! – Она набрала его номер, а глаза ее засверкали фиолетовым блеском. – Я чувствую себя такой сильной.
– Стив сейчас не может разговаривать. Что ему передать? – женский голос неожиданно обжег Мишель. Она никак не ожидала, чтобы какая-то другая девушка когда-либо прикоснулась к мобильному телефону ее парня… Хотя у них еще не было интимной близости… Но это временное недоразумение. Мишель считала Стива своим, своим навсегда. Кровь, казалось, закипела в венах и испарялась через поры Мишель выбежала из спальни матери в гостиную.
Фред смотрел телевизор, развалившись на диване и наслаждаясь пивом и пиццей. Он сразу заметил, что падчерица не в себе, и не упустил возможности пошутить:
– Ну и физиономия, словно съела что-то тухлое.
Девушка не ответила, схватила его связку ключей и выбежала из дома.
Отчим соскочил с дивана, выглянул во двор, приподняв планки жалюзи, и увидел, как Мишель села за руль и завела машину. Он взял в руки свой мобильный и стал набирать какой-то текст. Хитрая усмешка танцевала на его довольном лице.
Мишель схватилась обеими руками за руль и прошептала молитву. Тави смотрел на нее из зеркала заднего вида. Его фиолетовые глаза были полны удивления.
– Не смей слушать мои мысли! – процедила она сквозь зубы с нескрываемой злостью.
– Они слишком громкие, у меня нет выбора.
Девушка пронеслась по спальному району и припарковалась около дома Стива. Выйдя из машины, хлопнула дверцей.
– Если бы я был дверцей машины, я бы на тебя обиделся.
– Закройся.
На парковке стоял розовый "жук" с наклейкой на заднем бампере – "зайчик плейбой".
Мишель позвонила в дверь. Крис, с недовольным лицом, лениво открыл ей.
– Стив дома? – спросила она, пытаясь заглянуть за его спину.
– Может, ты оставишь моего сына в покое? У него призвание и талант стать известным модельером. А не сиделкой твоей матери с тобой на пару. Ты его в свое болото затягиваешь, понимаешь? Твое болото! – прошептал Крис. Ему было неловко поднимать эту тему с девушкой, но он считал это своим отцовским долгом.
– Что? – Ее губы затряслись от удивления.
– Ты как пиявка. Тебе все время что-то нужно от моего сына. Он тебя жалеет и по доброте душевной не может бросить, вот и все. Это не любовь! – Выплеснув на нее свою ядовитую тираду, он отпрянул в сторону, пропуская Мишель в дом. Как только она исчезла из поля его зрения, Крис поднял ладони к небу, словно призывая невидимые силы повлиять на ход событий и образумить непрошеную гостью.
К комнате Стива она прошла через кухню и узкий коридор, увешанный фотографиями и картинками – в основном это были супермодели и кинозвезды, вычурные наряды и позы.
Дверь в комнату Стива была приоткрыта. Затаив дыхание, девушка приблизилась к проему. Какая-то незнакомка целовала ее парня, страстно вцепившись в его голову обеими руками!
Мишель сделала пару шагов назад. Слезы наполнили ее глаза, кровь невидимым дроздом застучала в шее. Она попятилась через коридорчик обратно на кухню. На мгновение ей показалось, что модели и актрисы с фотографий и картин на стене смеются и тычут в нее пальцами. Колени ее подкосились, задрожали, и ей пришлось схватиться за дверной косяк.
Не замечая, куда она движется, Мишель оказалась на кухне. Взгляд, как обувная липучка, хватался за белый гладкий потолок, кухонные шкафчики из светлого дерева, пока не упал на ножи, которые вдруг ожили, выпрыгнули из бамбуковой подставки, и стали танцевать на кухонном столе в ритме дикой мелодии, которая звучала в голове девушки. Мишель стряхнула с себя иллюзию – ножи снова очутились на своем месте. И даже не подмигивали. Она выхватила один, вернулась в коридорчик, стала медленно и тихо двигаться к комнате своего возлюбленного.
Испуганные глаза Тави таращились на нее с зеркальной поверхности лезвия:
– Опусти нож, – телепортировал он достаточно громко и властно, чтобы она повиновалась.
– Кто бы говорил! – сквозь зубы процедила Мишель, садясь на корточки, успокаивая прерывистое дыхание, готовясь к решительному броску.
