Мишель лежала и пыталась ощутить, что она испытывает к отчиму. Ни обида, ни злость не сотрясли ее существо подобно землетрясению, она тихонько встала, повесила карту обратно, затем снова легла в постель, посматривая в сторону зеркала.
Почему странный инопланетянин-убийца преследует ее? Или воображение играет с ней в прятки?
Мишель уснула не сразу. Ворочалась, перебирала события прошедшего дня. Она боялась уснуть: а вдруг кровавый кошмар с разрезанием тел опять будет мучить ее? Девушка еще недавно так хотела чего-то необычного в своей заурядной жизни американского подростка. Сейчас, перемены опрокинули ее на обе лопатки как японский борец сумо.
* * *
Тусклая лампа на тумбочке около кровати освещала спальню Фреда. Он целовал глаза, шею Анжелики, растирал ее холодные ладони персиковым кремом с надписью: "Kiss my face" из магазинчика натуральных товаров "Эверман". Было видно, что он горит желанием близости, но недвижимая, как манекен, жена не отвечала взаимностью.
– Спящая красавица, просыпайся, хватит притворяться, – шептал он.
Но счастливый конец сказки о Спящей Красавице, проснувшейся от столетнего сна после поцелуя, так и не осветил его тусклую реальность.
Глава 10
Новая работа Мишель
Утро приветствовало ее солнечными зайчиками на стенах. Пора собираться на работу. Мишель надела форму забегаловки, в которой работала, – черные брюки и зеленую майку, наспех расчесалась и сделала хвостик. Пройдя на кухню, она выхватила из холодильника банан и съела его быстренько вместо завтрака. Кожурой протерла листья маминых орхидей, которые отдыхали после цветения. Заверещал мобильный телефон.
– Стив, привет! Да, собираюсь. Ты сможешь за мной заехать? Нет? Уже на работе? Не знаю…
Девушка помчалась к матери в спальню. Полумрак помещения создавал гнетущее чувство, словно она вошла в гигантский грот или гроб. В комнате было всего одно окно, плотно занавешенное темными шторами. Мишель подошла к нему и впустила солнечный свет.
На глади окна красовались витражные разноцветные аппликации – бабочки и ангелочки. Солнечный свет, преломляясь в нехитрых декорациях, разноцветными зайчиками раскрасил стены и потолок унылой комнаты во все цвета радуги.
В спальне находились тренажер "беговая дорожка" и целая коллекция штанг и гантелей, так как Фред не пренебрегал физическими нагрузками. Под потолком висел телевизор, можно было качать мышцы и смотреть передачи одновременно. Трюмо с зеркалом было расположено напротив кровати и окна, под телевизором. На нем стояла вазочка с конфетами и мраморная урна с прахом Остина.
Худенькая Анжелика лежала на твердой постели для инвалидов недвижно и тихо, как манекен.
Фред вышел из ванной комнаты обнаженный, с полотенцем вокруг бедер. Его тело было мускулистым и безволосым, как у некоторых супергероев из голливудских боевиков.
Он не ожидал увидеть в своей спальне падчерицу, но не растерялся и сказал:
– Могла бы спинку мне потереть, не чужая все-таки. – На его лице не было ни тени смущения.
– Сможешь отвезти меня на работу? – выпалила Мишель, уставившись на оконных ангелочков и бабочек, словно ища у них поддержки.
– Я могу, но стану ли я? А где волшебное слово?
– Не отвезешь ли ты меня на работу, пожалуйста? – она закатила глаза. – Дай мне пару минут, – проворчал Фред.
Вскоре он уже был за рулем и вез падчерицу в "Капитан Кранч".
– Ты ничего не заметила, пончик мой медовый? – нарушил молчание Фред. Мишель внимательно посмотрела на него и пожала плечами.
– Нет.
– Я не воняю.
– Не врубилась.
