Это была спальня, принадлежавшая мальчику. Маленькому мальчику, судя по конструктору "Лего" и игрушкам-трансформерам на полу. Кровать была опрятно застелена одеялом в пододеяльнике практичного лилово-синего цвета, в изголовье лежала пара подушек в таких же наволочках. Мальчик, видно, увлекался играми "Бен-10" и футбольной командой "Челси" - на стене висели соответствующие постеры. В комнате пахло пылью, но затхлости и сырости, какие обычно ощущаешь в давно покинутом доме, не чувствовалось. В главной спальне все было точно так же - аккуратно заправленная кровать, запах пыли в сухом воздухе, однако никакой паутины в верхних углах. Электронный будильник был включен в сеть, но не работал. Я взял его в руку, и из-под нижней панели посыпалось что-то вроде белого песка. Я осторожно поставил будильник на место и сделал мысленную заметку позже осмотреть его более внимательно.
Детская была самой большой комнатой в этой части дома. Здесь стояли кроватка и манеж, стены были оклеены обоями с картинками из книг Беатрикс Поттер. Над кроваткой висел гипоаллергенный фанерный мобиль из "Развивающих игр Галтс", он слегка колыхался от сквозняка. Как и в других комнатах, здесь не было ни малейшего следа борьбы или поспешного бегства, все вещи были аккуратно расставлены по местам. Это было странно для детской. Так же странно, как отсутствие известкового налета в ванной и какого-либо запаха у воды в бачке унитаза.
На втором этаже осталось осмотреть всего одну комнату. Агент по недвижимости бы наверняка назвал ее миниспальней для маленьких детей - или, как вариант, для карликов, страдающих агорафобией. Хозяева превратили ее в мини-кабинет: я увидел компьютер фирмы "Делл" двухлетней давности выпуска и, конечно, икеевский стеллаж и настольную лампу. Я прикоснулся к компьютеру, и на меня вдруг нахлынули запахи пыли и озона. Это были вестигии, те же, что я почувствовал еще в главной спальне. Сняв боковую панель системного блока, я обнаружил тот же белый порошок, что и в будильнике. Растер между пальцами. Порошок был мелкий-мелкий, почти как пудра, но его частички оказались довольно жесткими, это очень четко ощущалось, и имели золотистый блеск. Я уже собрался было вытащить материнскую плату, но тут на пороге появился Найтингейл.
- Какого черта вы так долго возитесь? - прошипел он.
- Решил осмотреть компьютер, - ответил я.
Найтингейл на миг задумался, прошелся пятерней по волосам.
- Пойдемте, - сказал он, - нам осталось проверить одно последнее помещение.
Я подумал: надо не забыть потом вернуться с пакетом для улик и забрать компьютер целиком.
За одной из дверей в коридоре обнаружилась узкая лестница, ведущая вниз. Ступеньки были сделаны из старых досок, стертых и потрескавшихся, - лестница была явно старше самого дома. На потолке висела лампа без плафона. Ее яркий свет неприятно бил в глаза, на контрасте с ним мрак у подножия лестницы казался еще гуще.
"Подвал, - подумал я. - Почему я не удивлен?"
- Ну что ж, - сказал Найтингейл, - чему быть, того не миновать.
Я был рад, что он пошел первым.
Спускаясь по узким ступенькам, я начал дрожать. Холодно было, как в морозилке, но дыхание при этом не застывало в воздухе паром. Засунув руку под мышку, я не ощутил разницы в температуре. Значит, я чувствовал не настоящий, не физический холод. Это тоже были вестигии. Найтингейл остановился. Несколько раз переступил с ноги на ногу, сгорбившись, как боксер перед поединком.
- Вы чувствуете? - спросил он.
- Да, - шепнул я. - Что это?
- "Тактус дисвите", - ответил он, - запах нежизни. Должно быть, они здесь.
