- Черт, - выругался я.
Доктор Валид улыбнулся.
- Вот и я тридцать лет назад так сказал, - проговорил он.
- Соответственно, то, что проделало это с несчастным мистером Коппертауном, возможно, имело нечеловеческую природу?
- Я бы не стал утверждать наверняка, - сказал доктор Валид, - однако вероятность очень большая.
Затем мы с инспектором Найтингейлом сделали то, что делают все нормальные копы, когда у них выдается передышка среди дня, - отправились на поиски ближайшего паба. За углом обнаружилось фешенебельное заведение "Маркиз Квинсбери". Сквозь мутную завесу мелкого дождика оно выглядело довольно замызганным. Найтингейл поставил мне пива. Мы сели в углу зала, под плакатом в викторианском стиле, изображавшим боксерский поединок без перчаток.
- А как вы стали магом? - поинтересовался я.
- Это совсем не похоже на вступление в Департамент уголовного розыска, - покачал головой инспектор.
- Вы меня удивили, - признался я. - А на что это похоже?
- На ученичество, - ответил он. - Это означает преданность делу, мне и Отечеству.
- Должен ли я называть вас сифу?
Это вызвало у Найтингейла улыбку.
- Нет, - сказал он, - вам следует называть меня мастером.
- Мастером?
- Да, такова традиция.
Я произнес это про себя - получилось "масса", как называли господ негры на плантациях.
- Можно, я лучше буду звать вас инспектором?
- И, соответственно, считать, что я предлагаю вам службу?
Я промолчал и, отхлебнув пива, стал ждать, что он скажет дальше. Он снова улыбнулся и тоже пригубил из своей кружки.
- Как только вы перейдете этот Рубикон, пути назад уже не будет, - сказал он. - И да, можете звать меня инспектором.
- У меня на глазах человек убил свою жену и ребенка, - сказал я. - Если существует разумное объяснение этому поступку, я хочу его знать. Если есть хоть малейшая вероятность, что он не сознавал, что творит, - я должен выяснить, так ли это. Потому что тогда, возможно, мы сможем сделать так, чтобы это не повторилось.
- Не очень хороший повод, чтобы взяться за такую работу, - сказал Найтингейл.
- А разве для подобной работы можно придумать хороший повод? - спросил я. - Я хочу служить, сэр, потому что мне жизненно необходимо все об этом знать.
Найтингейл отсалютовал мне кружкой.
- Уже лучше.
- А теперь что будем делать? - спросил я.
- Ничего, - ответил Найтингейл, - сегодня воскресенье. Но завтра с утра мы отправимся на встречу с комиссаром.
- Я рад, сэр, - сказал я.
- Не торопитесь радоваться, - сказал Найтингейл. - Только он уполномочен принять окончательное решение.
Новый Скотланд-Ярд - стандартное офисное здание, столичная полиция арендует его с 1960 года. С тех пор в кабинетах старшего руководства несколько раз проводился ремонт. Последний раз это было где-то в девяностых. С точки зрения дизайна муниципальных учреждений это самый бездарный период после семидесятых. Наверное, поэтому приемная канцелярии комиссара представляла собой унылое пустоватое помещение со стенами, отделанными фанерой. Мебель была представлена пластиковыми стульями. На стенах висели портреты шести последних комиссаров - несомненно, они должны были вселять в посетителей уверенность и спокойствие. Сэр Роберт Марк (1972–1977) глядел особенно неодобрительно. Сомневался, видимо, что я внесу значительный вклад в общее дело.
- Еще не поздно отказаться от принятого решения, - проговорил Найтингейл.
Да, еще не поздно - но это не значит, что мне не хотелось, чтобы было поздно. Вообще, если констебль попадает в кабинет комиссара, это может означать только две вещи - либо он очень смелый, либо очень глупый. И вот теперь я никак не мог понять, который из двух вариантов мой.