– Эх, медовая моя, ты никогда ни во что не врубаешься сразу. Я не воняю сигаретами. Мы их больше не можем себе позволить.
Его рука потянулась к пассажирскому креслу… Большой палец Фреда нежно потрогал сережку Мишель, мочку ее уха и коснулся шеи. Девушка стыдливо отодвинулась.
– Почему ты не можешь быть проще со мной? Нежнее? Я, между прочим, чувствую себя Иисусом Христом, которого распяли на кресте!
Мишель с изумлением посмотрела на отчима.
– И крест этот – твоя мать!
– А как же свадебная клятва "в здравии и болезни", быть верными и любить? Слабо? – съязвила падчерица. – Кстати. Вечером я иду на барбекю к Стиву.
Для отчима эта новость не была неожиданной. Мишель и Стив были знакомы давно, выросли вместе, можно сказать, у них были общие друзья, и его приглашение не являлось каким-то сюрпризом.
– Я тебе не позволю наслаждаться свободой, пока именно я меняю памперсы.
– Да неужели? – Мишель не могла поверить своим ушам.
– Неужели твоя совесть молчит? Ты забыла, кто врезался в нашу машину?! Лицо Мишель передернулось от негодования.
– Еще добавь "такие вещи не прощают!" Я себя не прощаю. Но я не хочу постоянно находиться в доме, где мне все напоминает об Остине. И мне все равно, кто зовет меня на барбекю: Стив, принц датский или король Эфиопии. Это лучше, чем торчать в четырех стенах с тобой! – добавила девушка.
– В Эфиопии правит не король, а президент, моя глупая орхидея.
Фред припарковался около дешевой забегаловки, где работали падчерица и Стив.
Мишель вышла из машины, со злостью хлопнув дверью. Ее разрывали два чувства – вина и бешенство, вызванное поведением отчима. Интересно, он ненавидит мамины орхидеи? Понятно, что ненавидит меня. "Глупая орхидея" – это оскорбление или просто гавнюк играет словами? Почему я так легко отвлекаюсь?
Девушка зашла внутрь – этакий мини-райский уголок, куда можно было сбежать из дома, от Фреда, здесь ей платили примерно семь баксов в час и позволяли бесплатно питаться.
К ней подошел Стив:
– Привет. Ты в порядке? Что сказал Фред? – Стив был воспитан уважать родителей и не ступал и шагу без того, чтобы предупредить отца о своих планах.
Мишель огорченно покачала головой:
– Да пошел он к черту! Строит из себя мученика! На кресте его распяли, говорит. Он себя ведет так, как будто он единственный, кто потерял близкого человека. Остин не мертв. Его душа бессмертна. Мы – бессмертные души.
– Легко сказать, он не твой сын.
Она посмотрела на часы: до открытия оставалось минут десять. Супервайзер, студентка двадцати с хвостиком лет в очках, попросила ее заняться посудой, пока не нахлынули голодные посетители. Мишель подошла к раковине и, заметив грязные противни, на которых уже поджарилась первая партия рыбных филе (они, казалось, лапали ее грязными взглядами), стала скрести заляпанный металл щеткой.
Ее раздражала работа в кафешке – и на кассе обслужи народ, и посуду помой, когда затишье, и столы протри, и сэндвичей наделай. Больше всего ее бесило, когда посетители не убирали за собой объедки и пустые стаканы, как будто тут официанты за чаевые все вылижут! А еще ей неприятна была кухня: никаких окон, только электрический свет. И никаких стульев. Не присядешь. Не полюбуешься небом. Тесная клетка, в которой каждая вещь имела свое место, ничего лишнего, – толком не развернуться и не расправить плечи. Курильщики-коллеги всегда находили возможность отлучиться на перекур, через заднюю дверь шмыгнуть на воздух и присесть на желтый бордюр. А такие, как она и Стив, у кого не было этой вредной привычки, вкалывали больше и, соответственно, уставали более остальных.
