Впрочем, наступлением застоя в лесопильном бизнесе не мешало Астахову обогащаться. Самогон, который ему поставляла Натаха Устинова, шел нарасхват в любом месте и при любой погоде.
Делу несколько мешало упорное нежелание рыжего участкового понимать тонкости текущего момента, но Астахов надеялся поумерить пыл Платова среднего размера взяткой.
Короче, планов и амбиций у Николая хватало, а его желанию заграбастать деньгу мог бы позавидовать любой из олигархов.
Ближайшая сделка, при правильном подходе, тоже сулила знатный барыш, отчего душа предпринимателя пела и плясала.
Ко времени приезда в Липовку стемнело окончательно и Астахову пришлось включить фары. Он взглянул на наручные часы и удовлетворенно хмыкнул. Уж он-то покажет, кто является хозяином положения!
Дорога на подъезде к пилораме стала совершенно невыносимой. На каждом ухабе ржавые суставы "мерседеса" грозили развалиться по болтикам и винтикам, но Астахов стойко перенес все дорожные неприятности и припарковался у входа.
В помещение было легко проникнуть, просто оторвав несколько гнилых досок, но для Николая был главным вопрос престижа. Поэтому он оснастил входную дверь такими внушительными замками, что все нормальные люди давились от смеха, глядя на эти чудеса технической укрепленности.
Предприниматель справился с очередным замком и, воткнул ключ во второй, когда внутри пилорамы отчетливо прозвучали чьи-то шаги. Астахов напрягся и застыл с ключом в руках. Ворюги? Да кто осмелится покуситься на его имущество! Николай вдруг совершенно успокоился и улыбнулся.
– К-крысы! К-конечно же, эти хвостатые т-твари!
Он без опаски вошел в душную темноту, нашарил на стене рубильник. Несколько засиженных мухами лампочек осветили нехитрое хозяйство предпринимателя, сделав темноту в дальних углах фермы только гуще. К Астахову окончательно вернулось хорошее настроение. Он прошелся по цеху и, усевшись на ящик, закрыл глаза, строя планы на светлое будущее. Шорох в темном углу нарушил ход его мечтаний. На этот раз не оставалось сомнений в том, что во мраке прячется зверь, покрупнее крысы.
– Эй, к-кто з-здесь?
Когда Астахов напряг глаза, то различил силуэт высокого человека. Тот скрестил руки на груди и неподвижно застыл в углу.
– К-как в-вы сюда п-попали? – занервничал бизнесмен. – Я ж-ждал в-вас п-позже.
– В-включи с-свою машин-нку, – донеслось из мрака. – Я не люблю тишины.
– Понимаю, – когда Николай волновался, то заикался еще больше. – Вы боитесь, что нас могут подслушать. Зря. Кто будет бродить в такой час?
Он бросился к пилораме, щелкнул тумблером и помещение наполнилось мерным гудением. Астахов пытался собрать свою расплывшуюся волю в кулак, но попытка не увенчалась особым успехом.
Его более хладнокровный собеседник сделал шаг вперед. Стало видно, что он одет в кожаную, ниже колена куртку и высокие черные сапоги. Бледное лицо по-прежнему оставалось в тени.
– Т-ты п-принес п-принадлежащую мне вещь?
– П-пожалуйта, не п-передразнивайте м-меня, а говорите н-нормально.
– Я т-тоже иногда заикаюсь, к-когда в-выхожу из с-себя. Да, когда выхожу из себя.
Николай немного успокоился. Опять уселся на свой ящик.
– В-вещь о к-которой идет речь пока еще не ваша. С-скажу б-больше: она н-никогда не станет вашей за ту с-смехотворную цену, к-которая мне предложена. П-приходилось тратиться на Витьку, поскольку вижу, что вы б-большой любитель работать через третьих лиц и оставаться в т-тени. Д-думаю, что мне причитается сумма, по к-крайней мере на два порядка большая. Или вы имеете другое м-мнение?
