Я слышал об этой самой "Бодрости", но никогда раньше ее не пробовал. Кажется, во всех Центрах обучения от нее просто тащились - она делала студентов более восприимчивыми к знаниям, после нее, так сказать, их мозги заглатывали выдаваемую инструкторами информацию, как жирные свиньи заглатывают свой корм в кормушках.
- Ну ладно, давай попробуем! - соглашаюсь я.
Потом сую в пакет ложку и втягиваю порошок носом. Гибсон делает то же самое. Он смотрит на меня, а я - на него. Оба шмыгаем носом и ждем, когда эта дурь сделает что-то особенное с нашими мозгами. Но ничего не происходит. Я пожимаю плечами.
- Может быть, ничего и не будет, - говорю я.
Вид у этого Гибсона разочарованный.
- Чертово барахло, - возмущается он. - Давай тогда прикончим его.
Мы так и делаем: ложку за ложкой отправляем порошок в нос, пока он не кончился.
Все-таки кажется, что толк от этой дури был, и благодаря Гибсону я выучил, как составлять отчеты для старших офицеров департамента, что именно в них писать и какими словами, как часто нужно докладывать и о чем именно. Я узнал, что, выходя на задание, нужно проявлять инициативу и творчески подходить к своему делу, как смешиваться с толпой и притворяться самым обычным человеком. Инструктор рассказывает нам, как работает безопасное общество, как все следят за всеми, как это становится самоподдерживающейся системой безопасности, как отсутствие доверия приводит к полному доверию. Он обсуждает взаимосвязь паранойи и безопасности и показывает, как они действуют вместе, в гармонии, так сказать. "Безопасность без паранойи, - говорит он, - не безопасность. Это неосведомленность, и хотя неосведомленность отдельных граждан - это нормально, общество в целом не может себе позволить неосведомленности". Он, блин, совершенно прав.
Инструктор рассказывает нам, как работает самый сложный тип защиты, тот, которым ты начинаешь заниматься через год или два, когда у тебя уже целая группа подопечных. Все дело в незаметности, в тонкости подхода. Он называет это "подчеркивание своей банальности". Но, по его словам, все мы, кто только начинает выходить на задания, будем делать более простую работу с явными объектами, с которыми разделительная линия между защитником и его подзащитным видна четко и ясно. "Эта линия, - говорит он, - становится расплывчатой, чем глубже вы погружаетесь, чем больше узнаете о профессии защитника. Но для овладения основными навыками этого вам изучать пока не нужно". Поэтому я и не изучаю.
Но я очень хорошо усвоил все то, что нам нужно для овладения основными навыками. И я намного лучше сдаю экзамен в конце второго дня. Я получаю девяносто два процента. Офигеть! Это в среднем дает мне семьдесят шесть процентов.
Третий день оказывается самым лучшим днем, потому что мы занимаемся не в классе, а на симуляторе окружающей обстановки. Именно здесь мы учимся, как прятаться за углом, как делать все эти по-настоящему хитрые шпионские штучки, как не выделяться среди людей, как становиться невидимым.
Это очень весело - ходить за голограммами людей, держась от них на расстоянии и прячась в подворотнях и подъездах, когда они останавливаются или оборачиваются. Я смог следить за своей целью все двадцать минут обучающей программы - от магазина до другого здания. И по пути я запомнил все отличительные особенности своего объекта. Одежду, в которую он был одет, марку сигареты, которую он, остановившись, закурил, номера домов, у которых он останавливался, название магазина, из которого он вышел. И инструктор сказал, что мое описание здания было "идеальным".
Гибсон же на этом занятии оказался совершенно бестолковым. Он не относился к нему серьезно и просто валял дурака, веселя всех остальных. Наш инструктор не особенно сердился, потому что знал, что Гибсону нужна только "галочка" в отчете, подтверждающая, что он действительно посещал курсы. Поэтому он позволил ему вести себя как идиоту и смешить всех остальных курсантов. Гибсон сделал столько ошибок, что показал нам, чего именно нельзя делать, выполняя подобную работу. То, что у нас на курсах оказался подобный придурок, до некоторой степени помогало, потому что все остальные курсанты стали считать себя серьезнее и даже умнее, чем этот бестолковый Гибсон. В один момент он подошел прямо к голографическому мужику и, обняв его за плечи, спросил, как пройти в школу шпионов! Это было почти в самом конце его занятий на симуляторе. Мы чуть животы не надорвали от смеха. Ну и веселый же этот чувак Гибсон.