Он не стал объяснять, кто "они", а я не стал спрашивать. Мы снова двинулись вниз. Подвал оказался довольно узким, в нем горел яркий свет. Я с удивлением обнаружил огромную люминесцентную лампу, длиной почти в половину потолка. Кто-то повесил на стенку несколько полок, а под ними в надежде на будущие труды установил верстак. Позже на бетонный пол бросили пару старых матрасов. И вот сейчас на этих матрасах лежали два вампира. Они больше всего напоминали бомжей старых времен - тех, что носили многослойные лохмотья и огрызались на вас из темных подворотен. Когда мы с Найтингейлом подошли ближе, холод усилился. Вампиры как будто спали, однако дыхания не было слышно, и воздух был вовсе не спертый, что было бы логично для тесного замкнутого помещения, где спят люди.
Найтингейл протянул мне фото в рамке - семейный портрет, взятый, очевидно, с камина в гостиной. Потом переложил трость в правую руку.
- Я попрошу вас сделать две вещи, - сказал он. - Подтвердить их личности и проверить пульс. Справитесь?
- А вы что будете делать?
- А я вас прикрою, - ответил наставник, - если они проснутся.
Это меня обескуражило.
- А они могут?
- Прецеденты были, - ответил Найтингейл.
- Как часто?
- Чем дольше мы будем ждать, тем вероятнее подобный исход.
Я нагнулся, протянул руку и осторожно отвел в сторону воротник с шеи ближайшего ко мне вампира, стараясь не коснуться кожи. У него было обычное лицо мужчины средних лет, только кожа выглядела неестественно гладкой, а губы - бледными. Я сверился с фотографией в рамке. Черты лица совпадали, но и только - больше в нем ничего не было от счастливого отца семейства, улыбающегося на фото. Я повернулся и оглядел второе тело. Это была женщина, и ее черты соответствовали лицу матери. К счастью, Найтингейл взял фото, где не было детей. Я потянулся было прощупать пульс, но не решился.
- На этих телах нет никакой жизни, - сказал Найтингейл. - Даже бактерий.
Я прикоснулся к шее мужчины и слегка надавил. Кожа была холодной, пульс отсутствовал. С женщиной было то же самое. Я выпрямился и сделал пару шагов назад.
- Ничего.
- Теперь действуем быстро, - скомандовал Найтингейл. - Возвращайтесь наверх.
Я, конечно, не бросился бежать, но нельзя сказать, чтобы поднимался по ступенькам лениво и не спеша. Найтингейл шел следом за мной, держа трость наготове.
- Доставайте гранаты, - приказал он.
Я вынул гранаты из сумки. Найтингейл взял одну и показал мне, что нужно делать. Руки у меня слегка дрожали, и чеку оказалось выдернуть тяжелее, чем я ожидал, - думаю, так и должно быть по технике безопасности использования гранат. Найтингейл выдернул чеку из своей и жестом указал на подвальную лестницу.
- На счет три, - сказал он. - Бросайте так, чтобы точно упала вниз.
Он сосчитал до трех. Мы бросили гранаты в лестничный колодец. Я тупо стоял и смотрел, как они отскакивают от ступенек, пока Найтингейл не потащил меня к выходу, ухватив за локоть.
Еще до того, как мы оказались у двери, я скорее ощутил, нежели услышал два тяжелых удара где-то под нами. Выйдя из дома в сад, я увидел, как из подвала поднимаются клубы белесого дыма.
- Белый фосфор, - прокомментировал Найтингейл.
В доме вдруг закричали тонким, высоким голосом. Почти человеческим.
- Вы слышали? - спросил я.
- Нет, - отрезал Найтингейл. - И вы тоже не слышали.
Обеспокоенные соседи сбежались посмотреть, не чинится ли какого ущерба их собственности, но Найтингейл, показав удостоверение, успокоил их:
- Не волнуйтесь, в доме никого не было, мы проверили, - сказал он и добавил: - Хорошо, что мы проезжали мимо.
Первая пожарная машина подъехала уже минуты через три; нас попросили отойти подальше от дома. Люди, оказавшиеся на пожаре, делятся только на две категории: жертвы и свидетели. Если не хочешь быть среди тех или других, лучше держаться в стороне.