– Им-мею. Витька с-сдох.
Собеседник Астахова выступил на свет и, жадному предпринимателю стало предельно ясно: сейчас его будут убивать. Он увидел лицо, которое не могло быть лицом живого существа и завизжал, как визжит свинья, в горло которой втыкают лезвие ножа.
* * *
Старый сарай, который уныло доживал свой век на склоне холма между лесопильной резиденцией Астахова и кладбищем не был занесен в списки ЮНЕСКО и считался незаконорожденным, поскольку того, кто его построил, не помнили и старожилы.
В него редко кто заглядывал. Не потому, что жители Липовки боялись совать туда нос, а просто из-за отсутствия необходимости. У Натальи Устиновой такая необходимость появилась после того, как рыжий участковый ее окончательно достал. Она могла бы оказаться для следствия ценной свидетельницей, могла услышать последний крик Астахова, но была слишком занята.
Кряхтя, как паровоз дореволюционного образца, Наташка отнесла последнюю сорокалитровую бутыль с мутной жидкостью в угол сарая, тщательно забросала ее сеном и принялась разбирать самогонный аппарат.
Время от времени она замирала и навостряла уши. Убедившись в том, что ей никто не помешает, вновь принималась за свои манипуляции, напоминая солдата, который разбирает "калаш" с завязанными глазами.
Дородной, с рубенсовским бюстом Наталье было сорок два, и она успела трижды побывать замужем. Покидали Устинову не мужчины. Обычно она выгоняла их из своего по-купечески добротного дома. Гнала с таким скандалом, что об очередном разводе Наташки знали не только в Липовке.
– Сдались они мне! – комментировала Устинова свои расставания. – Все – кобели и пьянчуги! Или налево зенки пялят или на стакан с сивухой! Без мужиков управимся!
Поглядывая на здоровенные Наташкины кулаки и ее мощные формы не согласиться с таким доводом было нельзя.
Устинова лишь номинально считалась дояркой: на колхозной ферме ее видели только при обмене самогона на комбикорм. Наталья занималась домашним хозяйством. Держала двух коров, но основным источником дохода была торговля не молоком, а сивухой.
Сам Остап Бендер позавидовал бы количеству рецептов самогона, которые знала экс-доярка Устинова. Она была настоящей поэтессой самогоноварения. Наташкина сивуха успешно продавалась во всех окрестных деревнях, и существуй советская система ОТК, Устинова давно бы получила право ставить на свои бутылки пятиугольник знака качества.
Нет ничего удивительного, что при таком роде бизнеса участковый Платов был заклятым врагом Устиновой.
– Из пуза ног своих не видит! – брызгала слюной Наталья. – А мой самогон не хуже собаки – за версту чует! Наступит праздник и на моей улице: я этому рыжему недомерку еще уши пообрываю!
Летопись борьбы участкового и самогонщицы насчитывала добрых пять лет. Причем ни та, ни другая сторона не могла похвалиться значительным перевесом. Однако в последнее время Платов, узнавший все повадки и ухищрения Натальи, нанес ей ряд сокрушительных ударов. Бизнес Устиновой пошатнулся, а последняя победа Ивана, вылившего на землю целую реку браги, был чем-то сродни победе Пересвета над Челубеем. Наташка впала в глубокую депрессию, из которой ее вывели только трагические происшествия последних дней.
– Теперь попрут нашего участкового с работы! – злорадно констатировала Наталья. – Обязательно попрут! Таких преступлений ему ни за что не распутать!
Этот вывод и подвиг Устинову на передислокацию самогонного аппарата из своего амбара в заброшенный сарай на окраине деревни. Решение было продиктовано еще и тем, что развалюха находилась по соседству с кладбищем, которое в свете последних событий приобрело зловещую славу.
Наталья, не боявшаяся ни Бога, ни черта преспокойно выгнала три бутыли ароматного первача, набила спортивную сумку поллитровками на продажу и вышла из своего укрытия на залитый лунным светом пригорок.