К концу дня мы все стали себя чувствовать чуть ли не профессионалами (за исключением Гибсона, конечно). И в этот день не было экзамена - инструктор просто выставил нам оценки за работу на симуляторе. Я получил аж девяносто четыре процента! И мой средний балл вырос до восьмидесяти двух процентов. Я даже пожалел, что не старался в первый день, потому что тогда бы я мог получить средний балл в девяносто процентов. А тогда бы я окончил курсы с отличием. Я был рад, что благодаря Гибсону стал относиться к занятиям намного серьезнее и заниматься усерднее. Без него и без его пакета с дурью я мог бы даже и провалить обучение.
Но потом наступил последний день - день повторения пройденного. А я даже как-то о нем и забыл. Нам, конечно, говорили об этом дне, и мне показалось, что на четвертый день можно сильно не напрягаться, потому что он не влияет на результаты трех предыдущих дней. Поэтому я и расслабился. Ну, это можно и так назвать. На самом деле расслабиться по-настоящему у меня и не получилось. Все было совершенно даже отвратительно.
И виноват в этом был Гибсон.
Дело было так. Утром последнего дня я стою в туалете, причесываюсь и, в общем, навожу марафет, чтобы выглядеть покруче. И тут заваливает Гибсон. Он выглядит совершенно хреново, будто всю ночь накачивался крэком или еще какой другой "дурью" у "Звездных сучек".
- А, блин, Дженсен! - восклицает он, когда замечает меня. Он подходит ко мне, становится рядом и смотрит на себя в зеркало. Я весь такой с иголочки и выгляжу офигенно круто, а он - как грязный старый бомж, и в уголках рта у него даже будто бы пена запеклась. Волосы взлохмачены, в уголках глаз засохший гной, а под ногтями черно, как у паршивого землекопа.
- Ты, грязный раздолбай! - говорю я Гибсону. - Посмотри, на кого ты похож!
- Ох, не начинай, Дженсен, - просит он. Но видно, что он чуть ли не гордится тем, как дерьмово выглядит, потому что это вроде как доказательство его ночных приключений. Видно, что он так и ждет, когда я спрошу его, что же случилось.
- Ну хорошо, вонючий бродяга, - говорю я, а он уже скалит зубы. Хотя надо сказать, что зубы у него тоже грязные и между ними застряли остатки всякой еды. - И где же ты был?
Как я и думал, он провел экстремальную ночку у "Звездных сучек". Слишком много гребаного "бориса", слишком много всякой дури для секса, слишком много крэка. Он даже достукался до того, что его выкинули из заведения, что вообще-то сделать офигенно трудно, и кончил тем, что провел ночь на скамейке в каком-то парке. И в этом парке он встретил какого-то бродягу, самого настоящего гребаного бродягу (я его не спрашивал, где же именно вся эта ерунда с ним приключилась), и этот бродяга поделился с Гибсоном своей выпивкой. И остаток ночи эта парочка придурков коротала тем, что дула эту отвратительную выпивку - настоящий самогон, который варят в железных бочках где-нибудь в гребаном сарае. Короче, ту самую выпивку, которая превращает тебя в придурка навсегда, на веки вечные, если выпить ее достаточное количество, или от которой ты слепнешь на фиг. А они квасили эту гадость и горланили песни. Ну не козел?
И пока он мне это все рассказывает, он умывается. Он снимает свою рубаху и стоит в туалете наполовину голый и моет у себя под мышками. Потом он спускает штаны и начинает мыть свои причиндалы. И все это время он смотрит на меня в зеркало и рассказывает мне о своей сумасшедшей ночи и о том, как погано он себя чувствует.
