Библиотеку я покинул порядком разозленный той бесцеремонностью, с которой эти люди напоминали о своих запретах. Экскурсия завершилась перед очередной серой дверью, за которой раздавались приглушенные голоса.
– Это класс, где вы будете учиться в течение следующих трех месяцев, – сказал Люсьен. – Здесь вам помогут подготовиться к экзамену. С программой вас ознакомят.
И вот что… – он многозначительно посмотрел мне в глаза. – У вас возникают вопросы. Много вопросов. Вам не запрещается их задавать, и на многие из них вы получите ответы. Но, как я уже предупреждал, на некоторые вам отвечать не будут до тех пор, пока не будет подписан второй контракт. Так вот, не надо задавать такие вопросы вторично. Постарайтесь просто забыть о них до поры до времени. И не пытайтесь найти ответы сами. Для вашего же блага.
Напоследок он еще минуту посверлил меня своими немигающими глазками с короткими ресницами и толкнул дверь.
Мне показалось, что я перенесся обратно в университет – обстановка была точно такая же. Парты с тетрадями и ручками, доска, преподавательский стол. И даже студенты. Двое ребят и девушка, все примерно моего возраста. "… Точно говорю, так и было написано, сам читал", – говорил, энергично жестикулируя, смуглый темноволосый парень, сидевший ближе к двери. Лица остальных выражали веселое недоверие.
– Гм, – громко сказал Люсьен.
Оратор умолк и обернулся к нему. Люсьен неторопливо оглядел притихшую компанию и сказал:
– Знакомьтесь, это – Пятый.
"Студенты" повернулись ко мне.
– Поль, – представился брюнет. – То есть Четвертый, – поправился он.
Девушка прыснула и, сдерживая смех, сказала:
– Восьмая.
Мне она понравилась. У нее было живое подвижное лицо и короткие каштановые волосы. После всех мрачных и хитрых лиц, которые окружали меня с утра, на нее было очень приятно смотреть. Худощавый парень, сидевший рядом с ней, тоже представился:
– Десятый.
Он произнес это псевдоимя таким тоном, как будто носил его всю жизнь.
– Ну вот и познакомились, – подвел итоги Люсьен. – Занятия начнутся через несколько минут. Желаю успехов.
– Нудный тип, – сказала девушка, как только за ним закрылась дверь. – Пятый, а как тебя на самом деле зовут?
– Андре, – невольно улыбнувшись, ответил я.
– А я – Мари. Это – Эмиль, – она указала на своего соседа. – Ну а то, что нашего Четвертого зовут Поль, ты уже знаешь.
Она говорила весело и непринужденно, и мое несколько подавленное настроение стало улучшаться. По правде говоря, оно улучшилось, как только я увидел этих троих.
– Давно вы тут? – поинтересовался я.
Оказалось, что недавно. Мари привезли день назад, обоих ребят – вчера днем. Знали они ровно столько же, сколько и я, то есть ничего. Все успели обратить внимание на освещение, подписать контракты и ознакомиться с местностью. "А еще мы бессмертные", – радостно сообщил Поль. Я кивнул. Подобным достижением я и сам теперь мог похвастаться.
Дверь распахнулась и впустила высокого лысоватого мужчину лет сорока пяти, в котором я узнал третьего члена приемной комиссии. Его продолговатое аристократическое лицо с пухлыми щеками запомнилось мне еще в тот день. Оно располагало к себе с первого взгляда, и в то же время было в нем что-то, исключающее даже намек на фамильярность. Уверенность была в этом лице, уверенность и спокойствие. Мы замолчали. Профессор, как я мысленно окрестил его, подошел к столу и удобно уселся, привычным жестом положив ногу на ногу. Затем изучающе посмотрел на нас и, на редкость четко выговаривая слова, сказал:
– Ну что ж, давайте знакомиться. Я – Луи Катру, ваш преподаватель. А вы?
Он обвел взглядом наши лица и остановился на мне.
– Пятый, – ответил я.
– Хорошо, очень хорошо, – одобрительно пробормотал он и посмотрел на Мари.