Липовка мирно спала и Устинова отметила, что свет горит только в узких оконцах лесопильного хозяйства Астахова. Поскольку тот был одним из партнеров Наташки в реализации ее сивухи, то женщина решила заглянуть к нему и начала спускаться с пригорка. Довольная тем, что тяжелую сумку не придется тащить в деревню и, проигрывая в уме аспекты торга с Николаем, она не сразу заметила человека, который шагал навстречу.
Самогонщица решила, что встретила короля лесопильного бизнеса и уже раскрыла рот, чтобы приветствовать партнера, но вовремя спохватилась. Нет. Этот высокий и широкоплечий мужчина не мог быть Астаховым, нескладную, долговязую фигуру которого нельзя было не узнать. Тогда кто мог тащиться ночью в сторону старого кладбища? Вывод был очевиден: только призрак.
Наталья поспешно свернула с тропинки к ближайшему кустарнику и сиганула в колючие заросли со стремительностью Братца Кролика. Предательски звякнули бутылки. Лежа в траве Устинова, осмелилась поднять голову. Мужчина, как видно услышал звон и остановился, осматриваясь по сторонам. Наталью сковал ужас. Настолько близко к выходцам с того света находиться ей не приходилось. Одетый в черную кожанку мертвец обвел взглядом округу и продолжил свой путь. Его сапоги примяли траву в метре от головы онемевшей Натальи.
Только когда шаги затихли вдалеке, Устинова пришла в себя и стремглав бросилась к единственному источнику света в ночи: сараю Астахова. К чести самогонщицы следует отметить: несмотря на испуг, она не бросила сумку с драгоценным пойлом, с которой и ворвалась в раскрытую дверь лесопилки.
– Колька! Кого я сейчас видела!
Ответом на этот выкрик был только звук работающей пилорамы.
– Николаша!
Устинова опустила глаза вниз и увидела хозяина лесопилки. Астахов лежал рядом с вибрирующим ремнем пилорамы, ногами к двери. Его голова была скрыта дощатым столом, на середине которого вращалась дисковая пила. Наташка поставила свой багаж на землю и сделала несколько шагов вперед.
– Коля?
Астахов опять ее не услышал, а Устинова обратила внимание на неестественно красный цвет обода пилы. Женщина осторожно обошла ноги бизнесмена и заглянула по ту сторону диска. Подрагивая от вибрации, на залитом кровью столе лежала голова Николая. Незрячие глаза уставились на Наталью, а из раскрытого рта словно был готов вырваться вопрос:
– А где же все остальное?
* * *
Это утреннее пробуждение, было, пожалуй, самым приятным в жизни Платова. Его разбудил поцелуй в губы. У кровати стояла Юля чашкой кофе и улыбалась.
– Самое время начинать новый день, начальник.
Иван заметил, что девушка одета в одну из его сорочек, которую отыскала где-то в шкафу. Импровизированный пеньюар был очень широким, но коротким и, отхлебывая кофе, участковый мог сколько угодно любоваться ногами девушки.
– Мне собираться в дорогу? – кокетливо поинтересовалась Юля. – Или повременим с отъездом?
– Слишком много дел, – улыбнулся Иван. – Поедешь после обеда или…завтра.
Ему страстно хотелось схватить Юлю за руку и затащить в постель, но времени на плотские утехи не оставалось.
– А может все-таки послезавтра? – Юля ухитрилась отыскать в недрах письменного стола пачку "Космоса" трехлетней давности и теперь пускала колечки дыма в распахнутое окно.
Воспользовавшись тем, что девушка отвернулась, Платов успел впрыгнуть в штаны.
– Все разговоры на потом, дорогуша. Ты свалилась на меня в самый неподходящий момент.
– Так говорили все мужчины, которые имели со мной дело.
Плечи Юли затряслись и Иван поспешно ее обнял.