Ждать нам пришлось всего минут десять, а потом секретарша комиссара пригласила нас в кабинет. Он был очень большой и отделан так же безвкусно и уныло, как и остальная часть здания. Разве только по верхнему краю стен были пущены панели из искусственного дерева цветом "под дуб". На одной стене висел портрет королевы, на другой - сэра Чарльза Роуэна, первого комиссара. Я образцово-показательно встал навытяжку и чуть не покачнулся, когда комиссар протянул мне руку.
- Констебль Грант, - проговорил он. - Ваш отец - Ричард Грант, не так ли? У меня есть кое-какие его записи той поры, когда он играл с Табби Хейзом. На виниле, разумеется.
Не дожидаясь моего ответа, комиссар пожал руку Найтингейлу и жестом пригласил нас сесть. Это был еще один северянин, чей путь к высокому посту был труден и извилист. В Северной Ирландии он отбыл повинность, обязательную, похоже, для всех будущих комиссаров лондонской полиции. Ибо считается, что борьба с религиозным экстремизмом очень закаляет характер. Комиссар с честью носил свой мундир, а подчиненные допускали, что он, возможно, не полный идиот, - что в их глазах ставило его гораздо выше некоторых предшественников.
- Дело приняло неожиданный оборот, инспектор, - сообщил комиссар. - Кое-кто не считает данный шаг необходимой мерой.
- Комиссар, - осторожно начал Найтингейл, - я уверен, что обстоятельства оправдывают внесение изменений в соглашение.
Когда мне вкратце обрисовали сферу деятельности вашего отдела, я пришел к выводу, что он по большей части занимается остаточными явлениями и что… - комиссар буквально заставил себя произнести это слово, - что "магия" находится в состоянии упадка. Я четко помню, что в Министерстве внутренних дел муссировалось слово "вырождается". "Вытесняется наукой и техникой" - эта фраза также слышалась довольно часто.
- В министерстве никогда по-настоящему не понимали, что наука и магия не исключают друг друга. Основатель нашего направления в свое время сделал достаточно, чтобы это доказать. И я считаю, что сейчас налицо медленное, но неуклонное повышение магической активности.
- Магия возвращается? - спросил комиссар.
- Начиная примерно с середины шестидесятых, - ответил Найтингейл.
- С шестидесятых, - повторил комиссар. - И почему я не удивлен? Черт, как же неудобно получается. Догадываетесь, почему это происходит?
- Нет, сэр, - ответил Найтингейл. - Но ведь нет и единого мнения насчет причины, по которой она однажды угасла.
- Я помню, что говорили по этому поводу в Эттерсбурге, - проговорил комиссар.
На миг лицо Найтингейла исказила самая настоящая мука.
- Эттерсбург, несомненно, сильно повлиял на этот процесс.
Комиссар надул щеки и шумно выдохнул.
- Убийства в Ковент-Гардене и Хэмпстеде связаны между собой? - спросил он.
- Да, сэр.
- И вы считаете, ситуация может измениться к худшему?
- Так точно, сэр.
- Настолько, что это оправдывает нарушение соглашения?
- Подготовка ученика занимает десять лет, сэр, - проговорил Найтингейл. - Будет лучше, если я оставлю вместо себя кого-то, на случай если со мной что-то произойдет.
Комиссар невесело усмехнулся.
- А он знает, на что подписывается?
- А кто знает, когда идет работать в полицию?
- Ну хорошо, - сказал комиссар. - Встань, сынок.
Мы встали. Найтингейл велел мне поднять руку и зачитал слова:
- Клянись же, Питер Грант из Кентиш-тауна, хранить преданность нашей королеве и всем ее наследникам. Клянись служить верой и правдой своему мастеру, пока длится твое ученичество. Клянись оказывать послушание всем старшим и носить форму, принятую в сообществе. Во имя сохранения тайны упомянутого сообщества клянись не разглашать никакой информации людям, не состоящим в нем. Исполняй же все обеты с честью и достоинством и храни их в тайне. И да поможет тебе в этом Господь, королева и сила, которая движет Вселенной.
