Глава двенадцатая, об очередном кризисе и мятеже. Ади. Проекты. Члены партии. Свастика. Иосиф-воин. Баварские правые. Кризис
1923 год для Германии можно назвать знаковым. Правительство Французской Республики искало рычаги, чтобы повлиять на Германию, которая должна была выплатить свои репарационные задолженности. Германия без устали просила отсрочки, ибо ее захлестнул очередной виток инфляции. Выплаченные германские деньги могли пойти на погашение собственных долгов Франции по военным займам. Поймите, в финансовом мире все взаимосвязано. Это помогло бы совершить следующие займы, которые пошли бы на восстановление страны. Раздать долги, чтобы наделать новые – как это актуально и ныне. Еще требовалось удержать инфляцию. Тогда французские политики Раймон Пуанкаре и Аристид Бриан разработали план оккупации Рурской области франко-бельгийскими вооруженными силами. При этом германская сторона не смогла оказать сопротивление, потому что на тот момент не имела на это права, и не обладала достаточной армией. Рейхсвер мог иметь под ружьем только около 400 тысяч солдат. Задачу с вычетом германских долгов потом решили американцы. Ведь, только они могли влиять на все европейские займы в своей стране. Это был так называемый план Дауэса. Конфликт тогда можно было уладить, ведь новые "немирные" отношения между соседями, которые откровенно устали от войны, привели в тупик. Поэтому при очередных выборах министра Пуанкаре элементарно "прокатили". Его сменил Эдуара Эррио, который обещал обеспечить стабильные торговые отношения с соседями.
Но прежде чем все это произошло, в самой Германии возник очередной политический кризис. Разные политические партии смотрели на этот вопрос по-своему. Сначала возникли ярые призывы к сопротивлению. Вовремя вспомнили, что социал-демократическое правительство безоговорочно приняло требования Франции, чем был вызван экономический кризис. Это многих настроило против Берлина. Заговорили о реставрации дореволюционной монархии Виттельсбахов, что было, впрочем, уже нереально. Зачем отдавать власть кому-то, кто сам ушел с политической арены. Но следует признать, это была смелая попытка. По крайней мере, некоторые политики прикрыли свои истинные цели именно такими лозунгами.
Мятеж
Зато лидер баварских правых Густав Риттер фон Кара пошел дальше, когда был провозглашён комиссаром земли. Он сам наделил себя диктаторскими полномочиями и рассматривал некоторые дела в пользу Баварии. Только его звание "генерального государственного комиссара" в Берлине рассматривалось, как самозванное.
– Я отказываюсь исполнять приказания Берлина! Им не нравится "Фёлькишер беобахтер". Несколько смелых статей послужили поводом, чтобы ее закрыть. Хорошо, мы создадим новую газету. Следует отделить Баварию от Германии, зараженной марксистской чумой!
Его сподвижник, генерал Отто фон Лоссов планировалось утроить в Мюнхене численность имеющейся седьмой дивизии "правильно настроенных" солдат, этого было достаточно, их могли мобилизовать в любой момент.
– Мы освободим всю Германию от марксизма под черно-бело-красным стягом Империи!
Провели даже демонстрационные "осенние учения", но этого оказалось недостаточно, чтобы начать марш на Берлин. Руководители крайне правых организаций требовали усилить баварский рейхсвер за счет численности своих боевых отрядов. Генералу Лоссу это сразу не понравилось.
– Постойте! Я не могу дать каждому вашему командиру отряда офицерское звание! Сейчас вам нужны воинские звания, потом вы потребуете соответствующие оклады. Откуда, спрашивается, я возьму на это деньги?
