– Вы хотели бы увидеть что-нибудь специфическое? – гонку Саймона по залам остановила служительница музея, серая крыса с редким хвостиком волос, перетянутых цветной перевязью. Концы ленты кокетливо свисали по спине крысы.
Саймон дотянулся и намотал ленту на руку. Крыса пискнула.
– Где зал оружия конца прошлого века? – прошипел Саймон, стараясь не привлекать постороннего внимания: к массовым репрессиям готовятся заранее, не так ли?
Однако даже взорвавшаяся мина была бы не способна нарушить невозмутимость текущего мимо людского потока.
– Гранатомет с автоматической подзарядкой подойдет? – просипела служительница, указывая на приваренный к постаменту ящик серого металла.
– Идиотка! – сплюнул Саймон, отпуская тут же исчезнувшую зверюшку.
Зал, который искал Филлипс, популярностью не пользовался. Видимо, люди будущего интересовались исключительно средствами массового уничтожения, и личное оружие их не впечатляло.
Зал был отделен от остальных помещений музея бронированной блестящей дверью с указанием периода, к которому принадлежали экспонаты.
Саймон провел пальцем по металлу – осталась очищенная от пыли бороздка.
– Дьявол, – оглянулся негр в поисках какого-нибудь массивного предмета.
Он двинул дверь плечом. Навалился всем телом. Металл даже не дрогнул.
– Вы позволите? – потеснил негра невысокий паренек, чуть ли не подросток. Удивляла лишь редкая бороденка.
– Ну, рискни! – прикусил губу Саймон, отступая.
Парнишка назвал период и повернул ручку. Дверь легко отворилась.
Саймон, отшвырнув благодетеля, хищно нырнул в образовавшуюся щель.
– Эй, я – Чарли! Запомни: разор Чарли! – крикнул вслед парень, потирая ушибленное плечо.
Начать с того, что огромное пространство, радуя глаз Саймона, не имело ни одной волнистой, а тем более округлой линии.
Квадратное помещение геометрическим кубом врезалось в длину, ширину и высоту.
Кубы поменьше, прямоугольники и треугольные пирамиды служили внутренней начинкой зала.
Филлипс присвистнул:
– Ни фига себе натюрморт с дичью!
Он оторопел: за всю свою многогрешную жизнь он и не предполагал, что родное времечко было так насыщено диковинным оружием.
Филлипс поднял с пола первое, что подвернулось, приспособил штуковину к ладони. Так и эдак повернул простенькую плоскую коробочку. Внезапно одна из сторон засветилась резким ярко голубым свечением. Луч упал на дверь, в металле образовалась аккуратная дырочка, сквозь которую виднелся коридор.
Саймон вертел оружие, пытаясь остановить адский луч, но сияние неизменно было направлено в сторону двери. Филлипс перепугался.
Черт его знает, как обращаться с этой штуковиной, которая насквозь прожигает металл. Между тем луч чуть сместился. Потом двинулся по вертикали. Коробка заметно нагревалась.
– Сейчас как рванет! – ударила в голову шальная мысль. Саймон бросился за груду ящиков в углу и затих.
Из-за двери раздавались встревоженные голоса.
– Вы будете оштрафованы за нарушение музейных инструкций! – послышался включенный динамик.
Филлипс выполз из укрытия. Дверь была усеяна мелкими дырочками. Образовавшийся треугольник как раз соответствовал росту Филлипса. Саймон осторожно толкнул его от себя и взрезанный кусок бронированной двери выпал, грохнув эхом по этажам музея.
Саймон запихнул коробочку за ремень брюк, лихорадочно хватая ближайшие к нему предметы. К залу, топая сапогами, спешили роботы-охранники.
– Через две с половиной минуты вы подвергнетесь уголовной ответственности за кражу музейных экспонатов! – предупредил динамик.
– А, заткнись, дубина! – отмахнулся Саймон, рассматривая некоторое подобие пистолета со сломанным курком.
– И еще вы оштрафованы за употребление нецензурных выражений! – мстительно добавил все тот же голос.
– Пух, – прицелился Саймон в зарешеченный квадратик динамика, губами имитируя выстрел.
