Глава 12. Договор
По условиям добровольно заключенного договора, возникла одна сторона, в лице деда, который теперь именовал себя не иначе как господин учитель. С другой стороны оказались мы. Тоже грязные, но вдобавок обязанные первой бородатой стороне по самое небалуй. А именно – мы должны закончить начатое волшебство с костью гаспаровых предков. То есть, превратить кошмарною кость в фиг знает на что похожую волшебную палочку. Но это еще не все. Надо покарать злодея. Поскольку господин учитель уверен – сор из избы выносить нельзя. Мне показалось, дед действительно боится вторжения чужих магов в дела его народа.
Ну и напоследок, при помощи созданной волшебной палочки, на нас взвалили обязанность исправить порушенные границы. По словам первой требовательной стороны, границы сами собой восстановятся, как только мы исполним первую часть договора. Так что с этим проблем возникнуть не должно. И именно поэтому я стразу решила, что дед утаивает какие-то важные детали предстоящей операции. Вполне возможно, опасной.
Тут я запуталась, но решила – пусть ребята сами разбираются, мне от их переговоров уже тошно. Торгуются как на рынке. А что выторговали? На одной чаше весов наши обязанности, а на другой – останки Гаспара. Которые господину учителю на какой-то фиг нужны до зарезу.
– Хороший договор, – доверительно сообщил мне Пиксель, вытаскивая из волос уже подсохшие водоросли.
– А что в нем хорошего?
Я напрягла память, вспомнила легенду и всерьез рассердилась.
– Переться хрен знает куда под радугу. Отлавливать злодея. Дела чужие поправлять. А нам-то что за это будет?
– Дед, тьфу, господин учитель, – а какая нам выгода со всей этой суеты?
До старика дошло, что Пиксель начинает соображать правильно.
– Как какая? Вы и так уже свою выгоду получили. Стареть долго не будете, да способности волшебные при вас останутся, – он понял, что проговорился и умолк.
– Это оттого что мы Гаспара съели? – вкрадчиво уточнил Тоник.
Он теперь смешнее нашего выглядел. Лицо почти чистое, а светлые волосы стали как попользованная швабра. Кошмарный вариант панкерского хаера. Я чуть не хихикнула, воображая, как он обалдеет, увидя свое отражение. Жаль, у меня зеркала с собой нет. Или есть? Надо в рюкзаке поискать. Тут я поймала насмешливый взгляд Тоника. Черт! Похоже, я выгляжу не лучше. Где это поганое зеркало, посмотреть бы на что мое лицо похоже. Наверняка, такой красивой я раньше никогда не была. А если по-честному, для меня хуже некуда не знать, как я выгляжу, если на меня смотрят как на чучело. Уверенность куда-то пропадает и я становлюсь злой. Вот щас психану не по-детски.
– Ты что рожи корчишь? – не понимая, в чем дело, спросил Пиксель, – Разговор серьезный, а она не слушает совсем.
– Я слушаю, – прорычала я, – Только вы муру какую-то несете. Время идет, а результат нулевой.
Учитель и Пиксель слегка огорчились от моих слов. Вроде как обиделись даже.
– А что тебе знать-то нужно? – старик начал хлестать себя руками по щекам, сбивая грязь.
– Мне главное нужно знать. Про меня. Кто я теперь? – голос у меня был вздорный, признаю, но справиться с раздражением никак не получалось.
На деда напал приступ откровенности и он поведал страшную тайну – теперь мы тоже не просто так себе иноземники. Мы теперь фиг знает что можем. Он сам не знает что именно, но сила гаспарова по одной трети на каждого распределилась и, судя по показаниям измерителя магического уровня, она неуклонно повышается. Меня это не вдохновило, лучше бы он нам пару очищающих заклинаний подарил. Из вредности я тут же про них спросила.
– А зачем они тебе? Ты что – стирать не умеешь? – огрызнулся вредный старик.
– Так и скажите, что не знаете!
– Ты и сама можешь догадаться, как это делается.
