– С грабителями, ясное дело, – гордо вымолвил Константин и приступил к красочному описанию: – Сижу я на окошке, солнышком наслаждаюсь. Тут птички на балкон прилетели – любуюсь, как пташки прыгают, и вдруг слышу – в двери подозрительный шорох, потом – еле слышные шаги. Сначала проверили, нет ли кого на кухне, и заглянули сюда. У обоих морды наисквернейшие, а у одного особенно, для него только клетки не хватает. На меня, конечно – ноль внимания и пуд презрения. Видят – никого, и сразу к шкафу. Как давай всё швырять, потом – к тумбочке. Наверно, золото искали. А я молчу, только наблюдаю. Дай-ка, думаю, посмотрю, что дальше будет. Но им все твои вещи почему-то не понравились, побросали на пол. Магнитофон – хвать. Чувствую – он им приглянулся, прикарманить собираются. Тогда я глаза прикрыл, чтоб не заметили, и громко говорю: "Стой, руки вверх". Они магнитофон и грохнули с испугу, руки подняли. Видел бы ты их рожи. А я командую дальше: "Кругом марш. И чтобы духу вашего не было". Они смылись, я и глазом моргнуть не успел. Вещи только разбросанными остались.
– Странно. Что же они искали?
– Ясное дело – золото. Не твои же дырявые тапочки. Кстати, они сегодня опять гуляли по комнате. Я их спрашиваю: "Как жизнь? Не надоело ли молчать? Рассказали бы что-нибудь". А они гордо развернулись – и в коридор под трюмо. Ты бы мне канарейку, что ли, купил.
– Зачем она тебе?
– Мы бы с ней разговаривали. А от тапочек слова не добьешься, хоть и строят из себя невесть что, шаркают важно.
– А в тапочках ты никого не заметил?
– Нет. Сами по себе разгуливали.
– Да, ты меня сегодня озадачил, – задумчиво произнес Павел. – Ладно, поеди́м сначала, – и отправился на кухню, где принялся готовить ужин.
Но из комнаты тотчас же донесся недовольный голос:
– Ты, прежде чем есть, полить меня должен, а то только о себе и думает. Тут жизнью рискуешь из-за его тряпок, а он всё свои холостяцкие привычки никак не бросит. Ты теперь человек семейный, я как-никак член твоей семьи. Так ты сначала обязан позаботиться о другом, а потом о себе.
– О, прости. Задумался я.
Он налил в кружку воды и тщательно полил растение. Кактус при этом удовлетворенно кряхтел и фыркал, совместив умывание с питанием. Когда процедура закончилась, он покосился на журналиста и заметил:
– Хорошо бы блюдечко сменить. Надоело в одном десять лет стоять. Выбери только покрасивее, с цветочками.
Пообещав выполнить его просьбу, Павел вернулся на кухню и, ужиная, долго раздумывал над происшедшим, но ничего не решил и помчался к Валерию.
Ученый сидел в гостиной за столом вместе с Пушкиным и пытался пробудить в нем творческие силы.
– Александр Сергеевич, рифма берется очень просто: надо подбирать слова, которые имеют одинаковые окончания. Например, турбулентные – моментные, потоки – биотоки. Ну-ка, напрягитесь. Какую рифму вы подыщете к слову "искать"?
– Искать – икать.
– Нет, надо что-нибудь поэтичнее… – учитель замер в ожидании.
Поэт сморщил лоб, закрутил пальцем кудрявые бакенбарды, но ничего лучшего подыскать не удавалось.
Клеопатра, которая сидела тут же и под руководством тетушки Лиды училась шитью, подсказала ему:
– Искать – побеждать.
– Лучше, – одобрил Валерий, но продолжал настаивать: – Александр Сергеевич, попробуйте выдать четверостишие. Так, наверное, будет легче. Помните свое знаменитое: "Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты"? Здесь у вас строчки рифмуются через одну.
Валерий не был корифеем в поэзии, все знания в литературе ограничивались школьной программой, но он считал, что этого вполне достаточно, чтобы оценить чужие произведения и преподать урок несведущему.
