Более простого и одновременно сложного вопроса Владимир задать не мог.
Я родился в Эйвбери и ходил в местную начальную школу. Потом надолго уехал – окончил в Лондоне полицейское училище, служил в графствах Ланкастер и Кембриджшир, однако при первой возможности вернулся в родные пенаты и вот уже два десятка лет возглавляю здесь полицейское отделение. Хотя, если откровенно, его правильнее назвать участком с несколькими полицейскими и зоной ответственности, охватывающей, кроме Эйвбери, три окрестные деревни. В чины не выбился, ну да бог с ним. Ещё Цезарь сказал, что лучше быть первым в галльской деревушке, чем последним в Риме.
Так вот, Эйвбери…
Что ответить Владимиру? Что родное место от века окутано покровом тайны? Что здесь с незапамятных времён бесследно пропадали люди? Что иногда в жаркие дни возле мегалитов начинает дрожать воздух, и в летнем мареве сами собой возникают картины, на которых беззвучно бьются рыцари-всадники, поют менестрели, прогуливаются прекрасные дамы в одеждах эпохи короля Артура? Что, наконец, пустошь за окраиной деревни издревле считается излюбленным местом шабаша британских ведьм? Во всяком случае, иногда по ночам равнина местами тускло светится, а земля еле слышно гудит…
Кстати, имелась в деревне и собственная ведьма. Звали её Дженет, фамилии никто никогда не знал, как и возраста. Ну, старуха и старуха. Ходила она в допотопном платье, недобрым лицом с крючковатым носом способна была напугать любого, по общему суждению умела колдовать, так что с ней предпочитали не связываться. Правда, это не мешало ей работать служанкой в одном почтенном доме и воспитывать маленькую дочь хозяев, которая к Дженет была очень привязана. А вот я её побаивался. Хотя бы потому, что сельчане время от времени видели старуху возле гробницы Вест-Кеннет. А гробницу обходят стороной даже днём, потому что – страшно… Именно здесь бродит призрак седобородого старика в белой хламиде. Я сам его видел в детстве и до сих пор не пойму, как не умер от ужаса.
Было мне лет двенадцать, и я допоздна задержался на равнине – вместе с двумя приятелями ловил сусликов. Увлеклись до того, что и не заметили, как стемнело. Мы быстро пошли домой, держа путь на деревенские огни, мерцающие далеко впереди. Призрак возник перед нами совершенно неожиданно, словно вырос из-под земли. Это была светящаяся тень высокого старого человека с размытыми чертами лица в обрамлении длинной седой бороды, одетого в некое подобие белого халата и остроконечную шапку. Мы застыли на месте, словно парализованные. Старик неторопливо приблизился и поочерёдно возложил каждому из нас на головы бесплотные руки. Я закрыл глаза и непослушными губами зашептал молитву. Однако никакого вреда призрак нам не причинил. Отступив на шаг, он издал глубокий вздох и пропал – столь же внезапно, как и появился. И лишь тогда, стряхнув наваждение и задыхаясь от страха, мы помчались в деревню. Корзину с пойманными сусликами, конечно, потеряли. Надеюсь, они смогли выбраться на волю…
Поразительно, что родители ничуть не удивились моему рассказу. Они, я бы сказал, отнеслись к нему как-то обыденно. "Бывает…", – сказал отец сквозь зубы. А мать строго-настрого запретила впредь шляться за околицей с наступлением темноты. Так же спокойно воспринял мой рассказ наш учитель мистер Руперт, с которым я был очень дружен.