Нахлынули воспоминания, как Остин, бедный Остин, обожал сэндвичи с рыбой, которые они иногда здесь покупали. Рыбное филе в панировочных сухарях запекалось, подавалось на белых булочках, смазанных майонезом, с листиком хрустящего салата.
Вдруг в мутной мыльной воде раковины появились знакомые черты с фиолетовыми глазами. Девушка замерла от неприятного предчувствия.
– Господи, у меня галлюцинации на работе, – в страхе прошептала Мишель.
– Неужели мне придется ходить к психиатру? Какой ужас! Это же клеймо на всю жизнь!
Неприятные мысли буравили ее мозг, как шершни впрыскивали яд страха в картину возможного будущего.
Мимо проходил Стив. Ему показалось, что Мишель что-то бормочет. Со стороны она смотрелась смешно: как молоденькая шаманка в форме ресторана, заговаривающая грязную воду для каких-то своих, колдовских, целей.
– Ты в порядке? – спросил он участливо.
– Когда ты рядом, я всегда в порядке! – Мишель закивала, с трудом изобразив на своем лице обворожительную искреннюю улыбку. Юноша улыбнулся в ответ и отошел.
Мишель включила холодную воду, умылась, покачала головой и окунулась в работу. День прошел как обычно: работа на кухне, работа на кассе, то в перчатках, то без них. Обычная монотонщина. Одни и те же сэндвичи, все те же голодные посетители – казалось, что у всех у них одна и та же противная, голодная и привередливая физиономия. Постоянные спецзаказы раздражали: "мне без кетчупа", "побольше майонеза", "мне без лука", "добавьте бекона". У девушки к концу рабочего дня нарастала головная боль.
После окончания школы работа в ресторане была ее первой освоенной специальностью. Мишель умирала от скуки и мечтала скорее дослужиться до супервайзера, чтобы смело искать другую работу и поступить в колледж. Она дала себе слово отработать минимум год, не сдаться рутине и тошнотворному запаху еды, который безжалостно пинал ее обоняние весь день.
Как жаль, что она раньше никогда не работала! Если бы она только знала, как за копейки надо вкалывать на ногах! Как на кухне было жарко от жаровен, раскаленного масла, печек!
Как раздражала обязанность всем улыбаться, спрашивать каждого посетителя, как его дела, так что от гримасничанья и болтовни рот к концу дня болел. Или она просто еще не привыкла? Если бы она знала про этот неблагодарный, изматывающий, монотонный физический труд раньше, то вместо фантастических романов больше времени уделяла бы школьной программе и поступила бы в колледж.
Фред вернулся через несколько часов, припарковался и зашел в кафе. Падчерица стояла у кассы и встретила его с дежурной улыбкой на лице.
– Здравствуйте, как вы поживаете? – отчеканила она отчиму, как была обязана приветствовать любого посетителя. Конечно же, ей совершенно безразлично, кто как поживает. Ей все время было тошнотворно на душе, и в голове нередко стоял образ лежащего в гробике Остина.
За день пара сотен посетителей покупает сэндвичи и колу у них, всех не запомнишь. Но менеджер требует создавать видимость уютного доброжелательного ресторанчика, где рады всем без исключения.
– Не думаю, что вы на самом деле хотите знать ответ на этот тупой и бестактный вопрос! – отрезал Фред.
– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – отчеканила Мишель, смыв улыбку с лица, как воду в унитазе.
– Ты неглупо выглядишь, чтобы сделать мне сэндвич, – отчим бросил мятые доллары на стойку. – Я подожду в машине. Твоя смена закончилась.
– Да, сэр.
Стив сменил Мишель на кассе, она пошла на кухню и сунула хлебцы в тостер. Приготовив заказ Фреда без подвохов и плевков, завернув его в блестящую бумагу, она проскочила мимо Стива:
– Пока! До вечера!
Мишель выбежала из ресторана и направилась к машине, где отчим уже ждал ее.