Вообще, баварцы выжидали. Так могла возникнуть вполне реальная поддержка в районах Центральной Германии. Там намечался приход к власти крайне левых сил. Практически земли Тюринга и Саксонии отказались подчиняться рейхспрезиденту Германии Фридриху Эберту, и начали формировать собственные вооруженные силы. Однако данное положение дел, прежде всего, свидетельствовало о нарушении присяги. Полковник фон Зейссер в беседе с главнокомандующим общегерманскими вооруженными силами генералом фон Сектом заявил:
– Только рейхсвер, сохранивший внутреннее единство и послушание, может быть непобедимым и сильнейшим фактором в государстве.
Да, лидеры Баварии имели сильную поддержку НСДАП. В крае велась постоянная сильная пропаганда. На тот момент у них были собственные штурмовые отряды (немецкое сокращение СА), ими стал руководить Эрнест Рем. Отряды СА, которые возникли не на ровном месте. Заметьте, у них уже появилась своя отличительная форма одежды.
Именно наличие реальной силы позволило разговаривать с правительством на равных. Это было время возникновения новых нациских политиков, типа Кара, Лоссова и Сейсера. И они уже тогда находились впереди всех. Но принято считать, что новый лидер станет не просто политиком, но существом, стоявшим в центре религиозного культа! Очевидно, что были использованы некие таинственные методы влияния на массы, о которых раньше никто еще серьезно не задумывался. Итак, возникло что-то большое, темное и неведомое, что испугало и Кара, и Лоссова. Им было достаточно добиться от Берлина некоторых уступок, не больше. Они захотели отработать обратно, и Кар срочно издает прокламацию о роспуске НСДАП и штурмовых отрядов, мол, решил обойтись без них. Но "колесо вечности" кто-то стал вращать в обратную сторону. Слова о сильном рейхе в Германии теперь не повторял лишь немой. Всем пришлась по вкусу эта неожиданная идея возрождения сильного государства. Она, как заразная болезнь, вдруг выплеснулась на улицы с листовок и передовиц нациских газет. Когда бумага от комиссара баварской земли Кара попадала в типографии, в штаб НСДАП поступил звонок. Сочувствующий рабочий уведомил о вероломном поступке политика. Этого комиссару потом не простят. Вождь национал-социалистов начал спектакль со стрельбы из пистолета в воздух. Весомая поддержка была от генерала Эриха Людендорф, Гергарда Россбах и командира австрийских добровольцев князя Эрнста-Рюдигер фон Штаремберга. Они призывают в марш на Берлин.
– Следует брать инициативу в свои руки! Это наш шанс, свергнуть правительство предателей в Берлине!
Реально всеми действиями руководил подполковник Фридрих Герман Риттер фон Крибель от "Германского боевого союза" "Дейчер Кампфбунд". Это он отдает приказ захватить все важные здания в Мюнхене. Отрядами СА командовал Грегор Штрассер. Кстати, командиром там формально состоял капитан авиации Герман Геринг. Имелся также доктор Фридрих Вебер от добровольческой организации – Союза "Оберланд", капитан Томас Целлер от "Германского боевого Союза", Генрих Гиммлер от "Рейхскригсфлагге" "Имперского военного флага" и капитан третьего ранга Герман Эргардт Аlias "консул Эйхман". Добровольцы "Оберланда" сразу блокировали Центральный мюнхенский вокзал. То ноябрьское утро было особенно тревожным. Колонны, состоящие из штурмовиков и курсантов Мюнхенского пехотного офицерского училища, добровольцев Гергарда Россбаха, двинулись к министерству обороны. Там команда Рема уже заняла здание штаб-квартиры сухопутных сил в военном министерстве. Они даже успели забаррикадироваться. Но их тут же окружили солдаты регулярных войск рейхсвера, правительственные войска.