Тщательно подбирая слова́, он объяснил мне, сгорающему от любопытства, что Эйвбери – место особое, осенённое благодатью древних британских богов. Не зря, совсем не зря оно много тысячелетий назад было огорожено кольцами из огромных каменных глыб. "Внутри этих колец, мой мальчик, время нынешнее смешалось со временами давно ушедшими. Кроме законов природы здесь действует что-то ещё. Вот мы живём в удобных домах, слушаем радио, ездим на машинах. Всё как полагается в двадцатом веке. Но в любой момент, выйдя на улицу, ты можешь неожиданно, сам того не желая, сделать шаг в иной мир и навсегда пропасть для мира нашего. Или встретиться с призраком человека, чьи кости давно истлели. Или услышать некие голоса, звучавшие в эпоху наших пращуров…"
"Но как всё это объяснить?" – спросил я в смятении. Учитель развёл руками: "Никто этого не знает, мой мальчик. Одни говорят, что возле мегалитов в древности хоронили друидов. Их души по сей день бродят в окрестностях деревни и не могут смириться с тем, что времена изменились. А ещё говорят, что Эйвбери волей богов стал с незапамятных времён пуповиной, через которую Земля соединяется с космосом…" "Зачем?" Учитель вздохнул: "Гадать о божьем промысле – дело неблагодарное. Может, небесным силам просто нужна дверь, через которую они легко и просто попадают в земной мир с горних высей. И всякий раз, когда это случается, в Эйвбери происходят странные и непонятные для обычных людей события…"
"Но ведь выходит, что мы живём в опасном месте, – потрясённо сказал я. – Почему же никто отсюда не уезжает?" Добрый мистер Руперт погладил меня по голове и негромко произнёс: "Ты знаешь, я сам думал об этом. Казалось бы, что за радость жить по соседству с жутью? И всё-таки людей здесь что-то держит. А если кто и уезжает, то чаще всего рано или поздно возвращается. Вот я, например. Представь, однажды меня пригласили преподавать в Оксфорд, но я там не продержался и года. Заскучал, что ли… Эйвбери – место тёмное и необъяснимое, однако другого такого на всей Земле нет. Временами бывает страшно, зато всегда интересно. И мы, живущие здесь, это понимаем…"
Разговор с учителем Рупертом я вспомнил много лет спустя, когда, узнав, что в Эйвбери освобождается место начальника отделения, изо всех сил постарался его занять. Вроде бы карьера в Кембриджшире складывалась неплохо, и перспектива была вплоть до перевода в Лондон, однако вдруг невероятно потянуло на родину, в деревню, взятую в плен мегалитами, где, может быть, небеса нечувствительно смыкаются с земной твердью…
Владимир Ходько
Слушая Вильямса, я краем глаза следил за человеком, неторопливо идущим к нам по равнине со стороны мегалитов. Когда он приблизился, я с некоторым удивлением узнал в нём нашего товарища по вчерашним событиям биолога Баррета. Хотя чему удивляться? Приехал отдыхать, вот и прогуливается. Бредёт не спеша, пиная мелкие камни, щедро усеявшие равнину. Дышит загадочным воздухом древнего места… Одет в широкую куртку болотного цвета и джинсы, лысую голову прикрывала суконная кепка. В спортивной сумке через плечо что-то тихонько булькало.
– Не помешаю? – спросил академик, пожимая нам руки. – Вы тут, наверное, ведёте расследование?
– Да нет, беседы беседуем, – ответил я.
– А также разговоры разговариваем, – подтвердил Вадим. – Вот лейтенант на правах старожила рассказывает нам про Эйвбери.
Баррет хмыкнул:
– Ну, это тема необъятная, к ужину можно не ждать… Хотите, угадаю, о чём шла речь?
– Сделайте одолжение, – сдержанно сказал Вильямс.
– Вы сообщили, что Эйвбери – самое таинственное место на планете. Мегалиты сооружены ещё языческими богами, а в окрестностях в незапамятные времена хоронили друидов, чьи души по сей день шляются неподалёку от деревни и смущают обывателей. Иногда здесь исчезают люди, порой возникают хрономиражи, на равнине время от времени ощутимо колеблется и непонятно отчего светится почва… Что там ещё? Ах, да! Существует поверье, что в дальней камере гробницы Вест-Кеннет спит вечным сном то ли один из древних героев, то ли титанов. Но когда родной Британии будет угрожать смертельная опасность, он проснётся и сокрушит любого неприятеля, ибо могуч и неуязвим… В разные времена появлялись смельчаки, готовые проверить эту легенду. Однако, вот беда: ни один из тех, кто спускался в Вест-Кеннет, назад не вернулся… Ну, как, угадал?
Мы с Вадимом переглянулись.