- Но не страшно, - говорит он, снова одевшись. - У меня с собой есть эта штука…
Гребаный Гибсон - он даже меня перещеголял в своих экспериментах со всякой фармацевтической дрянью. На столик перед зеркалом он кладет два пакета. Один пакет доверху набит каким-то коричневатым порошком, а в другом лежит примерно восемь ампул с какой-то прозрачной жидкостью.
- Это, - говорит он, показывая на порошок, - "чистый туман", а это, - говорит он, показывая на ампулы, - катализатор "чистого тумана".
Я с интересом киваю.
- Ты начинаешь с порошка. А потом, если тебе захочется форсировать свой движок… понимаешь, о чем я?.. Ты берешь ампулу, пьешь ее содержимое, и оно реагирует с порошком и вроде как в два раза усиливает его "приход".
- И что в результате получается? - спрашиваю я.
- Ты начинаешь видеть все чище и отчетливее. Чище с большой буквы. Ха-ха! - говорит Гибсон. - Это самая крутая химия для озарения и прочищения мозгов. Как раз это нам сегодня и понадобится во время этого гребаного обзорного урока. Так ведь? Ты со мной согласен?
И пока он все это мне объясняет, сам уже насыпает две жирные дорожки "чистого тумана". Потом кивает мне на одну из них.
- Ну, давай, погнали! В атаку! - говорит он.
И я втягиваю этот порошок. Надо сказать, освежает - я аж искры увидал вокруг лампочек на потолке. И все вдруг стало видеться отчетливее. В моем левом ухе вдруг раздается резкий свист, который медленно переходит в правое ухо. Гибсон нагибается и всасывает порошок носом, издавая громкое противное хрюканье. Потом выпрямляется и смотрит на себя в зеркало, широко раскрыв глаза.
- Класс! - говорит он, достает пару ампул с прозрачной жидкостью и одну из них протягивает мне.
Он отламывает кончик ампулы и высасывает жидкость. Я делаю то же самое. И как только эта жидкость начинает течь по моей глотке, я ощущаю ее действие. Будто кто-то врубил внутри меня офигенно мощную турбину. Я даже чувствую, как изо рта вырывается что-то вроде выхлопа, будто из глушителя мощного грузовика. Потом я начинаю задыхаться.
- Держись, Дженсен! - смеется Гибсон и исчезает за дверью туалета. Звук захлопнувшейся двери отдается в моем мозгу страшным грохотом, будто в закрытом ангаре разорвалась авиабомба. Я хватаюсь за раковину, потому что мне кажется, что пол выскакивает у меня из-под ног. Но это не помогает. Я будто на корабле в шторм - меня кидает от стены к стене. Я смотрю в зеркало, и мое лицо становится все больше и больше. Мои глаза - как глаза сумасшедшего, как две горящие точки в черном кругу. Я потею и вижу, как капли пота сбегают по моему лбу.
- "Блин!" - думаю я про себя, наблюдая за тем, как мое лицо в зеркале то расширяется, то сжимается, пока я цепляюсь за раковину, пытаясь устоять на ногах. - Гребаный Гибсон меня поимел! Все мне испортил! Добрался до меня! - Я пытаюсь крикнуть: "Гибсон! Ты - сволочь!" - но из глотки не выходит ни одного звука.
Пока комната кувыркается вокруг меня, как ящик, сброшенный с горы, через мой мозг проносятся всякие яркие картинки. Гибсон, валяющий дурака, проваливающий экзамены… Но ему-то на это наплевать! Потом я вижу инструктора, которому тоже наплевать, будто все это было устроено специально, чтобы надуть меня, будто это какой-то заранее спланированный идиотский розыгрыш. Я пытаюсь сообразить, зачем кому-то это делать, зачем кому-то мне так гадить, как вдруг мое лицо вырастает прямо на глазах… Ну, я хочу сказать, в зеркале, конечно. Потом раздается треск и звон, мне страшно больно. Потом на меня обрушивается что-то белое и холодное, как снежная лавина. А потом - темнота.
Когда я очухиваюсь, то вижу, что надо мной склонился главный инструктор. А я лежу на спине в этом гребаном нужнике. За плечом инструктора я вижу Гибсона. У него очень обеспокоенный вид.