Теперь остальным следовало пробиться через ряд военных, которых хотели уговорить, перейти на сторону восставших. До здания оставалось не так далеко, и все казалось уже решенным вопросом. Эти люди крепко держали друг друга за руки. Среди собравшихся было видно несколько женщин. Очень большое количество молодых парней, которые под воздействием усиленной агитации, связались с этим политическим течением. Нельзя сказать, что все они были отпетыми нацистами, скорей всего слепыми сторонниками идеи. Почему слепыми? Да, откуда им было знать, куда приведет этот путь! Еще они были баварцами, которые позавчера поддерживали пролетарскую республику, вчера ее свергли, а сегодня, пропитавшись новыми идеями, шли свергать берлинских предателей. Поэтому их не назовешь случайными людьми – хорошо организованная масса, прошедшая войну. Немцы, которых сегодня призвали вершить историю. Были там эмигранты из России, которые надеялись с помощью германского оружия вернуть царский трон. Они все вместе шли, громко выкрикивая свои приветствия, подбадривая друг друга. Организованное шествие дошло до улицы Резиденцштрассе. Вот оно здание Фельдгеррнгалле. Это "Зал (Галереи) Полководцев", который находится на площади Одеонсплац. Тут их ждал первый полицейский заслон. Так называемый "зелёный" отряд. Полиция из земельского отдела имела соответствующего цвета униформу. Эту системную организацию по численности можно было сравнить с пехотной дивизией, имевшей на вооружении легкие и тяжелые пулеметы, бронеавтомобили и даже авиационные эскадрильи. Конечно, в тот момент никакой бронетехники там не оказалось. Очевидно, она стояла дальше по улице. Тот факт, что многие улицы имели на тот момент проволочное ограждение, наталкивает на мысль, что к любым беспорядкам тщательно готовились. Повсюду имелись вооруженные, хорошо обученные действовать в городских условиях люди. Итак, столкновение было неизбежным. Но собранные массы людей не верили, что их кто-то может остановить. Все знали, что начальник мюнхенской полиции Эрнст Пёнер обещал поддержку. Но никто не знал, что этого нового министра внутренних дел уже арестовали, и с некоторого периода отряды СА находились "вне закона", а полиция имела на руках твердое предписание "остановить смутьянов и любой ценой ликвидировать в городе беспорядки". Первые ряды подошли вплотную. Многие мятежники были вооружены карабинами и пистолетами. Первых полицейских буквально смяли с места, еще немного, и их оттеснят в сторону. Многих людей просто хватали, угрожая штыками. Позже лейтенант Моосгубер отметит в своей докладной записке:
– Мы сблизились. Некоторые из моих людей были схвачены мятежниками, Тогда мы пустили в ход приклады и резиновые дубинки. Сам я, в целях самообороны, вооружился карабином, не желая преждевременно пускать в ход свой пистолет. Карабином я отбил два направленных на меня мятежниками штыковых удара и сбил нападавших на меня с ног ударами приклада. Внезапно один из гитлеровцев, стоявший в двух шагах левее меня, выстрелил из пистолета, целясь мне прямо в голову. Пуля пролетела мимо, не задев моей головы, и смертельно ранила стоявшего за мной вахмистра моего полицейского участка. Дальнейшее произошло так быстро, что я даже не успел отдать никакого приказания. Мои люди открыли огонь, произведший эффект, как от залпа. Почти одновременно с моими людьми открыли огонь и гитлеровцы. Вспыхнувшая перестрелка длилась от двадцати до двадцати пяти секунд.
Словно не понимая, что же тогда произошло, остальные ряды стали рвать свою плотную цепь, теряя людей, которые бессильно падали на землю. Еще не зная, что именно случилось, люди пытались идти дальше, таща на руках обмякшие тела своих соседей. И те, кто шел следующим эшелоном, стали спрашивать у впередиидущих: "А что же там такое происходит?"
– В чем дело? В чем, собственно говоря, заминка?
Но те, кто увидел полицейский кордон, уже поняли, что с ними шутить никто не собирается. Они были готовы к атаке. В числе погибших был "фрейкоровский" боец родом из Прибалтики Макс-Эрвин фон Шейбнер-Рихтер. Говорят, что именно он осуществлял связь между Мюнхеном и правой русской эмиграцией, и, в том числе, с Великим Князем Кириллом Владимировичем. Среди раненых был командующей отрядом СА капитан Герман Геринг.