Я произнес клятву, чуть не запнувшись на слове "форма".
- Да поможет тебе Господь, - проговорил комиссар.
Найтингейл сообщил, что я как его ученик должен жить в его столичной резиденции на Рассел-сквер. Адрес он назвал, а потом подбросил меня до Чаринг-Кросс.
Лесли помогала мне собирать вещи.
- Ты же сейчас должна быть в Белгравии, разве нет? - спросил я. - Как же твоя срочная работа в отделе убийств?
- Меня попросили взять выходной, - ответила Лесли. - Посочувствовали, потом велели не общаться с прессой, потом вообще отпустили.
Это как раз было вполне понятно. Убийство семьи кого-то богатого и знаменитого - наверняка голубая мечта редактора любой газеты. Собрав все самые жуткие подробности, газетчики на этом не остановятся. Вопросам не будет конца: что трагическая гибель семейства Коппертаунов может поведать о состоянии нашего общества, да как эта трагедия связана с современной культурой/гуманизмом/уровнем политкорректности/ситуацией в Палестине - ненужное вычеркнуть. Тот факт, что на такое опасное задание отправилась хорошенькая блондинка-констебль - совсем одна, заметьте, - может сделать эту историю еще интереснее. Вопросов будет море, а ответы - вещь второстепенная.
- А кто едет в Лос-Анджелес? - спросил я. - Кого-то наверняка пошлют, чтобы проследить схему перемещений Брэндона Коппертауна в Штатах.
- Какие-то два сержанта, я их не знаю, - ответила Лесли. - Я всего-то пару дней проработала, а потом ты втравил меня в это дело.
- Ничего, Сивелл тебя любит, - сказал я. - И не станет ни в чем обвинять.
- Все равно за тобой должок, - проговорила она, быстрыми энергичными движениями сворачивая мое полотенце в компактный валик.
- И чего же ты хочешь?
Лесли спросила, могу ли я отпроситься на вечер. Я сказал, что попробую.
- Я не хочу торчать здесь, - заявила она, - хочу пойти куда-нибудь.
- Куда именно? - спросил я, глядя, как она разворачивает полотенце и складывает снова - на этот раз треугольником.
- Куда угодно, только не в паб, - ответила Лесли, протягивая мне полотенце. Я кое-как упихал его в рюкзак - правда, пришлось развернуть.
- Может, в кино? - предложил я.
- Неплохая мысль. Но только на комедию.
Рассел-сквер находится в километре от Ковент-Гардена, по другую сторону от Британского музея. По словам Найтингейла, в начале прошлого века это место было культурным центром, оплотом литературы и философии. У меня же оно ассоциируется исключительно с фильмом ужасов про каннибалов, живущих в метро.
Мне надо было на южную сторону площади. Там сохранился ряд старых георгианских особняков, каждый высотой в пять этажей, считая мансарды. За красивыми коваными оградами виднелись крутые ступеньки, ведущие в цокольные этажи. Я нашел нужный дом. Лестница, поднимающаяся к двойным дверям красного дерева с латунными ручками, была значительно выше, чем у соседних домов. Над притолокой были вырезаны слова: SCIENTIA POTESTAS EST.
Снятие Протестов? Или, может, Специи для Теста? Или Селекция Патиссонов? Неужели я ненароком попал в подпольную контору, занимающуюся незаконными генетическими экспериментами над растениями?
Сгрузив рюкзак и оба чемодана на площадку перед дверью, я нажал на кнопку звонка. Однако звука не последовало - очевидно, его заглушили толстые двери. Через миг они распахнулись, словно сами собой. Может, причиной был уличный шум, но я не услышал ни щелчка, ни какого-либо другого звука. Тоби, заскулив, прижался к моим ногам.