Решив, что мне теперь все стало понятно, учитель снова ввязался в продолжение диалога с Пикселем. Мама таких людей поперечинами называет. Так вот – они разговаривали как две поперечины. У каждой по камню за пазухой и каждому своя выгода нужна.
– Раз теперь у нас и так все есть, зачем мы напрягаться будем? – торговался Пиксель.
– По договору! Да ради справедливости. И в наказание за оплошность. У вас совесть есть? Знаю – есть. Вы же мне помогли шляпу получить? Значит, вы теперь благородные спасители страны нашей.
Так мы стали потенциальными героями. А господин учитель типа предводителя. Он теперь совсем разоткровенничался, рассказал. Плел что-то про ожидание дня Гаспара, как великого блага. Мол, границы прохудились совсем. А соседи, у кого условия жизни похуже, давно хотели перекроить территорию, но не осмеливались.
– У каждой окраины уровень волшебства разный. Неравномерно она распределяется. У нас, благодаря Гаспару и его предкам – чуть ли не самый высокий. А тот, кого вы черным колдуном называете, из далека приехал. В горах каменных живет. Там скудненько. Бедуют. И все на нас поглядывают – мол, хорошо живете. А у нас и, правда, хорошо. Не голодаем. Дружные. Одна беда – накрывает нас. Это все из-за пашавы. Она дурноту насылает страшную. И коли вовремя на землю не ляжешь – считай, пропал.
– Ой, а с нами такое тоже было. Но мы выжили, – вспомнила я.
– Сидели, небось. Или прилечь успели. А если бы шли или стояли – кровь их ушей и никакой лекарь вас бы не исцелил. Тут дело так обстоит. Самое главное – лежать, а еще главнее – ни о чем не думать. Если этого не сделать – мысли портятся, иногда насовсем. Можно стать как бешеная лиса и на людей кидаться станешь.
– И это все из-за смерти Гаспара? – я тоже хотела зажать тот же вопрос.
– Нет. Причина другая. Мы к этой беде привыкшие, как увидим, что магический уровень вниз пошел – ложимся себе и ждем пока отпустит.
– Весело там у вас. Обхохочешься, – печаль Пикселя была понятной.
Тоник подвел меня к железной бочке, что стояла под краем крыши домика, в ней вода была, с виду почти чистая, только пахла странно. Недолго думая, я в нее голову сунула, чтоб на человека стать похожей. А учитель продолжал пальцами бороду выбирать от черного ила. Точнее – он думал, что чище становится, а сам только грязь размазывал. Посмотрев на меня у бочки, он, недолго думая, по-быстрому сполоснул свою бесценную шляпу. Отжал ее бережно и снова уселся на скамейку. На прежнее место. Которое по понятным причинам оставалось незапачканным.
– А кто у вас главный? – Тоник решил проявить политическую любознательность.
– Да никто. Все главные. Есть конечно побогаче, познатнее, но самый уважаемые – кто талантом каким обладает. Им весь почет. Ну и волшебники – не последние люди. Только мало у нас их стало. Их с каждым поколением все меньше да слабее. Не то, что в прежние времена.
Пока учителя не занесло в воспоминания, ребята решили перекусить и старика пригласили. С зубами у него и правда оказалось не очень – парочка точно была, но он и ими смолотил наши бутеры как бобер. Ел да нахваливал. Голодный был, наверное. Чего восхитительного и "повар у вас хороший" может быть в куске хлеба с колбасой? Я так поняла – у них заводов колбасных нет, промышленность почти на нуле, прогресс технический – чуть выше, а все на волшебстве построено. Пока мы еще не видели, как оно работает, но придется узнавать – мы теперь тоже часть общей системы, блин.
– А как у вас с благами? Вот вы про "побогаче" говорили. Интересно мне знать – какие деньги в ходу? Что ценится?
Тоник так разволновался, словно тоже осесть в чужом мире задумал. Было бы здорово, если я не ошиблась.
– Богатство? Деньги? Ааа, понял я. У нас таланты ценятся. Вот, к примеру, умеешь ты делать табурет лучше всех. И каждый, кто получит твой табурет, смотрит на него и радуется – какой ты умелец замечательный. И слава про тебя по всем людям разойдется.