Приехал Фрэнк Кэффри, они с Найтингейлом кивнули друг другу. Потом он ушел принимать рапорт у старшего пожарной команды. Найтингейл не стал объяснять мне, что теперь, поскольку огня нет, Фрэнк как криминалист, занимающийся расследованием причин пожаров, осмотрит место происшествия, измыслит какую-нибудь правдоподобную причину возгорания и, если возникнут свидетельства об обратном, исключит их из отчета. Насчет останков в подвале наверняка имелись не менее секретные распоряжения, и в итоге данный инцидент в рапорте будет значиться как стандартное бытовое возгорание. Возможно, какой-то электроприбор был включен, слава богу, что в доме не было людей, так что задумайтесь об установке пожарной сигнализации в ваших домах.
Вот так, леди и джентльмены, мы в славном городе Лондоне поступаем с вампирами.
Сложно описать, что я почувствовал, когда у меня получилось. Даже еще до того, как мне удались первые в жизни чары, я почувствовал, что вот еще чуть-чуть - и получится. Как автомобильный мотор на холоде начинает после долгих попыток все-таки заводиться, так и в мозгу у меня что-то стало поворачиваться. Шел второй час тренировки. После небольшой паузы я глубоко вдохнул и раскрыл ладонь.
И вот он - размером с мячик для гольфа, золотистый, сияющий, как утренний луч солнца. Световой шар.
Именно тогда я и понял, почему Найтингейл требовал, чтобы во время тренировки раковина всегда была наполнена. Мой шар, в отличие от его, получился золотисто-желтым и выделял тепло. Очень много тепла. Я обжег ладонь и, вскрикнув от боли, скорее сунул руку в воду. Шар зашипел и погас.
- Обожглись? - спросил Найтингейл. Я не слышал, как он вошел.
Вытащив руку из воды, я осмотрел ее. На ладони розовело пятно ожога, впрочем, не слишком серьезного.
- У меня получилось, - похвалился я. Хотя самому не верилось: я творил волшебство, я сам, на сей раз Найтингейл ни при чем.
- Повторите, - велел наставник.
Я вытянул руку - теперь уже непосредственно над раковиной, создал мысленный "ключ" и раскрыл ладонь.
Ничего не произошло.
- Не надо думать о боли, - посоветовал Найтингейл. - Создайте ключ и попробуйте снова.
Я нашел "ключ", ощутил, как заводится "мотор", и отпустил "сцепление" - раскрыл ладонь.
Световой шар снова обжег мне руку, но жар был гораздо меньше, чем в первый раз, к тому же я держал ладонь над самой водой. Но когда я на нее посмотрел, то понял: теперь-то кожа точно вздуется пузырями.
- И еще раз, - велел Найтингейл. - Уменьшите жар, дайте больше света.
Я послушался и с удивлением ощутил, что это легко - найти ключ, приложить силу, потом отпустить - больше света, меньше жара.
Новый шар получился уже не горячим, а теплым и светился мягким золотистым светом, как лампочка в сорок ватт.
На этот раз я не стал дожидаться приказа Найтингейла.
Разжал пальцы - и у меня на ладони оказался совершенно идеальный световой шар.
- Теперь попробуйте удержать, - сказал наставник.
Это как попытка удержать палочку стоймя на ладони - кажется, что просто, а на деле дольше пяти секунд не получается. И мой идеальный световой шар лопнул, как мыльный пузырь.
- Хорошо, - заключил Найтингейл. - Сейчас я скажу вам слово - это слово вы будете говорить каждый раз в момент колдовства. Но главное, чтобы сами чары работали без сбоев.
- Почему?
- Сейчас объясню, - сказал Найтингейл. - Внимание, слово: "люкс".
Я снова воссоздал в голове всю цепочку: ключ, мотор - и, отпуская "сцепление", произнес услышанное слово. Шар продержался чуть дольше. Со словом, стало быть, чары сильней.
- Я попрошу вас повторять эти чары, - проговорил мой наставник, - и только их, в течение как минимум недели. Вам захочется поэкспериментировать: сделать его поярче, заставить перемещаться…
- А так можно? - спросил я.