Вдруг она осознала, что так же сидит на корточках, сжимая до крови лезвие ножа в ладони, как когда-то это делал убийца с Кассиопеи в ее ночных кошмарах. Ладони вспотели, а неугомонный невидимый дятел стучал по шейной артерии.
Голоса из комнаты выдернули ее из транса:
– Пожалуйста, уходите, – голос Стива звучал с некоторой дрожью.
– Признайся, я тебе нравлюсь… – томно промолвила девушка, словно ее зубы слиплись от огромной ириски.
– Мне нужны деньги, чтобы отдать долг. Я шью костюмы на заказ, а интимные услуги в качестве оплаты не принимаются.
Мишель уронила нож на пол и оперлась спиной о стену.
– А ты что, гей, да? – усмехнулась навязчивая клиентка и выбежала из его комнаты. В коридоре она споткнулась о так не вовремя вытянутую ногу Мишель и упала.
Она была лет двадцати, яркая, вызывающе одетая, с красной шевелюрой, пирсингом в бровях и цветной татуировкой на предплечье. Татуировка была странная и запоминающаяся: череп зайца с длинными ушами.
– А ты кто? – услышала, как сквозь туман, Мишель.
Стив появился в проеме двери. Взгляд его упал на девушек и окровавленный нож, лежащий на полу.
– Я ухожу, ухожу, дегенераты! Это не стоит никаких денег! – испуганным кроликом, преследуемым Алисой из сказки, девица метнулась в сторону кухни.
Стив взял в руки кухонный нож с каплями крови и провел пальцем по лезвию. Легкий надрез обнажил красную плоть. Стив посмотрел подруге в глаза и провел своим кровоточащим пальцем по ее окровавленной ладони.
– Ты хочешь моей крови? – когда его что-то вышибало из обычного уравновешенного состояния, казалось, что волнение плетет фенечки из его голоса.
Мишель разрыдалась:
– Я подумала, что ты мне изменяешь…
Он крепко обнял ее за дрожащие плечи и поцеловал в лоб:
– Ты меня пугаешь. У меня нет времени полноценно учиться и работать, не говоря уже об измене тебе… – грустно промолвил Стив. – Эта "реабилитация" делает тебя неадекватной. Тави заразил твой разум. Тебе нужна передышка. Нам обоим нужна передышка.
– Прости меня, пожалуйста, – прошептала она.
– Может, мой отец был прав. Я слишком много времени провожу с тобой. Ты уже видишь во мне свою собственность, свою игрушку, которую можно разбить и выбросить… – юноша помог ей встать с пола и проводил до машины.
– Прости меня, Стив! – плакала Мишель. – Я так хотела рассказать тебе свои новости! Я теперь сама могу поднимать маму. Когда я позвонила тебе, эта рыжая шлюха ответила! Я словно ума лишилась и даже приехала сюда на машине! Мне больше не нужно, чтобы ты был моим водителем или поднимал мою маму для меня…
Стив ничего не ответил, а девушка со всей силы стукнула кулаками по рулю:
– Дура. Какая же я дура. И зачем я тебе? Твой отец назвал меня пиявкой… Мишель завела двигатель, шмыгая носом, не в силах сдержать слезы.
Стив наклонился к ней через открытое окно, и вытер слезу с ее щеки.
– У меня миссия – превратить пустыню в оранжерею. Трудности люблю. Спокойной ночи, ок?
Она схватила его ладонь и покрыла поцелуями.
– Прости меня еще раз, Стив. Поеду. Спокойной ночи…
Стив рассеянно махнул ей рукой, с тревогой наблюдая за исчезающим автомобилем своим черничным взором.
Мишель встретилась глазами с Тави в зеркале дальнего наблюдения.
– Что со мной происходит? Может, Стив прав! Наверное, все эти ночные кошмары делают меня какой-то агрессивной. Я была готова прирезать их обоих.
– Месть не лечит, – спокойно звучал в ее голове Тави. – Смерть любовника моей девушки, Рокса, не помогла мне ощутить себя полноценным мужчиной. Я прокручивал в памяти его вспоротый живот тысячи раз… Я так же мучаюсь вопросом, почему Альрами предпочла его мне? Его кровь не смыла моего попранного самолюбия, понимаешь? Эта жертва бессмысленна.
– Ты говоришь о его жизни или твоей свободе? – она не могла удержаться, чтобы не нанести очередной удар сарказма.
– Обо всем.
– Ок.