– Восьмая, – сказала она. Катру удовлетворенно покивал.
– Надо сказать, молодые люди, что я вам завидую, – загадочно начал он после того, как Поль и Эмиль также порадовали его своими новыми нелепыми именами. – Именно так, завидую. И говорю я это не для красного словца. Вам предоставляется возможность непосредственно участвовать в самом необычном исследовании XX века. Если это исследование достигнет своих целей, место в истории вам обеспечено.
Он многозначительно поднял палец.
– Запомните: в самом необычном исследовании. И удача этого исследования в большой степени зависит от вас. В огромной степени. Впрочем, я отвлекся. Вы сейчас, наверное, гадаете, чему я буду вас обучать на протяжении следующих трех месяцев. Обучать я вас буду искусству быть собой. Звучит несколько загадочно, не правда ли?
Дело в том, что вы теперь – Восьмая, Пятый, Десятый и Четвертый. Ваши предыдущие имена, личности и связанное с ними прошлое отныне не имеют значения. Забудьте о них, отложите их в сторону на несколько лет. В пределах этого здания вы – Восьмая, Пятый, Десятый и Четвертый.
Он замолчал, как бы давая нам возможность оценить важность своих слов.
– Все вы бессмертны. В вашей памяти – бесчисленное множество понятий, имен, происшествий, книг, людей, из которых складывалась ваша жизнь до настоящего момента. Каждый из вас хранит в воспоминаниях целый мир, простой, но совершенный, в котором все вы жили и продолжаете жить сейчас. Этот мир чем-то похож, а чем-то не похож на тот, который окружал вас несколько дней назад. Поначалу вы будете находить в нем гораздо больше отличий, чем сходства, но со временем это пройдет. Вы привыкнете ко всему. И тогда вам останется привыкнуть к главному, основному отличию.
В вашем мире не существует такого понятия, как смерть. Люди в нем не умирают и даже не стареют. После того как их организмы достигают расцвета, они живут вечно, полные сил и здоровья. Они даже не знакомы с насильственной смертью. По какой-то загадочной причине в их (точнее, в вашем) мире несчастные случаи не происходят, а живые существа не поедают друг друга. В нем нет войн, насилия, болезней. Но главное, самое главное – в нем нет смерти.
Он снова замолчал на несколько секунд.
– Это очень хороший и благополучный мир, молодые люди. Ваша задача – забыть о том, что когда-то вы были смертными и жили в другом, огромном мире, наполненном смертью. Вы должны абсолютно перевоплотиться в тех, кем отныне являетесь. Я буду вам в этом помогать. А через три месяца мы устроим небольшой экзамен, о котором вы, разумеется, уже слышали. Как и полагается, на экзамене я буду задавать вопросы, вы – отвечать. Если в течение нашего разговора вы ни разу не выйдете за рамки своего образа, я своими руками вручу вам контракт. Если же вы собьетесь, мы встретимся снова – на переэкзаменовке. Должен вас предупредить, что самым сложным будет привыкнуть к своему и чужому бессмертию. Все остальное – дело зубрежки. Четвертый, что из того, что я сказал, вызвало у вас такую ироническую улыбку?
Вопрос относился к Полю, который в самом деле довольно непочтительно улыбался.
– Вы, мсье Катру, – сказал он, продолжая улыбаться, – наверное, опираетесь на серьезные исследования, утверждая, что именно бессмертие станет для нас камнем преткновения. Мне кажется, что запомнить за три месяца тысячи деталей нового мира гораздо сложнее, чем просто исключить из употребления слово "смерть".
– Вы, Четвертый, – в тон ему ответил профессор, – глубоко заблуждаетесь. Во-первых, делая это утверждение, я опираюсь не на абстрактные исследования, а на свой собственный и, поверьте мне, весьма обширный опыт. А во-вторых, очень скоро вы поймете, что я прав. Знаете что, – тут у него стал такой вид, будто его осенила удачная идея, – если желаете, мы можем пофантазировать и представить себе, что вам не нужно ничего запоминать о вашем мире. Хотите? Все, что от вас требуется, – это знать, что вы бессмертны и абсолютно не знакомы со смертью. Ну как? Считаете ли вы, что можете пройти такой экзамен прямо сейчас?