Александр Сергеевич, следуя наставлениям преподавателя, поднапрягся, воздев глаза кверху, и не очень уверенно выдал:
Птички по небу летят,
А вокруг ни тучки,
Поклевать они хотят,
Дожить бы до получки.
– Современно, – согласился Валерий, – особенно в отношении получки, но не хватает лиризма и красоты слова. Однако вторая и четвертая строчки уже рифмуются. Это хорошо. Постарайтесь придумать что-нибудь поэтичнее.
Осень, золотом венчая,
Над природой пронеслась.
Я хочу напиться чаю
И конфет наесться всласть…
– выдала с воодушевлением Клеопатра, на что Валерий только отмахнулся: "Не отвлекайте его внимание".
Но то, что она преуспевала в стихосложении лучше, чем Александр Сергеевич, ученый упорно не хотел замечать, потому что его целью было возродить былые способности поэта, а не девушки. Но новоиспеченный Пушкин оказался туповат, и "рифма легкая" упорно не бежала из его уст и даже не выскакивала из-под палки.
Муки незадачливого ученика прервал приход Павла. Отозвав учителя в сторону, он шепнул:
– Надо поговорить с глазу на глаз.
Они уединились в кабинете, и там журналист рассказал о погроме в своей квартире.
– Я предполагаю, что искали у меня не золото и деньги, а что-нибудь, касающееся последнего изобретения Валерия Буцкого. Меня не раз видели выходящим из твоего дома. К тебе они проникнуть не могут, дом – под охраной, решили пошарить в моем.
– Значит, из мозга Анатолия им не удалось почерпнуть нужную информацию, – сделал вывод Валерий. – Скорей всего, он выдал им экспериментальную аппаратуру, с которой в основном и был связан. Да, удобный способ рассекречивания изобретений и выдачи государственных тайн, – он сокрушенно покачал головой. – Подлецы, однако же. Но я им в руки не дамся. Для собственной защиты пришлось приготовить парализующее средство. – Он достал с полки книжного шкафа коробочку и открыл – на дне лежало два десятка сигарет. – Десять тебе, десять мне, – объявил он и пояснил: – Слегка нажмешь на бока – и тотчас же начнется выделение газа. Распространяется молниеносно. Часа на два выводит из строя.
– Но таким способом будет парализован и враг, и ты сам, – возразил Павел.
Валерий вытащил из ящика стола дымчатые очки:
– Носи их постоянно, пока существует угроза. Газ действует через глаза. У меня такие же. Стекла простые, но оправа излучает особые нейтрализующие вещества. – Передав очки, он поинтересовался: – А что еще новенького у тебя?
– Ничего особенного. Тапочки ходили по комнате в мое отсутствие.
– Да, странно. Что за сила заставила заговорить кактус и двигаться тапочки? Ты сам ничего не чувствуешь?
– Раза три во сне ощущал сильное напряжение. Чудилось, что кто-то подходит ко мне, но открыть глаза не мог, хоть и очень хотелось посмотреть на него.
– Думаю, это было животное или человек.
– Какое точное определение, – усмехнулся Валерий. – Почему ты сделал такое предположение? Ты же его не видел. Может, это был робот или какое-то техническое устройство.
– Не знаю почему, но точно уверен, что разумное существо, точнее – человек. Считай, что здесь у меня сработала интуиция. Кроме того, хотя глаза мои и были закрыты, я неожиданно увидел себя как бы со стороны. Это было странное раздвоение: я точно знал, что лежу на диване, и в то же время видел себя откуда-то сверху, с потолка, лежащим на белой простыне, укрытым синим одеялом. В абсолютной темноте я различил, что одеяло синее, а наволочка на подушке – в розовых цветочках. Это длилось несколько секунд.
– Ты знаешь, что в тебе сработало? – Валерий выжидающе уставился на друга.
Тот неопределенно пожал плечами:
– Это было очень странное состояние, возможно, полусон.