– Обещаю, что разберусь со всеми делами, и мы поговорим. Обстоятельно поговорим.
– Это следует расценивать как предложение руки и сердца?
– Вот такой ты мне больше нравишься!
Застегивая пуговицы рубашки, Иван увидел проклятое чернильное пятно на кармане и помрачнел. На предстоящем совещании произойдет одно из двух: либо скончается от апоплексического удара майор Ляшенко, либо старший лейтенант Платов будет торжественно расстрелян прямо во дворе райотдела. Впрочем, учитывая то, что в его жизни появилась Юля, служба в милиции отошла на второй план. В конце концов, не сошелся же клином свет на трех маленьких звездочках!
Усаживаясь на мотоцикл, Иван чмокнул Юлю в щеку.
– И ради всего святого: не выходи на улицу!
– А в жены возьмешь?
– Если курить бросишь. Я ведь смог.
– Поэтому и такой толстый.
Участковый выезжал за ворота, когда сзади донеслось:
– Брошу! Обязательно брошу!
Глава 5. Склеп
Хорошее настроение начало гаснуть после того, как Платов вновь не застал Астахова дома. По мере же приближения к городу воздушный шарик счастья сдулся до размеров грецкого ореха. Город означал райотдел, совещание и взбучку.
Перед тем, как столкнуться с перечисленными прелестями милицейской жизни Иван припарковал мотоцикл у библиотеки.
В полутемном, заставленном стеллажами, шкафами и шкафчиками помещении было легко заблудиться. Полный участковый с трудом протискивался сквозь узкие лабиринты этой мебели и не сгинул в них навеки только по тому, что помнил дорогу к столу библиотекаря с детства.
– Чем могу помочь? – прощебетало юное щуплое создание в огромных роговых очках, оторвавшись от заполнения очередного формуляра. – Наверное, детективами интересуетесь? У нас широкий выбор. Есть…
Иван сделал протестующий жест рукой.
– Детективов мне и в жизни хватает. Просто хочу узнать, что Зоя Петровна Аскаленко читала.
– Ах, вы по службе. Понимаю. Тогда нам в читальный зал.
Читальный зал приятно поразил Платова тем, что там было, где повернуться. Девушка быстро отыскала формуляр Аскаленко.
– Да Зоя Петровна брала у нас кое-что. Причем незадолго до своей трагической гибели.
– Что именно? – участковый вытянул шею так, что стал походить на гончую, взявшую след.
– Подшивки "Аргументов и фактов". За два года. Пяти и шестилетней давности. Вы будете их смотреть?
– Обязательно, красавица!
Красавица, которая красавицей вовсе не была, покраснела так, что стала похожей на свеклу в очках. Принесла Ивану требуемые подшивки. Тот принялся сосредоточенно их листать.
Газета, что и говорить, была хорошей. В другое время Платов и сам с удовольствием почитал бы ее для расширения кругозора. Однако сейчас был не тот случай. Возможно, среди газетных строк таился ключ к разгадке гибели Зои Петровны.
Иван дошел до середины первой подшивки и увидел, что несколько страниц с корнем выдраны. Перевернув следующую страницу, участковый вздрогнул. Прямо в центре листа зияла дыра с рваными краями, глубиной до самой картонной обложки. Сделавший ее, не просто проткнул газеты ножом, а даже несколько раз повернул его. Вот так приступ ярости! Платов раскрыл вторую подшивку. Картина повторялась в точности!
– Девушка, можно вас на минутку?
Иван закрыл подшивки и придал лицу безмятежное выражение.
– Еще что-то? – очки на ножках были самой любезностью.
– Радость моя, – проворковал участковый. – Кто брал эти газеты после Зои Петровны?
– Никто. Это я хорошо помню.
– Тогда что это! – рявкнул Платов так, что задрожали стеклышки на люстре под потолком и раскрыл обе подшивки на изуродованных местах.