В комнате воцарилась тишина. Поль явно не считал себя готовым, но вызов он принял.
– Разумеется, – после минутной паузы ответил он.
– Ценю вашу самоуверенность, Четвертый, – подчеркнуто вежливо сказал профессор. – Кстати, думать над ответами в течение нашей беседы вам не позволяется. Итак, позвольте вас спросить, как поживает ваша прапрабабушка?
Поль довольно улыбнулся.
– Спасибо, очень и очень неплохо.
– Здоровье у нее, наверное, пошаливает, она ведь очень стара?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – сухо ответил Поль. – Что означает слово "стара"?
– Не обращайте внимания, это просто оборот речи. А как поживают ваши родители?
– Тоже недурно.
– Ваш отец по-прежнему майор военной авиации?
– Опять же я вас не понимаю. Что такое "военная авиация"?
Мы с Мари довольно переглянулись. Поль был просто великолепен. "Как будто знаю ее не первый день", – успел подумать я, не переставая следить за беседой, которая все ускорялась.
– Ах, простите, я что-то не то сказал, – оправдывался тем временем профессор. – А вы слышали о наводнении в соседнем городе? Ужас! Говорят, погибло много людей.
Поль недоуменно пожал плечами.
– "Наводнение"? "Погибло много людей"? Что значат все эти понятия?
– Ничего, это я так, балуюсь. Старый уже стал, а все шучу.
– Что значит "старый"? – подозрительно спросил Поль. – Второй раз слышу от вас это непонятное слово.
Профессор смущенно склонил голову.
– Простите, дурная привычка. Memento, так сказать, mori.
– "Memento" – знаю, – задумчиво проговорил Поль. – А вот что такое "mori", понятия не имею.
– Ерунда, ерунда, – затряс головой профессор. – А позвольте-ка узнать, сколько вам лет?
– Двадцать шесть.
– Всего двадцать шесть? Вы шутите!
– Нисколько не шучу. Мне действительно двадцать шесть.
– И при этом вы уже так широко образованны, – всплеснул руками Катру – Вас наверняка ожидает долгая и блестящая жизнь. И никаких "mori". Как вы считаете?
– Спасибо, – с достоинством ответил Поль. – Время покажет. Кстати, пожалуйста, либо объясните, что такое "mori", либо перестаньте употреблять это слово.
– Не буду, не буду…
Профессор задавал вопросы все быстрее и быстрее. Поль не сдавался и поддерживал его темп. Разговор все больше напоминал какую-то словесную перестрелку.
– Вы знаете, я теперь стал поздно завтракать. Мне кто-то сказал, что так полезнее для здоровья. А вы когда завтракаете?
– Как придется. Что значит "полезнее для здоровья"?
– Ну не будьте же таким придирчивым… А что вы, кстати, ели сегодня утром?
– Сэндвич.
– Интересно, я тоже. Мой был с курицей. А ваш?
– По-моему, это была индейка, но я не уверен.
– Вы, случайно, не знаете, как их делают?
– Что делают?
– Сэндвичи.
– Разрезают булку, мажут майонез, кладут ветчину, затем овощи. Закрывают булку.
– Как интересно. А откуда берут овощи?
– Из холодильника.
– А ветчину?
– Оттуда же.
– Говорят, холодильники очень тяжелые. Наверное, их сложно двигать. Вы не знаете, так ли это?
– Не знаю, не пробовал.
– А я только вчера слышал: один парень пытался подвинуть холодильник, перевернул его на себя и погиб. Ужасная трагедия!
Ловушка была очень неуклюжая. Я подумал, что профессор уже понял, что ему не удастся сбить с толку Поля, но ему неудобно это признать. Поль, по-видимому, держался того же мнения.
– Что значит слово "погиб"? – очень естественно удивился он.