Наученная утренним опытом, она села на заднее сиденье. Пристегнулась, держа в руке пакет с сэндвичем.
– Как прошел твой день, моя медовая? Сэндвичи ляпать все лучше, чем памперсы менять? Как ты думаешь? – Правая ладонь Фреда дотянулась до ее колена. И хоть на ней были плотные брюки, она почувствовала его сильную хватку. Отчим сжал ее коленную чашечку так, словно надеялся, что она лопнет подобно сырому яйцу, обнажив свою жидкую сущность.
Мишель раздраженно стукнула отчима по похотливой руке его же ужином:
– Следи за дорогой. Нам аварии больше не нужны. Еще не хватало, чтобы я тебе памперсы меняла.
Фред мысленно занялся с ней сексом, одновременно перерезая ее сонную артерию. Ему понравилась эта новая фантазия, и он решил к ней еще вернуться, просмаковав на сон грядущий.
По дороге домой Фред остановился около магазинчика секонд-хенда. На нем висело объявление: "Требуются волонтеры!"
– Сходи узнай, как к ним устроиться, – скомандовал он падчерице.
– Зачем? – Мишель решила, что Фред издевается над ней.
– Если ты будешь волонтерить, то колледжи засчитают тебе это время, и твое образование частично будет оплачено через их благотворительные фонды, которые помогают именно волонтерам. – Фред давал дельный совет. Наверное, в нем временно включилась функция "идеальный папаша", которая со смертью сына не была задействована.
Мишель послушно вошла в магазин секонд-хенда. Огромный зал встречал посетителей тележками и полками с совершенно новыми хозяйственными товарами. На белых и черных манекенах красовались новые брендовые вещи и однажды ношенные свадебные наряды, электроника и бижутерия подмигивали разноцветными глазками из-за стекла у кассы. Одежда, постельное белье, одеяла, подушки, игрушки, матрасы, тренажеры, старые велосипеды и мебель были расставлены аккуратно, по разделам. Чистота и яркость красок бросались в глаза, но в нос бил неприятный запах, исходящий от залежавшихся шмоток, свечей и полов, вымытых каким-то дезинфицирующим средством.
Мишель выяснила у менеджера, что отчим не врал и волонтерам действительно проще втиснуться в колледж с поддержкой благотворительных фондов, чем не волонтерам. Девушка с радостью заполнила анкету прямо там и договорилась об интервью.
Потом они молча ехали домой. Мишель устало смотрела в окно. Растущие вдоль проезжей части пыльные олеандры приветливо махали ей мелкими розовыми и красными соцветиями, а гигантские, с трехэтажную виллу, магнолии провожали их машину глазами кремовых крупных цветов.
"Голубые ангелы", синие самолеты "F18 хорнетс", распинали маневрами воздух Пенсаколы, готовясь к демонстрации своего искусства высшего пилотажа. Они взлетали со своей военно-морской базы каждое утро, и жужжали в небе, развлекая туристов и жителей города.
При виде "голубых ангелов" Фред стискивал зубы и сжимал руль так, что фаланги его пальцев бледнели. Ненавистные самолеты напоминали ему о том, что его личный полет окончен.
Глава 11
Встреча с ее заключенным
Мишель уединилась, сняла с себя форму кафешки, приняла душ, переоделась в розовую спортивную облегающую майку и белые короткие шортики. Через проем двери, Фред, затаив дыхание, наблюдал за ее переодеванием.
Выходя из своей комнаты, Мишель врезалась в него и ойкнула от неожиданности.
– Что тебе от меня нужно?
– Мы нужны твоей матери, орхидея моя.
– А как насчет профессиональных сиделок, которых ты никак не наймешь в помощь? – девушка закатила глаза.
– Сиделки стоят денег, пончик мой медовый. Да и я не желаю, чтобы посторонние люди посещали дом. Они будут бесить меня, а я буду раздражать их.