Библиотекарша, не ожидавшая столь резкого перехода рот кнута к прянику, плюхнулась на ближайший из столов. Ее губы задрожали, а стекла очков затуманились.
– Я… Я не знаю… К нам весь город ходит, из района приезжают… Как за всеми уследишь? Нинка в декретном… Я одна на два зала… Не знаю…
Слова перешли во всхлипывания, всхлипывания – в рыдания.
Ивану стала жалко напуганную девочку. Он встал и двинулся к выходу, попутно проронив:
– Жаль, на совещание опаздываю, но на днях заеду. У меня к тебе еще вопросы будут. Не хнычь. Может, это не на днях было, а еще при Нинке.
* * *
Счетовод по профессии и сыскарь в душе, Симпляков семенил по деревне со своим пузатым портфельчиком. Он не любил надолго покидать уютную контору, но сегодня воспринял задание начальства с большим энтузиазмом. После обычной утренней планерки, глава колхоза позвал его в кабинет и торжественно объявил о премии, которую счетовод получит за отличия в бухгалтерском труде.
Услыхав такой пролог, хитрый счетовод понял, что шеф вляпался в дерьмо, причем вляпался основательно.
Начальник вкратце обрисовал бедственное положение деревни, посетовал на то, что тратит лучшие годы впустую и перешел к сути.
А суть, мягко говоря, попахивала уголовщиной. Начальник строил дачу и отдавал этому делу столько энергии, что мог бы поднять с колен не одну, а десять деревеь. Дача, как и положено, строилась в другом районе, но все от используемых материалов за версту несло казенным запахом.
Неудивительно, что доски, выписанные на общественные нужды, в полном объеме были выгружены на дачной стройплощадке. Подобный казус случался не в первый раз, однако нашлись предатели, донесшие на начальника.
Со дня на день районное начальство должно было приехать с ревизией. Шеф еще описывал Симплякову возможные последствия, а Митрич уже знал, как помочь горю.
– К Кольке Астахову идти надо. Он в таких делах дока. С досками поможет, но переплатить придется.
– Да хоть к черту лысому! – буркнул начальник, зная, что рано или поздно все равно отыграется на общественной кассе. – Иди, Митрич, выручай.
Разобраться с досками опытному Симплякову ничего не стоило. Свой выход в Липовку Митрич решил посвятить делу более важному и, шагая по улице, стрелял глазками по сторонам в надежде напасть на след убийцы Аскаленко и Рыжова.
К большому разочарованию счетовода встреченные им пенсионерки никак не подходили под теорию Чезаре Ламброзо, но Егор Дмитриевич не терял присутствия духа.
Дом владельца пилорамы встретил Симплякова запертыми воротами, а когда счетовод попытался заглянуть через щелочку в заборе, то увидел только умные и очень голодные глаза овчарки.
Пришлось идти на пилораму и, уже спускаясь с горки, Митрич увидел "мерседес" предпринимателя.
Симпляков не подозревал о том, что ступает по следам Натахи Устиновой. Он спокойно приблизился к двери пилорамы. Работа, судя по шуму пилы, шла полным ходом, а значит, спасительные доски можно было получать хоть сейчас.
Митрич уже просчитал в уме, сколько заработает на сделке лично он и ухмыльнулся от предвкушения того, что обует и шефа, и предпринимателя.
– Николай!
Вместо Николая из двери пилорамы вылетела жирная муха и, сделав пару кругов над лысиной счетовода, вновь нырнула в помещение.
Когда Астахов не откликнулся ни во второй, ни в третий раз Митрич сунул голову в дверь. Мух было очень много. Настолько, что из-за них Симпляков не сразу разглядел, торчавшие из-под пилорамы ноги Николая.
Егор Дмитриевич моментально позабыл о том, что совсем недавно мечтал заняться практическим раскрытием уголовных дел. Он захотел вернуться к теории настолько сильно, что добежал до ближайшего дома с телефоном со скоростью молодого, подающего большие надежды, легкоатлета.