Динамик тут же задымил, умолк, почернел и обуглился.
– Хороша игрушка! – Филлипс одобрительно повертел пистолет.
Весь остальной хлам, кроме светящейся коробочки, Саймон выбросил – Филлипс не считал, что в барахле есть хоть какой-нибудь смысл.
Но на всякий случай, распихивая почетный экскорт роботов, умолявших Саймона сдать оружие, Филлипс запомнил расположение лестниц, ведущих к этому залу.
Филлипс вошел во вкус, прожигая в нагрудных пластинках роботов дырки. Механические человечки несколько мгновений еще функционировали, однообразно твердя: "Вы нарушили инструкции! Сдайте, пожалуйста, оружие!" – а потом брякались на пол, пугая шумом детей.
– Мистер, дайте стрельнуть!
Саймон уставился на давешнего подростка – специалиста по дверным ручкам. Что-то Филлипса подтолкнуло, и он протянул парнишке пистолет.
Подросток вытянул руку и провел в пространстве вертикальную полоску. Фигурка служительницы, прочерченная черной полоской, распалась на две ровные половинки.
Парень передал Саймону оружие.
– А теперь, мистер, убегаем! – ухмыльнулся паренек до ушей.
– Кто – я? Бежать? С этой игрушкой? – Саймон презрительно окинул его взглядом. – В следующий раз, когда захочешь мне что-нибудь предложить, прежде хорошенько подумай, чтобы не нарваться на грубость.
"Стоило ли трудиться меня размораживать, – мимолетно припомнил Саймон Эдгара Бредли, – если у них тут еще почище субъекты ходят?"
– В таком случае, я подожду вас у выхода, – все так же улыбаясь, сказал парень. – Очень надеюсь еще увидеть вас живым.
Пока Саймон решал, сказать ли сначала этому умнику несколько откровенных слов, или сразу врезать в морду, тот исчез, словно испарился.
Зато с другой стороны, за спиной у Саймона, послышался голос, от которого он даже вздрогнул.
– Ну, что, Саймон Филлипс, вот мы и снова встретились, – громом пронеслось по музею.
Этот голос Саймон узнал бы из тысячи голосов, потому что принадлежал он Джону Спаркслину, его заклятому врагу. В любое время суток, среди дня и ночи Саймон готов был бросить все на свете, чтобы повстречаться с ним, вцепиться руками в его горло и давить до тех пор, пока не почувствует, что душа из тела врага выходит вон.
Саймон резко обернулся. Глаза его вспыхнули ненавистью и злобой.
– Надеюсь, эта встреча будет последней! Последней для тебя, коп! – крикнул он.
– Я тоже надеюсь, даже больше, чем уверен, что после нашей встречи тебя ждет прямая дорога в ад.
– Ошибаешься, Спаркслин! Я ее с удовольствием уступлю тебе!
Саймон выстрелил, почти не целясь.
Пуля ударилась о металл, высекая искры. Спаркслин бросился за стену.
– Я вижу, ты что-то начал промахиваться. Наверное, руки от страха дрожат, а? Боишься умереть?
– Бояться надо тебе… – начал было Саймон, но выстрел со стороны Спаркслина заставил его на мгновение замолчать и упасть на пол.
Пуля ударила совсем рядом, выбив из стены большой кусок штукатурки.
– Что ж ты замолчал, Филлипс? Или я уже обращаюсь к покойнику?
Спаркслин, впрочем, не надеялся, что так легко избавится от своего заклятого врага. И тот не замедлил отозваться.
– Не дождешься! – Саймон поднялся с пола и несколько раз выстрелил.
Помещение наполнилось грохотом, от которого, казалось, вот-вот треснут стены. Звенело разбитое стекло, от мраморных плит откалывались большие куски, падали деревянные стойки. Пули проходили сквозь железо, словно сквозь обыкновенную тонкую ткань. Это было плодом десятилетней работы оружейного мастера Питера Клинтона, который наделил разрывные пули новыми качествами.
– Ты еще жив, Спаркслин! – крикнул Саймон, и ответом ему было несколько выстрелов.