– В целом угадали, – сказал я. – До легенды, правда, ещё не добрались, но во всём остальном – да.
– На особую проницательность не претендую, – сообщил Баррет, запуская руку в наплечную сумку. – Просто я здесь не в первый раз и местных мифов наслушался.
– А это мифы? – вкрадчиво спросил Вадим. – Поделитесь учёным мнением.
Рука Баррета вынырнула из сумки с уловом в виде фляжки. Судя по запаху, виски. Биолог сделал солидный глоток и скривился – возможно, от удовольствия.
– Не угодно ли по глоточку? – спросил он, отдышавшись.
Вильямс отказался. Мы с Вадимом из вежливости пропустили граммов по двадцать. Виски оказался приличным.
– Так вот, мифы или нет, – заговорил оживившийся Баррет, убирая фляжку. – Вы будете смеяться, но лично я склонен думать, что главным образом нет.
Вадим тяжко вздохнул.
– Тут уж не до смеха, – проворчал он. – То есть местным легендам вы доверяете?
– В общем, да. Есть на то основания.
– Так поделитесь!
– Извольте… – Баррет присел на соседний валун и окинул немногочисленную аудиторию пытливым взглядом. – Во-первых, кое-что мне довелось видеть собственными глазами. Например, год назад, ночью в поле, я видел призрак. Какой-то высокий худой старик с длинной бородой, в плаще с островерхим капюшоном. Правда, когда я сделал попытку приблизиться, он взмахнул руками и тут же исчез…
Лицо у Вильямса сделалось удивлённо-недоверчивым.
– Позвольте узнать, что вы делали ночью в поле? – спросил он, хмурясь.
– Ничего противозаконного, – ответил Баррет с коротким смешком. – Мне рассказали, что по ночам на равнине бродят призраки, и я решил удостовериться.
– Неужто не боялись?
– Нет, – отрезал академик.
О как! Совершенно бесстрашный коротышка. Я бы, пожалуй, не рискнул удовлетворять любопытство подобным образом. Вот не думал, что занятия биологией делают человека таким храбрым…
– Наблюдал я однажды и хрономираж, – продолжал Баррет. – Это было возле мегалита, прямо среди белого дня. Представьте, в воздухе, словно фотография в проявителе, метрах в десяти от меня начала проступать картина. Довольно трогательная, признаться. Израненный рыцарь в доспехах, с лицом в крови лежит на земле, а над ним беззвучно рыдает златовласая девушка в длинном платье тёмно-коричневого цвета, гладит голову. В общем, немой кинематограф. Через пару минут картина исчезла, но не сразу – как бы растаяла в воздухе. А я стоял столбом и ещё долго приходил в себя… – Баррет снова достал из сумки заветную фляжку и добавил: – Вот как после этого считать рассказы местных жителей выдумками?
Вадим задумался, поскрёб висок, и я вдруг заметил, что в его тёмной шевелюре проросла седина. А всё служба, мать её… И сорока нет, а уже хватает и седых волос, и морщин, и шрамов. Я сам такой…
– Ну, хорошо, – произнёс наконец Вадим. – Если не суеверие и не байки, то как всё это объяснить?
– Н-ну, есть кое-какие мысли, – скромно признался Баррет, вытирая губы и протягивая нам фляжку. – Я бы даже сказал, попытка гипотезы.
– Огласите, пожалуйста, – проникновенно попросил я, принимая сосуд.
Вильямс сделал шажок в сторону академика. Для лейтенанта, как аборигена, тема была животрепещущей.
– Собственно, гипотеза простая… Эйвбери, господа, не что иное как заповедник.
С этими словами Баррет занялся раскуриванием сигары, давая нам возможность осмыслить его определение.
– Вы продолжайте, продолжайте, – нетерпеливо произнёс я. – Не томите слушателей.
– Боже упаси… В принципе, что такое заповедник? Это место, сохранившее свою первозданность. Применительно к Эйвбери можно сказать, что в каком-то смысле время здесь остановилось. Разумеется, все признаки цивилизации налицо, однако некоторые особенности территории сохранились с незапамятных эпох. Именно эти особенности по-прежнему определяют специфику местной жизни, как и тысячелетия назад.