– Что-то я не догнал – у вас вместо денег табуреты? Вы ими расплачиваетесь?
– Вот бестолочь! Почему табуретами? Да и за что платить-то?
Похоже, моим надеждам не суждено сбыться – вряд ли Тонику может понравиться такой мир.
– У вас как у Маркса – общество, в котором произошло полное уничтожение частной собственности? – заявил Тоник.
По-честному, у меня челюсть отвисла. У старика тоже.
– У них обменно-натуральное хозяйство, – голосом профессора экономики объяснил Пиксель.
– Нет! У них все по Марксу. Коммунистический идеал – "свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех" – упорствовал Тоник.
Иногда меня одолевает желание его убить из сострадания. Из сострадания ко мне и всем, с кем он разговаривает на умные темы. Сейчас начнет в глубину нырять, сравнивать частную собственность и личную. И так всех запутает, что самому страшно станет. Однажды он договорился до того, что убедил меня в том, что даже трусы или волосы могут стать частной собственностью. Это, смотря кому они принадлежат. И как пример привел волосы Мадонны, которые какой-то пронырливый мужик собирал вокруг ее дома и продавал за бешеные деньги. И еще он сказал тогда, что Киркоров вполне может сдавать свои трусы за деньги. Примерил – плати. У меня к тому моменту ум зашел за разум и причем тут средства производства я так и не поняла.
– Как вы любите слова. Обменное, говоришь? Ну, навроде того. Если, к примеру, ты поёшь хорошо – сыт будешь и нарядов много. А если лодырь и пьяница – так нищий, по бедности долю выделят, но в шелках не погуляешь. Да и стыдно. А уж семье какой позор – слов нет сказать. Люди злопамятны. Так и будут говорить хоть через сто лет "это лодырев внук".
Не знаю как ребята, а я еще сильнее начала влюбляться в задверный мир. Вот это я понимаю – хороший мастер достоин уважения. Мой отец точно стал бы не последним человеком. Жаль, что на его работе ценится пронырливость, а не хорошо выполненная работа. А еще я знаю девчонку, она такие классные фенечки плетет. Ее тоже сюда определить надо. И ту художницу, что картины с кошками рисует. И … Я задумалась. Оказывается, я знаю совсем мало людей умеющих отлично делать свое дело. Зато тех, кто работает плохо видно сразу. Их – легион. Папа часто ругался – мол, совсем разучились работать. Им лишь бы продать втридорога. Точно! У нас много качественных жуликов. Но в дедовом мире они точно без надобности.
– Зато у них нет чиновников и врунов точно не уважают, – решил Пиксель.
Он по привычке подбросил кусочек колбаски и ловко поймал ее ртом. Тоник тут же повторил фокус. Учителю показалось их поведение замечательным и он запустил половину бутерброда вверх. Мы втроем проследили как в полете булка отделилась от колбасы и по всем законам подлости вмазала маслом старику в глаз. Смеяться было бы верхом неприличия и мы сделали вид, что ничего особенного не случилось.
– Так вот, о чем это я говорил? – растеряно спросил ослепший учитель.
– Салфеткой будет проще, – я помогла удалить масло и старик тут же нашел в траве потерянную колбасу и запихал ее в рот.
Пока он меня не видел, я покрутила пальцем у виска, объясняя ребятам, чтоб они больше не провоцировали пожилого человека на всякие детские глупости. Оба дружно пожали плечами – типа мы тут не причем, он сам дурак. А я вдруг поняла как можно избавиться от грязи. Проверить свою догадку решила на Тонике. У него на плаще засохшего ила еще много оставалось. Итак, грязь то же предмет и им можно двигать. И ничего страшного, что теперь на плаще поубавилось звезд.
– А мне! А меня! – Пиксель крутился передо мной, как волчок.
Как и Тоник, с тыла он выглядел хуже некуда, но моими стараниями превратился в опрятного мальчика. После чего преподнес мне Поттеровскую шляпу, из которой мне пришлось улетучивать грязь.