Саймону казалось, что по нему стреляют со всех сторон. Все рушилось, гремело, сыпалось, брызгало ему в лицо осколками. Саймон уже начал жалеть, что ввязался в эту переделку. Спаркслин прыгал из стороны в сторону, как рысь, полз по полу, как змея, а пули, посланные в него, приблизившись как-будто изменяли траекторию полета и проносились мимо.
– Господи, и надо же было случиться, чтобы нас одновременно вытащили из этих чертовых ванн, – пробормотал Саймон и тут же крикнул:
– Эй, коп, ты еще не начал жалеть, что тебя выпустили из ванны? Там ведь спокойнее, а?
– Ты лучше думай о себе, – ответил Спаркслин, – пока у тебя еще есть такая возможность.
Тишину опять разорвали выстрелы.
– О, Господи, кто-нибудь, верните меня обратно в мой холодильник! – как-то уж больно весело завизжал Саймон, и было непонятно, говорит он серьезно, или вся эта переделка для него не больше, чем игра.
В музее находилось большое количество различного оружия, которым пользовались американцы на протяжении прошлого столетия. Трудно сказать, какую цель преследовали создатели музея, когда снабдили оружие полным боекомплектом, но Спаркслину и Саймону это очень пригодилось. Одиночные пистолетные выстрелы то и дело сменяли автоматные очереди, которые тут же заглушал гранатомет.
– Великолепно, просто великолепно! – кричал Саймон. – Ну, давай, давай!
Буквально за несколько минут сверкающий позолотой зал музея превратился в развалины и наполнился едким дымом, от которого можно было задохнуться.
Одна из металлических стоек полетела прямо на Филлипса. Он отшатнулся, но сделал это слишком поздно.
– А-у! – заревел Саймон, чувствуя, как острая боль пронизывает все его тело. Стойка была очень тяжелой, Филлипс не устоял под ее ударом и полетел на мраморный пол.
Спаркслин бросился к нему, стреляя на ходу, но Саймон извивался, словно лежал на горячей сковородке, и все пули летели мимо.
Спаркслин был уже совсем рядом, казалось, ему ничего не стоит убить своего врага, но он почему-то медлил.
И тут Саймон в одно мгновение ока подскочил с пола, метнулся в сторону, быстро схватив лежащий рядом толстый железный прут и бросил его в Спаркслина. Прут угодил прямо в плечо. Удар был таким сильным, что Джон вскрикнул и отлетел в сторону.
Спаркслин заревел, будто медведь, и, не целясь, выпустил длинную автоматную очередь.
– Это большой мир, но, очевидно, он слишком мал для нас двоих, дорогуша, – пробормотал Саймон и растворился в густом дыме.
Через мгновение он оказался на улице и нос к носу столкнулся со знакомым пареньком.
– Да, ну и наделали вы там шуму! – восхищенно сказал тот. – А теперь пойдемте со мной!
– Это куда еще? – спросил Саймон, оглядываясь, не появился ли поблизости Спаркслин.
– Пойдемте, не пожалеете!
Паренек уверенно спускался, поворачивал, снова поднимался, пока они не оказались в помещении, похожем на подвальное.
Тут паренек сел у стены, развернул упаковку с жевательной резинкой.
Несколько бело-кремовых пластинок забросил в рот, остаток упаковки спрятал.
– Теперь, мистер, мы можем поговорить!
– Ты еще условия ставишь, щенок? – поразился Саймон неслыханной наглости малолетки, ощупывая пистолет в кармане.
Все-таки сумеречный свет и липкие следы плесени на стенах подвала Саймону не очень нравились.
– Я – не щенок, мистер Филлипс, – спокойно возразил паренек, надувая резиновый шар. Резинка лопнула. – Я – из разоров.
– Это еще что за типы? – поинтересовался Саймон.
– Нам давно нужен был человек, похожий на вас!
– Ишь, – ухмыльнулся Саймон, – оказывается, я тут пользуюсь невероятной популярностью. Всем нужен!
– Всем стоять! – из-за поворота скатилась вооруженная фигура и прицелилась. – Особенно ты, Саймон, нужен мне!