Найтингейл тяжело вздохнул.
- В течение следующей недели - нельзя. Вы будете повторять это действие, пока чары не станут словом, а слово чарами. Чтобы при слове "люкс" у вас возникал световой шар.
- А "люкс" - это на каком языке? - спросил я.
Найтингейл посмотрел на меня с крайним удивлением.
- Это "свет" по-латыни, - проговорил он. - Неужели в средних школах теперь не учат латыни?
- В нашей школе не учили.
- Не страшно, - сказал Найтингейл. - Я могу научить вас и латыни тоже.
"Мне везет, однако", - подумал я.
- А почему именно латынь? - спросил я. - Почему нельзя взять английские слова или придумать свои собственные?
- "Люкс", чары, которые вы только что повторили, мы называем формой. Все базовые формы имеют названия: "Люкс", "Импелло", "Скиндере". Как только эти формы у вас будут получаться на автомате, вы сможете строить из них комплексные чары - как предложения из слов.
- Как музыкальную фразу из нот?
- Именно, - улыбнулся Найтингейл. - Как музыкальную фразу из нот.
- А почему бы в таком случае не использовать ноты?
- Потому, - объяснил мой наставник, - что в общей библиотеке собраны тысячи книг о том, как творить волшебство. И в каждой из них используются стандартные общепринятые формы с названиями на латыни.
- Очевидно, все их сочинил сэр Исаак?
- Первоначальные формы собраны в "Principia Artes Magicis", - сказал Найтингейл. - Впоследствии некоторые из них подверглись изменениям.
- А кто изменял их?
- Люди, которые не могут жить без экспериментов, - сказал Найтингейл. - Такие, как вы, Питер.
Стало быть, Ньютон, как и любой уважающий себя ученый в семнадцатом веке, писал на латыни - международном языке науки, философии и, как я выяснил позже, эксклюзивной порнографии. Я спросил, есть ли перевод.
- Нет, "Artes Magicis" никто никогда не переводил, - ответил Найтингейл.
- Это для того, чтобы магия не пошла в народ, верно?
- Абсолютно.
- Дайте-ка, я угадаю, - сказал я. - В других книгах не только формы, а весь текст на латыни, так?
- Да, кроме тех, что на греческом и арабском.
- А сколько времени уйдет на то, чтобы выучить все формы?
- Десять лет, - ответил Найтингейл, - если как следует постараетесь.
- Тогда я, пожалуй, приступлю.
- Тренируйтесь в течение двух часов, затем сделайте перерыв, - велел мой наставник. - Следующий подход можете сделать не раньше чем через шесть часов.
- Но я же совсем не устал, - возразил я, - я весь день могу тренироваться.
- Перенапряжение может вызвать последствия, - предупредил Найтингейл.
Вот это мне уже совершенно не понравилось.
- Какого рода последствия? - спросил я.
- Инсульты, апоплексические удары, аневризмы…
- А как понять, что перенапрягся?
- Вы это сразу поймете, как только у вас случился инсульт, апоплексический удар или аневризма.
Мне припомнился сморщенный мозг Брендона Коппертауна, похожий на больной кочан цветной капусты. И слова доктора Валида: "Так выглядит мозг, на который воздействовала магия".
- Спасибо за инструктаж по технике безопасности, - сказал я.
- Два часа, - напомнил Найтингейл, обернувшись в дверях. - Потом встречаемся в моем кабинете, будет урок латыни.
Я подождал, пока он закроет дверь. Потом раскрыл ладонь и одновременно прошептал: "Люкс!"
На этот раз шар дал ровный мягкий свет, а грел не больше, чем солнце в летний день.
Охренеть можно. Я умею колдовать!
КАРЕТНЫЙ САРАЙ
В дневные часы, если я был дома и при этом не занимался в лаборатории или библиотеке, в мои обязанности входило открывать входную дверь, если в нее звонили. Однако это случалось так редко, что в первый раз я даже не сразу понял, что это за звук.
Открыв дверь, я обнаружил на пороге Беверли Брук в ярко-голубом пуховике с капюшоном.