- Извини, - лепечет он, пожимая плечами, будто хочет сказать: "Я и понятия не имел, что эта хрень так подействует".
Я трогаю свое лицо, на нем кровь.
- Дженсен, - говорит инструктор, - кажется, ты ударил головой зеркало. На это была какая-то особенная причина?
- Наверное, я поскользнулся, - отвечаю я, соображая быстро-быстро, несмотря на боль и шок. - На куске мыла. Гибсон мылся как раз перед тем, как это произошло.
- Да, это так и есть. Серьезно, - говорит Гибсон. - Извини, приятель.
Я поднимаюсь на ноги при помощи инструктора, который поддерживает меня за руку.
- Как себя чувствуете? - спрашивает он.
- Нормально, - отвечаю я, чувствуя себя совершенно глупо.
- Похоже, рана совсем не серьезная. Идите-ка в медпункт, пусть медсестра вас перебинтует.
Поэтому остаток дня я провожу с повязкой на башке, морщась от боли каждый раз, когда двигаю шеей. Я раздумываю над тем, специально ли Гибсон меня так подставил. Но он так извиняется, так клянется, что сам не знал… Скоро я начинаю ему верить. Просто мне попалась хреновая "дурь", вот и все. Иногда после наркотиков чувствуешь себя нормально, иногда - нет. Иногда один и тот же наркотик вырубает твоего приятеля, а ты сам чувствуешь себя великолепно. Странное и непонятное это дерьмо - наркотики. Но с ними всегда так.
В общем, так я стал квалифицированным агентом первого разряда Департамента безопасности. Меня ждал мой первый СП, а моя башка была разбита об зеркало и страшно болела.
Просто охренеть!
Глава 6
После последнего дня занятий на курсах я встретился с Федором, чтобы вместе пойти на шоу Баммера Раймза. Я не видел представлений Баммера Раймза с его самого первого сольного выступления, состоявшегося после того, как распалась их группа "Тринити Раймз". И вокруг его теперешнего выступления поднялся страшный шум. Все думали и гадали, каково оно будет, потому что это было офигенно важное турне для Баммера. Пошли слухи, что Баммер уже совсем не тот, что он выдохся. Говорили, что он уже выжил из ума, что он уже не тот великий философ, каким был раньше. Мы с Федором считали, что они ни фига не понимают, что Баммер еще всем покажет. Просто все, кто его критикуют, делают это нарочно, чтобы заработать себе имя. Козлы. Мы с Федором были совершенно уверены, что Баммер стал только лучше.
Перед концертным залом, где должно было проходить шоу, шумела огромная толпа. Тут собралось примерно двадцать тысяч человек, и все они скандировали его имя. Полиция безостановочно вытаскивала из толпы потерявших сознание молодых девчонок. Стоило одной потерять сознание, как вокруг нее еще целая толпа девиц грохалась без чувств. Через некоторое время в обморок стали падать и пацаны. Эти подростки просто обожают терять сознание. Это как какая-то дурацкая мода. На эту тему даже есть один специальный ежемесячный журнал. Они голодают и почти не пьют воду, поэтому такие слабые и немощные. И когда случается что-нибудь из ряда вон, как, например, сегодня, и они перевозбуждаются, то сразу начинают валиться с ног. И эти обмороки распространяются, как пожар в сухом лесу. Обалдеть от смеха можно, когда это начинается, потому что вдруг одновременно целых три тысячи тинейджеров начинают падать в обморок, а копы носятся кругами, пытаясь их всех собрать.
Мы с Федором проходим в зал и заряжаемся солидной порцией "бориса", чтобы войти в нужное настроение, так сказать. Федор решает добавить к своему "борису" новую жидкую дрянь, которую он притащил с собой. Я тоже пробую эту штуку. Она не так уж и плоха, будто доводит "бориса" до более крутого ощущения. Но в ней есть еще и ментоловый привкус, поэтому голова по-настоящему просветляется, и дышится очень легко.