Филлипс под дулом автомата обреченно поднял руки, приваренный к месту не столько страхом, сколько удивлением.
В двух шагах от Саймона из небытия возник сам лейтенант Спаркслин, гроза бедменов. Из-за его плеча выглядывала тоненькая девушка в комбезе и неловко целилась в паренька у стены.
Паренек беспокойства не проявлял, меланхолично работая челюстями. Внезапно Саймону показалось что пластина пола под ним шевельнулась. Саймон непроизвольно сгруппировался – и в следующее мгновение вверх тормашками полетел в тартарары. А пластина, перевернувшись, тут же монолитом встала на место.
Ошалевший Спаркслин бросился на колени, ища хотя бы зазор для ножа: пол выглядел так, словно был сделан из одной гранитной плиты. А преступник все же удрал прямо из-под носа.
– Это разоры! Их штучки, – устало пояснила Трейси.
Разоры были проклятьем верхнего мира. Единственным спасением от их бессмысленных жестокостей была их тупость и неорганизованность. Бандиты так часто выясняли отношения друг с другом, что на поверхности почти не показывались.
Но если разоры были лишь миной замедленного действия под Лос-Анджелесом, то Саймон Филлипс вполне был способен стать ее часовым механизмом.
– В Багдаде не все так спокойно, как казалось, – прикусил ноготь Спарк.
О ЧЕМ МОЛЧАТ ТИХОНИ
Надежды, что знакомый люк, через который Спарки уже однажды попал в подземелье, найдется, было маловато.
И увы, надежды не оправдались!
– Можем расспросить у проказоров о логове разоров! – подкинул мысль Сникс.
– Если они станут с нами разговаривать, – уточнил Пинни. Спарк осмотрел свою команду.
Заклин позаботился даже о рюкзаках и ракетницах. Трейси, от нее, как от лесного клеща, отвязаться было невозможно, вцепилась в пакет с завтраками.
– Это еще зачем? – Джон подозревал, что его ребята собрались на пикник.
– На всякий случай! – задиристо парировала Трей, но пакет все же бросила в ближайший мусоросборник.
Давние развалины аэровокзала поросли травой. Обомшелые камни фурункулами отмечали место давней трагедии.
Спарки напрягал память, отсчитывая предполагаемые до люка метры. Ноги утопали в песке. Спарки уже утрамбовал приличную бороздку, шастая взад и вперед.
Его напарники невдалеке выжидали. Пинни жонглировал мячиком для пинг-понга. Заклин и Сникс разложили на траве увеличенный план входа в подземелье, всученный чертовым официантом.
Смеркалось. Небо на горизонте заволакивали багровые разводы, обещая вертенное завтра. Солнце краем касалось холмистой равнины.
Наконец жара спала, день превратился в рассеянно водянистый свет.
– И что же теперь? – первой не выдержала Трейси, начиная зябнуть.
Поднимался ветер, заигрывая с дряхлой трухой мусора.
– А почему бы нам просто не спуститься на эскалаторе? – задумчиво спросил пространство перед собой тихоня Пинни.
– Как это? – вскинулся Сникс.
Спарки реагировал быстрее.
– Ты знаешь другой вход на подземные уровни?
– Откуда?! – округлила глаза Трейси, растирая ладонями предплечья.
– Ну, – засмущался Пинни, – понимаете, девушка там у меня… И мы встречаемся.
– И ты молчал?! – Спарки готов был убить желторотика.
Остальные испытывали очень похожие чувства, но совсем по другому поводу. Трейси брезгливо скривилась и молча пошла к аэрокару.
– Идиоты! – подытожил ситуацию Джон. Он совсем выпустил из виду, как в пресловутом Обществе мира относятся к подземельям и проказорам.
Бедняга Пинни!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НЕМНОГО СОЛНЦА В ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ
БЕРНИ БЕРНС
Несмотря на вечерний час, улицы подземного городка бурлили.
Светились окна ночных баров, устроенных из картонных коробок.
Уличная торговка горячими сосисками зычно оглашала улочку призывными воплями:
– Кому с пылу с жару! Кому горяченького!