– Совести у некоторых совсем нет, – пространно заметил старик.
Пришлось помочь и ему.
– Другое дело, а то учишь их, учишь, а благодарности никакой.
Слегка оторопев, я отошла в сторону и занялась собой. Действительно – ничего сложного, нужно просто иногда включать воображение. Как в анекдоте – мухи отдельно, суп – отдельно.
Учитель попытался придать шляпе прежнюю форму, уминая кривые края, и тоже задумался. Посмотрел на меня внимательно, вижу – давно он понял, к какому полу я принадлежу, едва не сплюнул с досады, и признался как бы нехотя.
– Только беда у нас – надысь последний ребенок родился.
– Как это?
– Да так. Последний волшебник. Не родятся они теперь. Почему – никто не знает. Наверное, пашава виновата. У нас теперь за волшебника замуж никакая девка не пойдет. Даже если совсем уксусная. И не потому что детей не дождешься. А потому как разочарования не избежать. Опасное это дело – напрасные ожидания. Особенно, когда столько народу в ожидании чуда, а вместо него просто дите.
Последние слова меня были для меня неприятно понятными. От меня родители тоже ждали гениальности хоть в чем-то. Не дождались и махнули рукой.
– Такие вот дела, – специально страдальческим тоном добавил дед.
Я по стариковской хитрой роже сразу догадалась, куда он клонит. Вот влипли. Мне-то что теперь делать? Старик явно не на меня поглядывает. Ему половозрелые пожиратели Гаспара нужны. Точнее не они, а их бодрые сперматозоиды. Вместе с горячим желанием плодиться и размножаться.
Пиксель и Тоник пока ничего не поняли. Учитель выдержал длинную паузу, не дождался криков "ура-ура, мы сейчас исправим ситуацию и через девять месяцев у вас будет сотня чудесных волшебников". Я громко хихикнула, получив в ответ три взгляда разной степени хмурости.
– Обратно пора возвращаться, – уверенно заявил учитель.
Нахлобучил на голову мокрую и кривую шляпу, оглянулся на домик, на пустой пруд с каруселью посередине и припустил трусцой в нужном направлении. Мы за ним еле поспевали. У самой двери нас ждали две встревоженные тетки. Не злые командирши, а всполошенные курицы.
– Батюшки, да что же вы в последнюю минуту? – завопила одна, рассматривая старика.
– Позорники.
– Велосипеды свои тут оставьте. Мы присмотрим. Не беспокойтесь, – посоветовала вторая.
Они даже нам дверь придержали, чтоб мы в срок успели старика вернуть. Даже не попрощавшись, подтолкнули меня в спину и вот мы уже в сосновом лесу. Старик быстро пришел в себя, отдышался и заявил:
– Я так думаю. Вам сейчас лучше всего нашим на глаза не показываться. Не то слух пройдет и до черного колдуна добежит. И тогда он на вас охоту откроет.
– Он уже знает, – уверенно заявил Тоник.
Мы с Пикселем вытаращились на него – до чего он странно это сказал.
– Не может он знать.
– Знает, – упорствовал Тоник.
– Чтоб колдовство творить, ему ваша вещь нужна, – учитель торжествующе показал нам указательный палец.
Мы переглянулись и дружно приуныли.
– Ааа. Понятно. Растеряхи. Растяпы. Как можно учудить такое? Неужели вас не учили, если между магами война, любая вещь как оружие, – стариковский палец тыкал в направлении Пикселя, у него самый виноватый вид оказался.
Пиксель уставился в землю, старательно избегая смотреть на меня. Получается, я виновата. У меня даже возникло трусливое желание удрать обратно домой. Кружка моя, значит, только меня определить можно. Это как в анекдоте "а мы думали, что родители не узнают, что мы сперли у них тыщу рублей из кошелька". Но вроде как не хочется домой. Хочется увидеть, что дальше будет. Кроме того, я не одна. А ребята уже один раз колдуну этому наваляли.
– Самое главное забыл, – спохватился старик, усиленно делая вид, что только что вспомнил про это самое главное.