Они прошли в спальню к Анжелике, которая все так же безмолвно лежала, как опрокинутая вандалами кладбищенская статуя.
– Я устала! Зачем я тебе нужна сейчас? – спросила недовольным голосом падчерица.
– Я хочу, чтобы ты смотрела и училась, как меняют катетеры на паралитиках, медовая моя.
– Почему? – Мишель поджала губы.
– Почему? Проклятье, а почему бы и нет? – Фред показал ей, как выглядит новый катетер – он был похож на маленькую трубочку. Лицо Мишель сморщилось от отвращения.
Фред, казалось, мгновенно прочитал ее мысли.
– Я смотрю, катетеры и мою работу сиделки ты находишь отвратительными!
– Я не готова к этому! – сказала она твердо, качая головой.
Мысленно мужчина ловким ударом воткнул катетер Мишель в глаз, пронзил мозг, вызвал внутричерепное кровотечение… И она, в этой его новой фантазии, свалилась замертво к его ногам, вернее, к его плюшевым тапочкам с мордочкой тасманского дьявола.
Истошный крик Фреда разорвал тишину дома:
– Я тоже не был готов к потере жены и сына! – он запустил упаковку с катетерами Мишель в голову, но не попал. Она успела закрыть за собой дверь и оставить его наедине с его бешенством и парализованной женой.
Девушка прошла на кухню, расстроенная и уставшая. Решив подбодриться, достала из морозильной камеры мороженое, развернула и стала смаковать, сев за стол с поверхностью из белого кафеля. Она вспомнила, как на пенсакольский пляж, где они не раз отдыхали всей семьей, приезжал разноцветный фургончик мороженщика. И мама покупала им апельсиновый шербет и замороженный фруктовый йогурт в хрустящих вафельных стаканчиках. Мороженое таяло быстрее, чем они могли его съесть. Ели и бежали мыть липкие пальцы в чистой воде залива.
Из пляжных воспоминаний ее вырвал Фред, шумно открывший холодильник. Он достал бутылку текилы, сел напротив падчерицы и стал пить из горлышка. Затем заметил пакет с сэндвичем, разогрел его в микроволновке, начал медленно жевать.
Мишель вспомнила, как мать влюбилась в этого человека шесть лет назад. Он ей так пел про любовь и про то, что она мисс Вселенная, что ее сердце растаяло, как мороженое на июльском пляже. Мишель считала, что Фред на самом деле не любил Анжелику, а просто воспользовался ситуацией. Она для него была жена-трофей, и мужчина, не будь дураком, вцепился в нее, как клещ в собаку. Прагматичная такая любовь. Он с Анжеликой даже церковь и спортзал посещал некоторое время. Пока не родился Остин. Какой лицемер! Теперь перед ней сидел человек, у которого отобрали его трофеи – жену и сына, но Фред не выглядел раздавленным. В его глазах сверкали какие-то остервенелые огоньки.
* * *
Мистер Редмонд смотрел на Мишель, с аппетитом поглощающую мороженое, смотрел долгим, пронизывающим взглядом. Затем он мысленно ударил ее по голове своей тяжелой бутылкой, и представил, как кровь из пробитой черепной коробки течет на пол. Кровь окрасила пол в яркий, красивый, красный цвет истинной справедливости.
– Остин тоже любил мороженое, помнишь?
Девушка кивнула.
Фред почувствовал какую-то жалящую боль в висках, встал, прошел мимо ошарашенной падчерицы, как будто собирался покинуть кухню, но вдруг развернулся и стукнул ее руку с мороженым так, что оно размазалось по лицу девушки, попало ей в ноздри и глаза. Фред наклонился к ее лицу и прошептал ей на ухо:
– Лучше бы Остин сидел тут и говорил о тебе, о твоей любви к мороженому.
После этого Фред покинул кухню с некоторым облегчением: он физически ощутил, что ярость, как гиена, обгладывающая его мозг, перебросилась на голову падчерицы.