Смешливые стайки девчушек, не очень умытых, но жизнерадостных, бросали торговке мелочь и тут же впивались здоровыми зубами в нехитрое угощение.
Городок, кое-как сляпанный из фанерных листов и коробок, раздумывал, как прожить сегодняшний день, не дожидаясь завтра.
Искусственный свет, тускловатый и отрешенный, все двадцать четыре часа суток отдавал в твое распоряжение. Тут не было ни отмеренных часов работы, ни обеденного ритуала. И каждый обитатель стремился быть именно в этот час и в эту минуту, не загадывая надолго.
Чтобы о тебе помнили потомки, вовсе не обязательно долго и нудно раздумывать о вечности, которую все равно никогда не увидишь. Достаточно наскоро перекусить, иметь приятелей и славную подружку, с которой ты в любое время можешь отгородиться от улицы старой картонкой и предаваться утехам, не рассчитывая графиков и показаний медиков. Живи!
Берни Бернс, отчаянный парень и авторитет в округе, потягивал пиво, щурясь на проплывающую мимо толпу. Рядом, калачиком пристроившись у его ног, дремала Розалинда. При рождении ее называли как-то по-другому, но Берни нравилось прозвище девушки. Днем он специально для нее утащил из кафе ящик с шоколадом. Берни ласково похлопал ладонью перепачканную сластями мордочку подружки.
Когда-то, казалось Берни, что очень давно, он жил наверху. У него были абсолютно пристойные папа и мама, и сам Берни в день совершеннолетия получил "абсолют" с плюсом: общество готово было принять Бернарда Бернса с распростертыми объятиями.
Так бы, наверняка, и случилось, если бы на радостях родители не подарили юноше одноместный аэрокар. Берни, несмотря на инфантильное воспитание, с генами деда-электронщика бороться не смог – из летающей тарелки Берни смастерил по найденным на чердаке чертежам нечто бесподобное.
Аэрокар вздулся пузырем, выпучил глаза-стекла, чтобы иметь круговой обзор. Блок управления Берни выдрал с корнем, а вместо послушного компьютера вмонтировал в панель приборы ручного управления. Рычаги ходили с натугой, приборы скорости и направления полета включались через раз, а топливная отметка, хоть залей баки доверху, намертво вросла в "ноль".
Родители морщились, но молчали: мальчика не стоило раздражать перед испытанием в университет.
Берни заявлялся домой по ночам, исцарапанный, перемазанный, но счастливый.
Катастрофа разразилась быстро, но совершенно случайно. Берни послал запрос в Нью-Йорк, в техническую школу пилотирования. И даже получил ответ: туманный, но безапелляционный.
Не сказав никому ни слова, Берни со своей неистребимой самоуверенностью юности решил слетать в неведомый город, чтобы на месте доказать, как ему нужно стать пилотом-испытателем.
Его аэрокар, окрашенный в золотистые звездочки, взмыл в раннее небо, взяв курс вглубь континента.
Внизу прилип Лос-Анджелес, совсем не привычный и мало знакомый. Словно разлили серую краску. Краска небрежно присохла, кое-где вздувшись волдырями куполов, кое-где зубчатыми наростами вспарывая пространство.
Вдали повторением разлили соседний с Лос-Анджелесом городок. Берни покосился на вечный "ноль" топлива и направил аппарат на дозаправку: несколько сантиметров на карте уже обернулись шестью часами лета.
Берни забеспокоился: он уже час летел в направлении серо-голубых громад города на горизонте, а ни на сантиметр не приблизился. Под ним простиралась желтая песчаная пустыня. Под ним агатовым зеркалом чернела застывшая лава. По слухам, тут находились сельские фермы, где люди выращивали мясо для бифштексов и животных, которые давали сливки к кофе. Ну и диковинно должно были выглядеть их звери, способные жить в абсолютном аду. Ни кустика, ни зеленого пятна травы. Мотор угрожающе зачихал. Берни прислушался к другу, склонив голову к плечу. Все же рискнул посадить машину – до странного города на горизонте, по-прежнему, оставалась вечность.