– Помыться?
– Это успеется. Договор закрепить надо.
Думаю, снова он сжулил. Скорее всего, на нашей земле, такое подписание договора силы не имело.
– А как? – Пиксель продолжал играть роль ответственного лица.
Для утверждения условий договора, учитель деликатно наплевал себе на ладонь и предложил Пикселю сделать то же самое. Тоник чуть в голос не смеялся. Брезгливый Пиксель отказался и потребовал клятвы на словах. Проявив незаурядную догадливость, он заставил старика сказать "чтоб я никогда не стал отличным учителем". Стерпев унижение, дед с трудом выговорил противные ему слова.
– А ты чем клясться будешь? – в отместку спросил старик.
– Чтоб мне век воли не видать!
Поразмыслив, учитель решил клятву достойно договора, но не успокоился.
– Теперь вы.
– Клянусь великом, – решил Тоник.
– А я клясться не буду. У меня принцип такой. Я лучше честное слово дам, – гордо объявила я.
– Ну, так давай, – согласился учитель и протянул оплеванную руку.
Ребята с веселым интересом наблюдали. Им было интересно, как я выпутаюсь. Черт, вроде бы в детстве я всегда так говорила и все считали такие слова достаточными.
– Вспомнила! Даю честное слово, что, – тут я замялась, соображая, как продолжить эту белиберду, – Слово даю, что не нарушу ваш договор.
– Не ваш, а наш, – поправил меня старик.
– Я так и сказала!
– Это не клятва.
– Клянусь очками своей бабушки и шахматами отца.
Детский сад какой-то. Старик кивнул и велел нам оставаться на месте.
– Погодите меня тут – сбегаю, своих предупрежу. А то они без меня шагу ступить не могут.
– Мы вас на берегу ждать будем, – решил Пиксель.
– Заодно сполоснемся по-быстрому, – поддержал его Тоник.
Старик шустро пошагал вверх по склону, а я совершила некрасивый поступок. Потихоньку пошла вслед за ним. Успев сказать ребятам, чтоб они за мной не ходили. Они решили, что мне нужно в кустики и помчались купаться.
Я так рассуждала – мои познания о магии этого мира равны нулю. Ну да, у нас есть нетрадиционная медицина, гадалки и экстрасенсы всяко-разные. И что? Откуда они понахватались своих познаний? Фиг знает. Не от нашего учителя уж точно. Настроение подпортилось. Вот, все про древние тайные знания талдычат. А в действительности, что мы знаем? Чему нас старик учить будет? Ритуалам, заклинаниям, жертвоприношениям? Что-то я сомневаюсь. У меня способности не такие как, например, у Пикселя. Надо же сначала понять чего от меня кроме карусели ожидать можно. Пока принцип один – двигаю то, что не приколочено.
А если еще подумать – да когда он нас учить-то будет? Мы же тут по делу, ходить будем, такие умные, порядок наводить, а, может, нас для этих самых кровавых приношений пригласил. В роли жертвы. Чик по горлышку – и в колодец. В общем, надо проверить, кого он там навещать собрался. Мне так спокойнее будет.
Оправдывая себя таким способом, я продолжала, как разведчик шпионить за дедом. Он меня даже не заметил. Да и не смотрел он по сторонам. Пер как лось, только песок летел из-под ног, шляпу руками придерживал. Крейсер, а не дед. С полкилометра прошли, смотрю – дети на раздолье. Шумят, играют. Кто мяч гоняет, а кто-то в песке роется – ищет какие-то круглые крупные грибы. Находит и в корзинку складывает. Радуется.
– Слушайте великую весть! – запыхавшийся учитель кричал невнятно, но спесиво.
Дети замерли, но чует мое сердце – они от него ничего великого услышать не предполагали. Один мальчик вообще мячиком неудачно кинулся – едва не сшиб старика. Вроде как не специально, но парочка лизоблюдов улыбнулись. Я видела.
– Великая весть! Дети, я покидаю вас. Ненадолго, – уточнил старик, заметив ликование на лицах учеников.