- Это совсем не страшно, - проговорил я. - Ни капельки.
С этими словами я перешагнул порог, таща за собой чемоданы.
За дверью обнаружился вестибюль с полом из мозаичной плитки в романском стиле. В вестибюле была кабина со стенами из стекла и дерева. Она ничем не напоминала билетную кассу, но при виде нее как-то сразу становилось понятно, что есть прихожая и есть остальная часть дома. И, если хочешь попасть в этот дом, надо сперва получить разрешение. В любом случае это место уж точно не могло быть личным особняком Найтингейла. Дальше, за кабиной, между двух неоклассических колонн стояла мраморная статуя человека в университетской мантии и панталонах. В одной руке он держал некий увесистый том, в другой - секстант. На его квадратном лице была запечатлена неукротимая жажда знаний. Я понял, кто это, еще до того, как прочел табличку, гласившую:
Природа жизни и ее закон сокрыты были во мгле,
Но Бог сказал: "Да будет Ньютон", - и свет настал на земле.
Возле статуи меня ждал Найтингейл.
- Добро пожаловать в "Безумие" - официальную штаб-квартиру английской магии начиная с 1775 года, - сказал он.
- А Исаак Ньютон - ваш святой-покровитель?
Найтингейл усмехнулся.
- Он основатель нашего сообщества, и он же первый систематизировал практическую магию.
- А мне в школе говорили, что это человек, который создал современную науку.
- Он сделал и то и другое, - сказал Найтингейл. - Такова природа истинного гения.
Открыв дверь, он провел меня в прямоугольный атриум, занимавший центральную часть здания. Над моей головой в два ряда располагались балконы, а вместо крыши был огромный стеклянно-металлический купол в викторианском стиле. Когти Тоби зацокали по полированному мраморному полу кремового цвета. Царила полная тишина, и, несмотря на идеальную чистоту и порядок, я четко ощущал здесь некое запустение.
- Там большая столовая - мы ею больше не пользуемся, - комната для отдыха и курительная. Их мы тоже уже не используем, - говорил Найтингейл, указывая на ряд дверей в стене атриума. - А там - он показал на двери с другой стороны - находятся общая библиотека и лекторий. Внизу кухни, кладовые и винный погреб. Черная лестница - там, впереди. За задней дверью - каретный сарай и конюшни.
- А сколько человек здесь живет? - спросил я.
- Только мы. И еще Молли.
Тоби внезапно припал к полу у моих ног и зарычал - громко, угрожающе, как настоящий охотник за крысами. Глянув вперед, я увидел, что к нам, словно скользя над зеркально гладким мрамором, приближается женщина. Тоненькая, стройная, она была одета как горничная времен короля Эдуарда - в белую блузку и длинную черную юбку, поверх которой был повязан крахмальный передник. Но лицо ее - узкое, худое, с черными миндалевидными глазами - почему-то диссонировало с костюмом. Длинные распущенные волосы черным водопадом ниспадали из-под чепца до самой талии. Едва завидев эту женщину, я тут же ощутил, как по коже побежали мурашки, и не только оттого, что пересмотрел в свое время японских ужастиков.
- Это Молли, - проговорил Найтингейл. - Она здесь присматривает.
- За чем присматривает?
- За всем, что требует присмотра, - объяснил Найтингейл.
Опустив глаза, Молли неловко, едва заметно присела - видимо, это был реверанс. Тоби снова заворчал, и Молли вдруг огрызнулась в ответ, вздернув верхнюю губу и обнажив неприятно острые зубы.
- Молли, - строго проговорил Найтингейл.
Скромно прикрыв рот ладонью, Молли развернулась и заскользила прочь, в ту же сторону, откуда явилась. Глядя ей вслед, Тоби коротко рыкнул, хотя обмануть этим он мог только себя самого.
- А она… - начал было я.
- Незаменима, - безапелляционно заявил Найтингейл.