– Это так, идиома, – неловко ответил профессор. – Так откуда вы говорили привозят ветчину?
– Вообще-то я этого не говорил, – почти издевательски сказал Поль, – но если вы спрашиваете, то могу сказать. Из магазина.
– А как же ее делают из индейки?
– Берут индейку… – сказал Поль и осекся. Катру безмятежно молчал.
– Я… Я, кажется, ошибся, – тихо проговорил Поль.
– Разумеется, вы ошиблись, – с готовностью согласился профессор. – Вы не только собирались продемонстрировать то, что вам известна смерть, но уже сообщили мне о том, что утоляете голод посредством убийства других живых существ.
Все молчали. Поражение Поля было очень неожиданным.
– Это нечестно, – сказала вдруг Мари. – Он мог еще сказать, что индейка – это растение. Или… или что процесс производства ветчины не прерывает жизнь птицы.
– Мог, – кивнул профессор, ничуть не удивляясь таким предположениям. – Но не сказал. Да и не собирался говорить. Кстати, смерть растения – это тоже смерть. Ну а кроме того, он уже давно провалил экзамен. Кто-нибудь может сказать, когда именно?
Вот те раз. Это была не первая промашка? Я попытался восстановить в памяти их беседу, но, как ни старался, не мог найти ни одной ошибки Поля. Профессор ждал, наклонив голову.
– Я знаю, – спокойно сказал Эмиль.
Все повернулись к нему. Он продолжил, глядя только на профессора:
– Четвертый не удивился, когда вы сказали, что его ждет блестящая и долгая жизнь.
Профессор уважительно взглянул на него и подтвердил:
– Абсолютно верно. Для бессмертного человека упоминание о долгой жизни так же нелепо, как и вопрос о неудачнике, погибшем под холодильником. И даже если он по какой-то причине решил скрыть это удивление, ответ "время покажет" в этом контексте абсолютно недопустим. Итак, дорогой Четвертый, вы по-прежнему считаете, что забыть о смерти легче, чем выучить несколько десятков или сотен фактов?
Поль больше не улыбался.
– Вы меня очень эффектно сделали, – угрюмо сказал он. – Но я не был подготовлен. Хорошо, я согласен – это сложнее, чем я думал. Но все равно это легче, чем вы утверждаете.
Мсье Катру не стал спорить.
– Буду рад за вас, если ваше мнение окажется верным, – сказал он. – Я все же думаю, что это не так. А вот с вашим анализом ситуации я полностью согласен. Вы не подготовлены. Никто из вас не подготовлен. И именно по этой причине вам предстоит тяжелая учеба. Засим приступим к ней.
Он поднялся и стал прохаживаться перед доской, заложив руки за спину.
– Прежде всего, я хочу описать вам режим занятий. Он у вас будет весьма напряженным. Каждый день с девяти утра до двух часов дня с небольшими перерывами вы занимаетесь в этом классе. После этого вас ждут домашние задания. Предупреждаю – они покажутся вам объемными и тяжелыми, особенно вначале. После заданий я рекомендую вам немного отдыхать, а затем заниматься самообразованием. В компьютерах, которые установлены в ваших комнатах, имеется большой набор обучающих программ по всем областям знаний. Кроме того, к вашим услугам библиотека, которую вы все уже посетили. Вопросы по режиму?
– У нас будут выходные? – осведомился Поль.
– Да. По воскресеньям занятий у вас не будет. Но задания на этот день будут больше обычных. Еще вопросы?
Мы молчали, подавленные мрачной перспективой трехмесячной зубрежки. Профессор понимающе глянул на нас и продолжил:
– Итак, тема нашего сегодняшнего занятия: "Мир, в котором мы живем". Вначале Бог создал мир…
* * *
Я сидел на кровати в своей комнате и безуспешно пытался сосредоточиться на "Книге Творения". Библия моего нового мира настойчиво пыталась убедить меня в том, что людям нечего опасаться старости. Моя первоначальная восторженность уже прошла, и монотонные параграфы воспринимались с трудом. На особо спорном утверждении о том, что Адам находится сейчас в добром здравии, я позволил себе расслабиться и отложил темно-зеленый том в сторону.