– В чём специфика? – быстро спросил Вадим.
Баррет развёл руками.
– Ну, как же… Эйвбери – это иррациональный островок в море победившего материализма. Здесь от века, я бы сказал, системно происходили и происходят мистические события и явления. Чушь, дичь, небывальщина, но происходят же! Деревенские жители воспринимают это как повседневную реальность, как данность, и, в общем, притерпелись, хотя и побаиваются. А приезжие, вроде нас с вами, считают рассказы о местных тайнах простыми баснями, сочинёнными для привлечения туристов…
Я скосил глаза на Вильямса. Тот слегка кивнул. На некрасивом топорном лице застыло странное выражение.
– Насчёт заповедника мысль интересная, – задумчиво сказал Вадим, сунув руки в карманы куртки. – Но как он возник? Почему?
– Мегалиты, господа, – изрёк Баррет и сделал паузу. В ходе паузы произошло последнее сражение с фляжкой, после чего опустевший сосуд улёгся в сумку, а разрумянившийся биолог заново раскурил сигару.
– Совершенно очевидно, что человеческими руками создать комплекс Эйвбери пять тысяч лет назад было невозможно, – продолжал он. – Не имелось таких технологий. Слишком тяжелы глыбы, слишком велик масштаб сооружения. Здесь в ту эпоху и населения-то почти не было. Методом исключения мы приходим к выводу, что Эйвбери построили некие высшие силы. В местной традиции – древние языческие боги. По другой версии, это сделали инопланетяне. Кто именно возвёл Эйвбери, в наших рассуждениях неважно. Важно, зачем.
– Да, зачем? – настороженно спросил Вильямс.
– Ну, тут можно только гадать… Лично я склоняюсь к гипотезе, что кольцом мегалитов огородили территорию, которую высшие силы использовали для каких-то определённых целей. Может, титаны древности состязались здесь в силе и ловкости. Строим же мы футбольные поля и площадки для гольфа… Может, инопланетяне разместили здесь свой космодром и земную базу. В сущности, и это не столь важно. Важнее понять, какие последствия для территории возымели неведомые нам действия высших сил, очевидно, совершаемые в течение неопределённо долгого времени.
– Вы нас окончательно заинтриговали, – кротко признался Вадим. – О каких последствиях может идти речь?
Баррет усмехнулся:
– О серьёзных, мой друг. Игры богов не проходят бесследно. Похоже, что остаточная энергетика неведомых высших сил существенно изменила геофизические характеристики местности. Вариант: высшие силы избрали эту территорию для своих целей именно потому, что здесь изначально существовала геопатогенная зона, комфортная для них своими особенностями. Здесь повышенный радиационный фон, хотя видимых причин для этого нет, здесь зафиксирована аномальная ионизация воздуха. Или такой любопытный факт: домашние хозяйки столетиями готовят чай и не подозревают, что в Эйвбери вода закипает при девяноста пяти градусах по Цельсию, хотя во всём Альбионе, да и в мире, не считая высокогорной местности, при ста. А постоянные радиопомехи неизвестного происхождения? А шаровые молнии, которые здесь появляются чуть ли не чаще, чем во всех остальных странах Европы, вместе взятых? Но, в общем, это мелочи, господа, по сравнению с главным…
Биолог замолчал и, встав с валуна, принялся разминать ноги.
– Исчезновение людей, хрономиражи и привидения, – продолжал он, рассеянно глядя на равнину. – С позиций традиционной науки это необъяснимо. Но если вспомнить непризнанную теорию параллельных миров Эдельберга-Вайсмана, многое становится на свои места, не так ли? Параллельных пространств, согласно теории, неопределённое множество. Фундаментом их существования является Земля, её биологические, климатические и прочие условия. Поэтому каждое пространство населено такими же людьми, как мы, да и развитие идёт, в общем, сходными путями, только эпохи разные. Мы вот двадцать первый век разменяли, а где-то ещё из палеолита не вышли. Или Алая Роза воюет с Белой. Или только-только грянула французская революция. И когда волновые резонансы пространств как физических макросистем на короткое время совпадают, нашему взгляду вдруг открываются удивительные картины. То есть, те самые хрономиражи. А люди, на беду оказавшиеся в точке пересечения нашего мира с миром иным, пропадают навеки… Вы спросите, почему пространства смыкаются именно здесь, в Эйвбери. А я напомню про повышенную энергетику местности. Здесь аномалия, господа, вот в этом можно не сомневаться.