Герой войны генерал Эрих Людендорф беспрепятственно прошел в здание. В форме его было легко узнать, тогда просто никто не осмелился в него выстрелить. Очередным залпом порвало не только первую цепь, но и все следующие, до последней. Надо было видеть обезумевшие лица людей, которые стали искать выход из этой ловушки. Они вырвались, чтобы пойти обратно, двигались вспять. Началась паника, сейчас начнется столпотворение. Крики и стоны раненых людей, слезы. И вот звучат четкие команды. Все это на каком-то заученном уровне, вбитом несколькими годами войны, заставило всех прислушаться. Команды! В несколько мгновений улица опустела. Говорят, что сразу с собой унесли всех убитых и раненых. На мостовой остались валяться потерянные зонтики, обувь и фуражки. Местами имелись кровавые круги, которые скоро придется засыпать опилками, или смыть команде мюнхенских дворников.
Что касается отрядов СА Грегора Штрассера и Эрнста Рема, а также "Рейхскригсфлагге" и "Кампфбунда" Томаса Целлера, то они через некоторое время сдались. Правительственные войска имели численное преимущество. Сами посудите, два батальона пехоты, один саперный батальон, одна минометная рота, три артиллерийские батареи и восемь бронеавтомобилей. Этого было достаточно, чтобы начать штурм, а затем вынести все тела "национальных революционеров" на носилках. Капитан третьего ранга Герман Эргардт уговорил их сложить оружие. Сторонникам фон Кара не нужны были новые жертвы. Так в Германии произошло событие, которое позже назовут "пивной путч". Позднее выпустят памятный знак с руной "Опфер" в честь так называемых "мучеников девятого ноября", шестнадцати нацистских сторонников, убитых полицией. Вскоре всех зачинщиков арестуют и предадут суду.
Ади
1922 год. Для него этот период очень многое значит. Он часто выступает перед членами своей партии. Теперь он конкретно занят тем, что называется не просто агитацией, а пропагандой целого политического течения. Однажды он понял, что все время стремился к этому. К чему? К большему, к глобальному изменению всей жизни Германии. И теперь это были не просто слова. Жизнь быстро меняется, и он попал в это самое течение, которое вдруг подхватило его и направило, чтобы влиять на все будущие изменения. Да, он много читает, но еще больше стал самостоятельно писать для себя. Теперь его записями занимается секретарь, но с трибуны он обычно говорит по своим записям. Нет, он их не читает, ему стоит лишь раз взглянуть на текст, и он знает, что скажет. Четкая линия его речи сразу обрастает новыми выражениями и фразами. Интуитивно, он каждый раз ищет другие слова, более подходящие на данный момент времени. И странно, он никогда не ошибался, слова, словно били точно в цель! При этом бранных слов он никогда не стеснялся. Да, он начинал с небольших площадок. Это были пивные рестораны, куда было принято решение брать за вход по пятьдесят пфеннигов. Люди платили деньги, чтобы услышать нескольких ораторов. Объявления были напечатаны на листках, которые раздавали всем на улице. Затем площадки увеличивались, люди слушали, затаив дыхание, потому что должны были что-то услышать в эту минуту. Потом были небольшие коллективы мелких организаций, поддержку которых партия считала важным. Например, соседняя на улице ткацкая фабрика, где коллектив был в основном женским. Там встречу устроили в обеденный перерыв, среди ткацких станков. Для этого было достаточно подняться на деревянный помост. Хозяин оказался хорошим знакомым его нового приятеля из мюнхенской газеты. Договаривались заранее о получасовой агитационной лекции. Через два часа беспрерывной пламенной речи Ади потянулся за стаканом воды. Графин держал в руках Руд, его новый помощник. Оратор выпил, и вдруг понял, что в этом зале давно собрались все работники фабрики. Все они стояли, смотрели на него, и ждали, что он скажет дальше, никто не смел, проронить ни слова. Он плавно перешел к остальным