К тому времени, как Баммер выходит на сцену, весь зал уже так набит, что, кажется, его вот-вот разорвет на куски, будто весь этот шум и вся эта скопившаяся здесь энергетика подбросит крышу, и она взлетит в небо, как пробка от шампанского у "Звездных сучек". Я и сам чувствую себя страшно возбужденным, потому что еще проглотил свои капсулы "звездной пыли", пока Федор смотрел в другую сторону, и они заставляют меня хохотать и хохотать, и я не могу остановиться.
- Вы готовы? - раздается громоподобный голос, и толпа, все как один, выкрикивает в ответ лозунг Баммера: "Блин, да!" Затем звучит ритмичная музыка, а все продолжают орать в такт с ней свое "Блин, да!". И потом выходит Баммер, и выглядит он совершенно потрясно в своем новом прикиде в виде кольчуги. Он исполняет три номера из программы, которая у него была сразу после распада "Тринити Раймз", - все хиты. Потом он добирается до самого большого хита - "Твоя любовь, крошка, для меня", а на огромных экранах показывают кадры выступлений "Тринити Раймз", когда они были еще в самом расцвете. Вот "Тринити Раймз" прибывают в Шанхай и их встречает император-премьер, вот они играют вживую на Рок-Айленде. А потом идут кадры, которые еще никто никогда не видел: Джеркин Раймз попал в серьезную катастрофу, ту самую, когда его самолет вдруг загорелся в аэропорту имени Кеннеди, и он лежит в больнице весь в бинтах, а Споттер Раймз и Баммер Раймз дежурят по очереди у его кровати, пока ему не становится лучше. Когда с него снимают повязки, Джеркин выглядит довольно страшновато - лицо его сильно обгорело в том самолете. После этого Баммер ушел из группы и начал сольную карьеру.
Баммер - самый настоящий гений и по-прежнему не растерял своего таланта. Зал затих, когда он начал говорить свои философские речи. Это было просто потрясающе.
- Знаете, - сказал он, а его голос при этом скакал из огромных динамиков по всему залу, - люди говорят мне: "Баммер, почему ты такой гениальный?" Я смеюсь и опускаю глаза, потом говорю им, что дело не в том, кто гениальный, а кто нет. Не это самое важное. В мире полно важных проблем, понятно? Именно о них мы и должны думать. Мы можем помочь решить эти проблемы. Это наше дело: именно мы можем это сделать. А если мы ничего не будем предпринимать, то ничего и не произойдет. Но если мы объединимся и будем работать вместе как команда, как самая большая команда в целом гребаном мире, тогда мы сможем достичь успеха. Но мы обязательно должны быть вместе, вместе, как одна команда. Это очень важно. Только посмотрите вокруг, посмотрите на себя и на всех, собравшихся в этом зале. Вы - прекрасны. Здесь, мы все вместе, так? Что за прекрасная команда! Можем мы объединиться? Можем мы собраться в одно целое? Можем?
И все отвечают: "Блин, да!"
А Баммер просто смотрит вокруг и просто кивает - ему не нужно ничего говорить. Он просто потрясающий. Обалденно! Толпа начинает сходить с ума - визжит, кричит и топает ногами. Стоит ужасный шум. Я вижу, что у Федора в глазах даже появляются слезы. Настолько мощные эмоции идут со сцены и из зала.
После концерта мы идем к "Звездным сучкам" в Гайд-парке. Мы пробыли там всего каких-то десять минут. Только-только уселись и начали разговор о том, каким классным было шоу Баммера, когда у главного входа вдруг начинается какая-то возня и движение. Мы смотрим туда и видим, что там стоит чертов Баммер все еще в своей кольчуге. Выглядит он совершенно круто. И вокруг него его помощники и обожатели. Они все улыбаются и раздают посетителям маленькие сумочки фирменного "бориса" Баммера с его логотипом. Я знаю, что эти сумочки будут очень цениться у коллекционеров, поэтому прячу свою подальше. А Федор свою тут же открывает и, не думая, заглатывает ее содержимое. Поэтому я делаю то же самое. Но все-таки я не открывал свою дольше, поэтому я выиграл. В общем, вечер проходит просто офигенно.