Я почувствовал невольный озноб. Хорошенькое дело! Эйвбери мне нравился всё меньше. Если академик прав, тут в любой момент можно ожидать чёрт знает чего… Мегалиты угрожающе маячили на горизонте, словно врытые в землю каменные копья, дырявящие низкое серое небо.
– А привидения? – спросил Вадим. – Они-то откуда?
– С ними сложнее… В порядке бреда можно предположить, что аномальная энергетика территории, словно магнит, притягивает из тонких миров эфирные тела людей, когда-то похороненных в Эйвбери. Я же говорю, здесь много такого, что в другом месте просто немыслимо.
Вильямс сильно потёр лоб.
– Насчёт параллельных пространств и тонких миров я не специалист, но сдаётся мне, мистер Баррет, что вы в чём-то правы, – сказал он.
– Моя гипотеза, кстати, объясняет ещё одно обстоятельство, – подхватил биолог. – Насколько мне известно, местные жители неохотно покидают Эйвбери, а многие из тех, что уехали, потом возвращаются. (Вадим покосился на Вильямса.) И дело отнюдь не в тоске по родным пенатам. Просто своеобразие климатических и геофизических условий, в которых жили сотни поколений Эйвбери, породили в организмах аборигенов некую мутацию на генном уровне. Как биолог, я считаю это вполне реальным. И, таким образом, тяга к родным местам – своего рода физическая зависимость от здешней аномалии. Покинув её, уроженец деревни начинает подсознательно ощущать дискомфорт, переходящий в депрессию. Ну, вот как наркоман страдает без дозы…
Лейтенант оскорбился:
– Насчёт мутантов и наркоманов полегче, господин академик, – сказал он, выпятив квадратную челюсть. – Я, между прочим, сам из аборигенов, как вы изволили выразиться. Выходит, я мутант?
– Ну, это можно определить лишь после исследования вашего организма на генном и клеточном уровне, – ответил Баррет, с интересом глядя на Вильямса. – Если хотите, могу организовать… Кстати, вы зря обиделись. Существует немало скрытых мутантов, чьи особенности в течение всей жизни никак не проявляются. Или проявляются лишь в каких-то экстремальных ситуациях…
Вильямс засопел и отвернулся. Всё-таки обиделся. Но, между прочим, сам того не зная, Баррет попал в точку: уехав из родных мест, лейтенант сюда вернулся…
– Для биолога вы на редкость хорошо разбираетесь в физических проблемах, – польстил я коротышке, но тот лишь отмахнулся:
– Пустое! То, что я высказал, лишь общая гипотеза. Гораздо труднее понять механизм воздействия аномальных условий на людей и законы природы. Для этого нужна комплексная научная экспедиция, и не одна. К тому же гипотеза не моя. Её высказал один мой… м-м… знакомый физик. Он буквально бредил Эйвбери, не раз бывал здесь со всякими приборами и постоянно твердил, что в этой деревушке сокрыты какие-то умопомрачительные тайны. Вот он как раз пытался организовать экспедицию… но не успел.
– Почему?
– Погиб в автокатастрофе, – коротко сказал Баррет.
Установилось неловкое молчание. Биолог зябко запахнул куртку. Ближе к вечеру становилось прохладно, с неба решительно срывались крупные капли дождя… тоже мне, лето называется. Всё у них в этом Альбионе не по-людски…
Вильямс вопросительно посмотрел на нас.
– Пожалуй, на сегодня хватит, – решил я. – Ты как, Вадим?
– Поддерживаю, – откликнулся тот. – Поехали в гостиницу. Поужинаем, обменяемся. Узнаем, что у Буранова с "Наследием прошлого". Мистер Баррет, у нас машина, можем подбросить.