Когда Мишель подъехала к своему дому, то с изумлением увидела знакомый "жук" с наклейкой, изображающей плейбоевского зайчика. Девушка припарковалась и услышала, как Фред крикнул рыжей девушке за рулем:
– Увидимся на работе, Орхидея моя!
Мишель успела в сердцах стукнуть ногой розовый бампер и заорала на ухмыляющегося у порога отчима:
– Кто эта шлюха? Что ты ей посулил? Зачем ты подослал ее к моему парню?
– Да, это я подослал ее, медовая моя! Это моя невеста, моя личная шлюха, можно сказать. Ее зовут Либерти. Неплохая актриса, не правда ли? – Отчим захлопал в ладоши от радости, что его план сработал!
– Тупые у тебя шутки! – Мишель запустила в отчима ключами от машины.
Тот поймал их и выпятил губы:
– Ты мечтала снова сесть за руль! Я тебе помог! Из лучших побуждений старался! Я заслуживаю поцелуйчика?
Падчерица вбежала в дом, передернувшись от возмущения и отвращения. Ей не верилось, что отчим разыграл комедию, наняв свою любовницу-стриптизершу, подослал ее к Стиву якобы заказать платье, но на самом деле – разжечь огонь ревности.
– Это мой ранний рождественский подарок тебе! Ты же мечтала снова сесть за руль! Неважно, каким образом твоя милая попка оказалась на водительском сиденье! Мечты сбываются! – крикнул он ей вдогонку.
Оставшись один, Фред, как Тарзан из мультфильма, ударил себя в грудь со словами:
– Альфа-пес все контролирует!
Мишель прошла в ванную и уставилась в зеркало. Ей было стыдно за свое поведение в доме Стива.
Что это была за иллюзия с ножами? Неужели сущность Тави меняет меня изнутри? Или ночные кошмары непоправимо подточили мою психику?
Вскоре ее отражение исчезло и на месте него появилось лицо узника.
– Тави, а как Смотрящий измеряет твой срок заключения? Годами? Неделями?
– Мой срок измеряется пролитой кровью.
Глава 22
Месяцы без реабилитаций
Октябрь и ноябрь были месяцами свободы, свободы от "реабилитаций". У Стива было больше времени работать над своими проектами, что сделало его отца очень довольным.
Мишель нравилось вытаскивать маму на свежий воздух. Девушка могла ее поднять, посадить в инвалидное кресло и вывезти на задний двор. Глаза Анжелики были открыты, но лицо оставалось безэмоциональным.
Птицы пели, ветер играл с листвой и травой, белки гонялись друг за другом на аккуратной зеленой лужайке. Камелии, дубы и олеандры благословляли теплый, субтропический климат без снега. Мишель укутывала мать в теплый плед в ветреные дни.
Нередко она искала черты узника с глазами цвета лаванды в своем отражении на стекле окна.
– Тави, ты мне как брат! Ты меня понимаешь, ты действительно знаешь меня.
– Я думал, мое присутствие тебя раздражает, – ответил узник.
– С одной стороны, да. А с другой, страшно быть одиноким с чувствами вины и сожаления. Знаешь, я скучаю по объятьям матери. Жаль, что ты не можешь ее исцелить…
– Я попытаюсь ее исцелить, как только обрету свободу. Я должен оказаться в ее теле, понимаешь?
Мишель обняла маму и вспомнила прекрасные дни, когда они проводили время вместе. Тави видел эти воспоминания как быстрое слайд-шоу. В одном слайде Анжелика и дочь сидели в спа-салоне, где им делали педикюр. Маленькие филиппинки массировали их ступни горячими камнями. Во втором слайде Тави увидел, как мама и дочка принимали роды у Жасмин.
На День Благодарения Мишель не стала готовить традиционные индейку и картофельное пюре с подливкой. Она предпочла обойтись без мертвой, прошедшей термическую обработку пищи. Только салатик из листьев шпината с козьим сыром, клубникой и кедровыми орешками. Они со Стивом решили устроить пикник на пляже. Джонсон-пляж был пустынным, белый песок выглядел как снежок. Они уселись на разложенном одеяле и приступили к салату, а Стив нарезал свой любимый хлеб с запеченными оливками.
– Ты даже ради национального праздника свою диету не оставишь?
– А мне разницы нету. Что мясо, что салат, вкус один и тот же. Я-то знаю, что салат полезный, а животное на мясо было убито черт знает когда. Да и возиться ни к чему, раз вкус пропал. Ну, и с чистотой вибраций, по идее, я смогу осознать себя во сне. Когда я заново буду проходить серию "реабилитаций", я попробую контролировать события во сне. Что думаешь?