– В тебе сработало астральное зрение. Йоги, говорят, способны владеть астральным зрением и видеть себя со стороны, но они добиваются этого путем многолетних тренировок. Тебе, считай, повезло. Кстати, собирался тебя спросить насчет Клеопатры. Признайся – это твоя работа?
Павел заерзал в кресле, смутился и был вынужден открыть свою тайну.
– Да. Чисто из любопытства. Все ведь утверждали, что она необыкновенно красива. Мне и захотелось проверить. А она оказалась на уровне наших современниц. А ты как догадался?
– По поведению. Понимаешь, у нее одной есть то, чего я никак не могу обнаружить в своих мужчинах.
– Что же именно?
– Манеры, жесты, некоторое высокомерие. Конечно, все они тоже не в достаточной мере выражают истинный характер царицы, но все-таки намеки есть. Слышал – учу Пушкина сочинять стихи. Смех – кому рассказать! Получается на уровне первого класса. А ты знаешь, чем занимается наш великий ученый Михайло Васильевич? Пошли, увидишь.
Он привел друга на кухню, где разрумянившийся от тепла и приятных эмоций Ломоносов с упоением готовил рулет с яйцами, в духовке у него уже скворчал пирог с яблоками, а на конфорках газовой плиты булькал суп с фрикадельками. Увидев в кухне гостей, повар просиял доброй улыбкой и похвалился:
– Через часик угощу вас вкуснейшим ужином. Химичу над рулетом. Стараюсь, чтобы он был начинен наполовину яйцами, а наполовину – орехами.
– Кулинар – отменнейший, – похвалил его Валерий, но на лице его читался едва заметный сарказм: не того он ожидал от великого ученого. – Представляешь – взял на себя все полномочия по приготовлению пищи у тетушки Лиды, и у него это получается, как у первоклассного повара, хотя нигде и не учился.
– Да, люблю готовить. И день, и ночь бы у плиты стоял, – радостно признался Ломоносов.
– Тетушка Лида на него не нарадуется, – Валерий повернулся к другу. – У нее стало больше свободного времени, которое она с охотой посвящает Клеопатре. Она ее принимает, как дочь, занимается перевоспитанием. – Он обратил лицо к повару: – Михайло Васильевич, через час ждем вашего калорийного ужина.
Друзья вернулись в гостиную и увидели, что Клеопатра с гордым, высокомерным видом стоит на столе и, властно направив перст на Пушкина, требует:
– Склони голову, двоечник несчастный! Не сойду со стола, пока не извинишься и не признаешь, что я сочиняю лучше, чем ты.
– Видишь – какие манеры, – прошептал Валерий.
Пушкин на требование девушки только насмешливо хмыкнул:
– И не подумаю! Стой, стой, пока не свалишься.
– Уступи ей как женщине, – толкнула его в бок тетушка, влюбленная в свою помощницу, а точнее – в воспитанницу.
– А мне кто будет уступать? – возмутился Александр Сергеевич. – И потом, с какой стати я буду извиняться?
– Она же женщина, а женщинам положено уступать, – мягко настаивала тетушка Лида.
– Я женщин терпеть не могу. Вредные, капризные, – проворчал Пушкин. – У меня к ним природная антипатия.
– А ты глупый зато, четыре строчки срифмовать не умеешь! – воскликнула Клеопатра.
Разногласия между спорящими постарался ликвидировать ученый. Он подошел к столу и подал девушке руку.
– Друзья, не стоит из-за пустяков ссориться. Спускайтесь вниз, моя царица. Когда женщина находится в обществе мужчин – она самая прекрасная, самая умная и самая несравненная.
– Вот слова, достойные настоящего мужчины! – воскликнула Клеопатра и легко спрыгнула на пол.
– А когда она – в обществе женщин? – усмехнулся Пушкин.
– Тогда она – один из цветков в очаровательном букете, – нашелся журналист.
Ответы понравились Александру Сергеевичу, и он с чисто познавательных позиций спросил:
– А если мужчина находится в обществе женщин?
– Он выглядит, как мухомор: все на него смотрят, а сорвать не решаются, – пошутила тетушка Лида.