пунктам, а когда закончил, то грянули аплодисменты. Вдруг все стали скандировать его фамилию. И, словно окутанная невидимой пеленой, сшитой из его слов, толпа неустанно что-то кричала. Что он им тогда наплел? Стихийно рожденная речь состояла из простых мыслей, таких вольных толкований основных идей партии. Те самые "двадцать пять пунктов", которые составили основную программу НСДАП. Про основную работу на фабрике в тот день как-то все сразу и не вспомнили. Ему следовало уже уходить, но и тут Ади устроил настоящее представление, он стал лично знакомиться с теми, кто остался. Пытаясь, удержать руку каждого человека на несколько мгновений. Это производило должное впечатление. Ему было достаточно вспомнить уроки своего приятеля фон Грехта. Когда тот стремительно вклинивался в толпу незнакомых пока людей, охватывал всех своим желанием, поделиться с ними новостями или некими печалями. Легкое похлопывание по плечу, мягкое касание по руке, внимательный взгляд, многозначительные кивки, улыбки. Он словно подпитывался, уже не чувствовалась никакая усталость, проведенного ранее времени. Все стиралось этими минутными скольжениями в толпе. Секретарь показывал на часы, мол, опоздаем, следует торопиться, дальше-дальше. Но Ади уже зацепил знакомого фабриканта, и тот не знал, куда теперь ему деть свою шляпу от распирающего его счастья. Несколько простых слов нашлось и для этого человека, так сказать, под локоток. После такого теплого обхождения хозяин фабрики сам поднялся на трибуну, и громко заявил всем, что становится кандидатом в партию. Что он готов немедленно принести некоторые пожертвования в фонд партии. Секретарь Руд уже вцепился в этого невысокого лысого человека.
– Видимо, что не напрасно мы тут задержались, герр Франц. И, о какой именно сумме пойдет речь?
Затем были другие предприятия, новые коллективы. Но тут вырабатывался строгий план действий, который пока не подводил. Конечно, публика пока не ломилась на встречу с ним. Были и другие коллективы, которые бойкотировали его митинги. Тут чувствовалось влияние коммунистически настроенного противника. В таких случаях проводили разведку, заранее высылали несколько человек из группы поддержки. И если наблюдатели точно гарантировали провал, то старались разбавить слушателей людьми, которых привозили с собой.
Случались простые рукопашные драки. И когда уже никто не собирался никого слушать, то на трибуну выходил он, требовал тишины. Все остальное зависело от действий самого оратора, дар которого редко подводил его. Так, начиная практически с нуля, он стал часто выступать на различных собраниях, на выездных встречах с другими, растущими, словно грибы после дождя, отделениями НСДАП. Его временный секретарь уже сбился с ног, чтобы организовать и наладить его поездки. Потом Ади предложил это место секретаря Руди, своему новому знакомому. Ветеран войны, родители которого потеряли все свои египетские предприятия, был вынужден поступить учиться в университет. Согласно программе правительства, чтобы уменьшить безработицу, многим предлагали вернуться за парту. Шло время, и как только появлялась возможность, люди находили работу. В любом случае, твердый заработок был лучше временной дотации. Поэтому многим закончить учебу так и не удалось. На этот момент Руд мог рассчитывать на место ассистента своего профессора, но ставка секретаря партии была выше в два раза.
– Впереди много работы, порой она выглядит каждодневной рутиной. Я не могу все делать сам. А мой временный помощник? Ты сам видел – глуповатый, бестолковый малый. Он даже не понимает моего почерка. Что тут трудного? Исправить несколько страниц текста, набрать все заново на машинке. Но еще мне нужен человек, которому я бы мог доверять. Понимаешь? Кто-то должен быть иногда за спиной, чтобы не пропустить удар. Сам понимаешь, я не могу предложить тебе больше, но пятьсот марок в месяц. Где еще ты найдешь такие деньги?