- Что ж так долго-то? - спросила она. - Холод же собачий.
Я жестом пригласил ее войти, но она, переминаясь на месте, сказала, что не может.
- Мама не велела, она сказала, это место враждебно для таких, как мы.
- Враждебно?
- Ага. Защитные магические поля, понимаешь, и все такое прочее.
Вполне может быть, подумал я. Тогда понятно, почему Найтингейла так мало волнует вопрос безопасности особняка.
- Но откуда ты взялась?
- Ну, - начала Беверли, - понимаешь, когда мама-река и папа-река сильно-сильно полюбят друг друга…
- Очень смешно.
- Мама говорит, в университетский госпиталь привезли что-то несусветное, и вам надо бы приехать туда и взглянуть.
- Несусветное?
- Она сказала, это было в новостях.
- У нас нет телевизора, - сказал я.
- Совсем? Что, и "Фривью" нету?
- Вообще никакого.
- Жуть, - сказала Беверли. - Так ты поедешь?
- Подожди, я спрошу инспектора.
Найтингейла я нашел в библиотеке. Он делал пометки в каких-то записях - как я сильно подозревал, это было мое завтрашнее задание по латыни. Я передал ему информацию, полученную от Беверли, и он дал добро на то, чтобы я поехал и выяснил, что случилось. Снова спустившись в холл, я увидел, что Беверли рискнула-таки переступить порог, правда, старалась держаться к нему как можно ближе. К моему удивлению, Молли стояла совсем близко к ней, они соприкасались головами, словно шушукаясь. Услышав мои шаги, они с подозрительной скоростью отскочили друг от друга. У меня почему-то запылали уши. Молли пулей метнулась мимо меня и скрылась где-то в недрах особняка.
- Мы поедем на "Ягуаре"? - спросила Беверли, пока я надевал пальто.
- А ты что, тоже едешь?
- Придется, - сказала Беверли. - Мама велела оказывать содействие.
- В чем именно?
- Женщина, которая вас вызвала, поклоняется богам реки, она будет с тобой разговаривать только в моем присутствии.
- Ладно, - сказал я, - тогда выходим.
- А мы поедем на "Ягуаре"?
- Не мели чепухи, - сказал я. - До Университетского госпиталя пешком всего ничего.
- У-у-у, - протянула Беверли. - А я так хотела прокатиться на "Ягуаре".
В итоге мы сели в "Ягуар" и встряли в хорошую пробку на Юстон-роуд, а потом еще двадцать минут искали место, чтобы припарковаться. За это время, как я прикинул, можно было дойти пешком туда и обратно.
Университетский госпиталь занимает два корпуса между Тоттенхэм-Корт-роуд и Гауэр-стрит. Он основан в девятнадцатом веке и известен в основном как учебный госпиталь при Университетском колледже, а также как место, где на свет появился некий П. Грант, ученик волшебника. С того дня в середине восьмидесятых, когда произошло сие знаменательное событие, госпиталь сильно изменился. Одно из зданий было перестроено - на месте старого корпуса появилась сверкающая бело-голубая высотная башня. Как будто кусочек Бразилии вторгся в викторианский Лондон.
Приемный покой представлял собой очень чистое просторное помещение. Почти стерильное: кругом стекло, и все выкрашено в белый - только больные портят картинку, в большом количестве шатаясь туда-сюда. Нам, полицейским, приходится проводить довольно много времени в больницах - расспрашивать пострадавших, каким образом они получили ножевое ранение, разбираться с пьяными в стельку или же, если нас ранят, самим получать медицинскую помощь. Вот поэтому многие копы и женятся на медсестрах - а также потому, что те как никто понимают, что такое работать посменно в самом немыслимом графике.
Женщина, о которой говорила Беверли, тоже оказалась медсестрой - бледной, тощей, с ярко-лиловыми волосами и австралийским акцентом. Она подозрительно уставилась на меня.
- Кто это? - спросила она Беверли.
- Он наш друг, - проговорила та, беря ее под руку. - Мы ему все расскажем.