– Я себе не представляю, как контроль сновидений поможет твоему узнику. Он же должен мучиться, а не избегать мучений.
– Не знаю. Посмотрим.
Она вывела аккуратно "Тави" на песке черной пластмассовой вилкой. Голодная бирюзовая волна моментально поглотила буквы. Девушка повторила свой ритуал. Залив снова слизал имя преступника с Кассиопеи с белого песка.
– Что ты делаешь?
– Желание загадываю. Колдую, может быть. Сама себе придумала вуду-ритуал.
– Что такое "ритуал" я знаю, а вот о "вуду" понятия не имею.
– Вуду – это африканская магия… Если честно, я в этом совсем не разбираюсь, просто подумалось, что ритуалы надо не вычитывать, как делать, а придумывать самим. Я здорова, и теперь остается помочь Тави обрести свободу. – Мишель вздохнула. – И мою свободу от него.
* * *
После Дня Благодарения наступила Черная Пятница, но семья Редмондов никогда не спешила в магазины в этот день – они ненавидели толпы и борьбу за вещи.
Фред достал с чердака прозрачные пластмассовые контейнеры с елочными игрушками и собрал искусственную елку с встроенными разноцветными гирляндами-лампочками.
Фред собирался наряжать елку, когда Мишель закончила утренние процедуры матери. Не задумываясь, она решила присоединиться к отчиму и подошла к елке. Старые елочные игрушки выглядели такими родными, особенно те, которые были сделаны своими руками. Мишель взяла елочную игрушку с фотографией братишки, украшенную кусочками ваты и блестками, и ощутила, как что-то покалывает в сердце и потеют ладони.
– Рождество на пороге, – проговорил Фред. – Я не понимаю, зачем я это делаю. Я ненавижу все праздники после смерти Остина. Когда мой отец застрелился, – его голос дрогнул, – моя проклятая задница мотала срок в тюрьме. Я был зол на него, как он мог так уйти? Так предать меня? Он был необычным человеком. Сильным. Учил меня водить машину, никогда не повышал голоса… Помню, когда я был маленьким, мы нанизывали на нитку попкорн, а потом вешали на елку. – Фред помолчал. – Мне так нравилось дарить Остину подарки! Видеть его сияющие глазки, чувствовать его ручки, обнимающие мою шею… Такое давящее и опустошающее чувство, словно нет смысла в жизни, нет никакого смысла.
Его откровение удивило девушку. Она не сомневалась, что отчим доволен своей жизнью, отдавшись всецело новой работе и отношениям с Либерти. Но депрессия, как паразит, грызла его сердце.
– А помнишь, мама была донором крови? – Мишель осенила идея.
– Да, ну и что?
– Я читала, что пинта крови спасает жизнь трем людям. Думаю, ты должен стать донором крови, тогда к тебе вернется чувство, что ты нужен людям, твои кровь и жизнь имеют ценность. Немало детей проходят химиотерапию, и им нужна донорская кровь! – речь девушки звучала убедительно.
– Ты права, я могу стать донором крови в память о моем сыне… – скупые слезы блеснули в его глазах.
– А я с тобой пойду. Мы вдвоем станем донорами, – мягко улыбнулась падчерица.
Впервые после смерти сына Фред почувствовал, что фантазии об изнасиловании и убийстве падчерицы его не посетили. Мишель излучала искренность и поддержку, вдохновляя его на настоящий поступок.
– Давай позвоним в местную лабораторию крови, – предложил он. – Мы можем сделать это нашей новой семейной традицией. Я слышал, немало людей сдают кровь перед Рождеством.
Он установил звезду на вершине елки и отошел в сторону полюбоваться своей работой. Елка выглядела точно так же, как и в прошлом декабре, когда Остин был жив и принимал активное участие в ее украшении. Фред, почувствовав вдохновение и удовлетворение, стал обзванивать местные банки крови.
Мишель удалилась в свою в комнату, прихватив коробку с игрушками и гирляндами.
Украшая свое зеркало гирляндой, она наткнулась на удивленный взгляд своего аметистовоглазого узника.
– Для чего ты это делаешь? – услышала она странный вопрос.
– Традиция. Я каждый год украшаю свою комнату. Рождество, – пояснила она.
Мишель установила на трюмо маленькую елочку и стала украшать ее малюсенькими игрушками.
– Рождество – наш главный праздник.