Александр Сергеевич не обиделся, но продолжал настаивать на ответе ученого:
– Нет, вы ответьте, Валерий Сергеевич.
– Я думаю, когда мужчина находится в обществе других мужчин, то он – общественный деятель и та сила, на которой держится всё государство. А если он находится среди женщин, то это лампочка, вокруг которой порхают бабочки.
– О, хорошо сказано, – довольно крякнул Пушкин. – Именно поэтому я предпочитаю общество мужчин, – и он включил телевизор, где показывали футбол.
– Что-то я не вижу Джордано. Где он? – спросил Павел.
– Я ему купил подзорную трубу, чтобы он наблюдал небосвод. Пусть восстановит прошлую память.
– Судя по этим трём, ни у кого пока прошлая память не проснулась, – заметил Павел.
– Да, пока не наблюдается. Но сам пойми – вспомнить то, что было с тобой сто, двести лет тому назад, довольно трудно. Так что, я надеюсь, память восстановится со временем. Пусть вспомнят не всю жизнь, но хотя бы привычки.
Журналист хитро посмотрел на ученого и попробовал предопределить события:
– Мне кажется, Бруно не интересуется звездами, а занимается чем-нибудь другим.
– Он очень любознателен. Когда я подарил ему подзорную трубу, он целый день возился с ней, – похвалился Валерий и предложил: – Но если ты сомневаешься, пойдем, проверим, чем он занимается.
Когда они вошли в комнату астронома, Бруно возился с трубой, но вид оптического прибора вызвал у ученого глубокое разочарование. Он был разобран, точнее, трудно было назвать подзорной трубой то, что от нее осталось: корпус трубы был распилен на три цилиндра, в каждом из них была засыпана земля и из нее торчали тонкие стебельки.
– Что ты сделал? – спросил, помрачнев, Валерий.
Бруно ничуть не смутился, а с гордостью пояснил:
– Посадил вьющиеся комнатные растения. По телевизору говорили, что их корни лучше растут в длину, а труба как раз очень подходит для этого.
Валерий огорченно вздохнул:
– А я надеялся – тебя увлекут Орион и Андромеда.
– А они меня и увлекли, – он схватил со стола журнал "Садоводство" и зачитал: "Орион – так назвал садовод-любитель новый сорт огурцов, выращиваемых на подоконнике в домашних условиях. Сорт дает за зиму до тридцати килограммов плодов с квадратного метра". А вот здесь дальше и про Андромеду сказано: – Он стал быстро перелистывать страницы и, остановившись на одной, с воодушевлением прочел: "Институтом полярного цветоводства создан новый цветок – Андромеда, способный цвести два раза в год. Цветок поражает голубизной цвета и необычным ароматом, напоминающим запах белой акации". Представляете, какой тонкий аромат, – и он в восхищении покачал головой.
Валерий был очень зол для того, чтобы представить себе то, чего ему никогда в жизни не приходилось нюхать. Результаты опыта оказывались совершенно не теми, которых он ожидал, поэтому в ответе его послышалась явное раздражение.
– Зачем представлять? Купил духи "Белая акация" – и нюхай сколько угодно.
– Ни к чему тратить на духи деньги, – возразил Джордано. – Достаточно захотеть, чтобы в воздухе был разлит аромат желаемого цветка – и все будут наслаждаться запахом бесплатно.
Он бросил пристальный взгляд сначала на журналиста, потом – на ученого, и они в тот же момент ощутили сладостное благоухание.
Валерий, не веря себе, повел носом, потом подтвердил:
– А ведь точно пахнет.
В комнату заглянула Клеопатра.
– Что это вы уединились?
– Вдыхаем ароматы цветов, – ответил Павел. – Чувствуешь, какой тонкий запах разлит вокруг?
Девушка втянула в себя воздух и недоверчиво произнесла:
– Я лично ничего не замечаю. Мне кажется, пахнет землей.
– Нет, акацией, – настоятельно повторил Павел. – Я это ощущаю очень отчетливо.