Перед тем как подняться наверх, мы подошли к нише в северной стене. Там, на постаменте, словно статуя домашнего бога, стоял закрытый музейный стеллаж. Внутри лежала книга в кожаном переплете, раскрытая на титульной странице. Слегка наклонившись, я прочел: "Philosophiae Naturalis Principia. Artes Magicis, Authore: I.S. Newton".
- Стало быть, не удовлетворившись запуском мировой научной революции, наш друг Исаак решил изобрести магию? - спросил я.
- Не совсем, - поправил меня Найтингейл. - Он не изобрел магию, а лишь систематизировал ее основные принципы, как-то ее упорядочил.
- Итак, магия и наука, - резюмировал я. - Может, это еще не все?
- Да, еще он провел реформу Монетного двора и спас страну от разорения.
Мы очутились перед двумя лестницами - несомненно, центральными. Поднимаясь по восточной, мы добрались до одного из украшенных колоннами балконов. Здесь было много деревянных панелей и мебели, скрытой чехлами от пыли. Еще два пролета - и мы вышли в коридор на третьем этаже с длинным рядом тяжелых дубовых дверей. Найтингейл открыл одну из них, похоже, наугад и жестом пригласил меня войти.
- Это ваша комната, - проговорил он.
Она была вдвое больше моей комнаты в общаге. С правильно выдержанными пропорциями и высоким потолком. В одном углу стояла латунная двуспальная кровать, в другом - огромный платяной шкаф, как в "Хрониках Нарнии". Между ними был письменный стол, и свет равномерно падал на него из двух подъемных окон. Две стены полностью скрывались под книжными полками. Все они были пусты, только на одной стояли книги. При дальнейшем ознакомлении выяснилось, что это полная "Британская энциклопедия" 1913 года, первое издание "Дивного нового мира" в потертом переплете, а также Библия.
Газовый камин, отделанный зеленой плиткой, был явно переделан из камина настоящего. Абажур настольной лампы был расписан под японскую гравюру, а рядом с лампой стоял дисковый телефон. Лет ему было, наверное, больше, чем моему папе. Пахло пылью и полиролью, которой явно натирали мебель не так давно. Похоже, что эта комната тоже полвека спала под покровом пылезащитных чехлов и лишь недавно пробудилась.
- Спускайтесь, когда будете готовы, - сказал Найтингейл. - И постарайтесь выглядеть презентабельно.
Я знал, зачем, - и нарочно тянул время и распаковывал вещи как можно дольше. Но их у меня, к сожалению, было не так много.
Честно говоря, в наши обязанности не входило встречать в аэропорту убитых горем родителей. Не говоря уже о том, что официально этим делом занимался Вестминстерский отдел. И сомневаюсь, что родители Августы Коппертаун получили хоть какую-то информацию о том, как все произошло. Это может прозвучать довольно жестко, но у следователей обычно есть дела поважнее, чем импровизированная психологическая помощь скорбящим родным жертвы. Для этого есть сотрудники Службы психологической поддержки родственников. У Найтингейла был другой подход, вследствие чего мы теперь стояли в зале прилета Хитроу и ждали мистера и миссис Фишер - они прилетели и проходили сейчас таможенный контроль. Я держал табличку с именами.
Эту пару я представлял себе совсем другой. А оказалось, что папа Фишер - лысеющий коротышка, а мама - толстушка с волосами неопределенного цвета. Найтингейл представился на непонятном языке - датском, надо думать, - и попросил меня отнести багаж в "Ягуар", что я с облегчением и проделал.
Спросите любого офицера полиции, что самое тяжелое в его работе, - и он ответит, что это момент, когда сообщаешь родным жертвы страшную новость. Но это неправда. Самое тяжелое - находиться рядом с теми, кому ты эту самую новость только что сообщил, и смотреть, как на твоих глазах рушится их жизнь.
Кто-то скажет, что их такие вещи не волнуют, - так вот, не верьте.