Подперев свою отныне бессмертную голову, я в очередной раз задумался. В бессмертной голове царила полная неразбериха. Четырнадцать дней назад, придя на первое занятие, я предполагал, что в классе мне наконец-то разъяснят смысл происходящего. Ну если не открытым текстом, то хотя бы намеками. К моему удивлению и разочарованию, ничего подобного не произошло. Две недели спустя я по-прежнему не имел ни малейшего представления о целях и задачах исследования, о котором говорил Тесье. Я прослушал ряд лекций ироничного мсье Катру, провел не один час над домашними заданиями и регулярно терзал обучающие программы, пытаясь извлечь из них хоть крупицу информации. И несмотря на все свои старания, продолжал пребывать в полнейшем неведении. Мне превосходно помогали разучивать свою роль, но отказывались объяснить, в каком спектакле предстоит ее играть.
Если бы не это постоянное ощущение, что меня используют в качестве подопытного кролика, здесь было бы совсем неплохо. Несмотря на то что занятия успели немного прискучить, они по-прежнему оставались достаточно интересными. Я не уставал поражаться тому, как чья-то изощренная фантазия породила целый мир. Отсутствие окон уже не создавало дискомфорта, и я даже подумывал о том, что через несколько лет придется к ним привыкать. Еда в кафетерии была вкусной, режим установился напряженный, но не выматывающий, в общем, странный быт, сложившийся в этом заведении, оказался своеобразным, но вполне приемлемым.
На недостаток общения тоже жаловаться не приходилось. Между мной, Мари и Полем установились настоящие дружеские отношения. Это была неожиданно теплая атмосфера, напоминавшая мне лучшие моменты студенческой жизни. Мы вместе трапезничали и часто сообща делали домашние задания, проверяя друг у друга, насколько хорошо очередная порция загадочной информации укрепилась в памяти. Иногда по вечерам мы собирались в кафетерии или у кого-нибудь в комнате и проводили часы в шумных беседах.
Временами это была просто болтовня, но в основном мы пытались придумать объяснение. Однозначное, ясное, четкое объяснение всему, что творилось вокруг. Поль шутил и постоянно выдвигал все более и более немыслимые теории. Я спорил и предлагал взамен свои не менее невероятные версии. Мари смеялась и подливала масла в огонь, шутливо становясь то на одну, то на другую сторону. К сожалению, истина в наших спорах не рождалась, а если и рождалась, то оставалась погребенной под десятками других вариантов.
Кстати, я уже несколько раз ловил себя на мысли, что, если бы не ситуация, в которой мы все оказались, я был бы весьма не против сделать свои отношения с Мари более близкими. Но пытаться завязать роман в такой обстановке было бы просто глупо. По-моему, Поль держался того же мнения, хотя мы с ним никогда это не обсуждали.
"А может, оно и к лучшему", – думал я. Кто знает, как долго продлились бы эти отношения, если бы не жестко сдерживающая романтические порывы неопределенность. Ни к чему хорошему подобные тройственные союзы обычно не приводят – это я знал по одному печальному опыту еще со школьных времен.
В отличие от этих двоих, Эмиль оказался зубрилой и довольно занудным типом. Уже на третий день, отвечая на вопрос Катру о населении мира, он упомянул какую-то деталь, которую мы не должны были проходить еще в течение нескольких недель. Этим он привел профессора в полный восторг и с тех пор стал его любимцем. Он учился с утра до вечера и считал наши продолжительные беседы в кафетерии пустой тратой времени. В чем-то он был, разумеется, прав и этим раздражал меня еще больше.
Когда мы при нем заговаривали о смысле исследования, Эмиль в основном отмалчивался и почти никогда не высказывал своих соображений. Когда мы в первый раз стали обсуждать нашу ситуацию, Поль прямо спросил, что Эмиль думает по этому поводу. Реакция была довольно неожиданной – наш товарищ отложил вилку и произнес небольшую речь.