Клео снова повела носом и уже уверенно заявила:
– Мерещится вам неизвестно что.
Ученый обратил внимание на слово "мерещится", и его цепкий ум сразу же провел некоторую параллель между тем, что чувствовала девушка и они.
– Джордано, попробуй-ка пожелать, чтобы Клеопатра с Павлом увидели розы, – попросил он.
Джордано сделался серьезным, взгляд его приобрел холодную проницательность стального клинка, казалось, он пронзал насквозь. Молодой человек начал индуцировать невидимые поля, посылая в мозг журналиста и девушки импульсы-приказы, подчиняя своей воле чужие чувства и ощущения.
Через несколько секунд Клеопатра радостно воскликнула:
– Вижу море роз. Ах, какие чудесные!
– Да, я тоже вижу кремовые и алые.
– А я не вижу, потому что Джордано этого не пожелал мне. Следовательно, он обладает гипнозом, – сделал вывод Валерий, и глаза его сверкнули радостью. – Я же говорил, что у моих учеников должны открыться необыкновенные способности.
Он, а за ним и остальные устремились в гостиную, где Ломоносов с помощью тетушки Лиды расставлял на столе блюда, а Пушкин, как обычно, созерцал экран телевизора. Искрясь от счастья, Валерий объявил:
– Товарищи, мы обнаружили у Джордано необыкновенное свойство – он владеет гипнозом. Джордж, сделай так, чтобы каждый из нас увидел на диване тигра, – попросил он.
Джордано повел вокруг черным пронзительным взглядом, и поведение маленькой компании тотчас же изменилось. Взоры присутствующих сосредоточились на диване. На лицах мужчин застыло напряженное выжидание, в глазах женщин замер испуг.
– Какая отвратительная кошка, – фыркнула Клеопатра. – Она не сводит с меня противных желтых глаз.
– Здоровый тигр, – отметил Пушкин. – Если бы его сейчас пристрелить, из шкуры вышел бы замечательный теплый полушубок.
– Он потягивается и зевает, как будто у себя дома, – возмущенно проговорила тетушка Лида.
– Ой, Джордано, он идет ко мне! Убери его немедленно, – воскликнула Клеопатра и испуганно попятилась назад.
То, что тигр направляется к девушке, видели и остальные. Тогда Павел встал между воображаемым диким зверем и Клео и замахал руками, приговаривая:
– Пошел вон. Пошел.
Видение пропало.
– Вот, пожалуйста, массовый гипноз или, по научному – суггестия, – ученый потер от удовольствия руки. – Какое удивительное свойство – влияние неизвестного поля на чувства человека. Поразительно, не непонятно и до сих пор наукой не объяснено, ни как это происходит, ни откуда берется гипнотическая сила. Я поражаюсь, насколько мало мы знаем об окружающем мире и о самих себе.
Вот я – воссоздал человека, а в нем открылись незапланированные способности, а планируемые – не появились, и я не могу сказать, какая материя, точнее – какие участки головного мозга воспроизводят необычные способности и на основе чего индуцируются невидимые поля, которым мы и в частности я, человек, создавший его, подчиняемся. Мы не изучили достаточно не только область психических явлений, но и саму материю, которая выдает новые, непонятные для нас качества. Почему материя одних людей проявляет такие необычные свойства, как гипноз, телекинез, а у других нет?
Воссоздавая человека, я думал, что изучил его досконально, но оказывается, я воссоздал только оболочку, не постигнув ее глубинных процессов, порождающих те диковинные свойства, одно из которых мы с вами сейчас наблюдали.
– Создал, – насмешливо хмыкнул Александр Сергеевич. – Папочка нашелся.
– Нет, друзья, шутки в сторону, – Валерий продолжил серьезный тон разговора. – Это же здорово – влияние силы мысли на материю на расстоянии. В итоге какое влияние мы имеем? С одной стороны – влияние мысли на расстоянии на одушевленные предметы, то есть – гипноз; с другой стороны – на неодушевленные, то есть телекинез. Гипноз подчиняет биологическую живую материю, заставляет выполнять ее чужую волю.